Больше не секрет

— Думаешь, у меня настолько плохо с памятью? — Анатолий скептически взглянул на написанный аккуратным мелким почерком список. Рейдер усмехнулся: — Конечно нет. Но на прошлой неделе ты купил авокадо вместо брокколи, так что… — Будешь припоминать мне это до старости? Деннис поджал губы, многозначительно пожал плечами, и сохранять серьезность стало невозможно. — Да ну тебя. — Толик поцеловал Рейдера в лоб и собирался уже выйти на улицу, но почувствовал ощутимый тычок в спину: — Ты забыл зонт. Местные говорили, дожди затянутся недели на две — типичная весна для Рэдвилла. Деннис был прав, когда назвал это время внеочередным отпуском мужа — никакому дураку, точнее, группе дураков, сейчас не придет в голову карабкаться по скользким склонам и топиться в водах обезумевших горных рек. Ветер едва не вырвал зонт из рук, и Анатолий втянул голову в плечи. Погодка ни к черту — хороший хозяин собаку из дома не выгонит, вот только дождь лил и вчера, и позавчера — рано или поздно пришлось бы покинуть укрытие со списком покупок. Толик улыбнулся, нащупав в кармане сложенный вчетверо листок — все это — забота, внимание, совместные планы — казалось до невозможности странным. Он ловил себя на мысли, что до сих пор боится — вдруг сон развеется, и в рассветном полумраке покажутся очертания его невинномысской квартиры — настолько, что, просыпаясь по ночам от испуга, он принимался искать Денниса, и мог снова уснуть, только крепко сжав его руку. — Все хорошо. Я здесь. Я рядом. Слова мужа успокаивали, пальцы бережно гладили жесткие вьющиеся волосы, и сон сменялся другим, где не было места тревоге. Изъеденный ржавчиной пикап пронесся рядом с тротуаром, окатив водой из лужи брюки и ботинки Анатолия. Он выругался, глядя вслед рисковым подросткам — наверняка, в крови и пассажиров, и водителя обнаружится избыток алкоголя. Но что с того — их воспитанием предстоит заниматься точно не ему. Парочка, ожидающая зеленого сигнала светофора, притихла и теперь косилась на Толика с опаской. «Либо оставайся мистером Сдержанность, либо ругайся на английском», — говорил ему Деннис в таких случаях, — «если, конечно, не хочешь напугать местных до инфаркта». Для соседей он уже перестал быть парнем, от которого лучше держаться подальше, но все еще оставался местной достопримечательностью — патрульный Уилсон как-то проболтался, что из-за «своего русского» преступность в районе пошла на спад. «Какой воришка захочет, чтобы его выпотрошили и набили опилками, как чучело медведя?». Рейдер всякий раз смеялся, пересказывая слухи — один абсурднее другого, а Толик предлагал набить опилками пару-тройку сплетников. Теперь же он улыбнулся испуганным пешеходам шире, и те поспешили отвести глаза. «Дюжина яиц, полгаллона молока, фунт масла…», — к местной системе исчислений привыкнуть не получалось до сих пор, — «спагетти, шампиньоны, ветчина». Анатолий нашел все необходимое довольно быстро, прихватив еще банку арахисовой пасты, которой не было в списке, и полюбившихся ему желейных бобов. Поначалу он отказывался пробовать не виденные на родине сладости, боясь показаться слишком диким или глупым, а может, и все вместе, но однажды Деннис принес ему целую коробку шоколадных батончиков, леденцов, мармелада и печенья. «Должен сказать, ты чертов мазохист, если запрещаешь себе полакомиться «Твинки». В жизни нужно попробовать все, помнишь?». — Как дела, мистер Сливко? — улыбчивая кассирша по местному обычаю исковеркала его фамилию ударением на первый слог. Анатолий хотел было поправить ее, но махнул рукой: — Все в порядке. Ну и погодка сегодня! Первые недели после переезда он недоумевал, почему каждому встречному, даже незнакомцу, непременно надо знать о его делах. Вопрос всякий раз сбивал с ног, и Толик растерянно пялился на собеседника, пытаясь понять, о чем именно следует говорить, а о чем, напротив, не