Sweet And Spicy

      Изуку было почти семнадцать, когда мир разделился на «до» и «после». Наступил день, когда привычные запахи распались на составляющие, став такими сильными, что оказались почти видимыми, окружая разноцветными шлейфами. Они ватой забивались в ноздри, Изуку вдыхал и вдыхал, но так и не получал нужное количество кислорода.       Люди вокруг начали пахнуть.       Случайные прохожие, одноклассники, члены семьи — все они за день начали восприниматься иначе. Да и он сам, пахнущий цветами так остро, будто вылил на себя полфлакона духов, не отличался от остальных. Нероли, тубероза и ваниль — самое то для типичного омеги.       Изуку скривился — он ненавидел собственную сущность: тощие конечности, не становившиеся мощнее несмотря на многочисленные тренировки, низкий рост и лицо, что мало чем отличалось от женского: огромные зеленые глаза, пухлые губы и россыпь веснушек. Природа решила, что он будет поддаваться, что обязательно подчинится альфе. Гормоны давили все сильнее, заставляя присматриваться к окружающим парням, принюхиваться, словно в попытке найти кого-то. Отчаянно стараясь заглушить инстинкты он набрал в весе, заедая собственную нервозность, но визуально не прибавил ни грамма.       А сегодня он вдруг почувствовал тягу. Когда заходил в класс, пытаясь совладать с тошнотой, что появилась вместе с сильными запахами, он почувствовал это — невероятный аромат, что буквально сносил крышу. Комбинация из перца и имбиря окутала Изуку с головы до ног, он вдыхал и вдыхал, не в силах остановиться. Запах тянулся через весь класс, через разговаривающих и не обращающих на него внимания одноклассников, к одному из передних столов, за которым расположился лучший ученик. Бакуго Кацуки — его Каччан — сидел там в окружении своих друзей и даже не смотрел в его сторону.       Когда Изуку шел к своему месту, что находилось прямо за Каччаном, аура альфы коснулась его, пощекотав кожу. Прищуренные недовольные глаза встретились с его собственными, и Изуку прошиб ток. Одноклассник принюхивался к нему, ноздри раздулись, алую радужку в одно мгновенье затопил черный зрачок. Верхняя губа чуть приподнялась, обнажая клыки. Это произошло за считанные секунды: приятели продолжали болтать, кто-то смеялся, размахивая руками, а их замкнуло друг на друге, сузило мир до дурманящего запаха и очевидной тяги, что заставляла кровь быстрее бежать по венам.       Изуку первым отвел взгляд и прошел мимо, усаживаясь позади. Между ними все еще было крохотное расстояние, лишь стол отделял их друг от друга, и желание никуда не делось. Каччан напрягся на своем месте, пальцы вцепились в деревянную поверхность, запахло паленым.       Звонок прозвенел так неожиданно, что Изуку подпрыгнул на стуле. Он с самого утра чувствовал себя слабым и рассеянным, а сейчас, когда бывший друг детства оказался рядом, и вовсе потерялся в пространстве. Все его существо сфокусировалось на запахе, на ауре, что стремилась сделать своим. Зрение Изуку обострилось тоже, позволяя увидеть прозрачные капельки пота на мускулистой шее, мелкие светлые волоски и мурашки на коже. Каччан выглядел так, будто едва сдерживался, чтобы не сорваться с места и… сбежать из помещения? Или схватить и прижать Изуку к себе?       Учитель вошел в класс, и занятие началось, но мысли продолжали витать вокруг человека, что сидел впереди. Спина у Каччана была широкой-широкой, раза в три мощнее его торса, и футболка на ней выглядела так, будто вот-вот порвется. От этого тела исходил настолько сильный жар, что по позвоночнику Изуку потек пот, он задрожал, пальцы на ногах поджались вместе со сладкой и тянущей волной внизу живота. Он то и дело облизывал губы, но те так и оставались сухими, дыхание из него вырывалось сиплое и рваное. Ему пришлось сцепить руки в замок, чтобы те остались на столе, а не тянулись вперед в попытке дотронуться. В ужасе он почувствовал влагу между ног, стало липко и мокро, и очень стыдно. Запах ванили и туберозы плотным облаком окружил его, его собственный аромат, что в полной мере раскрылся во время первой течки.       Глубоко вдохнув, Каччан дернулся на месте. Похожий на натянутую струну, с побелевшими пальцами и играющими мускулами на голых предплечьях. «Он вдыхает мой запах», — с неожиданным трепетом подумал Изуку. — «Он вдыхает меня».       