Дело о Чон Хосоке и глубокой связи с предками

— Мы точно не накосячим? — Чимин нервно лепечет, трепеща белыми крылышками и переспрашивая, кажется, уже в сотый раз. Хосок смиряет его уставшим взглядом и решительно перечисляет: — Свечи — есть, атрибуты для призыва — есть, дерево предков перепроверено профессором Ли и утверждено, — Хосок уже даже немного бесится. Он взвешивает в ладони черепок, не зная, кинуть его в Чимина, или оставить в покое, но решает, что невинные ангелочки-перестраховщики заслуживают порицания, но не насилия. — Пентаграмма проверена трижды, Чимин, этого более, чем достаточно, поверь мне. — Но ты делаешь это впервые, — Тэхён недовольно дёргает каштановым волчьим ушком, но в ответ на рык Хосока примирительно поднимает руки, сдаваясь: — ладно-ладно, чего завёлся-то? Просто это опасный ритуал. — Ничего опасного, — Хосок решительно отрезает и смотрит на застывшего Джина, нервно постукивающего кончиком белого змеиного хвостика с красивыми золотистыми полосками. — Джин-хён же не паникует, хотя он вообще нага. — Но мы не знаем, кто наши предки! — Чимин сводит бровки, неуверенно лепеча, за что тут же получает по макушке — ровно под кругленьким светлым нимбом. Он возмущенно пищит, надув свои очаровательные пухлые щечки и окончательно становясь похожим на плюшевого утёнка: — Да за что? Я просто волнуюсь! — Нормально всё будет, — Хосок повторяет это, кажется, в сотый раз, но уверенности на самом деле не чувствует. Впрочем, последний раз, когда его это останавливало, был задолго до того, как самая ненаглядная, самая необходимая часть его организма неясным образом испарилась, оставив вместо себя… щель. Он мысленно перепроверяет последние штрихи ритуала «Зов к Предкам», и убеждается, что всё идеально: рисунок на полу чёткий, без изъянов, свечи ещё не скоро потухнут, дары для богини Афродиты принесены, дары для прародителей Чимина, Тэхёна и Джина, кем бы они не были, тоже. Сами они запечатлены на нём, чтобы, если вдруг что, их собственные предки не вырвались на волю. Всё идеально. Идеально. Но Хосок нервничает, когда читает первые строки заклинания. Чимин подхватывает вторым, Джин третьим и завершает Тэхён. Их голоса звучат стройно, без изъянов, ничего не предвещает плохого конца. Хосоку нужен его, пусть не самый большой, но всё же член. Иметь между ног хлюпающую на каждую пошлую мысль киску, нервно проверять, почему так пусто и просто, дёргаться, когда с тобой знакомятся — ужасно. Хосок хочет обратно. — И что дальше? — Тэхён неуверенно оглядывается, когда они заканчивают с призывом, и в их квартире резко становится темно и тихо. — Я ничего не чувствую даже. — Потому что надо смотреть вглубь себя, — Хосок крупно вздрагивает, когда слышит пробирающий до мурашек, низкий, грубый голос, исходящий от Чимина и в ужасе разворачивается, подпрыгивая, — Что тут у нас? Дитя Афродиты? Я помню, как она скулила на моём члене. Славные были времена. Сладкие. Чимин, всегда мягкий и скромный, как настоящий ангел, плавно поводит головой, словно разминая шею. Уголки его пухлых розовых губ расплываются в широкой, хищной усмешке, обнажающей выросшие крупные клыки. Он скользит по ним кончиком гибкого и длинного языка и слегка приподнимает бровь. Глаза Чимина, раньше небесно голубые, светятся хищным золотом. — Глупые щенки, — баритон Тэхёна, и без того бархатный, сейчас кажется рокочущим и рычащим. Хосок испуганно оборачивается, слабо пятясь от них двоих — тёплые янтарные глаза Тэ полыхают в полутьме обжигающими алыми рубинами, на лице сверкает несвойственно дикий, насмешливый оскал. Он поднимает руку, чтобы дёрнуть себя за нежное каштановое ушко, и хрипло фыркает: — Неженка. Мягкий, как самка. Слабый, как самка. — С-с-самки вкус-с-сные, — Хосок холодеет от ужаса, замирая, когда слышит за своей спиной характерный хищный шелест. Подрагивая, он медленно оборачивается, и бледнеет, когда видит Джина: змеиный хвост, который он обычно скромно подтягивал к себе, чтобы не доставлять никому неудобства, когда был в змеиной полуформе, вздымается мощными, могучими кольцами. Он плавно наклоняется, слегка покачиваясь и хищно склоняя голову к плечу — льдисто-голубые, почти белые глаза смотрят на него немигающе, пока на них медленно смеживается мигательная плёнка. Хосок едва сдерживает дрожь, когда между пухлых губ скользит длинный раздвоенный язык и трепещет в такт низкому шипению, едва не задевая кончик его носа: — Правда, с-с-самочка? — Я н-не с-сам-мочка, — Хосок откровенно заикается, отшатываясь, и упирается спиной в чью-то грудь. Его макушку опаляет шумный, жаркий, откровенно звериный выдох, который скользит ниже, к шее. Хосок задерживает дыхание, когда жадный вдох обжигает его шею и слышит низкий голос не-Тэхёна: — А пахнешь, как самка. И дрожишь, как самка. Чего вы ждали, когда звали альф? — Чт-т-то это? — голос самого Тэхёна звучит растерянно. Он скулит, но, в противовес словам, его руки, его губы — они действуют уверенно. Хосок крупно дрожит, когда чувствует, как не-Тэхён оглаживает его талию и проскальзывает по футболке, цепляя её крупными когтями и кусок за куском разрывая на части. — Я чувствую это… так странно, как жар, господи, что-то внутри… — Ты чувствуешь альфу, щенок, — из него снова вырывается совершенно другой, дикий голос. Сейчас он звучит почти урчащим, насмешливым: — Ты — не альфа, ты тоже самочка. Тут все самочки. — Фильтруй слова, псина, — Хосок в ужасе поворачивает голову в сторону хрипло оскалившегося Чимина. Его