Останься

      В комнате невыносимо душно, несмотря на то, что вот недавно открывали окно на проветривание. Крышесносная атмосфера бьет по вискам и перекрывает дыхательные пути. На полу валяется одежда так же хаотично, как и брызги семенной жидкости, которые буквально только что нарисовались на спине пребывающего в экстазе парня. Сердце бешено колотится в груди и, судя по всему, пока не торопится возвращать умеренный ритм. Хочется сохранить этот момент на подольше, запечатлеть в памяти на столько, на сколько только возможно. Но время близится к утру, и пока один из парней находится в посторгазменной неге, второй по-быстрому приводит того в порядок и уже начинает одеваться, как его неожиданно останавливают.       — Останься.       Но ответа не следует. Тогда голос за спиной снова раздается, только уже тише:       — Минхо.       И снова молчание, пронзающее до звона ушах, до скрипа в зубах. Единственное, что его нарушает — это шорох одежды. Хенджин, не выдержав такого давления, кидается, рыдая, к парню и вцепляется в него, как в спасательный круг, уткнувшись лицом между лопаток. Хотя, в каком-то смысле, Минхо и есть спасательный круг в их случае. Только сейчас его уже начинает конкретно раздражать происходящее. Он не любит подобные выступления младшего, и вообще черт знает как они докатились до такого… Лицо Хо искажается в недовольной гримасе: брови сводятся, губы поджимаются. Но он понимает, что нужно что-то сказать, что-то такое, чтобы не видеть и не слышать истерики и мольбы, а это значит одно — нужно успокоительное, воздействие которого не вызывает побочных эффектов. Ну, не считая медленного отравления и уничтожения всего организма.       — Мы же с тобой договорились, — начинает и в тоже время заканчивает разговор Ли.       А после прислушивается к всхлипам и ощущает мелкие судорожные подрагивания прижавшегося к его спине тела. Хватка длинных рук оказывается цепкой, и Минхо на секунду кажется, что он не сможет выбраться из этих объятий. В какой-то степени это пугает. А в какой-то степени ему все равно, учитывая, что все эти бестолковые попытки получить ответного тепла ни к чему не приведут.       — Ты мне сейчас футболку вымочишь, идиот, — с предупреждением в голосе бросает парень, чувствуя влагу, из-за которой ткань теперь неприятно прилипает к коже.       И, наконец, позади слышится настолько едва различимый шепот сквозь безудержные рыдания и бесконечные вздохи, что Хо сначала не может распознать ни слова.       — Ты… х...хоть… что-то к…ко мне чувствуешь?... — жалобно звучит вопрос, на который они оба знают ответ.       Ли тут же не выдерживает, с силой разрывает мертвую хватку и, сбросив с себя чужие кисти, вскакивает с дивана, уставившись дикими глазами на заплаканное лицо напротив.       — Что, черт подери, ты несешь?! — вскрикивает он, но вовремя успевает опомниться, что они здесь не одни, и стены между комнатами не кирпичные, и потому снижает громкость. — Какие чувства? Что ты принял?       Хван трет левый глаз. Соленые слезы больно щиплют веки, из-за чего становится невыносимо моргать. Поэтому сквозь пелену он всматривается в знакомую до боли фигуру и чувствует себя очень глупо, как-будто задал не вполне осмысленный серьезный вопрос, а сморозил какую-то чушь.       — Просто… у меня к тебе есть… — ему не дают договорить, обрывая на полуслове.       — Что есть? Влечение? Потому что, кроме этого у тебя ко мне не должно быть больше ничего! Ни-че-го. Ясно? Мы изначально обговаривали перед тем, как все это началось: только секс и ничего больше. В прошлый раз ты довольно дерзко согласился, а потом полез ко мне на колени. И я не верю своим ушам, что тот Хенджин сейчас сидит передо мной, ноет и втирает что-то о любви. Прекрати это безумие.       