В юности я познал стыд
Утром стану лучше
Осточертело избитое либидо
Утром стану лучше
Чопорные жулики обобрали до нитки
Украли у меня любовные ласки
Во рту всегда остаётся горечь
Утром стану лучше
Внутри я всё то же дитя
Я беру его за руку, и оно, наконец, улыбается
Будь с собой помягче, когда незащищён
Самое интересное в тебе ещё предстоит раскрыть
В тихом омуте, мальчики, вода кристально чистая Утром станете лучше
И я стану лучше
Birdtalker — I Will Do Better in the Morning
— Привет, Мер, — сказал Иккинг, когда открылась дверь: уже как шесть лет девушка вернулась после занятий и работы. Беззубик пару раз приветственно гавкнул, потом после недолгой возни рыжеволосая вошла в комнату. Подойдя со спины, она чмокнула его в висок, затем скрылась в ванной, чтобы поскорее смыть с себя запах жареной еды и алкогольных напитков, с которыми весь вечер возилась в баре. Увлечённый делом Иккинг осознал, какая она чудовищно тихая, только после звука включённого душа. Мерида была всякой, но тихой — никогда. Готовила она утренний кофе или чистила диванные подушки, счастливая как моллюск или злая как собака — его Мерида всё делала громко. Она кричала и ругалась, яростно бурчала себе под нос, стучала шкафчиками, звенела посудой, понятия «тихо» для неё просто не существовало. И после кучи разделённых с её семьёй ужинов Иккинг понимал, откуда ноги растут. Неудивительно, что сейчас он забеспокоился: вставал, чтобы постучать, садился, потом снова вставал, потом несколько раз обошёл стол. Не хотелось насильно вытягивать из неё слова — он, честно говоря, понятия не имел, как это делается — или мешать ей в ванной. После ссоры она обычно сбрасывала напряжение с помощью одной-двух подушек, лучного тира или долгой езды на машине, а успокоившись, виновато объяснялась по поводу своих эмоций. Но тишина? Тишина? Иккинг схватил телефон и напечатал сообщение их общей подруге Рапунцель, с которой Мерида вместе училась: «Мерида не вела себя сегодня странно?». Не прошло и минуты, как она ответила — на неё всегда можно было положиться. «В каком смысле?». «Тихо? Грустно?». «Кто, Мерида?! Нет, утром всё было нормально. Мы обсуждали субботу». Суббота была игровым вечером. Мерида ходила к Рапунцель, Астрид или Эльзе с Анной посмотреть кино, поиграть в «Подземелья и драконы» или в какую-нибудь другую игру. В их квартиру Иккинг приглашал всех сам, потому что сожительница ненавидела потом убираться и предпочитала вешать это на кого-то другого. «Ну я же скидывалась за еду!», — оправдывалась она. — «Что ещё надо?». Поток заполнивших разум вопросов прервала дверь, выпустившая за собой клубы пара. Обмотанная банным полотенцем и с ещё одним, подаренным мамой, на голове, Мерида прошмыгнула в спальню. «С ней всё нормально?», спросила Рапунцель. «Да», тут же отправил ответ он. «Она со мной». Потому что так было всегда. — Мер? — неуверенно позвал Иккинг, всё ещё находясь в ступоре от её молчания. Забыл про какой-то важный день? Календарь, который он принялся судорожно листать, так, вроде бы, не считал. — Да? — Мерида снова вышла с бутылочкой лосьона в руке, уже одетая в его старую мешковатую толстовку, которая едва прикрывала зелёные трусики. Вид у неё был, без сомнений, усталый, но не более усталый, чем в конце любого буднего дня. — Ты, ам… — парень навис над ней, как искусственный спутник над Землёй. Мерида с ногами села на диван, сверкнув красным и довольно аккуратным педикюром, — хотя делала его, если память ему не изменяла, ещё пару месяцев назад — и подняла на него глаза: — Ик? — Ты в порядке? — выпалил он наконец. — У нас… всё в порядке? — Да, конечно, — Мерида моргнула. — Если только… Что я ещё сделала? — Ничего! — быстро воскликнул Иккинг. — Ам-м… а я? — Не-а, — девушка приготовилась втереть лосьон, и