Растяжка

На часах почти полночь, а полигон погрузился в сон, так как его обитатели давно разбрелись по своим комнатушкам, чтобы наконец отдохнуть после целого дня интенсивных тренировок. Правда, не у всех получалось это сделать: кому-то мешали непрерывные потоки параноидальных и не самых оптимистичных мыслей насчёт грядущей миссии, а кто-то по своей собственной воле, желая расслабиться несколько по-другому, пока никто из окружающих об этом даже не подозревает. Именно поэтому Чембер сейчас вышагивал по длинному коридору, мертвенную тишину которого разбавлял лишь цокот его собственных каблуков по каменному полу, выложенному плиткой с гипнотическим цветным узором, на котором каждые пару метров появлялись полуразмытые прямоугольники лунного света, который пробивался сюда через мелкие решётчатые окошки у самого потолка. Однако уюта ночи здесь не чувствовалось и в помине. Стены тут были высокие, но до ужаса узкие; они будто сдавливали плечи с обоих сторон и впитывали в себя пробирающийся снаружи свежий влажный воздух, из-за чего дышать становилось всё тяжелее и тяжелее. От столь дискомфортных ощущений Чембер в нервном жесте поправляет часы на запястье, слегка сжимая их, чтобы через металл дорогого ремешка почувствовать свой резко усилившийся пульс. Сердце стучит как бешеное, и звуки его, похожие на волны, что одна за другой шумно выскакивают на берег, громким эхом отдаются в черепной коробке. От этого становится ещё больше не по себе. Но вот перед агентом наконец предстаёт высокая металлическая дверь, исполосованная грубым орнаментом. Она пугала своей массивностью; угрюмостью, граничившей с враждебностью — казалось, будто, открыв её, ты попадёшь не в очередную комнату полигона, который знаешь как свои пять пальцев, а в древний замок некого вампира, который, соблазнившись внезапно появившимся запахом свежей крови, непременно нагонит тебя и иссушит, не дав и единого шанса на спасение. Хотя, конечно, замок вампира — это, пожалуй, слишком пафосно. Если говорить правдоподобно, то дверь эта была похожа скорее на вход в библиотеку, где книжные полки устремляются вверх до самого потолка — настолько высоко, что до некоторых получится добраться лишь с помощью лестницы. Однако ни старинного замка, ни даже библиотеки в викторианском стиле по ту сторону ждать не стоило. Чембер, осторожно навалившись на дверь и почувствовав грудью ее резкий холод, на удивление, смог сдвинуть массивную створку с места. Конечно, появившаяся щелка оказалась совершенно малюсенькой, но, справедливости ради, через нее все еще можно было протиснуться. По правде говоря, вообще удивительно, что агент и вовсе смог эту дверь хотя бы приоткрыть, несмотря на то, что хилым его назвать язык не поворачивался — скорее даже наоборот, мышц у него было предостаточно, просто сама фигура была длинной и стройной, отчего ее обладателя можно было счесть за слабака, особенно в одежде, через которую разглядеть рельеф тела было попросту нельзя (а уж поверьте — там определенно есть на что посмотреть). Дверь за спиной француза закрылась сама по себе — без стука и шума просто плавно вернулась в свое изначальное положение. Помимо этого Чембер дополнительно защелкнул маленькую щеколду. Опять же в эффективность этого микроскопического по сравнению с самой дверью замочка мало верилось, но опытным путем уже было выяснено, что эта «малышка» прекрасно справлялась со своей работой, хоть и выглядела до ужаса комично. А оказался Винсент в серверной. Выглядела она, конечно, не совсем так, как обычно выглядят серверные — маленькие комнатки а-ля кошмар клаустрофоба. Тут были высокие потолки, оформленные деревом стены и лишь сотни компьютеров и тысячи проводов давали понять, что же это все-таки за помещение. Наверное, по изначальной задумке тут и впрямь должна была находиться какая-нибудь библиотека, но то было скорее всего до того, как всю эту территорию обустроили под полигон. Более того, тут совершенно не было основного света — мрак разгоняло только неисчислимое количество фонариков. Некоторые из них мигали, а некоторые светились постоянно; некоторые были красные, а некоторые белые или синие. Именно из-за этого тут же вместо люстры, которая скорее всего должна была быть исполнена в самых вычурных традициях