нимб, очаровательный, прекрасный и чистый нимб теперь покрыт крупными трещинами, из которых торчат окровавленные шипы. Он опускает ладонь на округлое бедро, медленно ведя вверх, и хмыкает: — Впрочем, тела эти и правда девичьи. — С-с-сладкие, — не-Джин соглашается и плавно подплывает к Хосоку зажимая его спереди. Раздвоенный змеиный язык скользит по его распахнутому рту, ненавязчиво проникая внутрь. — С-с-славные. Хочу. Грубые руки не-Тэхёна с огромными когтями продолжают разрывать одежду, оголяя замершего от ужаса и удивления в ступоре Хосока. Ему некстати вспоминается, что все они — Чимин, Тэхён и Джин — запечатлены на нём. На нём. — Б-божечки! — Хосок взвизгивает, когда не-Тэхён срывает с него последнее — шорты, грубовато переворачивает его к себе лицом и скользит ладонями по бёдрам, раздвигая их, — Что… К-кто вы, ах… — Юнги, — великодушно представляется тот, кто захватил Чимина. Он раскрывает за спиной невероятно огромные, чёрные крылья, с длинными тяжёлыми перьями, а потом плавно подходит ближе, упираясь взглядом в разведённые, дрожащие от попыток застенчиво свестись ноги Хосока. Его голос звучит хищно: — Если ты хотел, чтобы тебя выебал первый демон, можно было воспользоваться способом попроще. — Ос-с-ставь это, Юнги, — шипит не-Джин, щекоча ушко Хосока языком, — мы тут хорошо повес-с-селимс-с-ся. — Н-нет, — Чимин снова обретает свой высокий дрожащий голос, когда видит, как не-Джин скользит своим длинным хвостом по Хосоку, поднимаясь выше и выше, оплетая тонкую талию крепкими кольцами. Он почти пищит: — О нет-нет-нет, мне это снится… — Тебе снятся сны о том, как твоего друга трахают первородные? — Юнги в теле Чимина бархатно, низко смеётся, пока Хосок старается не заскулить от ощущения жара и присутствия между ног. Не-Тэхён, альфа волк, кем бы он ни был, опускается на колени и старательно принюхивается к его промежности, слегка приоткрывая рот. — Да ты чист, — он низко, удовлетворённо рычит, довольно блеснув алыми глазами. Каштановые ушки Тэхёна сейчас кажутся Хосоку практически чёрными, хищно прижимаясь к голове. — Люблю девственниц. Хосок даже не успевает невнятно пропищать, что своей девственности успел лишиться ещё задолго до того, как с ним случился этот досадный казус в восемнадцать — Тэхён наклоняет голову, крепко сжимая его бёдра в пальцах, и длинно, влажно ведёт языком по киске. Чон сбивается на скулёж, отчаянно отворачиваясь — скулы у него горят от румянца, и он совсем не может смотреть как Тэ… как Тэ лижет ему, хрипло порыкивая от удовольствия. Он заламывает брови, когда слышит низкий, властный рык: — Смотри на меня, самка. Непроизвольная, предательская дрожь приходится по всему его телу, когда он всё же опускает взгляд слезящихся от стыда глаз себе между ножек и… Щёки Тэхёна буквально полыхают от румянца, в янтарных глазах стоят слёзы. Он скулит, дрожа: — П-прости, хён… Я не… Я н-не могу… — Хосок чувствует, как что-то внутри него сжимается и холодеет одновременно, когда Тэхён ненадолго прикрывает глаза, и открывает их уже не он. Альфа облизывается и слегка насмешливо тянет: — Прости, маленькая самочка. Я позабочусь о тебе, когда снова вырвусь на свободу, но пока мне нужно твоё сладкое тельце. Как ты там говорил, Юнги? Лесмийские игры? — Лесбийские, — демон в теле Чимина фыркает от смеха, и плавно подходит, становясь у Тэхёна за спиной. Его глаза внимательно блестят, когда альфа-волк снова опускает голову между дрожащих стройных ножек, принимаясь жарко и увлеченно лизать. — Одно из лучших моих творений. — Кто похвалит с-с-себя, ес-с-сли не с-с-сам, — Джин шепеляво смеётся, легко удерживая его хвостом и нависая над вторым плечом Тэхёна, и Хосок с ужасом видит любопытство на знакомом и незнакомом одновременно лице, — Как думаете, я с-с-смогу взять его в обе дырки с-с-срас-с-су? — Что?! Ох, — Хосок вскрикивает, когда к языку присоединяются пальцы. Длинные, ловкие пальцы Тэхёна, которыми тот невероятно гордился, но которые Хосок никогда не думал ощутить в себе. Он жалобно хнычет: — Боже, боже, прости, ах, я п-п-просто хотел вернуть себе член… Хосока скручивает дугой, когда длинный змеиный хвост уверенно его приподнимает повыше, а шершавый волчий язык с хлюпаньем скользит внутрь. Чимин же снова плавно обходит его, подхватывая за бёдра и раздвигая их в стороны. Голый, мокрый от пота и смазки, Хосок чувствует себя ужасно возбуждённым, униженным и смущенным одновременно, не желая признавать за собой этого постыдного желания. Ему нравится, как тэхёнова голова двигается между его ног, как влажный, удивительно длинный язык трахает его в киску, а пальцы массируют анус, но… — Наш альфа хочет быть первым? — непривычно низкий, греховно тяжелый, рычащий голос Чимина звучит сзади. Шею Хосока обдаёт жаром, когда он чувствует смыкающиеся на загривке клыки. Мурашки волной скользят вдоль позвоночника до самого копчика. — Волки такие собственники. — Альфа должен развязать, — Тэхён рычит, толкаясь пальцами одной руки в его нуждающуюся киску, а второй умело разрабатывая дырочку ануса, — пометить. А потом змея может его взять дважды, а дьявол окропить семенем. Чтобы самка понесла. Это — правильно. Это — закон. — П-понес-с-сла? — впервые взвизгивает Джин, очаровательно шипя от смеси смущения и паники: — Хосок не может понести! Он парень! — Он дитя Афродиты, — Чимин звучит снисходительно. Его маленькие пальчики властно, уверенно ласкают чувствительную кожу бёдер Хосока, заставляя дрожать ничуть не меньше, чем волчий