его взгляд приклеился к открытой гладкой коже ног. «Остынь!», — приказал сам себе. — «Сосредоточься!». — С семьёй тоже всё в порядке? — А почему должно быть не в порядке? — её тон был почти мечтательным, невесомым, как от сильного шока. Иккинг почувствовал накатывающее на плечи напряжение, добавлявшее больше нервозности. — Ну, э-э… — он почесал затылок. — Как прошёл день на работе? Источая аромат мандарина и ещё какого-то фрукта, Мерида опустила ноги и натянуто улыбнулась: — Не так уж и плохо. В послеобеденные и вечерние смены обычно либо туристы, либо какие-то чудики, но обошлось без происшествий. Получила хорошие чаевые, — она кивнула с задумчивым видом, как будто вспоминала что-то, что было не одну неделю назад. — М-м, узнала свой новый график… — пожала плечами. — Могло быть и хуже, наверное. — Понятно… Голодная? — хоть с этим он мог справиться. Как правило, Мерида тырила им что-то с кухни, но из-за хамящих клиентов или злого начальника иногда забывала. — М-м, — она поднялась с места и пошла осматривать кухоньку. — Мне и яблока хватит, не парься. — Я почти закончил, — напропалую соврал Иккинг. — Могу и ужин приготовить. Или… а! — нашёлся он с неловким смешком. — Можем что-то заказать! Фильм посмотреть? Девушка посмотрела на него, — по-настоящему — и на миг показалось, что это оцепенение ушло. Он уже готов был спросить, не выпила ли она чего-нибудь или приняла. Она была настолько не в себе, что он даже готов был выйти на их маленький балкончик и позвонить её маме, чтобы всё выяснить. Или Хэимишу, которому из её братьев-тройняшек нравился достаточно для того, чтобы писать и рассчитывать на ответ, и которого не путал с двумя остальными, потому что номер не менялся. — У тебя разве завтра не важная презентация? — Мерида переместила вес на одну ногу. — Я понимаю, что ты, скорее всего, не будешь спать всю ночь, mo chridhe, но я не смогу так. Иккинг внутренне плавился сливочным маслом, когда слышал гэльский. Она чувствовала себя так же, когда слышала проскальзывающий в речи ублюдский старонорвежский, которому с детства учили его отец с Плевакой. Тем не менее её нехитрые манипуляции только усилили беспокойство. Мерида, как и его хороший друг Джек, всегда отрывала его от рабочего стола, записных книжек и собственных мыслей и заставляла выйти на улицу, узнавать великое неизвестное, пробовать вещи, которые пугали до смерти. Она наверняка знала — ну, или знала бы, если бы не пребывала в своём собственном мирке — что он за этим столом сидит где-то с восьми утра, больше четырнадцати часов. Всю его сегодняшнюю физическую активность составляли два выгула Беззубика, ах да, и позже он его ещё покормил. Более того, Мерида сделала бы какое-нибудь хлёсткое замечание по поводу Netflix и Chill, двинув своими рыжими бровями, или побежала бы первой сделать заказ в ресторане-пиццерии Tony's Town Square дальше по улице. За чесночные узелки она убила бы без особых провокаций. Но она опять отмахнулась, настояв, чтобы он сидел и занимался, а не проводил время с ней. «Так», — Иккинг пытался себя успокоить, но правда камнем висела на шее: «Что-то здесь нечисто». Два варианта, рассуждал парень: или он наступает, пока она не окажется загнанной в угол, что, вероятно, выльется в ссору — она исчезнет за дверью выпускать пар, а он будет тупо сидеть и смотреть на комп; или ждёт, когда она сама расколется, когда решит, что готова. Разумеется, он выбрал последнее. «Бойфренд года», — Иккинг чуть глаза не закатил. — «Вот он я, прямо перед вами!». Он подошёл к ней, положил руки на широкие бёдра и поцеловал в нос, затем в губы. Мерида вздохнула от его привычности и обхватила руками шею. — Я целый день за этим столом просидел, — промычал парень ей в щёку. — Я вполне заслужил перерыв. Что скажешь, Tony’s? Мерида