викторианского стиля с непомерным количеством изгибов, украшений и позолоты, если и вовсе не настоящего золота, под потолком висел лишь унылый, одинокий, но, очевидно, очень крепкий крючок, от которого теперь вниз тянулась толстая и крайне длинная нить, что, однако, превращалась в абсолютную неразбериху у самого пола — в гору из узлов и запутанной веревки. Видимо, над распутыванием этого безобразия сейчас и хлопотал Сайфер, сидящий на корточках прямо по центру зала. Сегодня он был одет не в привычную себе экипировку, а обычную светлую рубашку и брюки. Впрочем, оно и неудивительно — вряд ли кто-то в повседневности будет расхаживать в пальто и чуднóй на вид шляпе. Благо, у Чембера не было с этим проблем — что на миссиях, что на полигоне, он одевался одинаково — так, будто собрался на какую-то важную пресс-конференцию с дресс-кодом в виде классических костюмов с единственным упущением в возможности комбинировать различные цвета и добавлять в образы украшения и акценты. Но это вовсе не значило, что его гардероб состоит как раз только из рубашек, жилетов и штанов — отнюдь нет. Чембер, как истинный педант, являлся человеком стиля, любящим самые разные сочетания в одежде и умеющим их талантливо подбирать. Просто, наверное, было бы до безумия странно на перестрелку одеваться так, будто собираешься на подиум, хотя, по правде говоря, и в нынешнем обличии француза можно было смело отправлять на передовые показы мод и фотосессии для самых модных журналов. Кстати говоря, все то время, что Чембер стоял здесь, у входа, ни он, ни Сайфер не проронили ни слова. Они даже не взглянули друг на друга. По крайней мере, Сайфер уж точно — он все так же сидел спиной к двери, пока гость сверлил взглядом его затылок. Вот, в такой же абсолютной тишине, сопровождаемой лишь мерным гудением многочисленных компьютеров, темный силуэт Чембера стал медленно и изящно вышагивать по половицам, некоторые из которых изредка поскрипывали, на мгновение разрушая эту даже чем-то интимную атмосферу полумрачного жужжащего помещения. Также парень иногда переступал провода, растянувшиеся по полу словно упитанные чёрные змеи и маленькие тоненькие ужики, и скоро наконец достиг Сайфера, мимолетно, не нагибаясь, коснувшись его плеча обмякшей рукой. — Подожди, я уже заканчиваю. Голос стража казался как всегда чарующим. Он был как море, его бездонная пучина, которая сначала кажется дружелюбной и нежной, но когда обволакивает тебя все сильнее, дыхание начинает спирать, и ты понимаешь, что попал в ловушку. В нем было всего понемногу — доброты, заботы, соседствующих с хитростью и ехидством. Именно поэтому Сайфера невозможно было прочитать ни как открытую, ни как закрытую книгу. Его вообще невозможно было прочитать, а это как раз Чемберу и нравилось. Он не любил людей, у которых душа нараспашку. Точнее, не не любил, а просто их жалел. Для него они были неинтересны. Более того, ими можно было запросто манипулировать. Француза же больше привлекала загадка в человеке, его опасность в целом, ибо в один момент ты просто начинаешь скучать от первенства и власти над подавляющим большинством. Сайфер был как раз одним из таких. Он умел хранить и раскрывать тайны, перед ним нельзя было говорить лишнего, а его энергетика могла склонить любого неосознанно встать перед ним на колени. Он был тем, кому не стыдно и даже приятно было подчиняться. Чембера это волновало, будоражило — настолько, что он уже сейчас стоял, слегка подрагивая в предвкушении. Распутывание оставшихся узлов у Сайфера и вправду заняло не так много времени. Уже через минуту, которая, однако, казалась целой вечностью, он поднялся, став немного выше своего гостя. Следующие пару десятков секунд он все так же молча оглядывал чужое лицо, которое не выражало ничего, кроме полнейшей готовности подчиняться и крайнего вожделения. Янтарные глаза Чембера были прикрыты, а рот наоборот — приоткрыт, его зрачки неспешно блуждали по не менее чудаковатой маске партнера. Вот оно — идеальное отражение понятия «томное лицо», и никак иначе. Такая податливость нравилась Сайферу, поэтому он даже ухмыльнулся, издав самодовольный еле-различимый смешок, который был больше похож, пожалуй, просто на шумный выдох. Вот, мужчина аккуратно стягивает с правой руки