язык. Он немного глумливо фыркает: — Правда, с этим крошечным членом едва ли я смогу… — У меня не крошечный член! — высокий, очаровательно возмущенный и униженный голос Чимина перебивает демона, но тот только посмеивается в ответ. Ангел почти пищит: — Это нормальный средний размер! — О, поверь, малыш, если сравнивать наши с тобой достоинства, то ты совсем маленький, — Юнги прижимается к Хосоку ещё ближе и наклоняется к заалевшему ушку, словно говоря с ним, — но наша маленькая божественная девочка может не переживать, к тому моменту, когда я войду в неё, тело этого ангелочка привыкнет к моей сущности и позволит… менять некоторые части тела. — Отдай. Так неудобно, — Тэхён хрипловато недовольно рыкает и резко тянет запищавшего Хосока на себя за бёдра. Джин недовольно шипит, но послушно ослабляет могучие кольца, высвобождая дрожащего Хосока, а Тэхён резким, испытывающим движением вскидывает голову, дёрнув ухом: — Юнги. — Мог бы и попросить нормально, — Чимин как-то беззлобно хмыкает и картинно щёлкает пальцами. Хосок смотрит на возникшую прямо посреди гостиной, поверх пентаграммы, огромную кровать, застеленную шёлком, и чувствует, как волосы у него на затылке начинают шевелиться. Он даже представить не может, каким могуществом нужно обладать для невербальной магии такого ранга. — Пойдёт, дикарь? — Позёр, — альфа закатывает глаза, рыкнув, и как-то контрастно нежно укладывает дрожащего Хосока на шёлковые простыни. Он плавно изгибается, укладывая дрожащие ножки себе на плечи, и может, конечно, Хосоку кажется, но раньше они у Тэхёна были… уже. Он всхлипывает, совсем не чувствуя в себе сил сопротивляться, когда его бёдра начинают покрывать поцелуями и лёгкими покусываниями. Хосок до этого не знал, что его бёдра такие… чувствительные. — Самочек нужно брать на мехах, под белым ликом Матери. Когда воздух звенит от лесной влажности, шума и ветра, тогда самочка чувствует, как альфа овладевает ей, особенно отчётливо. Понимает его силу. — Да ты почти романтик, Чонгук, даром, что волк, — Чимин легко забирается на кровать рядом и утягивает голову к себе на колени. Он насмешливо щурит блестящие золотом глаза, сверху вниз глядя на красное, заплаканное лицо Хосока, и тянет, слегка склоняя голову к плечу: — Хочешь отсосать мне, маленькая глупая штучка? Хотя этому телу, пожалуй, можно разве что отлизать. Ну-ка, малыш… Он склоняет голову, и Хосок невнятно жалобно стонет, когда его глубоко, властно целуют. Губы Чимина, пухлые, медовые на вкус, невероятно сладкие, сминают его властно и жарко. Но Хосок отчётливо чувствует момент, когда Юнги слегка отпускает поводья — губки Чимина робко вздрагивают, мгновенно смягчась от смущения. Ангелочек разрывает поцелуй, прижимая ладошку к полностью красному лицу, и всхлипывает: — Сокки-хён, п-прости, я… Хосок не знает, что он хотел договорить, потому что Чимин моргает, и краска мгновенно сходит с его лица, словно смахнутая кистью. Он широко и клыкасто, откровенно позабавленно усмехается: — Сокки, да? Кажется, ты украл у этого тельца первый поцелуй. Бедный маленький ангел. Хосок ошеломлённо распахивает глаза, слабо приоткрывая рот, но давится высоким стоном, потому что альфа-волк нетерпеливо рычит и приставляет головку крупного, покрасневшего от возбуждения члена к киске. Хосок опускает взгляд себе между ножек и ярко краснеет, сжимаясь внутри — он практически на сто процентов уверен, что Тэхён, при всей своей волчьей природе, никогда не обладал настолько… внушительным достоинством. Он снова невольно чувствует страх. — Не бойс-с-ся… — Джин всё больше начинает напоминать огромного змея, и его нижняя часть тела всё удлиняется, крупными и тяжелыми кольцами складываясь вокруг созданной демоном кровати. Словно он бесконечный. — Ты с-с-справишьс-с-ся… Хосок гулко сглатывает и зажмуривается, не зная, чего ожидать. Он часто-часто дышит через нос, но когда круглая головка прижимается к киске, ловко проскальзывая внутрь, то распахивает рот с громким протяжным стоном. Хосок открывает глаза, ошеломлённый ощущением. Это так было всем его девушкам? Член плавно двигается внутрь, проникая глубже, а крошечные пальчики Чимина нежно оглаживают его лицо, утешая. — В-всё будет хорошо, Сокки-хён, — Чимин, его маленький нежный ангелочек, плачет, а глаза бликуют, то возвращая его естественный цвет, то наливаясь золотом, — я, мне… мне страшно, но они не желают нам зла. — Демон, который не желает зла?— Юнги фыркает, но как-то беззлобно, возвращая контроль над телом и наклоняясь до очередного влажного и грубого поцелуя, совершенно не подходящего для нежных чиминовых губ, — это настолько же забавно, как если бы нас призвали четыре девственника. — Заткнись, — альфа в Тэхёне рычит, обращая на себя внимание. Хосок позорно скулит, когда на него наваливается продолжающий увеличиваться в размерах Ким, словно его тело пытается подстроиться под могущество запертой внутри сущности. Чёрные ушки становятся ещё крупнее, а волчий тяжелый хвост быстро бьёт из стороны в сторону. Хосок дрожит от наполненности, от того, как глубоко в нём член, и пытается двинуть ногами, не то в попытке оттолкнуть от себя, не то в попытке обхватить мощные бёдра. — Вот так, хорошая самка, сильная, крепкая. Ты понесёшь хороших щенков. Части Хосока хочется возмутиться, что он не собирается залетать, что даже если это вдруг случится, то сделает аборт, но все слова выбиваются мощным резким толчком. Проникновение странное, глубокое и насыщенное. Хосока распирает