тихонечко хихикнула, и его внутренности что-то сдавило. Где гогот, прысканье, хрюканье в конце концов? — Если там заказываем, то ты, полагаю, выбираешь фильм? — вяло подтрунила она, словно её на это запрограммировали. — О, ты раскрыла мой злодейский план! — отчаянно подыграл Иккинг. — И я, конечно, настою на фэнтези. — Конечно, — девушка закатила глаза. — Думаю, «Властелин колец». — Всю трилогию? — Режиссёрские версии. — Так мы до утра просидим! — заныла Мерида, уткнувшись ему в плечо, но больше никаких возражений не озвучила. Он чувствовал запах её шампуня и множества других средств, которыми она пользовалась, чтобы волосы оставались настолько длинными и безупречно кудрявыми, рубашка впитывала влагу полотенца. Сладкие сливки, цитрусовые и вишнёвый бальзам для губ — вот из чего состояла Мерида. — От меня будет нести чесноком, — приглушённо добавила она. — Поправочка: от нас обоих будет нести чесноком. Если ты думаешь, что я пожертвую тебе весь заказ, то глубоко заблуждаешься. Мерида испустила еле заметный смешок: — Я люблю тебя, ты в курсе? Безумно... Иккинг проследил пальцами линию её позвоночника сверху вниз, молясь, чтобы чужих ушей не коснулся звук рикошетившего по всей груди сердца. — Ты сейчас пытаешься уговорить меня немного расслабиться перед Netflix? — бездыханно поддел он. — Угу. Подловил, мальчик. — Ты до боли очевидная, sváss. Но это одна из моих любимых в тебе вещей. — Правда что ли? — она откинула голову назад, и на лоб ей упала рыжая, как кровь и огонь, прядка. — Правда, — передразнил Иккинг, по-идиотски изогнув брови а-ля «ловелас» Сморкала. Мерида пристально посмотрела на маленький шрам у него на подбородке, который он по неосторожности заработал в детстве, когда баловался в кузнице. Не последовало ни смеха, ни раздражённого фырканья, ни «Я так не разговариваю!», ни даже дерзкой ухмылочки и весьма недвусмысленного намёка на то, что ночью он будет умолять Одина принять его в Вальгаллу. — Так что, Tony’s? — девушка похлопала его по плечу, отстраняясь, и у него по ощущениям что-то словно выскользнуло из пальцев. — Включу все девять тысяч часов «Властелина колец». — Ты… — Иккинг запнулся и на ходу поменял вопрос: — Ты все фильмы будешь сетовать, как ужасно стреляет Леголас? Ни усмешки, ни покачивания полуприкрытыми бёдрами, ни оскорблений и разглагольствований вроде: «Да так этот перец бы разве что в самого себя попал!». Ничего привычного, ничего обыкновенного. Мерида лишь хихикнула, калачиком свернулась на краю дивана, притянув к груди подушку, и начала жать на кнопки пульта. — Дать одеяло? — давясь от страха, спросил парень. — Я принесу, — отозвалась она и встала. — Ты просто заказ сделай. Ненавидела говорить по телефону. — Одну или две? — на автомате задал он следующий вопрос. — Хм-м, одну. Только не забудь!.. — Ни в коем разе, — заверил Иккинг, каким-то образом подразумевая это как жизненное обещание, и она притормозила, бросив покрывало на затёртый диван. — Ам... Коку? Кофеин мне пригодится. — Конечно, дракоша, что за вопрос, — Мерида завернулась в одеяло и снова села. Он сколько мог ждал, когда она начнёт угрожать не заказывать «это ананасовое дерьмо», иначе оно полетит в окно, но и этого не случилось. Иккинг набрал нужный номер, услышав знакомый голос работника заведения, и, помимо коки и двойной порции чесночных узелков, заказал большую тарелку на двоих: половина зелёных перчиков для неё и половина чёрных оливок для себя. Весь его мир перевернулся, перекосился, и было неясно, как это починить. Убедив себя, что голоден, Иккинг сдвинул свою тревогу на задний план, но та от этого не перестала о себе напоминать. Он прижался к Мериде, сделав вид, что жутко окоченел, пока она в конце концов не уступила, подоткнув вокруг него половину