перчатку, обнажая длинные, тощие, почти паучьи пальцы, смуглую кожу цвета ореховой пасты, многочисленные розовато-желтые шрамы на косточках, ладонях. Теперь он медленно подносит её к чужой щеке, поглаживает острую скулу, большим пальцем водит по области под глазом Чембера. Растягивая момент, не спешит двигаться дальше, но все же меняет позицию, приподнимая подбородок парня и касаясь все тем же пальцем его тонких губ. Позже заставляет его раскрыть челюсть шире и проникает внутрь, не торопясь, поворачивает его голову сначала влево, затем вправо, проводит по ровному ряду идеальных белоснежных зубов. Он осматривает Чембера, будто щенка на соревнованиях собак, а тот, верно, завилял бы хвостом, если бы он у него, конечно, был. Более того, он непременно получил бы награду, как самый послушный и спокойный пес. Теперь палец скользит по совершенно размякшему языку, и, как только это действо завершается, француз, примеривший на себя роль дрессированной собачки, осмеливается сказать за все время после их встречи одну единственную фразу: — Поцелуешь меня? Это звучало не то как вопрос, не то как просьба или вовсе утверждение. Сайфер в ответ же просто ухмыляется. Ему нравится играть, дразнить Чембера, видеть в его глазах откровенную мольбу. Впрочем, беспочвенно оставлять самого хорошенького мальчика без столь желанного «сладкого» он тоже не собирался. Потянув время и интригу, Сайфер свободной рукой расстегивает пару верхних пуговиц, чтобы воротник, наглухо сдавивший его шею, не помешал поддеть маску. Естественно, полностью он снимать ее не собирался, но освободить хотя бы рот и кончик носа планировал, что, собственно, и сделал. Конечно, эта все еще продолжающаяся игра в конспирацию Чембера немного задевала, но глупцом он не был, а потому прекрасно понимал, по какой причине Сайфер так скрывается, и старался всеми силами подавить желание сорвать эту чёртову маску прямо здесь и сейчас. Пока у него это вполне хорошо получалось, но, кто знает, когда ему станет совсем невмоготу… Губы у Сайфера, казалось, были еще тоньше, чем у Чембера, а нос имел ярковыраженную характерную горбинку, делающую его похожим на могильника — египетского орла. Правда, они были похожи как две капли воды, и, верно, именно могильник мог бы послужить мужчине тотемным животным, а точнее — птицей. Помимо этого, даже на лице Сайфера можно было разглядеть несколько мелких коротеньких шрамов, рассекающих переносицу. Интересно, как они вообще тут оказались, и почему все шрамы стража (по крайней мере те, которые Винсенту уже довелось увидеть) выглядят так, будто появились по одной и той же причине? Впрочем, вряд ли хоть однажды скрытный марокканец станет об этом распространяться, поэтому оставалось лишь гадать. Что ж, как только Сайфер высвободил часть своего лица, первые несколько секунд он жадно захватывал ртом воздух, привыкая к его вкусу (судя по всему, в маске он ощущался немного иначе), после чего резко подался вперед, увлекая партнера в поцелуй. Его рука смещается ниже — на шею француза — пальцы сдавливают мягкую кожу, однако ее обладатель не подает вида, что ему несколько дискомфортно. А ощущения, по правде говоря, и впрямь были паршивые — осознанно или нет, Сайфер на самом деле перебарщивал с силой хватки. Но Чембер все еще терпит — он доверяет товарищу, а значит верит в то, что тот не позволит себе ему навредить. И вот, доверие оправдывается — чужая рука становится более мягкой и податливой, позволяя воздуху в полной мере беспрепятственно поступать в легкие. Тут-то француз и себе разрешает проявить инициативу, и кладет ладони партнеру на плечи, пока тот прежде свободной рукой начинает держать его за талию, крепко прижимая к себе. Казалось, будто Чембер вот-вот и вовсе запрыгнет на Сайфера — настолько их поцелуй выглядел самозабвенно и страстно. Они утопали друг в друге и, создавалось впечатление, будто совершенно не дышат. Помещение заполнилось звуками шуршащей одежды, томными вздохами и влажными причмокиваниями, сопровождаемые тихими рваными стонами француза, сдерживать которые у него получалось, однако, крайне неумело. От одной только мысли, что это мог кто-то увидеть, у него на щеках проступил наиярчайший румянец, несмотря на то, что подобный исход событий был практически