Минхо на одном дыхании проговаривает свою речь. В легких катастрофически не хватает воздуха, и он начинает шумно его вдыхать. В голове слишком много мыслей, они кричат, бьют импульсами по внутренней стороне черепа и не дают нормально держать себя в руках. Тем не менее, контролировать свои действия все еще удается, несмотря на кипятящее кровь раздражение. Младший не перестает быть менее желанным и сексуальным, заставляя приятно тянуть низ живота даже сейчас, когда он сидит перед ним такой жалкий, разбитый, заплаканный. Пожалуй, Ли это заводит ничуть не хуже, чем чужой прибранный вид. Правда будет неуместно прямо сейчас взять и трахнуть его, поэтому Хо отбрасывает свои фантазии и следит за реакцией. Хван, в свою очередь, резко вскакивает, но остается на месте, не решаясь подойти ближе.       — Сейчас все изменилось! И у меня проснулись к тебе чувства после второй нашей ночи… кажется… — повышенный тон в конце сменяется на полушепот.       Слышится смешок.       — Вот именно, что кажется, — старший все еще не уступает, — может тебе напомнить почему ты вообще начал спать со мной, м? — он откровенно издевается, и, пожалуй, ему ничуть не жаль.       Хенджин поджимает губы и сжимает руки в кулаки, отрицательно мотая головой. Затем медленно опускает голову и сверлит взглядом пол. Ничего более значительного он сделать все равно не сможет — боится своего хена. Знает, что любое неверное слово или действие, и его по косточкам не соберет даже самый профессиональный хирург.       — Можешь не отвечать, я и так скажу это, — Хо делает короткую паузу, глядя свысока на слегка ссутулившуюся фигуру, — тебе не дал Феликс.       Он замолкает, ожидая всплеска эмоций со стороны одногруппника. И его ожидания оказываются оправданы.       Хвану безумно неприятно от чужих слов. Неприятно потому, что тот, в какой-то степени, совершенно прав, как бы сильно не хотелось этого признавать.       — Что ты такое говоришь?! — он вскидывает голову, возмущенно глядя на собеседника. — Никого я не домогался, я любил Феликса, и Феликс любил меня! — осмеливается сократить расстояние между ними, сделав пару шагов навстречу.       Самое главное не перейти черту, иначе обратного пути не будет, и они дойдут до точки невозврата.       А Хо снова смеется.       — Какой ты наивный, Джинни, Феликс просто очень любвеобильный, а ты часто принимаешь желаемое за действительное. И, что ты там сказал? Никого не домогался? То-то бедный Ликси избегал тебя на протяжении месяца, прячась за спину Чана, — тут он приподнимает бровь и хитро улыбается, а затем продолжает: — Кстати, о нем. Я недавно случайно увидел на экране его телефона переписку с Феликсом. Чан ему написал: «Ликси, детка, забери у меня свои трусы, целую!»       Лицо младшего после услышанного искажается в такой гримасе, будто бы ему пырнули ножом в живот. Но, ясное дело, что ножом никто его пырнуть даже не собирается. Разве только, что Минхо. Иногда. А Хенджин, тем временем, замирает, так и не проронив ни слова. Он и не находит пока, что сказать, так как всего его нутро откровенно болит. Нарастающая обида подкатывает к горлу комом. Почему? Почему Феликс так поступил? В голове всплывают произошедшие события. Безусловно, прошлого не вернуть, но порой Хван так скучает по прикосновениям маленьких ладоней, по теплым объятиям и нежному взгляду. Он действительно был на все сто процентов уверен, что Ликс к нему что-то испытывал. И потому, не предвещая ничего плохого, полез пересчитывать чужие ребра под рубашкой, постепенно добираясь до маленьких аккуратных сосков. Именно в ту секунду он пожалел о том, что сделал. В ответ на проделанные махинации последовал писк, взбрыки и удивленно-возмущенное: «Какого черта, хен?!»       И их разговор на 2 Kids Room приобрел совершенно иной смысл. Когда Ли сказал, что порой слишком серьезно думает о Хенджине, и попросил его всегда оставаться друзьями, он воспринял это, как сейчас понимает, неправильно. Хван тогда спихнул просьбу младшего на страх его собственных чувств или стеснение перед камерой. Он и подумать не мог об отказе, когда делал первый шаг.       С тех пор их отношения идут по одному месту. Младший постоянно избегает любого контакта с Джином, стараясь либо оказаться в компании макнэ, либо уходя к Бан Чану. Теперь вспоминаются все моменты, которые он в упор старался игнорировать. Начиная с подозрительно частых совместных времяпровождений Бана и Феликса, включая трансляции, и заканчивая неоднозначными намеками со стороны лидера на чувства к Ликсу. Притом отнюдь не дружеские. Теперь-то он понимает, что подавно не сдался своему некогда любимому мальчику. От этой мысли вновь ком подкатывает к горлу, а накрывшие глаза слезы не дают отчетливо видеть окружающий мир. Он не желает больше ничего о них слышать. Хоть и чувств уже вроде бы нет, но что-то неприятное кольнуло в сердце до такой степени, что захотелось выть.       