одеяла и негромко сравнивая его с «тремя дьяволятами». Парень защекотал её до визга, наплевав на то, что братья Хамада наверху могут испугаться. Освободившись, она с пыхтением уронила голову ему на грудь, как делала много раз при разных обстоятельствах, и он поцеловал её в макушку, пока Фродо на экране пытался отдать Кольцо Всевластия Гэндальфу. Иккинг успел посмотреть ещё пару минут, поглаживая её спину под стуки собственного сердца. Тишина снедала его, но всякий раз, как он хотел заговорить, сразу себя останавливал. Наконец доставили еду, и оба набросились на неё, по словам Мериды, как гоблины. Его так строго не воспитывали, он вырос в тепле домашнего уюта с отцом и другом семьи; её же детство прошло в ограничениях, правилах и ожиданиях, которые передавались от матери к дочери по наследству, через деньги и жизнь. К тому времени, как они положили грязную посуду в раковину, а остатки в холодильник на потом, прошла половина фильма. Иккинг всё ждал, когда девушка начнёт комментировать взмахи топором и мечом, но так ничего и не дождался. Она была такой тихой, такой неподвижной, что он не переставал проводить руками по её телу, словно мог исправить всё одним касанием. Тысячу раз он хотел что-то сказать, задать миллион сжигающих мозг вопросов, но просто обнимал её, надеясь, что куда бы она не решила пойти, возьмёт его с собой. — Ты же помнишь, — пробормотал Иккинг, поглаживая её обращённое к телевизору лицо, — что можешь рассказать мне всё что угодно, правда? Мерида ощутимо напряглась, но через секунду уже прижалась к нему теснее. — Да. Всегда помню. — Хорошо, — шепнул он, сжав её и услышав вздох. — Хорошо.***
Проснувшись, Иккинг обнаружил только сопящего у ножки кровати Беззубика да незанятую сбоку подушку. В полусонной панике он вслепую нащупал протез и поспешил на поиски потерянной возлюбленной. Первый раз он спал с Меридой ещё в тринадцать лет в летнем лагере, когда они оба обожглись ядовитым плющом и делили одну палатку, чтобы не распространять инфекцию. Она и тогда спала как убитая, пока он постоянно вскакивал и чесался, клянясь всем, кому только можно, что ноги его в лесу больше не будет, если он отдохнёт хотя бы полчаса. Его ужаснул тот факт, что он лёг спать после неё в районе двух часов ночи и утром, всего пару часов спустя, её не обнаружил. Мерида не страдала бессонницей, во сне не ворочалась, даже не храпела — только если замерзала или болела. Парень иногда переворачивался и проверял, дышит ли она. Всё это было слишком странно. Долго искать не пришлось: Мерида сидела в гостиной за ноутом и отгрызала заусенцы. Заметив его присутствие, она охнула и мигом захлопнула макбук, да с такой силищей, что Иккинг перепугался, как бы снова не пришлось менять экран. Ветреный и усталый, он без особого почтения вскинул бровь: — Порно? — спросил с сарказмом. — Слушай, я говорил «никаких связываний», но если это не даёт тебе покоя, можем попробовать. — Нет! — чуть не задохнулась девушка, густо покраснев. — Это не... Нет! Её освобождённые от жгута волосы представляли собой спутанную массу, которая с каждой секундой пушилась всё больше. Щепетильно она относилась в жизни к трём вещам: своему луку, своему коню и своим волосам. То, что в этот раз она не стала уделять обычное своё внимание одной из этих вещей, стало ещё одной идиосинкразией. Нет, ну неужели из-за проекта он что-то таки упустил? Это уже сводило с ума, долго так не могло продолжаться. Иккинг уставился в окно, за которым вот-вот обещало показаться солнце, и вздохнул: — Ты можешь рассказать мне? — с опаской начал он, не желая давить. — Дело во мне? В нас? — Нет, нет, Иккинг!.. — Мерида подорвалась с места и застыла между ним и диваном. — Поверь, это, — она в отчаянном жесте взмахнула рукой, — к тебе никакого