стоит. «На самом деле всем плевать, что ты ответишь — это банальная вежливость. В любой непонятной ситуации говори о погоде», — его замешательство не укрылось от Денниса, и этот совет еще ни разу не подвел. — Ерунда. — Джесс, если верить надписи на бейдже, обнажила ряд ровных белых зубов. — Пару лет назад половине Рэдвилла пришлось поменять крыши. С вас пятнадцать долларов четыре цента. Анатолий собирался ответить, что с их метрической системой можно лишиться крыши безо всякого урагана, но осекся и похолодел — бумажника при нем не оказалось. — Один момент. — Не желая сдаваться, он обыскал все карманы — безрезультатно. — Ничего страшного. — Джесс убрала зубы, показывая видимость сочувствия. — Зайдете позже. Конечно, куда же деваться — придется проделать путь к дому и обратно, вымокнуть, несмотря на бесполезный зонт, и к тому же выслушать беззлобную шутку Денниса о том, что теперь придется дописывать в список еще один пункт. Как такое могло случиться, если он прекрасно помнил, как перед выходом взял бумажник с прикроватной тумбочки? Не сошел же он с ума, черт возьми! Но нет — рука в который раз нащупала в кармане только металлический прямоугольник зажигалки. Память снова отбросила назад, в душное здание аэропорта, наполненное самолетным гулом и тревогой — вот-вот хлынет через край. Если бы тогда он… Нет! Усилием воли Анатолий прервал поток воспоминаний, до сих пор заставляющих сердце сжиматься в ужасе. Не могло быть никаких «если». Но как перестать корить себя за то, что он допускал тогда даже мысль остаться? Каждый раз, когда кто-нибудь из них двоих говорил: «а помнишь…?», когда оба смеялись над неловким знакомством, русской кухней, соревнованиями и намеками, в голову червем вгрызалось: «ты чуть все это не уничтожил». — Брось ты уже свой чемодан. — Однажды сказал Деннис за завтраком, а Толик вскинул на него недоуменный взгляд: — Какой чемодан?.. — А со всяким дерьмом. Сожаление, раскаяние, «я бы сделал по-другому» — что ты там еще таскаешь с собой? — Но если бы я и правда поступил по-другому? Много раз. Тогда бы… Рейдер вздохнул и положил свой сэндвич обратно в тарелку: — Все, что ты сделал и сказал, в конечном счете привело нас сюда — разве ты об этом жалеешь? Он не пожалел ни об одном моменте. Даже об этом, хотя погода действительно была ни к черту — потоки воды на асфальте напоминали горные реки, а косые струи, врывающиеся под зонт, насквозь промочили пальто. Но вот их дом, будто маяк посреди шторма, показался впереди. — Я вернулся! Ты не поверишь… — начал Анатолий, но умолк на полуслове. Что-то было не так — он скорее почувствовал, чем понял это. Непогожие дни Деннис обычно проводил в кресле с книгой или газетой и ворчал на осадки, поглядывая в окно. Но свежий номер «Рэдвиллс Пост» сиротливо покоился на журнальном столике. Стараясь не шуметь, Толик снял ботинки и прокрался на кухню — никого. Будь Деннис дома, он точно не пропустил бы возвращение мужа, уйди он к соседям — прикрепил бы записку к холодильнику. Воображение, подстегнутое тревогой, нарисовало картину ареста, — это пугало сильнее всего. Хоть Рейдер сдержал свое обещание завязать с убийствами и даже с издевательской перепиской с полицией, Анатолий навсегда запомнил урок — редкая тайна со временем не всплывет на поверхность. Нет же — копы не вломились бы сюда, не наследив, да и к тому же не управились бы так быстро. Может, Деннис просто решил вздремнуть? Мог же он, в самом деле?.. Толик уже собирался выдохнуть и в который раз назвать себя параноиком, но на полпути к спальне замер — оттуда доносилась приглушенная музыка. Захотелось закрыть дверь и открыть заново — настолько сумасшедшим казалось увиденное. Рейдер стоял перед зеркалом, плавно двигаясь в такт незнакомой мелодии, и на нем не было ничего, кроме кружевных женских трусиков и лифа. В комнате царил полумрак — сквозь задернутые шторы не