изнутри тем, насколько волчий член толстый и длинный. Он жалобно скулит, извиваясь на простынях, щекоча чиминовы бёдра пушистыми волосами, не понимая, нравится ему или нет. Глубоко внутри ему приятно, что рядом три его лучших друга, что они те, с кем он делит постель, но понимание, что это происходит из-за принуждения невероятно мощной силы, неподконтрольной никому, сбивает с толку. — Тише, самочка, — Тэхён вдруг наклоняется над ним, нависает, сверкая красными глазами, и Хосок против воли тихонечко задерживает дыхание, испуганно распахивая глаза. Альфа скользит по его лицу изучающим взглядом, а затем наклоняется к шее, начиная покрывать её мелкими нежными поцелуями. Его урчание звучит мягко и бархатно: — Не бойся меня, маленький, мы не обижаем слабых и беззащитных. Запечатление с тебя иначе не снять, щеночек, вам следовало лучше думать своими хорошенькими головками. Я не сделаю тебе больно. Альфа негромко ворчит, плавно, размеренно вбиваясь внутрь, и Хосок слабо хватается за его плечи, поскуливая. Он чувствует, как вдоль чужой спины проходится короткая дрожь, как толчки становятся мягче, рассеянней, менее ритмичными, и слышит негромкое хныканье Тэ: — Хён, хён… — Альфа-волк, альфа-волк, — Юнги насмешливо ухмыляется, зарываясь маленькими пальчиками Чимина в мягкие волосы Тэхёна, ровно между подрагивающих ушек. — Ты становишься беззубым щенком, стоит тебе только почувствовать страх от малышей. — Всё хорошо, Т-тэ, всё… — Хосок невнятно стонет, чувствуя, как сильно краснеет его лицо — никогда прежде он и не мог подумать о том, что Тэхён будет брать его, станет первым, кто возьмёт его маленькую постыдную киску. Это будит в нём странные желания и мысли. — Ах, Тэ… — Да что ты, чёрт? — Чонгук вдруг рыкает ему в шею, поднимая голову и суживая глаза. Хосок хнычет, слабо цепляясь за него пальчиками — они меняются так стремительно, что он против воли начинает чувствовать привязанность к альфе, ритмично вбивающемуся в его киску. — Что-то я не вижу, чтобы ты отпустил всю свою силу. Боишься, что вессель не выдержит, бережешь маленького ангелочка? Не делай вид, что из нас всех сдерживаюсь только я. Джун в истинной форме вообще раздавит этот город, ничего, шуршит ползает! — Ничш-шего я не ш-шуршу, — Джин негромко ворчит, а Чимин возмущенно огрызается: — Сам ты чёрт, псина поганая. — Ох, ну твою мать, — Хосок скулит сквозь смех, — никогда не думал, что мой первый раз с этим, с этой, с вон тем между ног будет таким смешным, ах… Хосок не может перестать хихикать, когда древние, воистину великие божества продолжают переругиваться. Возбуждение от этого не спадает, как и двигающийся внутри член, но дышать становится легче. Страх и невольный пиетет постепенно его отпускают. Хосок невольно сосредотачивается на ощущениях: мягкое скольжение не приносит боли или дискомфорта, а влажные хлюпающие, совершенно пошлые звуки, начинают даже нравиться. Он выгибается, пытаясь немного изменить своё положение в пространстве, но его властно прижимают к постели. — Псина — это тот, что сторожит царство мёртвых у подгнивающих богов, — Чонгук фыркает, взбрыкиваясь максимально по-собачьи, чтобы стряхнуть пот, — а я ужас богов, а не сторожевая собачка. — И тем ни менее, ты моё дитя, — Юнги в Чимине хихикает, пользуясь сладким, нежным голосочком ангелочка. Он звучит ехидно: — неблагодарная маленькая псинка, которая тащит свою мохнатую задницу вперёд вселенной. — Ты всё равно любиш-ш-шь оставлять пос-с-следние с-с-слово за с-с-собой, рогатый, — между ними вклинивается Намджун, наклоняясь, чтобы нежно потрогать языком лицо Хосока, — тем более, учитывая твои бес-с-спорядочные с-с-связи, то от тебя и нес-с-сти этой божес-с-ственной штучке. — Господи, — Хосок не может сдержать похрюкивающего смешка, но громко взвизгивает от неожиданности, когда Чонгук властно подхватывает его под бёдра и берётся за дело всерьёз. Он насаживает его на волчий член до основания, прижимаясь тяжелыми яйцами к нежной промежности с влажным шлепающим звуком, пока капли пота стекают по его вискам, шее и широченной груди. От Тэхёна в волке почти ничего не осталось: он крупнее, сильнее, шире. Его мускулы красиво перекатываются под бронзовой кожей, но таких у Тэ никогда не было. Хосок невольно задерживает дыхание, любуясь тем, кто его берёт, кто вяжет. Властный, внимательный взгляд алых глаз проскальзывает по распластанному телу Хосока, а после звучит мягкий, урчащий голос: — Нравлюсь? — Чонгук клыкасто ухмыляется, вбиваясь в него совершенно беспорядочно. — Моё семя внутри понравится тебе ещё больше. — Ну вот в тебе же моя кровь, это должно было дать тебе определенные черты. Вот кто тебя учил так бездарно клеить, несносный ты щенок? Чимин негромко ворчит, но Хосок уже не слышит, как они продолжают обмениваться друг с другом колкостями. Альфа подтягивает его к себе, не позволяя больше ни с кем соприкасаться, и нависает сверху всем телом, всем своим жаром, быстро и умело вбиваясь внутрь. Хосок невольно думает о том, что если бы Тэхён на самом деле был таким, то… Возможно, он лишился бы девственности во второй раз немного раньше. Или намного раньше. Он не может контролировать маленькие сбивчивые звуки и хныканье, слетающее с его губ на каждый ритмичный толчок — толстый, твёрдый член наполняет его до основания, до невозможного, невыносимо, неправильно приятного чувства абсолютной переполненности. — Ах, ах… альфа… — Хосок не замечает, что выстанывает, слабо изгибаясь и подмахивая бёдрами, но