Минхо, кажется, очень любит припоминать ему эту историю.       Чувства к Феликсу медленно убивали Хвана. Ему казалось, что образовавшуюся дыру в сердце заткнуть просто невозможно. Этот веснушчатый парень был практически всегда рядом, но из-за произошедшего теперь так далеко. Никакой возможности прикоснуться к нему, как раньше, никаких больше дружеских посиделок до утра. Тогда он думал, что Ликс был, есть и будет его единственной любовью.       И именно в этот момент, чтобы уже хоть как-то заполнить эту чертову пустоту, он предложил Хо эту авантюру.       Сглатывая остатки ревности, Хенджин переводит тему, решая все же зайти на границу черты на свой страх и риск, как это сделал старший.       Если уж Ли решился надавить на него, то и он готов играть по его правилам. Кто кому сделает больнее?       Ответ уже заранее известен.       — А как же Хан?! Почему ты сутками находишься с ним, но спишь со мной? Видимо, он тебе не дает?       Парень чуть ли не срывается на крик, подходя в вплотную к собеседнику и сжав до боли кулаки. От излишней эмоциональности во время разговора резкие телодвижения приводят к тому, что пряди растрепавшихся длинных волос прилипают ко влажному лицу и немного залезают в рот. Последний вопрос парень задает с дерзкой ухмылкой и откровенной издевкой.       За что, безусловно, расплачивается.       В комнате раздается звонкий шлепок — Минхо что есть мочи с размаху ударяет Хвана по лицу, от чего тот, не успев среагировать, падает на пол. На долю секунды старший пугается, что свернул шею, не рассчитав силы, но, когда слышит тихое хныканье со стороны тела перед собой, понимает, что опасения напрасны. Младшему крупно повезло — падение пришлось на разбросанные по полу вещи. Их вещи. Хенджин пытается прийти в себя. Щека горит огнем, голова по-страшному гудит, а в ушах стоит звон. Ему хватает сил лишь приподняться на локтях, принимая полусидячее положение, держась при этом рукой за больное место. Дыхание напрочь сбивается, но это последнее, что его сейчас волнует. В этот момент он жалеет о том, что поднял данную тему. Страх сковывает горящую от нехватки кислорода грудную клетку, зрачки расширяются, и сам парень находится в напряжении, будто готов, в случае чего, подорваться с места.       Теперь Хо возвышается над ним словно скала, несмотря на преобладающе высокий рост младшего. В эту минуту тот, напротив, кажется таким маленьким, таким беззащитным, что вызывает чувство жалости. Минхо же зол и непреклонен:       — Не смей открывать своего грязного рта на Сони. Я не позволю, чтобы кто-то был о нем плохого мнения или, чего хуже, пытался его обидеть, — спокойным ровным тоном проговаривает старший, глядя прямо в опухшие глаза. — И он не нуждается в этом, мы с ним поднимали эту тему. Я не пойду против воли дорогого мне человека, в отличие от некоторых, — в конце слышен упрек в голосе, — а что касаемо удовлетворения своих потребностей, то у меня есть ты – моя личная игрушка.       Минхо расплывается в улыбке, и Хенджину становится тошно. А может быть, ему стало тошно от того, что он никому на самом деле не нужен. Внутри снова накатывает чувство обиды. От безысходности своего дерьмового положения хочется вскрыть себе вены — может так станет хоть чуточку легче. И, пока он борется с желанием разрыдаться в голос, опустив голову вниз и зажмурив до звездочек глаза, Хо опускается к нему, все еще ухмыляясь, и шепчет, обжигая горячим дыханием ухо:       — Хочу вылизать тебя, — секундная пауза, — завтра, — младший вздрагивает от неожиданности, а Ли продолжает ворковать, не переставая улыбаться, — поэтому подготовь себя.       Поставив перед фактом, парень поднимается и уходит, оставляя Джина наедине с собой.       На следующий день Минхо выполняет свое обещание.       Хенджин больше не просит его остаться.