отношения не имеет. Легче от этого не стало. — Тогда, может, объяснишь? Поговоришь со мной? Она колебалась, несколько раз открывала и закрывала рот, пятилась и, кажется, дрожала. В голову одновременно пришли три наихудшие причины. Самая ужасная новость: — Ты... больна? — Нет! Самая страшная: — Ты... беременна, Мер? — Ненормальный, конечно нет! Самая болезненная: — Ты мне изменила? — Совсем сдурел?! — Мерида бросила в него подушку, и он так обрадовался, что даже не стал уворачиваться или ловить её. — Никогда! У меня даже мысли такой не было, в отличие от тебя и этой блондинистой… — Стрелки не переводи. И никаких видов я на Эльзу не имел, сто раз говорил. Что происходит? Девушка закусила губу и руками обняла саму себя, будто могла сбежать, спрятаться. Но деваться ей было некуда, не в этот час. — Мер? — Иккинг приблизился, не боясь огня. — Эй... что ты? Её тело под ладонями тряслось, она словно собиралась заплакать в любую секунду. Его Мерида, его прочный тефлон, на его памяти плакала всего дважды: когда умерла её бабушка, оставив после себя полчище вырезанных из дерева поделок в виде медведей, и когда мама попала в больницу после аварии. Год за годом он проводил с девочкой, ставшей взрослой девушкой, и вот теперь она находилась на грани того, чтобы сломаться. — Кое-что случилось, — решительно ответила Мерида, не глядя в глаза. — Уже давно. Ещё до старшей школы. До того, как мы начали встречаться. — Так, — промямлил Иккинг. — Мер, ты вся дрожишь. Могу я... ты хочешь, чтобы я тебя касался? Или мне отойти? Скажи, как тебя успокоить. — Не выйдет, — она тяжело задышала, по щекам покатились слёзы, первой на пол приземлилась левая. У него самого внутри что-то разрушалось от такого вида. — Ты не можешь. Ничто не может. — Ладно, — продолжил парень шёпотом. — Позвонить маме? — Нет! — Мерида прикрыла рот рукой с воем, который напугал его сильнее потери ноги. — Нельзя маме! Нельзя, слышишь?! — Ладно, — повторил Иккинг, поднимая руки и тем самым показывая, что у него и телефона-то нет. — Без мамы и папы. Только ты и я. — Н-нельзя, — заикнулась она. — Нельзя… — Хорошо, хорошо. Дыши. Просто дыши. И Мерида дышала, держась за сердце. — Прости, — прошептала она. — Прости, я не хотела, чтобы ты знал. — Я до сих пор не знаю! — беспомощно пожал плечами он. — Да… Да… Ты на этой неделе планируешь идти в универ? Парень едва не покачнулся от резкой смены темы. — Ну да, я… должен встретиться с профессором Калаханом в пятницу. — Тебе нельзя туда идти. Отмени всё, прошу тебя. — Мерида, — он словно оказался в одном из эпизодов «Сумеречной зоны». — О чём, чёрт побери, ты говоришь? — Тебе нельзя там появляться хотя бы до… следующего понедельника, хорошо? Поклянись мне. — Нет! — с нервным смешком ответил Иккинг. — Почему я должен на такое соглашаться? — Потому что я тебя попросила! — слёзно огрызнулась Мерида. — Потому что ты доверишься мне ради своей же безопасности! — Мерида, sváss, — он потянулся к её руке, но она вырвалась. — Ты говоришь чепуху. Тебе нужно начать сначала. Узел понемногу начал распутываться. — Тебе нельзя идти, — повторила девушка. — Обещай мне. Поклянись. — Хорошо, — панически поддался Иккинг. — Хорошо! Перенесу встречу на пару дней. У профессора Калахана немного мания величия, но так уж и быть, я это сделаю. — Хорошо, — кивнула она, дрожь никуда не делась. — Хорошо. — Ш-ш, — он привлёк её к себе, и она, шмыгая носом, спрятала лицо в его рубашке. — Ш-ш, я здесь. Я никуда не уйду. Дыши. — Только не ходи туда, — пролепетала Мерида. — Ты пообещал. — Хорошо, — хотелось напомнить ей о честном обмене, но он не смог и лишь втянул носом запах её волос. — Не пойду. — Ты не должен высовываться, пока я не скажу… — Мерида, ты меня пугаешь. Если не можешь говорить со мной, давай я