Summer Breeze

Это был день, полный тишины. За окном разыгрывалась летняя жара, в голове было блаженно-пусто — ничего, кроме отдаленного плеска волн в ней не было. Все свои заботы Джейми оставил на привязи в душном, пыльном Лондоне, дожидаться его нескорого возвращения. Он вдохнул полной грудью. Творчество в форме случайных идей было для него настоящей редкостью. Труд во благо искусства оказался совсем не таким прозаичным, каким он себе его представлял: днями и ночами Хьюлетт сидел за одним и тем же столом, согнувшись в три погибели над калькой, в окружении полувысохших маркеров и сточенных карандашей, и с годами все меньше обращал внимание на сколиоз, сбитый режим и алкоголь вместо отдыха. Дэймон появился, когда он ожидал этого меньше всего, но больше всего в этом нуждался. Короткий звонок — предложение, согласие, букинг, билеты — и они уже заселяются в большой номер с кроватью кинг-сайз и корзиной свежих фруктов на летней веранде. Дэймон — баловень, поэтому позаботился обо всех возможных удобствах заранее. Джейми остается только с восхищением это принять. Оказалось, что большего счастья, чем проснуться после десяти утра, он уже давно не испытывал. Не смотря на возраст, Албарн всегда поднимался рано и стремился туда, куда ветер подует. Каждое утро его не оказывалось рядом, и спустя некоторое время он возвращался то с пробежки, то с бутылкой дорогого вина в руках, то с арабикой. Здесь он мог с удовольствием пройтись до кофешопа и не беспокоиться за свое личное пространство. Единственной заботой была жара. После первой же ночи пришел в действие Художник, а Джейми выгуливал его на поводке. Художник повел его блуждать по улицам, и, следуя своему особенному чутью, Хьюлетт нашел художественную лавку и приобрел там все самое необходимое, а именно блокнот и несколько простых карандашей. Шум моря, соленый морской воздух, охлажденная Текила Санрайз и раскаленные мостовые, нагревающие сланцы очень отвлекали, но не сломали в нем инстинктивное желание рисовать. Когда Дэймон возвращался после прогулки, он обнаруживал Джейми за кофейным столиком на веранде, с блокнотом и карандашом в руках и тлеющей сигаретой в пепельнице. Страницы из крафтовой бумаги зияли пустотой. Когда Албарн отвлекал его, он всегда злился, но теперь с охотой отзывался на любую инициативу — благо, в голове у Дэймона их было полно. На его расспросы он пожимал плечами: — Кажется, я в процессе самолечения. Тем вечером Дэймон потащил его в бар, захвативший его яркими неоновыми украшениями, а потом на пустующий ночной пляж, где море продолжало бушевать, ежесекундно набегая на мелкий, белый песок, а лунный свет отражался блуждающими лучами на беспокойной воде. Дэймон напевал только ему известную мелодию себе под нос и с козлиной упертостью забирался по колено в воду, пытаясь попутно затащить туда Джейми. Они исходили весь пляж, пьяно смеясь, Дэймон потерял один сланец, а Джейми всю ночь снился лунный свет на воде. Дни перетекали один в другой, постепенно превращаясь в один, сладкий сон, от которого не хотелось просыпаться. Джейми мог подолгу сидеть с пустым блокнотом, не испытывая чувства вины; Дэймон позволял себе валяться на кровати, раскинув руки и ноги в стороны, и засыпать прямо так, с повязанным на бедрах полотенцем; еда и алкоголь обладали особым вкусом, которым хотелось наслаждаться; все здесь было до приятного необычным. Возможно, так сказалось плавание, но Дэймон чувствовал себя снова на двадцать пять. Выскочив из номера далеко за полночь он отчего-то был так взволнован, как будто это их с Джейми тайная шалость, о которой никому больше не положено знать. Не переставая хихикать ни на секунду, они выбежали на улицу, и Дэймон, недолго думая, прыгнул в бассейн. Джейми тоже разбежался, но в последнюю секунду остановился, и теперь сгибался пополам от смеха. Время текло все медленнее. Дэймон, взвесив все за и против, подгадал момент и затащил-таки Джейми с собой в воду. Той ночью лунный свет облизывал остывающие мостовые, Дэймон и Джейми радостно плескались в холодной воде, а блокнот в кармане шорт-карго второго окончательно вымок. Это было время, когда Джейми потерял счет дней. Морская соль жгла кожу, но утренний заплыв оказался лечебным. Несмотря на палящее солнце и покрасневшие плечи, он шел неторопливо, разглядывая каждую вывеску и каждый прилавок по пути. Он знал, где находится художественный магазин, но Художник внутри не отозвался, и он был освобожден от выбора нового блокнота. Пока что. Тем не менее, голова лопалась от идей. Это придавало его походке особенную пружинистость, а лицу — улыбчивость. Ему снова нравилось говорить загадками, и Дэймон неизбежно этим заражался. — Если бы время остановилось, что бы ты сделал в первую очередь? — То, что я делаю прямо сейчас, наверное. — Как предсказуемо! Дэймон не заготавливал остроумный ответ — он говорил то, что чувствовал, и делал то, что чувствовал. Поэтому в следующую секунду он целует Джейми, осторожно, как в первый раз, а тот только счастлив ему ответить. Ему не стыдно оказаться на столе — стыдно только, что он не решился на это ещё раньше. Словно с цепи сорвавшись, Хьюлетт не мог усмирить свое сбившееся дыхание, пока руки цеплялись за Дэймона в порыве самых нежных, самых острых и самых желанных чувств. Морская соль на языке, запах мартини, шум прибоя. Задумка Дэймона окупилась сполна. Горячее дыхание на его шее, умелые руки, сразу ищущие главные источники удовольствия и почти певческий голос — все эти удивительные вещи отдаляли сознание Дэймона от реальности. У Джейми кружилась голова от жара, а в животе порхали бабочки, и их становилось все больше и больше. На твердой поверхности стола отзывалась болью спина, но любая боль меркла с нахлынувшим удовлетворением. Снова, как в двадцать пять — без лишних слов, близко, быстро и горячо. …Это был день, когда Дэймон спал до обеда, а Джейми вышел на прогулку. Не для того, чтобы что-то кому-то доказать или оправдать чужие ожидания, а потому, что так захотелось. Высушенный блокнот, карандаш и пачка сигарет остались на веранде.