невозможен. Но вот агенты наконец-таки прекратили столь безумный и самый что ни на есть французский поцелуй и, пытаясь отдышаться, уперлись друг в друга лбами. Глаза Чембера выражали все то же, глядя в чужое лицо снизу вверх — вожделение и полнейшую готовность подчиняться. Тут Сайфер прекращает стоять столбом и с поцелуями набрасывается теперь на шею партнера, прежде, естественно, ослабив его галстук и расстегнув воротник. Правда, в этот раз он не торопился, не давил и старался вести себя более-менее сдержанно и аккуратно. Хотя, конечно, устоять от соблазна оставить на парне пару отметин ему не удалось. Спускаясь ниже, мужчина сильнее отодвигает одежду в сторону, чтобы добраться до мест, которые легко можно будет ею скрыть, и украшает выпирающие ключицы товарища парой иссиня-красных пятен. Он, так сказать, «пометил» Чембера, и ему несказанно это нравится, что подтверждается мимолетной, но наглой и самой что ни на есть самодовольной улыбкой на смуглом лице. На этой ноте пора было уже заканчивать с прелюдиями и приступать к главному, поэтому Сайфер отстраняется и незамысловатым жестом руки приглашает партнера в центр зала, прямо туда, где с потолка свисала красного цвета веревка. Без лишних слов тот принимает приглашение и послушно встает на место, ожидая, пока Сайфер, будто охотящийся зверь, приблизится к нему мерным тихим шагом, прожигая властным взглядом свою добычу. Так он, собственно, и поступает, по пути натягивая маску обратно и кидая на пол вторую перчатку, чтобы движения ничего не сковывало. — Правила ты знаешь — расслабься и получай удовольствие. Чембер все так же послушно кивает, не говоря ни слова, и вот, Сайфер начинает неспеша перевязывать его плечи и грудь. Сначала веревка ложится на плечи вертикально, затем переходит на грудь, полностью опоясывая ее, а спереди образовывая с каждым новым кругом вычурные узлы, выстроившиеся один под другим. Чембер чувствует, как тяжело становится дышать, как из раза в раз ребра сдавливает от натуги, когда они пытаются расшириться для вдоха. От этого дыхание становится рваным, нередко парень и вовсе старается не делать лишних вздохов, чтобы не выдать всю их тяжесть. Несмотря на это, Сайфер и не думал ослаблять нити, так как был уверен, что вреда партнеру не причинит. В конце концов, подобное практиковал он не впервые, а потому прекрасно понимал границы дозволенного и безопасного. Именно это и удивляло — было до безумия интересно, где же все-таки интеллигентный агент из Марокко научился подобному, и что его к этому сподвигло? Француз из раза в раз, встречаясь с ним, думал по большей степени лишь об этом, все никак не решаясь спросить, хотя ничего в этом зазорного на самом деле и не было. Но, видимо, именно сегодня он чувствовал себя наиболее любопытно, из-за чего, пока Сайфер увлеченно вязал который по счету узел на груди, готовясь наконец перейти к рукам, позволяет себе поговорить на отвлеченную тему. Ну как, отвлеченную… По правде говоря, она как ни на есть прямо относилась к тому, что сейчас происходит. Просто в подобной обстановке любые разговоры казались совершенно неуместными хотя бы потому, что мгновенно разрушали ту чувственную, полную страстного молчаливого напряжения атмосферу. — Где ты вообще всему этому научился? — Стараясь не растрачивать слишком много воздуха, полушепотом спрашивает Чембер. Сайфер, ни на секунду не обращая глаз к чужому лицу, между делом отвечает: — И в моей привы́чной работе нередко приходится связывать людей, а одному из моих коллег нравилось это делать несколько… — Мужчина выжидает короткую паузу, нарочно выделяя следующее слово особенной интонацией, — извращенно. Конечно, его методы в условиях реальных заданий Я считал неэффективными и чересчур вычурными, но исключительно в качестве искусства меня это заинтересовало. Казалось, будто как раз к этому вопросу Сайфер все время и готовился, а потому ответ получился кратким, лаконичным и вполне себе исчерпывающим. — Но Нора не выглядела как человек, на котором можно такое практиковать. Чембер знал, что Сайфер не любил упоминания его жены в любых беседах, из-за чего совершенно не удивился, когда тот содрогнулся, на секунду замерев, прекращая связывание. Более того, он был уверен, что на лице того под маской