Чонгук это прекрасно слышит, и низко, хрипло довольно рычит: — Правильно, самочка, альфа. Я не буду вязать тебя, твоя киска такая маленькая… Маленькая сладкая штучка. Но я дам тебе своё семя. Посмотрим, будут ли мои волчата быстрее и сильнее их. Хосок даже не осознает, о чём он говорит — он бессмысленно закидывает голову, чувствуя, как его шею и плечи покрывают лёгкими укусами. Голова сладко кружится, киска пульсирует, и он скулит, когда его наконец начинает наполнять горячая, вязкая, плотная сперма. И её так много, что на мгновение ему кажется, что из-за этого его животик округлится и станет большим. — Альфа… — он невнятно хнычет и слабо приоткрывает глаза, чувствуя, как член внутри, туго запечатывающий киску начинает… уменьшаться? Хосок поражено выдыхает: — Ох. Хосок удивлённо распахивает глаза и видит, как над ним теперь нависает Тэхён, его Тэ, его мягкий плюшевый волчонок Тэ, который сбивчиво шепчет, покрывая лицо маленькими поцелуями: — Ах, Сокки-хён, нуна, боже, п-прости я… мне так жаль, боже, мне так ужасно неловко, п-прости… Тэхён продолжает извиняться, пока сбоку с постели соскакивает Чонгук. В своём теле, в своей форме он ещё огромнее, ещё внушительнее, а вдоль спины от хвоста струится волна шерстки. Хосок гулко сглатывает, оглядывая нагого волка перед собой, подмечая, что тот… прекрасен. Мысль неловкая и неожиданная. Смущенно сдвинув коленки, Хосок прижимает к себе пикнувшего Тэхёна и крепко жмурится. — Всё хорошо, Тэтэ, в-всё хорошо, мне даже, даже понравилось, — Хосок говорит это совсем тихо, надеясь, что до чутких ушей чужаков это не дойдёт, но Чимин над ним посмеивается, — Ты и твоё… твой п-предок хорошо справились. — Слышал, маленький ангел? — Юнги вальяжно взмахивает тяжёлыми крыльями, явно обращаясь к Чимину. — Ему понравилось. Так что хватит заливаться слезами, тебе тоже понравится, когда мы с тобой возьмём божественную девочку. — Н-нет! — Чимин мило пищит, хныча и сопротивляясь, но Юнги с поразительной лёгкостью берёт его в узду и властно бросает: — А следующим у нас большой змей, правда? Мне кажется, ты очень удивишься, Сокки. — О, да, — Чонгук с явным удовольствием разминает мышцы сбоку от постели, пиная мощные змеиные кольца, но Намджун не обращает на это внимания. Он весело фыркает: — эта ящерица-переросток не умеет брать что-то одно, так что готовься, самочка. Хосок непонимающе моргает и неохотно выпускает от себя Тэхёна. Тот, покачиваясь и как-то неловко переступая с ноги на ногу тоже выбирается наружу, прижимая ушки и поджимая хвостик. Он не смотрит в сторону Чонгука, хотя тот определённо заинтересован в маленьком волке — его хвост игриво качается из стороны в сторону, подметая пол. — Ш-што тут у нас-с-с… — Намджун в облике Джина легко занимает место Чонгука и нависает над Хосоком, тут же прижимаясь лицом к впалому животику и собирая раздвоенным языком вязкую жидкость с кожи. — Вкус-с-сно, полес-с-сно. Перевернис-с-сь, божес-с-ственная ш-штучка, покажи с-с-себя, мне мало того, что с-с-скрыл от нас наш маленький волчонок. Хосок чувствует, как сильно горит его лицо, пока медленно переворачивается, прогибаясь в спине и подставляя попу. Ему и без того стыдно, но от осознания того, что он даже не думает сопротивляться всему, что с ним происходит… Ему хочется заскулить. — Хорош-ш-шая ш-штучка, — Намджун сзади низко, довольно шипит, и Хосок слышит негромкие шелестящие звуки — краем глаза он видит, что мощный хвост идёт кольцами, извиваясь и хлестнув недовольно рыкнувшего Чонгука тяжелым кончиком по носу. — С-с-сладенькая. Чон откровенно пищит, когда чувствует, как длинный, нечеловечески ловкий раздвоенный язык скользит по всей его промежности, от киски и до ануса. Только сейчас он полноценно понимает, что его кончик раздвоен — ловкий и гибкий, он щекочет нежные складочки, а потом язык одним гибким, сильным толчком входит в анус. — Ах! — Хосок взвизгивает, краснея до самых кончиков ушей. Ему всегда казалась постыдной мысль о том, чтобы дать в попу. Это было неловко, это было грязно, развратно и… Он беспомощно скользит пальцами по шёлковым простыням, пытаясь ухватиться хотя бы за что-то и невнятно сбивчиво стонет: — Ох, господи, боже… Это было невыносимо приятно. — Нравится, маленькая штучка? — Чимин насмешливо урчит, подцепляя его подбородок мягкими пальцами, и насмешливо смотрит в разрумянившуюся, заплаканную мордашку. Он придвигается чуть ближе и предвкушающе хищно скалится: — Дадим ему пососать твой членик, ангел? Сейчас он уже более приличного размера. Кажется, Господь всё же решил, что твоя обязанность принимать, а не давать. — Нет, нет-нет-нет, хён, тебе вовсе не обязательно… Ох, боже, господи, твой рот… Ах, не-е-ет, — Юнги позволяет Чимину говорить и дрожать, хныча, но явно берет под контроль всё остальное — он сноровисто раздевается, обнажая возбуждённо качнувшийся, действительно крупный для нежного Чимина член, и бесцеремонно скользит им Хосоку в рот. Чимин пищит, отчаянно жмурясь: — Прости, прости-прости-прости, я не хотел, господи, извини- Хосок не может даже ничего сказать, потому что берёт в рот, пока его самого ласкают языком. Влажное, странное ощущение длинного гибкого языка, извивающегося не хуже змеи, будоражит разнеженное после первого оргазма тело. Член Чимина или, правильней сказать, Юнги, доходит до самого горла, где головка импульсивно бьётся о стеночки на каждое нежное касание языка. — Не извиняйся, крошка-ангел, — Юнги довольно и сыто шипит, перехватывая контроль и