tranquility in darkness.

      — Саундвейв?       Тихий голос эхом отдавался от подвальных стен арены, где они возымели привычку прятаться после тяжелых боев или от публики, что ежечасно требовала их внимания. Здесь был холод, пронизывающий до самой протоформы, и тьма, что плотно обволакивала, и только благодаря перенастройке линз был шанс что-то разглядеть. Это было их маленькое спасение, каким бы ничтожным оно не казалось. Здесь они могли найти требуемый покой и тишину — только здесь телепат мог отдохнуть от постоянного шума в процессоре, а будущий разведчик мог отключить свои протоколы защиты и уйти в офлайн, не боясь, что его выдернут из него и бросят на арену, или чего ещё хуже. У элиты было богатое воображение и карманы, полные кредитов. Но искры гладиаторов не стоили много, организатор арены мог продать их и за ничтожную сумму. Чем меньше ты привлекал внимание, чем меньше толпа скандировало твое имя, тем меньше ты стоил… и тем меньше был шанс твоего возвращения. Первые циклы на арене многому научили Дествила.       Каждый декацикл казался последним, каждый выход на бой ощущался концом актива, каждый раз он думал о недостигнутом. Смешно, но он мечтал однажды выйти за эти ворота, но не чтобы увидеть Кибертрон, нет, а чтобы улететь с него, найти мир, которому бы он посвятил весь актив исследования. Но ворны сменяли друг друга, он все еще оставался в стенах своей тюрьмы. Слабый корпусом, непригодный для боев: слишком тонкие пластины, минимум силы и ловкости, никакой выносливости. Часто используемый другими, но всегда возвращающийся назад. Возможно он был не так слаб, как казался. Что-то в нем заставляло его собирать себя по кусочкам, поднимало на серво и двигало вперед. Для чего-то он еще старался сохранять своей актив, и дело было вовсе не в мечте.       У него не было ничего, но потом в его жизни появился мех, пугающий и отталкивающий своей тишиной, говорящий записью чужих голосов. Они встретились в паре на групповом поединке, чудом Праймуса одержав победу в нем. После они не говорили, но с каждым таким столкновением судеб незаметно пытались понимать и предугадывать движения друг друга. Их встречи оставались безмолвными, пока однажды телепат просто не сел напротив Дествила после очередного боя, ничего не говоря ни своим голосом, ни чужим. Так они просидели пару джоор, пока телепат не поднялся и не ушел, оставляя черного меха наедине со своими мыслями. Так случилось еще пару раз, прежде чем Саундвейв в один из циклов не протянул к Дествилу поврежденный манипулятор, молча прося помощи. Кто знает, началось ли все с этого, может они давно приглядывались к друг другу, но тщательно скрывали это. Доверие между гладиаторами всегда стоило слишком дорого.       Так мало осталось того, что могло причинить боль его искре. От физической он давно отринулся, но такая боль, искровая, не хотела его покидать. Он менялся, перестраивался его корпус, покореженным металлом и пролитым энергоном он заслужил звание гладиатора, но это не спасло его от случившегося. Не спасло их.       Как же он ненавидел жеребьевку, решающую, кто будет участником следующего поединка. Стоило ему увидеть ее результат, как искру словно сдавило в тисках. Проплачено — это он сразу понял. Ранее их никогда не выставляли против друг друга, слишком разные по силе, за таким боем никому не было бы интересно наблюдать. Кто-то рассказал о них, выдал их тайну уединения и захотел разрушить это. Одинокие завистники, что всегда желали растоптать чужое благополучие. «За все приходится платить» — нашептал ему организатор перед боем, приблизившись слишком близко и вынуждая обрабатывать рецепторами омерзительный запах, исходящий от его корпуса. Последовавший сильный толчок в спину снова окунул его в рев толпы, требующий свежего энергона. Дествил готов был принять заранее свой дезактив, лишь бы не выходить на бой против Саундвейва.       — Ты сделал все правильно, Саундвейв. Иного выбора не было.       «Каждый бой, как последний. Деритесь, как того требует публика. Пока все не станут едины!» — организатор арены повторял это перед каждым боем, искажая смысл последней фразы под свои извращенные помыслы. Участники всегда понимали это по-разному, но для Дествила это обозначало лишь одно: «Умри красиво и ярко, и тогда в объятьях Праймуса для тебя найдется место». Тоже искаженный смысл, но если их искры и так ничего не стоят, то почему бы не придать хотя бы смерти каплю поэзии. Он так думал, но Саундвейв не поддерживал его суждения. Он молча покачивал шлемом за спиной Дествила, спаивая его поврежденные плечевые платины, и слушал, не перебивая. Саундвейв был молчалив на слова, но громкий на действия.       — Я в порядке.       Дествил готов был повторять это вновь и вновь, пока правдивость его слов не дойдет до телепата. Он будет прижиматься к его охлаждающемуся корпусу от усиленной вентиляции после боя, пытаясь урвать частички тепла, и будет позволять тонким кабелям обвивать свой корпус, которые старались не задеть поврежденные участки. Ему хотелось сказать, что нет смысла в аккуратности, что он не чувствует боли. Его слов было бы недостаточно, его друг видел его насквозь, а лживые слова доставили бы ещё больше причин для беспокойства, чем есть сейчас. Одно радовало Дествила, что за помехами в процессоре, вызванными потоком чувств от пережитого, Саундвейв не сможет выцепить истинные.       Сегодня им повезло, но судьба больше не представит такого шанса. Конец поединка Дествил запомнил плохо, от количества ошибок он почти не соображал и пытался уловить момент, когда до дезактива останется пара кликов, что успеть сказать — «все хорошо, я не сожалею, мы еще обязательно встретимся». Момент последнего удара тянулся так долго, что крик толпы он разобрал не сразу. Милосердие. Звучало, как шутка, но это была именно она. Еще один шанс на жизнь, еще один шанс, чтобы умереть красиво. Кажется, что Дествил плакал от облегчения, что его другу не пришлось его убивать. Но позволил бы он этому случиться? Нет, он бы успел перехватить его клинок, отталкивая от себя, чтобы самому себя погасить. Умирать не страшно. Страшно смотреть в знакомую оптику напротив и видеть, как в ней умирают последние частички личности.       Раздирающий аудиосенсоры крик вперемешку с истерическим смехом был последним, что он услышал, прежде чем отключиться и позволить себе проснуться позже, облокачивающимся на знакомое плечо.       — Я в порядке.       Дествил вздрогнул от записи своего голоса и сильнее прижался к теплому боку синего меха. Хотелось бы ему взглянуть на Саундвейва, но последнее желание публики отобрало у него эту возможность. Плата за милосердие — зрение. Последний удар был аккуратным и быстрым, идеально повредившим оптику. Темнота не пугала его, пугала перспектива больше не увидеть своего друга. Его фейсплейт, заключенный под маску, то, чем обещал когда-то поделиться телепат. Теперь это казалось нереальным, но возможно он найдет иной способ увидеть.       — Иного выбора не было.       — Да, Саундвейв, не было, — собственные манипуляторы казались тяжелыми, чего стоило их поднять, но Дествил попытался, чтобы подарить неловкие объятия в ответ. — У нас есть время отдохнуть?       Он почувствовал движение чужого шлема в подтверждение, что успокоило его. У них осталось мало времени, ночной цикл был слишком коротким, но они намерены были им воспользоваться до последнего клика.       Пока все не станут едины.