сейчас проскользнуло болезненно раздосадованное выражение. Благо, помимо этого, не последовало никакой другой реакции, так как мужчина старался сохранять хладнокровие и во время таких душещипательных тем, а то это могло бы быть опасно. — А кто сказал, что я тренировался именно на ней? В этот момент уже наполовину перевязанный Винсент поднял брови и вытянул губы в недоумении. Он был уверен, что его товарищ никогда не изменял своей жене и буквально был примером идеального семьянина. Значит ли это, что шибари для него и вправду являлось искусством, а не сексуальной практикой в первую очередь? Хотя Чемберу все еще хотелось верить, что конкретно между ними это было все же в большей степени второе. В конце концов, не зря же тогда каждый сеанс они сопровождали страстной прелюдией, а иногда и вовсе имели и настоящую интимную близость! В этот раз Сайфер оставил партнера без дальнейших пояснений. Впрочем, тот в них и не нуждался, а потому испытывать судьбу не стал, все так же послушно извиваясь под чужими руками. — Выдохни. В какой-то степени даже немного грубо командным тоном отозвался старший агент, оказавшись уже позади Чембера, который, в свою очередь, поспешил выполнить приказ. В то же мгновение его спина сильно выгнулась, а плечи вывернулись назад, издав пугающе звонкий хруст. Это было, с одной стороны, неприятное и болезненное ощущение, по крайней мере, поначалу, но потом оно резко приобретало вполне себе приятную окраску — как потягивания по утрам, во время которых кажется, будто у тебя из спины пробиваются самые настоящие крылья, и ты с обновленным, необремененным телом готов взлететь ввысь. Из-за этого француз издал протяжный довольный стон, причем абсолютно нескрываемый, ибо чувство растягивающихся костей казалось в сотню раз приятнее, когда не приходилось сдерживать свою реакцию на него. Видимо, Сайфера такой отклик тоже более, чем устраивал, ведь, если бы не маска, на его лице непременно можно было бы рассмотреть довольную ухмылку, которая, однако, быстро бы пропала, уступив место все тому же сосредоточенному и одновременно умиротворенному выражению. Тут же мужчина не удержался и, не прекращая работу, прикоснулся губами (по крайней мере, именно в этой области они находились за маской) к чужому затылку, на котором поблескивали золотые узоры. На руках появлялось все больше и больше узлов, заставлявших Чембера выгибаться все сильнее. И вот, когда последний круг нити был зафиксирован на запястьях, блокируя возможность даже малейших движений, Сайфер переходит к ногам. Опоясывает веревкой бедра — каждое по одному — спускается ниже, соединяет их так, что в какой-то момент подопытный перестает чувствовать землю под ногами. Более того, старший агент дополнительно натягивает часть веревки, которая была переброшена через крюк, чтобы увеличить расстояние между зависшим в воздухе французом и полом. Этот момент, пожалуй, всегда был самым волнительным. Само собой, для Винсента, ибо именно сейчас он чувствовал максимальную беспомощность. К этому приплюсовывался и страх упасть, который обострялся всякий раз, когда веревки начинали раскачиваться. Но, что для Чембера волнительно, для Сайфера — апогей наслаждения. Теперь первый полностью в его власти, и это дико возбуждало. Впервые за долгое время, подбираясь к коленям, марокканец поднимает глаза на партнера, задерживается взглядом безжизненных голубых огоньков маски на лице того и лишний раз убеждается, насколько он красив. Не сказать, что это была первостепенная причина, по которой Сайфер вытворял все это именно с Чембером, но глупо было отрицать — он и вправду будто сошел с обложки самого похотливого глянцевого журнала. Типичный стереотипный француз… «Как хорошо, что именно ты стал моим послушным питомцем, — Звучит в голове Сайфера, вновь вызывая ухмылку, — А ведь я и представить не мог, что ты так сильно жаждешь подчиняться.» Несложно вообразить, что творилось сейчас под маской. От удовольствия от чужого преисполненного взгляда, агент с силой закусывает губу, не переставая улыбаться. Но, кажется, он решает еще немного поиграть. Подняв одну руку к точеному лицу партнера, Аамир приподносит костяшки пальцев к его губам, словно Султан, подающий руку своей наложнице для поцелуя. Чемберу же лишних