Но не только альфа, сидевший перед ним, ощутил на себе давящее влияние течки: все представители этого вида начали принюхиваться и поворачиваться к Изуку, разглядывая омегу с голодным блеском в глазах. Еще никогда он не чувствовал себя настолько уязвимым, беззащитным под вниманием этих парней, будто был не более, чем инструментом для удовлетворения их сексуальных потребностей. Похотливые улыбки и подмигивания заставили Изуку опустить взгляд вниз, на собственные сцепленные пальцы. Он поднял глаза только тогда, когда учитель позвал его по имени:       — Мидория Изуку, — с возрастающей неловкостью он понял, что тот тоже был альфой, а значит все понял. — Вам нужно пойти в медпункт. Своим состоянием вы отвлекаете класс от занятия.       Изуку густо покраснел и подорвался с места:       — Д-да, простите.       Он начал неуклюже собирать учебники в сумку, стараясь не обращать внимание на приглушенные смешки — на его джинсах расползалось темное влажное пятно. Черт, Изуку и понятия не имел, что настолько опозорится. Плюс ко всему он до сих пор был возбужден, голова кружилась от наплыва гормонов, что порядком туманило рассудок. Он нервно дернул молнией и прижал рюкзак к себе, стараясь хоть как-то прикрыть промежность.       — Я отведу его, — вдруг вызвался один из одноклассников, с сальной усмешкой поглядывая на Изуку. — Он выглядит нездорово.       — Черта с два ты отведешь его, бесполезная экстра! — хриплый и низкий голос Каччана походил на рык. Изуку изумленно моргнул и перевел на него глаза. Тот как никогда походил на волка — с длинными острыми клыками и пылающими алыми глазами, черты заострились, став походить на хищные. — Деку пойдет со мной!       Он только беспокойно сглотнул, глядя то на одного альфу, то на другого. Медсестра наверняка выдаст ему блокатор, и он предпочел бы остаться один, ожидая, пока тот начнет действовать. Из интернета он знал, что подобные препараты вызывали сонливость, головокружение и лихорадку, особенно если принимать их во время течки, поэтому было бы крайне неприятно, если бы кто-то увидел его в подобном состоянии. Но он так и не смог заставить себя возразить, когда учитель кивнул, позволяя Каччану присоединиться к нему.       Вместе они вышли из класса.       Оказавшись в коридоре, Изуку облегченно выдохнул: здесь не было никого, кроме них двоих, а потому давящее присутствие альф осталось за закрытой дверью. С другой стороны, запах одного человека, что сейчас шел с ним рядом, стал ощущаться еще острее. Изуку буквально кожей ощущал присутствие Каччана, хоть они и не касались физически, движения того были бесшумными, а шаги — уверенными и широкими. Тот так и не сказал ни слова, хотя обычно не упускал возможности оскорбить или ткнуть в плечо. Просто сопровождал Изуку, будто это было в порядке вещей. Будто бы и не издевался над ним все эти годы.       Прижав рюкзак сильнее, Изуку быстро и неглубоко вдохнул. Перец и имбирь — пряные и острые — вскружили голову, аура альфы, терпкая и воспламеняющая все внутри, заставляла его дышать тяжелее, а смазку — выделяться еще больше. Каччан распалял его, просто находясь рядом.       Он старался не пялиться, но раз за разом проходился взглядом по напряженной и высокой фигуре, по лицу — мрачному и застывшему.       Каччан был очень красив — Изуку знал это с самого детства. Восхищался им, как и своим кумиром Всемогущим, боготворя за силу и стремление победить, замечал выразительность глаз и высоких скул, чувственность губ, но никогда не предполагал, что когда-нибудь захочет его в романтическом смысле. Просто знал, что Каччан особенный, и даже откровенная ненависть со стороны одноклассника не смогла убить этих чувств. В детстве они были близки, а теперь Изуку понимал, что эта тяга — слишком сильная для обычных альфы и омеги — похожа на истинную. Возможно, она выросла из желания стать ближе, неприятия того, что Каччан постоянно отталкивал его, а возможно Изуку всегда чувствовал это, но боялся признаться.       Одно было ясно точно — он больше не мог находиться рядом, не испытывая сексуального влечения. Чтобы продержаться до выпуска из школы, ему нужно было купить таблетки и пить их постоянно.       Они почти подошли к медпункту, когда вдруг Каччан остановился. Застыл на месте, пристально глядя и тяжело дыша. Щеки его раскраснелись, губы приоткрылись — клыки снова увеличились в размере, заходя за нижнюю губу. Тот втягивал воздух так жадно, будто не мог надышаться, тело дрожало, вены вздулись. От этого зрелища между ног стало так твердо и влажно, что Изуку и сам не смог сдержать дрожи, глядя в пылающие алые глаза.       