начиная мелко вбиваться в хосоков влажный рот, пока Намджун наслаждается своей игрой с языком, — у тебя сегодня будет много первых разов, да? Первый поцелуй, первый минет, первый раз, когда ты кого-то трахнешь и первый раз, когда тебя возьму я. — Жадный, — Хосок слышит, как хрипло фыркает Чонгук, но не может ни повернуть головы, ни извернуться, чтобы видеть, что делает альфа волк и Тэхён. Его голос звучит игриво, слегка порыкивающе, мгновенно смягчаясь: — но раз уж ты хочешь взять своего ангела, я возьму свою волчицу. — Я волк! — Тэхён невнятно пищит, но это единственное, с чем он очевидно не согласен. Хосок не может концентрироваться на нём — он блаженно закрывает глаза, отдаваясь ощущениям. Сейчас всё сосредоточено вокруг него, и после того как Чонгук наполнил его киску семенем есть ощущение… освобождения. Словно одна нить, удерживающая его, оборвалась. Это дарит много энергии и желания оборвать оставшиеся две. Поэтому Хосок подмахивает. Он заводит ладонь назад и оттягивает ягодицу, подставляясь для змея, раскрываясь для него. Поэтому Хосок насаживается на член Чимина, заглатывая его как можно глубже. Тот увеличивается внутри, но не быстро и неторопливо, постепенно наполняя его горло. — Хорош-шая ш-штучка, — Намджун низко довольно шипит, неохотно вытащив язык, и явно обращается к Джину, — ну что, маленький с-с-смей, не будеш-ш-шь меш-ш-шать мне? — Д-да, — Джин судорожно, смущённо, но абсолютно послушно выдыхает, — я с-сделаю всё, что ты прикажеш-шь мне. Хосок запоздало понимает, что у нагов своя, совершенно иная иерархия, и это кажется даже правильным, что Джин единственный, кто не спорит со своим прародителем, а покорно подчиняется, отдаёт тело, не вмешивается в разговоры, и просто ведёт себя послушно. — Тогда нам надо с-с-с тобой немного ис-с-сменить это тело, — Намджун негромко шипит, посмеиваясь, — у нас-с-с два члена, маленький с-с-смей, но твои с-с-слегка маловаты для этой хорош-шенькой с-с-самочки. — Д-д-два? — Хосок невольно выпускает член изо рта, широко и ошеломлённо распахнув глаза. Он оглядывается через плечо, глядя на нависающего над ним Джина широко распахнутыми глазами: — Н-но… — Не бойс-с-ся, с-с-самочка, — Намджун наклоняется к нему, щекоча длинным раздвоенным языком румяную щёчку — он кажется гораздо крупнее, кажется, даже больше Тэхёна, когда Чонгук был в его теле, с литыми, вздувшимися мышцами. Змей плавно подтягивает мощные кольца, обвиваясь вокруг Хосока, и легко тянет, укладывая на бок спиной к себе. Большие ладони с крупными белоснежными когтями нежно надавливают на мягкую кожу живота, заставляя Хосока затрепать, а холодное дыхание оглаживает шею: — Я бы наполнил тебя с-с-своими яйц-с-сами, но маленькая с-с-смейка примет их горас-сдо легче, правда? — Д-да, с-с-старший, — Джин всхлипывает, утыкаясь лицом Хосоку куда-то в шею, и на мгновение кажется ему теплее, но затем ему на смену приходит холодное дыхание большой змеи. Он замирает, дрожа в крепких, хотя и нежных руках, и мощной хватке чужого хвоста, и невольно смотрит перед собой, пытаясь отвлечься, когда чувствует, как к его дырочкам прижимаются сразу две крупные головки необычной треугольной формы. Хосок на мгновение замирает, когда смотрит Тэхёну прямо в глаза — янтарные, светлые, они переполнены слезами, а щёчки красные. Чонгук посадил его к себе на крепкие бёдра, лениво покрывая податливо подставленную шею неторопливыми влажными поцелуями, и размеренно двигая пальцами в… Хосок судорожно выдыхает: — Т-тэ, это… как… — Маленькой волчице нужна киска, чтобы принимать член. И матка, чтобы понести от альфы щенков, — Чонгук хрипло довольно рыкает, слегка сжимая клыки на чужой шее, и Тэхён прижимает к голове ушки, сбивчиво захныкав — он дрожит от смущения под пристальным, пораженным взглядом Хосока. Он нежно рокочет, поглаживая красивое медовое бедро: — И твоё тело гораздо честнее, чем твой острый язычок и твоя умненькая головка, самочка. Оно подстроилось под меня само. Хосок не знает, что сказать. Он гулко сглатывает, когда два члена одновременно входят в его дырочки, прижимаясь друг к другу через тоненькую стеночку внутри. Это несколько выбивает из колеи весь его мыслительный процесс, что напрочь отвлекает от вида Тэхёна, проезжающегося киской по крупным сильным пальцам Чонгука. Член, члены, толкаются синхронно, расширяясь к основанию. Чувство до того странное и непривычное, что Хосок стискивает зубы, лишь бы позорно не захныкать от странно-приятного удовольствия. — Вот так, маленькая с-с-смейка, — Намджун толкается уверенно и сильно, а его большие ладони оглаживают мягкие изгибы хосокового тела. Змеиные кольца всё больше закручиваются, совершенно отбирая у него возможность управлять собой. — Как ш-шаль, ш-што ты не с-с-сможеш-шь выс-с-сидеть мои яйс-с-а, с-с-сладкая ш-штучка, но крош-шечные с-с-смейки, наполнивш-шие твою кис-с-ску, тоже с-с-сойдут. — З-змейки? — Хосок невольно испуганно охает, когда Намджун очевидно привыкает к их положению. Большой змей увеличивается в размерах прямо внутри, заполняя и так наполненные до отказа дырочки. Самого же Хосока двигают, натягивая сразу на два ствола, как безвольную куклу — ему остаётся только беспомощно двигать руками в попытке ухватиться хоть за что-то, лишь бы не чувствовать себя таким… ничтожным. Хныкающий Хосок обвит змеиным хвостом так, словно это тентакли — по коже скользит прохладная чешуя с ощутимым рельефным узором, пока его наполняют сразу в обе дырочки. Обмякнув, он просто