объяснений не нужно — он послушно прикасается к коже, прикрывая глаза, из-за чего на щеки падают тени от длинных ресниц. Да уж, все это и вправду выглядело как-то уж очень извращенно, особенно для людей, один из которых завтра отправится на миссию, с которой и вовсе может не вернуться. Впрочем, никого из них это не волновало, ибо жизнь на полигоне — тоже жизнь, не так ли? — Хороший. Хороший мальчик. В своей привычно хитрой, в какой-то степени даже язвительной манере хвалит Чембера Сайфер, на что тот польщенно улыбается, одаряя товарища самым по-детски невинным игривым взглядом, пока в глазах цвета чистейшего дикого меда пляшут озорные бирюзовые огоньки — отблески компьютерных фонариков. Когда Сайфер взялся за тонкие лодыжки товарища, привязывая их к уже связанным рукам и заставляя парня все сильнее выгибаться, чувствуя натяжение связок, тот старался сохранять спокойствие, ибо теперь равновесия не хватало все больше. Чембер запрокидывает голову и через плечо, боковым зрением, пытается разглядеть, чем же там занимается Аамир, но, к сожалению, не может достичь взглядом практически ничего. Тот же, в свою очередь, практически заканчивает, завязывая последний узел. — Ну что, как тебе сегодняшняя схема? — Самодовольно интересуется Сайфер (хотя вопрос был более риторический), отходя чуть в сторону, чтобы рассмотреть свое детище получше и в общем. Каждый раз он пробовал все новые способы: где-то он фокусировался больше именно на живописности положения нитей, а где-то напротив — на изгибах самого тела. Сегодня упор делался на второе, и, в целом, результатом мужчина остался удовлетворен. — Ладно, давай Я тебя развяжу. Конечно, полностью развязывать Чембера самостоятельно Сайфер не собирался. Помимо самого связывания у него был и другой фетиш — смотреть на то, как его подчиненный пытается высвободиться сам, барахтаясь иногда на полу, а иногда в воздухе. Сегодня марокканец больше желал максимального унижения, а потому, отвязав руки от ног и распустив нити на запястьях, опустил француза к земле. Тот начал извиваться, словно зверь, попавший в капкан, и пытаться найти подход к мудреным узлам, пока Аамир властно стоял рядом, глядя на столь потрясающее зрелище сверху-вниз, натягивая обратно перчатки. В этот момент в его голову закралась навязчивая мысль о том, как же сильно он хотел бы это действо пофотографировать для того, чтобы потом все снимки поместить в какой-нибудь тайный альбом и время от времени его открывать и рассматривать, удивляясь своим не самым типичным увлечениям. Или же из раза в раз напоминать Чемберу о том, каким он порой бывает беспомощным, в качестве доказательств используя эти изображения. Но, верно, это стало бы компроматом не только для француза, но и для самого Сайфера, поэтому пока он сдерживался от предложения подобной идеи. Хотя, по правде говоря, он был слишком близок к тому, чтобы поддаться соблазну и поснимать объект своих извращенных фантазий в этой и в сотне других поз, в одежде и без, а, может, и в чем-нибудь поинтереснее… Сайферу-таки пришлось помочь Чемберу как минимум в том, чтобы развязать пару ну совершенно не поддающихся узлов на груди и, естественно, на спине, до которых тот просто физически добраться не мог. И вот, когда дело было сделано, Винсент приподнялся, но сразу вставать на ноги не стал. Он уселся в ногах старшего товарища и, окруженный целой горой красных веревок, мечтательно смотрел на него взглядом, в котором отчетливо виделось нежелание расставаться. Сайферу это льстило, поэтому он не смог удержаться от проявления хоть какой-нибудь нежности и потрепал своего личного прирученного «щенка» по макушке, после чего провел тыльной частью ладони по его щеке, пока он, полный самозабвенной верности, прильнул к ней, закрыв глаза. — Береги себя, — полушепотом произнес Сайфер, только сейчас осознав, что уже через пару часов Чемберу предстоит рисковать жизнью на поле боя. Именно в такие моменты марокканец понимал, что их связь — уже не просто утехи, чего, однако, он не очень хотел принимать. В моменты, когда в его голосе появлялись озабоченные нотки, а перспектива больше никогда не увидеть это до ужаса смазливое, а оттого надоедливое и одновременно столь милое сердцу лицо пугала больше, чем собственная смерть.