All on the place

Така всегда доводилось видеть спину сестры, сколько себя помнит. Когда его била матушка, била так, что кости трещали. И всегда проскальзывала мысль: вот-вот и кожа отслоится, так сильны были удары. Красные бутоны расцветали на нежной коже, будто змеи кусают, не то чтобы его часто змеи кусали. Его талант местный кузнец заметил сразу. Ивао Сенсей был к нему добр, обучил его и накормил. Первый раз Такао почувствовал искренность от кого-то, помимо искренней материнской ненависти. Регулярно их с сестрой гоняли, если замечали, некоторые вздыхали с сочувствием, кто-то давал объедки. Жители испытывали к ним больше доброты и участия, чем родная мать. Ещё совсем юнцами им пришлось воровать. Разве таким должно быть детство? Принесенные гроши Така копил, матери не рассказывал, так посоветовал Сенсей. Ивао был очень к ним добр, отдал старое кимоно сына, чтобы было удобно ковать, помог вместе с сестрой вырезать лук из крепкого клёна. Така с улыбкой и трепетом вспоминает лицо Юны, их задорный смех и ссадины от древесины. Запах спокойного ветра, теплых объятий и тяжелей ладони в волосах. Эти видения Така хранит бережно, сдувает пылинки, если бы можно было построить храм, Така сделал бы всё, чтобы увековечить сокровенные мемуары. Парень не может сдержать тихого смешка. Ткани с шуршанием сползают, и Така видит заспанные черные глаза и ещё более растрёпанные волосы, чем обычно. Парень тает, бравый воин с суровым нравом лежит подле него, обняв медвежьей хваткой, не давая лишний раз вздохнуть. Горячая грудь прижимается ближе, обжигая не хуже разогретой печи, пожирающая угли. А сильные руки стягивают сильнее. - Простите, что разбудил вас, Дзин, - в голосе совсем трудно найти ноты раскаяния. - В ночи ты обращался ко мне по другому, - хриплый голос отдает ехидством. Така вздохнул. Тихий выдох выбрался наружу, а щеки и шея покрылись красными пятнами. Обратиться по имени было легко, хоть и непривычно, но вот перейти на "ты" довольно трудно. Така испытывал уважение, которые не описать словами, и перейти на белее неформально общение было непосильным. - Ну что вы такое говорите, - из груди вырвался нервный смех, а внимательный взгляд впился сильнее. Така сжал губы: нечего от самурая не скрыть. - Что же мне сделать, чтобы ты воспринимал мои слова всерьёз? Этот тон Така узнает из тысячи интонаций: утробный, будто зверь приготовился для прыжка, а в исполнении Призрака звучало ещё устрашающие. Лепеча, Така попытался оправдаться - ещё глаза не продрал и все ещё желтых птиц вижу, дремлю на ходу и тому подобное. Но, видимо, Господин Сакай не настроен на жалкие оправдания. Сильные руки подминают под себя бёдра, без спроса раздвигая ноги. Така пытается отбиться и заговорить, как раньше, придуриваясь, но ловкие пальцы не дают возможности выскользнуть из под жилистого тела. Глаза в глаза. Щеки краснеют ещё больше и Така желает быть погребённым заживо, чтобы вот так не краснеть, позорище. Вчера ведь сам сделал шаг, не смущаясь и не беспокоясь. Но кто бы знал, сколько времени самобичевания и наблюдений были проведены. Украдкой и не очень. Тако наблюдал, смотрел с трепетом на своего желанного. Он смотрел, когда никто не видел. И в такие моменты Така был уверен, даже Призрак не замечает его подглядываний. Может, зря он обманывался ?.. Пока Така на секунду-две впал в раздумья, теплое дыхание коснулось груди, перетекло на шею. Мокрые губы, которые манили Таку ещё в первый раз, когда он их увидел, коснулись шеи, проходя языком вдоль вены. У мужчины под Самураем вырвался короткий вздох. Дзин переключился на мочку уха, пока руки, поддающееся многолетним тренеровкам бродили по бёдрам, удобно устраиваясь между ними. Он помнит, как поймал на себе восхищённый взгляд, как звёзды заискрились под пышными ресницами. Тогда желание показать себя первый раз за последние года выплыло наружу. Ещё давно, когда он был юн, когда у дяди было меньше морщин и не такой тяжёлый взгляд, он каждый раз норовился показать себя с лучшей стороны. Как молодой волк, встряхнуть пышной шкурой, сжимая добычу в смертоносных клыках. Но дядя говорил, что он скорее как павлин, размахивал длинными перьями. Дзин тогда дулся, а сейчас он с улыбкой вспоминает такие лёгкие моменты. Така, смирившись, обнял одной рукой со спины, а второй погладил шею. Дзин прекратил ставить новые поцелуи на местах старых и посмотрел в светлые, казалось в такой полутьме глаза. Свет от фонаря лег на черные, смоляные волосы, отдавая тёплым