позову кого-то другого. Кого-нибудь. — Нет. У меня есть ты, ты со мной… — Знаю, — он отклонился назад. — Но что-то с тобой не в порядке. — Это всё он, — она отступила, цедя слова с такой яростью, точно собиралась в бой. — И его вонючее прогнившее чёрное сердце… — Он? — Я убью его прежде, чем он тронет тебя, я не позволю ему прийти и всё испортить, утащить меня!.. — Что? — Я уже не та девчонка, и если он считает, что припрётся сюда и разрушит всё, что мы имеем, я убью его на месте! Я придушу его, буду смотреть, как свет померкнет в его глазах, услышу предсмертный хрип! Иккинг стоял как громом поражённый. Он хорошо различал, когда её тон был шутливым, а когда серьёзным, и сейчас она совсем не шутила. Пугающая, озлобленная, опасная. Ему невольно стало страшно за того, о ком шла речь. — Если он опасен, останься со мной, — вкрадчиво произнёс Иккинг, стараясь успокоить их обоих. — Лучше всего ты защитишь меня, если будешь здесь, верно? — Нет, он… Если он узнает, что ты со мной… — Sváss, — уже умолял парень. — Sváss, пожалуйста, расскажи мне. С самого начала. Расскажи, что случилось. Мерида молча открыла ноутбук, ввела пароль и развернула экраном к нему. Иккинг увидел письмо из университета, вещавшее о том, что их навестит пользующийся уважением спикер. Картинка была смутно знакомой: мужчина с волосами цвета воронова крыла, сломанным когда-то носом и такими широкими плечами, что на фото их обрезали. Глаза его были холодными, как зимы на Олухе, взгляд — безжизненным и твёрдым, как земля под снегом. И тут Иккинг увидел его имя. «Малком Морду — чёртов монстр!», — как-то проревел при нём Фергус Данброх, когда один из лордов упомянул об отсутствии этого человека. Тогда его пригласили на ужин в День Благодарения или какой-то другой праздник — в любом случае давно, когда их отношения только начинались. «Я мечтаю найти способ с ним покончить!», — отец Мериды словно протягивал строчку из песни. Элинор наклонилась к его уху и шепнула что-то вроде заклинания, утихомирившего медведя внутри мужа. Мерида, однако, после этого исчезла, оставив Иккинга одного в неловком молчании. Её мама заверила его, что всё будет хорошо, и заставила девушку позвонить ему на следующий день, но он всю ночь и весь день в школе сжимал телефон. «Доктор Малком Морду о наследии, родословных и символике Шотландии. Симпозиум состоится в холле Вольтера в пятницу в восемь утра». — Он монстр, — прошипела Мерида. — Я видела его перед тем, как это получила. Подумала, что это призрак… — Мер?.. — Я знала его, моя семья знала, папа знал. Его очень интересовало, ну, происхождение. Он говорил мне, что мы оба знатного рода и всё в таком духе. Знатного рода шотландских кланов… Она сморгнула ещё больше слёз. Иккинг надеялся, что она ведёт не к тому, о чём он думает. — Он… меня подготавливал, — сказала она весьма однозначно. — Ухаживал за мной. Постоянно говорил жуткие вещи, когда никого поблизости не было, говорил, какой бы я была красивой… — она подавилась воздухом, — матерью. Парень рефлекторно сжал кулаки, желая ударить этого человека. Не человека, исправился он, монстра. — Он, я не знаю, всё время что-то обещал, — Мерида запнулась. — Что будет мне идеальным мужем, что папа будет счастлив, а мама — гордиться. И спрашивал, гад, начались ли у меня месячные! «Перережу тормозные шланги в его машине», — про себя сказал Иккинг, почти покинув своё тело. — «Будет выглядеть, как несчастный случай». — А перед Рождеством, когда мне исполнилось четырнадцать, он поймал меня в моей комнате… — она не смела смотреть на него. — Но он не… мы не… — Я знаю, — девственности они лишились друг с другом на заднем сидении его старого пикапа в выпускной вечер, пропустив танцы. Постелили себе одеяла, обложились подушками и провели ночь, полную