I love you, baby

- Чай, кофе? - Нет, спасибо, ничего не надо, - отворачиваюсь от чересчур улыбчивой стюардессы. Мне сейчас совсем не до веселья, хочется рвать и метать, так что, в ее же интересах больше ко мне не подходить. А все этот Беллами – мелкий истеричный засранец, который сегодня все-таки довел меня до ручки. Со своим вечным психозом и недовольством всеми вокруг он, как всегда, полез именно ко мне! У него всегда так. Если настроение хорошее, так сразу: «Домми, возьми меня на ручки!» Беллз превращается в счастливого ребенка, и, честное слово, лучше бы он оставался таким всегда, потому что второе его воплощение я терпеть не способен. И вот, этим утром он, аки фурия, налетел на меня с кулаками. Но я бы потерпел, подумаешь, всего полчасика отсидеться где-нибудь, а потом он сам успокоится. Но вершиной всего стала пощечина, которую он залепил мне на глазах у всего отеля. А главное, из-за чего?! Да я пальцем не трогал его чемодан! Я даже не знаю, о каком из трех чемоданов он говорил! В общем, спустя час я уже был в аэропорту с твердым намерением улететь куда подальше от этого чокнутого. Никакой задержки рейса не было, мы вылетели даже минут на десять раньше, чем должны были, поэтому Крис, поехавший за мной, не успел ничего сделать. А теперь я сижу в самолете, сверля взглядом спинку впереди стоящего кресла, и понимаю, что даже не знаю, куда мы летим. Я просто не обратил внимания, а сейчас и спрашивать ни у кого не хочу, потому что я не могу об этом думать. Вообще ни о чем не могу думать, кроме Беллза. Мы с ним часто ссоримся, потом миримся. Но, в конечном счете, для него это проходит практически безболезненно. Он просто забывает, что произошло, специально или случайно, не знаю. Я же так не могу. То, о чем он не помнит уже на следующий день, продолжает мучить меня неделями. Я раз за разом возвращаюсь в памяти к нашим ссорам и пытаюсь проанализировать каждую фразу. Днями, ночами, мучаю себя вопросами типа: «Почему он сказал это? Что он имел в виду?» Ищу подвох везде, где только можно. Если кто-нибудь скажет мне, что у меня паранойя, я соглашусь. Но я также знаю, откуда и почему она взялась. Я просто слишком боюсь потерять Мэтта. И сколько бы я не доказывал себе, что он никуда от меня не денется, я все равно буду бояться. Я целиком и полностью завишу от него, я не живу, я существую, когда его нет рядом. Он знает это и частенько пользуется мной, но я только терплю Мэтта с его вечными заскоками. Мы же знаем друг друга полжизни, даже больше! А за такой срок можно привыкнуть ко многому. Он знает, что ради него я готов на многое. Меня самого иногда пугает эта мысль, и я думаю, что бы я мог сделать за одну его фразу: «Я люблю тебя»? Так было еще со школьных лет, когда неизвестно откуда взявшийся, робкий, худенький паренек смог полностью подчинить себе великого и ужасного Доминика Ховарда. Я тогда просто влюбился в Беллза без памяти и не хотел думать ни о чем. Влюбленность переросла в зависимость, но я никогда не задавал себе вопроса, лучше ли мне было бы без Мэтта. Потому что, я уже просто не представляю себе, кем был бы без него. Я никогда не знал, и до сих пор не знаю точно, любит ли он меня так же, как и я его. Да, он отвечал мне взаимностью всегда, с того самого дня, как узнал о моих чувствах, и я никогда не посмею упрекать его в неискренности, но… Иногда мне кажется, что его чувства вот-вот перегорят. У него теперь есть жена, ребенок. Он счастлив, и становится счастливее с каждым днем, а я все чаще чувствую себя ненужным, лишним, в его жизни. Беллз получил все то, чего я никогда не смогу ему дать, так почему же он все еще со мной? В любой момент, в любую секунду, он может заявить мне, что я свободен. И я ничего не смогу с этим сделать. Поэтому я и мучаюсь каждый раз, когда мы ссоримся. Просто начинаю думать: «Вот оно? Это конец? Или еще рано, и он дает мне отсрочку?» И я никогда не думал о том, что стану делать, когда это случится на самом деле. Наверное, ничего. Просто перестану существовать. Смотрю в иллюминатор на бескрайние просторы облаков и думаю, что он делает сейчас. Я знаю, что практически каждый раз, когда мы ссоримся, он пишет. Чаще всего, все эти песни потом просто ложатся стопкой бумаги в ящик его письменного стола. Он ведь не хочет вспоминать, а я просто не могу читать его тексты. Но если когда-нибудь он играет их, я молча сижу рядом, или за стенкой, понимая, что он чувствует то же самое, что и я. Он тоже переживает, тоже дорожит нашими отношениями, и также может страдать. В такие минуты все мои страхи уходят, потому что я верю ему. Он никогда не пишет просто так. В каждой песне – его душа. И сейчас он тоже может сидеть и писать, потому что меня нет рядом, потому что я бросил его, по сути, из-за пустяка. Каким бы взрослым он ни был, в душе он всегда остается ребенком. И я должен быть рядом с ним, а не улетать, черт знает, куда. Чувствую, как самолет начинает снижаться, стюардесса снова проходит мимо, следя, чтобы все пристегнули ремни безопасности. Значит, еще около получаса, и мы прилетим. Нервно барабаню пальцами по ручке кресла. Быстрее, только быстрее… Стоит нам только коснуться земли, как я, не обращая внимания на недовольный голос стюардессы, выхватываю телефон и набираю заученный наизусть номер быстрее, чем нашел бы его в контактах. Два гудка, и он берет трубку. - Дом?.. - Мэтт! Я должен тебе сказать… - Нет, стой… - Мэтт, я… В общем… - Ховард, заткнись, я первый скажу, а потом ты! – кричит Беллз в трубку. Я улыбаюсь. Какая же он, все-таки, истеричка. - Хорошо. - Дом, ты прости меня, - он на секунду прерывается и шмыгает носом. Боже, Беллз, ты что, плакал? – Я не должен был сегодня на тебя кричать, и эта пощечина… Домми, я правда не хотел, ты простишь меня?! Пожалуйста… - его голос затихает, а у меня сердце сжимается от мысли, что он там сейчас один в таком состоянии. - Мэтт, ты чего? Конечно, я тебя прощаю! Я и сам тоже хорош, ни с того ни с сего взял и улетел! Только успокойся, ладно? - Я тебя люблю, Дом… - почти шепчет в трубку, а я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. - И я тебя. Мгновение Мэтт молчит, а потом оживает: - Может, ты скажешь, хотя бы, куда улетел? - Куда улетел? Сейчас, подожди секунду. Отнимаю трубку от уха, и спрашиваю у девушки, сидящей через проход: - Извините пожалуйста, не подскажете, куда мы только что прилетели? - Ну, вообще-то, в Сидней, - она смотрит на меня, как на идиота. - Ага, спасибо огромное! – отворачиваюсь от нее и вновь говорю в телефон, - Мэтт, я в Австралии! – слышу, как он смеется. - Ну и как поступим? Ты ко мне, или я к тебе? Смотрю в иллюминатор на яркое солнце. - Лучше уж ты ко мне. - У нас концерт послезавтра, не забыл? Мы успеем вернуться? Уже слышу, как он хлопает дверцей шкафа в номере и улыбаюсь: - Ну, если очень постараемся…