проникала дневная серость. Вздрагивали огоньки свечей. Анатолий застыл с открытым от удивления ртом, тщетно пытаясь подобрать слова, но что он мог сказать — ему не доводилось видеть подобного. Когда отражение выдало чужое присутствие, Деннис обернулся — ни смущения, ни попыток оправдаться — напротив, его губы тронула легкая улыбка: — Кажется, нам предстоит долгий разговор? — Как это понимать?.. — процедил сквозь зубы Толик, инстинктивно сделав в сторону мужа шаг. Взгляд скользил по хорошо знакомому, почти обнаженному телу. Дистанция сокращалась. — Мне переодеться? — Рейдер смотрел все так же бесстыдно. Он приглашающе отвел в сторону ногу, согнутую в колене, и Анатолий поразился ранее не виденной (а может, не замеченной?) грации его движений. Теперь он стоял так близко, что мог почувствовать исходящее от Денниса тепло. Или это его самого бросило в жар? — Нет, подожди. — Хрипло выдохнул Толик. Пальцы коснулись черной ткани лифа, осторожно исследуя неизвестное. Женщина в таком виде совершенно точно вызвала бы в нем смесь отвращения с раздражением. «Оденься», — пренебрежительно говорил он бывшей жене, когда та пыталась привлечь его внимание. Сейчас все было иначе. Рейдер прикусил губу и задержал дыхание, когда недавно едва ощутимые пальцы мужа сильно сдавили его сосок. Беззащитность. Анатолий понял, чем привлекал странный образ, в какую цель попадал — беззащитностью, уязвимостью тела, едва прикрытого нежным кружевом, хотелось воспользоваться. Рука скользнула ниже, к напряженному члену, оттягивающему ткань трусиков, и Деннис протяжно выдохнул, по-прежнему глядя мужу в глаза. Нетерпение. Анатолий чувствовал, что маска строгой невозмутимости вот-вот разлетится в пыль. Волна возбуждения прошла по коже тысячей иголок и, наконец, остановилась в паху. Хотелось продлить это чувство, удержаться в высшей точке, прежде чем, позабыв обо всем на свете, сорваться вниз. Он толкнул Рейдера на кровать. Жалобно скрипнули пружины матраса. Доиграла последняя песня на кассете, только язычки пламени гипнотизировали, дрожали. Повинуясь внезапному порыву, Толик взял свечу, и Деннис вскрикнул, когда капли воска прочертили горячую дорожку на его животе. Предвкушение. Черная ткань трусиков затрещала после резкого рывка. К черту маски и прикрытия — их окончательно вытеснила страсть. Под пальцами, сжавшими горло Рейдера, бешено бился пульс. Звякнула пряжка ремня и взвизгнула молния брюк. Деннису не хватило воздуха для нового крика, когда Анатолий вошел в него — только взрывом расширились зрачки. Позволить сделать желанный вдох, снова перекрыть кислород, ускорив движения бедер — пусть наслаждение бесконечно сменяет агонию горящих легких. Быстрее и глубже, все более яростно, сквозь сбившееся дыхание и удары сердца в висках. Анатолий знал — на шее Денниса надолго останутся багровые следы, но не ослаблял хватку — напротив, сжимал горло мужа все сильнее. Сильнее — так хотели оба. Они были единым целым, всегда и сейчас, когда тело Рейдера затряслось в оргазме, когда спустя несколько грубых толчков Толик кончил вслед за ним. Еще несколько минут комната плыла и качалась, будто за плотно задернутыми шторами снаружи бушевали волны. — Почему не сказал мне? — спросил Анатолий, откинувшись на подушку и невидящим взглядом уставившись в потолок. Все произошло так быстро и спонтанно, что до сих пор не укладывалось в голове. Дождь, магазин, приоткрытая дверь спальни, черное кружево. Может, приснилось, или… — Как-то к слову не пришлось. — Усмехнулся Рейдер, бережно проводя пальцами по груди мужа — вверх-вниз. — Но я рад, что это больше не секрет. — Ну конечно. Если бы я не вернулся раньше… Что? Улыбка Денниса, слишком широкая и слишком загадочная, не дала закончить фразу. Казалось, рядом витало осознание чего-то важного, но Толик никак не мог понять, чего. — Да так. Куда, ты думаешь, делся твой бумажник?