настоящих и образных звёзд. Ну, он по крайней мере. Мерида принесла в сумочке презервативы и набросилась на него, потому что сам он слишком стеснялся и нервничал, чтобы о таком спрашивать. — Он стянул с меня юбку, но я дала ему в нос и начала орать во всё горло. Слава богу, папа раньше пришёл с работы, — голубые глаза закатились от облегчения. — Я никогда не видела его таким злым. Иккинг и себя никогда таким злым не видел, ещё и на снимок. — Так почему он не сидит? — у него в голове не укладывалось, как такой человек, как Фергус, не упёк за решётку того, кто пытался изнасиловать его единственную дочь. — Я ничего не могла поделать, слишком боялась! Я была грёбаной трусихой, а теперь… Теперь Бог знает, что он делает, кому ещё пытается навредить или уже навредил! — Мерида схватилась за голову. — Ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю, Мерида Данброх. Никогда в этом не сомневайся, — Иккинг прижался лбом к её лбу. Она вдыхала и выдыхала, вдыхала и выдыхала, пытаясь успокоиться. Он усадил её на диван и обнял, а за окном тем временем уже восходило солнце. — Спасибо, что рассказала мне. Я рад, что ты мне доверяешь. Её рука клешнёй вцепилась в его предплечье. — После семьи ты — единственный. — Думаю, нам нужно взять мини-отпуск, — сказал Иккинг через некоторое время, уложив ей на голову подбородок. — Съездить куда-нибудь на пару дней. Девушка прыснула: — Я не могу вот так бросить работу и учёбу… А у тебя проекты, презентации… — Я всё всегда сдавал вовремя, и ты в этом семестре не пропустила ни одной пары. Поедем в домик твоего отца в лесу. Ты, я, Беззубик и природа. — Ты ненавидишь природу, — вздохнула она. — И в мире нет худшего вайфая… — Я всё необходимое могу взять с собой, — Иккинг всегда был находчивее многих своих сверстников. — А ты… можешь взять пару книг или я не знаю… Можем наврать преподавателям, что у нас ЧП, а вернёмся, когда он уедет. Мерида погладила его руку. — Ты… сделаешь это для меня? — Мер, — рассмеялся Иккинг. — Для тебя я бы сдвинул с оси целый мир! Я бы… я бы снял с орбиты Луну, расплавил и выковал тебе меч!.. — Лунный меч? — хихикнула она. — Лучше бы тебе использовать это для кампании «Подземелий и драконов», не то я очень разозлюсь. — Обожаю, когда ты говоришь о «Подземельях и драконах», — подколол парень. — Но ты знаешь, о чём я. — Знаю, правда знаю, но… — Но?.. — Но я… Я опять чувствую себя трусихой, которая убегает от него. Он хмыкнул: — Почему бы не посмотреть на это как на встречу лицом к лицу с чем-то другим? Мерида прицокнула языком и, несомненно, закатила глаза: — Ох уж эта твоя логика. — Представь, что ты не убегаешь, а бежишь ко… мне. «Отстой!», — сказал внутренний голос, подозрительно похожий на голос пятнадцатилетнего Сморкалы со времён, когда он был лёгкой мишенью. — Мне всё равно страшно… Если он узнает о тебе, то может попытаться что-то сделать. В Иккинге взыграло скандинавское происхождение, гордое наследие викингов, резко контрастирующее с шотландским. — Я уже потерял ногу, что может быть хуже? Мерида пихнула его в плечо. — Не шути так! — Ну извини! Но я серьёзно! Кампус забит под завязку, наш университет — один из самых известных в мире. Если приглашённый спикер вдруг выйдет из себя и врежет мне по лицу, считай, он пропал. Никто его больше никуда не наймёт. — Мне плевать! — её глаза снова опасно заблестели. — Я не хочу, чтобы ты к нему приближался! Генри Хардбейн Хэддок, клянусь всеми языческими богами, под парусами которых плавал твой народ, я!.. — Полегче, Храброе Сердце. Блин, где вайда, когда она нужна? — Ой, заткнись, — Мерида пихнула его ещё раз. — Ничто тебя так не заводит, как когда я надеваю шотландку и цитирую всякую ерунду на гэльском. — Ну… да, — глуповато улыбнулся Иккинг и получил в третий раз, но