Была в них какая-то уязвимость, удивление. Словно Каччан и сам изумлялся, что не мог сопротивляться химии между ними. На мгновение его взгляд опустился вниз, на собственные брюки, которые натянулись так сильно, что Изуку мог разглядеть упирающуюся в ткань головку.       Каччан тоже испытывал это. Страдал вместе с ним.       — Деку, — прохрипел тот. От его низкого бархатного голоса захотелось кончить. — Дальше пойдешь один.       И просто продолжил смотреть на него. Не двигался, из последних сил сдерживаясь, чтобы не сделать шаг навстречу. Их тянуло друг к другу невыносимо, расстояние казалось крохотным, близким к нулю, протяни руку и дотронешься, пересечешь черту и больше не вернешься обратно. Изуку ценил, что Каччан давал ему выбор: не набрасывался, как это наверняка сделал бы другой альфа, не пользовался уязвимостью и стоически терпел. Он был доминантом, а истинность пары увеличивала силу тяги до невозможности, заставляя скорее подчинить и сделать своим. Невероятно, что Каччан мог сопротивляться этому. Запоздало Изуку осознал, что тот пошел с ним только ради того, чтобы защитить от другого парня.       Именно поэтому он первым шагнул вперед, сокращая расстояние между ними. Ему вдруг захотелось… стать ближе? Не только телом, но и душой, понять, почему тот так плохо относился к нему, а теперь заботился и берег. Несоответствие не давало ему покоя:       — Каччан…       — Не подходи! — сразу отшатываясь, прорычал тот. Глаза яростно сверкнули. — Прекрати испытывать меня! Я едва могу контролировать это, чертов задрот!       Но Изуку шагнул снова, врываясь в личное пространство. Что-то паническое промелькнуло во взгляде Каччана, ноздри гневно раздулись.       — Почему ты помог мне? — не сдавался он.       — Не все ли равно?!       Пряное и горячее марево окутало разум, невероятный по интенсивности аромат, что идеально вплелся в его собственный, создавая острую сладкую смесь. Потянувшись навстречу, Изуку приподнялся на цыпочки и легонько коснулся щеки альфы носом.       Странный задушенный звук вырвался из Каччана. Тот очень медленно повернул голову к его лицу, рот открылся еще больше, обнажая зубы. Но вместо того, чтобы укусить, тот вдруг начал его обнюхивать. Еле дотрагивался до кожи, ведя от виска к подбородку, втягивал запах, будто наркоман, который наконец-то добрался до заначки, а из горла доносилось тихое удовлетворенное урчание. Этот мягкий интимный звук заставил ноги Изуку превратиться в желе, задрожать, подставляясь под прикосновения еще больше, инстинктивно запрокидывая голову, чтобы дать доступ к шее.       Губы коснулись места над ключицей, и Изуку почувствовал твердость зубов, готовых укусить, чтобы поставить метку, признать своим.       Но… Каччан не спешил. Проходили секунды, постепенно складывающиеся в минуты, а тот все медлил.       — Зачем… ты… это… делаешь? — наконец прошептал тот. — Я причинил тебе… боль. Сделал все, чтобы ты… презирал меня. Почему?       Неожиданно Изуку услышал отчаяние в его словах, горячую глубокую эмоцию, которая проходила сквозь тело, как электричество, отдавалась чем-то сильным и искренним, по-настоящему прекрасным. Эта эмоция не могла возникнуть сегодня, она зарождалась внутри Каччана долгие годы, именно поэтому их истинность казалась логичным продолжением, ощущалась естественно. Так отчего тот поступал настолько противоречиво, отталкивая его? Неужели страшился своих чувств?       — Потому что, — так же тихо и искренне ответил Изуку, — ты так и не смог добиться этого. Я все еще восхищаюсь тобой, считаю своим другом, и…       Он не смог закончить предложение, потому что зубы резко и сильно вонзились в его плоть. Вместе с этим руки обвились вокруг него, заключая в кокон, прижали к себе собственническим жестом, и в маленьком мирке Изуку все снова стало правильно и хорошо. В месте, где зубы распороли кожу, вспыхнул огонь, молниеносно распространившийся по венам. Сладостный стон вырвался изо рта, член — каменный и изнывающий от желания — прижался к огромному члену Каччана, потираясь об него, смазка потекла по бедрам, еще сильнее пропитывая джинсы. Изуку показалось, будто сложились два кусочка пазла — теперь он официально принадлежал альфе, а тот в свою очередь стал его, их запахи после обмена меткой смешались в один. Оторвавшись от его шеи, Каччан чувственно прошелся языком по кровоточащей ранке:       — Глупый Деку, — в алых глазах горело нежное пламя, — теперь я буду не только твоим другом. Теперь ты мой. Мой! — рыкнул тот громче. — Доволен?       Вместо ответа Изуку потянулся, чтобы поцеловать: кажется, идти в медпункт больше не имело смысла.