клёном. Самурай всегда должен быть спокоен, оттого эмоции держать при себе. У Дзина даже отвращение трудно приглядеть, но вот любовь и нежность, что скользит в его движениях, что читается в его взгляде, невозможно не увидеть. Прищуренные глаза, широкая улыбка - вот награда всех наград. Така тлеет и широкая улыбка сама тянется на лицо, и сколько бы усилий он не пытался приложить. Он не как не может ее убрать. Губы сталкиваются, и одни сминают другие. В комнате, где продолжает тлеть фонарь, тихо. Где-то там отдают дань лёгкими песнями яркие сверчки. Теплый ветер колышет траву, что затихает, не желая спугнуть. Поцелуй тягучий, такой, что забирает дыхание, заставляет нагреваться лёгкие. Така розгорячился так, что ведёт рукой верх к лицу, а левой вниз, обводя крепкие мышцы. Ноги раздвигает шире, приглашая. Дзин трепетно обводит бедра, внизу уже давно твердо, а в ушах стоят только тихие стоны. Таке кажется, что силуэт Дзина окутывают языки пламени. Така обводит губами напряжённую шею, покрывая поцелуями, где-то прикусываю кожу, обводя ключитсу языком оставляя алые бутоны. Така сдавленно скулит, когда его Господин надавливает на копчик.Мужчина видит, как в воине напротив уже не скрывая себя сгущается тьма. Така резко двигает рукой. Оба стонут, ноги ложатся на напряжеёные бедра,обвивая, пока рука стискает две головки. - М-мой Господин...,- от этой шепчющей просьбы у Самурая сносит крышу. Последние ниточки сознания, что были натянуты как тетива порвались. Рука резко ложиться сверху сжимая, губы ловят стон. Все происходит так быстро, что у Таки пелена застывает перед глазами. Рычащие стоны возбуждают и так разгоречелый мозг. Хлюпающие звуки раздается внезапно. Така ловит последний рваный поцелуй, кусая напоследок губу. Дзин со смехом в отместку кусает в плечо, крепко обнимая. - Господин ваш нр...,- Таку обрывают на полуслове. -Мне кажется мы уже обсудили эту тему, - показывается лохматая, но очень довольная голова. Самурай ведёт носом к носу не давая вставить и слова. Така с подозрением нахмурился. Его чутье подсказывало, что расслабляться рано. Выносливость у самураев чудовищная. Така уже это понял. Его лёгким действие уложили на спину. Дзин, не смущаясь, собрал в ладонь немного семени. Это действие будто так и должно быть, вогнало Таку в красу, которую он обычно наносит на катану. Внизу стало ещё влажнее, что заставило рукой прикрыть лицо. По комнате раскинулся хриплый смех. Така постарался оказаться меньше, но наклонившийся корпус мешал скрыться. Лохматая голова беззаботно поцеловала где-то внутри бедер, лицо Самурая осветила улыбка. Дзин беззаботно провел носом ближе к уже твердому члену, мягко проводя рукой взглядом спускаясь ниже. Мягко оцеловывая бедра, по дороге оставляя укусы, взял в себя розовую головку, Така выгнулся в спине. Мягко покачивая голову, пытаясь не задеть зубами. Это был первый опыт Дзина с минетом. Стыдно признать, но много интересных книг написание странниками "случайно " завалялись у Сенсея. Палец проник легко, но второй заставил Таку поглотить вдох. Дзин не хотел доставить боль и прислушивался к каждому полу-вздоху, что стояк повторно каменел. Така не может удержаться от того, чтобы не сжать такие длинные сейчас волосы, распустившиеся от интенсивных действий. Дзин поднимает взгляд и это так извращенно выглядит, что Така сглатывает. Самурай смотрит на него темнеющим взором, теперь в нем нет ни просвета от тлеющего фонаря. Дзин выпускает член, облизывая губы, вытаскивая пальцы из влажной дирочки, обмачивая уже свой член в жидкости и подводя к ближе. Така сжимает подушку над головой, пока дополнительная оказывается под копчиком, и закидывая одну ногу на плечо. Дзин медленно входит, делая обманчиво короткий вздох, его глаза неотрывно следят за кузнецом, не смея потерять хоть одну деталь. Они начинают с малого. Дзин придерживает его левую ногу, медленно входя и выходя, всё быстрее набивая себе темп. Така не может сдержаться и в молитвенных просьбах не останавливаться. Прикрытые глаза Самурая не могут не ловить каждый стон, произносивший его имя. Дзин кончает в него наотмашь, после того, как он сжался под ним, словив такие желанные губы. Дзин устраивается над ним, так и не выйдя, всматриваясь в глаза. На его лице расцветает улыбка, и такая нежная, что у усталого Таки рябеет в глазах. Такую улыбку, полную любви и доверия, он может предложить только ему, его кузнецу. И руки возле головы, что крепко переплели их ладони, кажутся такими правильными.