теперь она смеялась, по-настоящему, громко, как всегда. — Нет, ну правда, — он легонько её встряхнул, и она вздохнула. — Поехали. Забей на этот город всего на пару дней. Пойдём в тот фруктовый сад, который ты так любишь, будем собирать яблоки, сидеть у костра и пить алкогольный сидр. Я устал, ты устала. Обычно всё происходило с точностью да наоборот, но, видимо, такова природа отношений. Не в его характере было что-то пропускать и убегать в закат, но если ей это нужно, он всё сделает. — Не знаю, Ик… — Почему нет? — А вдруг… вдруг он что-то сделает, пока нас не будет? С какой-то бедной девочкой, которая его не знает? — И как ты собираешься его остановить, sváss? Следить за ним, угрожать, если подойдёт к кому-то слишком близко? Тебя выставят из универа, лишат стипендии за верховую езду, и что тогда мы будем делать? Я потом сяду в тюрьму за убийство, а оранжевый мне совсем не идёт. Мерида захохотала, запрокинув голову, так что открывалось бледное горло. — Ты сумасшедший, — она пропустила через пальцы его волосы. — Совершенно. — А ты тогда кто, хм? — Влюблённая девушка, — Мерида положила голову ему на плечо. — Боже, я так устала, mo chridhe. — Тогда останься сегодня со мной. До конца недели, если хочешь. Позвони в бар, придумай какую-нибудь отмазку. — Как в том дурацком фильме, который постоянно смотрит Анна? — она настроилась на акцент пустоголовой девушки из долины. — Кхе-кхе, я болею! — У-у, коза! — сразу же (машинально) процитировал Иккинг, и она затряслась от смеха. Нога онемела от веса другого человека, но он не сдвинул бы девушку с места, даже если бы потом пришлось ампутировать всё, что от неё осталось. — Ну же, — заново взмолился. — Ты и я. Сбоку послышалось какое-то движение, и ему на колено легла тяжёлая голова с лиственно-зелёными глазами. Беззубик резво бил хвостом по полу, обиженно скулил, и его единственное ухо дёргалось. — Ладно-ладно, дворняга, — хозяин почесал его подбородок. — Ты, я и этот мохнач. Мерида принялась сюсюкаться с замечательным псом — некой помесью ньюфаундленда, немецкого дога и кавказской овчарки. Недолгое время его использовали в собачьих боях, в результате чего он и остался без уха. Иккинг обеспечивал ему безбедное существование, а Мерида, пользуясь наставлениями матери, сшивала его любимые игрушки и радовала новыми. У них была хорошая жизнь. Он никогда никого не любил так, как её, и, вероятнее всего, никогда и не полюбит. «Она со мной». — Сегодня звонишь. — Я не могу! — Можешь и позвонишь! — отрезал Иккинг, видя, что за окном почти рассвело. — Подъём-подъём, остальное подождёт. У нас с тобой и мохначом сегодня великий день. Она взглянула на него из-под рыжих ресниц: — Ик… — Надевай штаны! И хватит меня отвлекать, я на это не поведусь! — он драматично закрыл рукой глаза. — Я тебе, знаешь ли, не кусок мяса! Мерида захихикала и встала, избегая шлепка по заднице. Иккинг отправил пару электронных писем, положил в сумку компьютер и отправился покупать билеты на вечерний боевик. Он надел на Беззубика шлейку, на себя — тёплые брюки и свитер. Мерида, в леггинсах, тёмно-зелёном платье-свитере и красной шапочке, пошла к двери за ботинками. Краснота ещё не сошла с глаз и носа, но пробивавшееся через оконное стекло солнце подогревало её изнутри. — Я не хотела… — девушка махнула рукой в сторону зари. — Ну, всего этого. Иккинг тряхнул плечами: — Солнце всегда будет вставать. А я всегда буду встречать с тобой утро. Она слабо шмыгнула: — Тогда я точно знаю, что утром всё всегда будет становиться лучше. Если ты рядом, всё будет хорошо. Своим нежным поцелуем он читал ей целые поэмы. «Я с тобой, всегда». — Пошли. Ты, я и новый день. — Каждый день — новый, — ответила она, прижавшись к нему. Всё утром становится лучше. Каждым совместным утром.