позволяет себя брать, понимая, что не может даже ассоциировать этого величественного Змея с Джином — в нём слишком много власти. Хосок слабо постанывает, когда слышит рядом совершенно другой, новый громкий звук. — А-альфа! — Тэхён вскрикивает до пугающего громко, сладко, и Хосок, распахнув глаза, видит, что Чонгук вяжет его друга, покрывая податливое тело поцелуями и толкаясь в услужливо созданную под волка киску. Тэхён сладко плачет от удовольствия, скуля: — Ах, альфа! — Один я не при делах, — Чимин вздыхает низко и хрипло, с показательным трагизмом. Пугает то, что Юнги старательно не меняет тело ангелочка, оставляя его невероятно мягкий и нежный лик, но управляя с присущей демону грубостью и властностью. Он вдруг клыкасто ухмыляется: — Мы это сейчас исправим, да, крошка-ангел? Он двигается плавно и быстро — несмотря на то, что внешне Чимин практически не изменился, то, как он воспринимается, как двигается, как ощущается — всё это делает его в корне иным. Юнги властно придвигается к Тэхёну, подпрыгивающему на толстом члене, прижимается к нему всем телом, гибким и мягким, мурлыкнув: — Ты крошка Тэтэ, верно? Вы с Чимином лучшие друзья? — Я… д-да, ах… — Тэхён робко бормочет, дрожа — Чонгук слегка сбавляет темп, позволяя им говорить, и Тэ откровенно хнычет, когда Чимин скользит ладошкой по его щеке и тянет к себе, целуя глубоко, влажно и жадно. Он скулит: — Чимини… — Тэ… — Чимин всхлипывает от смущения в поцелуй — его крылышки нежно трепещут и стремительно светлеют, когда Юнги выпускает его. Маленькие ладошки скользят на изящную талию с той же уверенностью и властью, а вот лицо заливается стыдливым румянцем — Чимин дрожит, когда явно против своей воли снова прижимается к губам Тэхёна своими губами. — П-прости. — Ты так сильно любишь, когда ангелочки падают, — Чонгук хрипловато клыкасто ухмыляется и сжимает в пальцах чиминов подбородок, заставляя чуть отстраниться от Тэхёна, глядя на него широко распахнутыми, слезящимися от стыда глазами. Он звучит почти ласково: — Каково это, когда твоим телом управляет сам дьявол, ангел? Ты чувствуешь, как постыдный жар желания наполняет тебя, как твоё тело просит греха? — Будь уверен, Гук, я об этом позабочусь, — ещё мгновение назад смущённая, красная мордашка снова становится хищной. Юнги хрипло мурлычет, плавно, неторопливо опускаясь ниже и кладя руки на дрожащие бёдра Тэхёна: — Позаботимся о твоей сладкой подружке, ангел? Хосок давится стоном, когда видит, как он длинно и влажно ведёт ловким языком прямо по стыку между ритмично двигающимся толстым членом и нежной, туго растянутой киской. Тэхен вскрикивает: — Чимини, ах! Хосок не в силах отвести взгляда от этого развратного зрелища. Ему не понять, он не знает, каково это, когда твоё тело захвачено демоном, но понимает каково это, когда тебя соблазнительно, подтачивая волю, принуждают к извращениям. Два члена, ритмично наполняющие его попку и киску тому подтверждение. Потому что Хосоку нравится. Ему чертовски приятно быть использованным. Может быть, в нём говорит грех Афродиты, может быть, это всегда было в его душе, но когда длинные, мощные кольца пульсирующе стягивают его тело, когда члены вбиваются упруго и сильно, когда собственный оргазм накрывает неспешно, как море омывает берег… Хосок сходит с ума и не хочет останавливаться. — О да… — Намджун обхватывает его бёдра большими ладонями, подтаскивая к себе, вбиваясь до основания. — С-с-сейчас-с-с ты получиш-шь моё с-с-семя, с-с-сладкая ш-штучка. Намджун наполняет его иначе. Мало того, что сперма выстреливает сразу в два места, густая и вязкая, она ещё и странно… прохладная. Разгоряченное нутро Хосока приятно охлаждается от бьющей внутри жидкости, заставляя его сладко постанывать и пульсировать всем телом. Кольца, сжимавшие его до тянущей боли, плавно расходятся, отпуская на постель, а шёлковые простыни приятно холодят, как и вытекающее семя. Хосок слабо двигается, не до конца отдавая себя отчёт, двигает ладонью между ног и собирает сперму. — Н-не знал, что у змей есть это, — Хосок смотрит, как жемчужная, переливающаяся на свету сперма блестит и, не сдерживая любопытства, коротко лижет её, пробуя на вкус, — странная. — Нравитс-ся? — Намджунов голос звучит раскатисто, громыхая на всю небольшую квартирку, и Хосок не может сдержаться от восхищенного вздоха. Роскошный серебристый змей собирает могучий хвост крупными кольцами и насмешливо клыкасто улыбается, демонстрируя ямочки на щеках. Хосок чувствует трепет внутри. — Это прелес-сти человечес-ского тела. Чем я тут могу воспользоваться, чтобы омытьс-ся? — Я покажу, старший, — Джин, слабо стоящий рядом с ним, предлагает — он в человеческой уязвимой своей форме, и Хосок невольно скользит ему между ног, не зная, чего ожидать, но не чувствует и капли удивления, когда видит там киску. Влажную и мягкую, пока ещё совершенно нетронутую, но, видимо, вскоре и она будет переполнена змеиным семенем. Джин делает робкий шаг, но его ноги подгибаются и он с маленьким звуком падает, но его легко подхватывают мощные кольца. Намджун негромко ласково шипит, приподнимая его, и подносит к себе, чтобы глубоко, влажно поцеловать. Джин прерывисто выдыхает и изгибается, словно наполняясь силой, которой ему не хватало — нежный белый хвостик, кажущийся теперь Джину маленьким и даже изящным, робко оплетается с могучими серебристыми кольцами. Джин прячет мордашку в широкой обнаженной груди, упираясь в неё ладошками, и негромко застенчиво шипит: — С-с-спасибо, с-с-старший. Заворожённый ими, Хосок не сразу замечает тихое смущённое хныканье — оглянувшись, он видит, как Чимин, красный до самых корней волос, ритмично лижет киску влажным розовым язычком. Насмешливо рокочущий Чонгук, легко подхвативший не менее смущенного Тэхёна под коленки, держит его в воздухе, и периодически выскальзывает из гостеприимной киски, вынуждая маленького ангела лизать и целовать крупную головку толстого члена, а потом снова жарко толкается внутрь. Хосок даже представить не может, насколько сейчас стыдно Чимину. Когда-то давно они говорили об этом, и тогда ангел залился стыдом, невнятно пропищав, что соитием необходимо заниматься исключительно двум людям и исключительно для деторождения, а подобные ласки — это невероятно стыдный грех. И всё же… Хосок чувствует, как низ его живота сладко тянет от возбуждения. Это было так невероятно грешно, и так… возбуждающе. Он прикусывает губу, когда чуть разводит ножки, массируя пальцами набухший от возбуждения, пульсирующий клитор, и не отводя взгляда от происходящего разврата. Его накрывает возбуждением, когда Чимин чуть ёрзает и… Да. У него стоит, и член, розовый от возбуждения, откровенно покачивается между невероятно красивых полных бёдер. — Он готов, рогатый, — рычаще говорит альфа, насаживая Тэхёна на себя, и удерживая его в таком положении, — иди к ребёнку богини, а эту самку оставь мне. — Какой собственник, — Чимин отфыркивается, голосом Юнги, но не торопится взять Хосока, нет, играючи он скользит ловким языком от киски по животу до самого лица и влажно захватывает Тэхёна в поцелуй. Хосок сжимает бёдра, чувствуя, что от вида, как два его лучших друга целуются, его накрывает ещё сильнее. Мягкие и нежные, едва ли они сделали бы это в другой ситуации, но сейчас, при свете свеч, при звуке влажных шлепков, всё кажется правильным. — Пошёл прочь, — альфа рычит, и Хосок не сразу понимает почему, но, когда видит, что Чимин двигает бёдрами, проскальзывая головкой от стыка члена и киски выше, толкаясь в набухший клитор, его прошибает жаром, — прочь, Юнги. — Жадина, — Чимин неохотно отстраняется и скалится, ехидно, до сих пор непривычно для своего нежного лица, — но так и быть, щеночек, оставлю тебя наедине с самочкой. — Вот и катись рогаликом, — Чонгук негромко ворчит опуская голову и, кажется, принюхиваясь к захныкавшему смущённо, спрятавшему лицо у него в шее Тэхёну, и это даже немного умиляет Хосока, но всё уходит на второй план, когда Чимин плавно скользит к нему. Розовенький член, симпатичный и влажный, покачивается между красивых бёдер. Хосок зацикливается на этом нежном красивом движении, предвкушая, как в его растраханной, дважды использованной киске, окажется довольно крупный член. Он смотрит, как венки оплетают ствол, как они пульсируют, напитывая его кровью, и сглатывает. Слюны во рту слишком много, как и воспоминаний о том, как он брал этот член в рот, когда тот ещё был гораздо меньше. — Могу я? — Хосок передвигается, устраиваясь так, чтобы оказаться возле чиминового члена, и невольно облизывается: — Могу же? — Видишь, ангелочек? — Юнги посмеивается и обхватывает член маленькой ладошкой, неторопливо оглаживая его по всей длине. — Он хочет тебе отсосать, хочет удовлетворить тебя сначала ртом, а потом влажной, использованной дыркой. Он хочет тебя, как это может быть грехом? — Это грех! — Чимин пищит, дёргаясь, явно желая прикрыть горящие красные щёчки, но Юнги его удерживает, подталкивая головку к хосоковым губам. — Сокки, н-не надо! Я- я не могу, ах… Хосок берет в рот глубоко и плавно, с явным удовольствием. Чимин вплетается пальцами ему в волосы, и делает это именно он — маленькие нежные пальчики дрожат, слабо тянут его, пытаясь отстранить, но им явно не хватает силы. Он сосёт ритмично и умело, разве что не урча от удовольствия, и прекрасно чувствует, как постепенно нежные руки перестают пытаться его оттолкнуть. Чимин скулит и хнычет и непроизвольно сжимает пальчики, слабо подаваясь бёдрами, подтягивая его к себе. Голос Юнги, хриплый и низкий, разливается в воздухе густыми сливками: — Вот видишь, ангел? Приятно, правда? Горячий, влажный рот, ласкающий твой член. Обычно я таким не увлекаюсь, но это тело… Тебе понравится, малыш. К тому же, потом нам это сыграет на руку, правда? — Ч-что, куда… ч-что ты… — Чимин невнятно пищит сквозь хныканье, когда его тело само по себе мягко изгибается и отстраняется, переворачиваясь и вскидывая роскошные бёдра. Хосок понятливо облизывается и легко сжимает в пальцах округлые, восхитительно плюшевые ягодицы, раздвигая их и обнажая восхитительно розовую, сладко пульсирующую дырку. Чимин почти визжит: — Куда! Хосок! Хён! Не смотри туда! Не то чтобы Хосок так уж часто увлекался такими ласками, но опыт у него был — он с удовольствием длинно и влажно ведёт языком, смыкая кулачок на притягательно качнувшемся толстом члене и нежно его подрачивая в такт тому, как ритмично лижет анус. Чимин в его руках дрожит, течёт и плачет, всхлипывая: — Нет, нетнетнет, это же… это моё срамное отверстие, зачем, Господи, Боже, ах… — Не знаю, что насчёт этого думает дорогой папаша, но твоё срамное отверстие в явном восторге, крошка, — Юнги хрипло лающе смеётся и только изгибается сильнее, как кошка, мурлыкнув: — Давай, Сокки, вылижи этого маленького ангелочка хорошенько. — Нет, Сокки, пожалуйста, нет! Ах! — Чимин крупно вздрагивает. Его лицо, заплаканное и красное, не выглядит отталкивающим, наоборот — ещё больше соблазняет вылизать и поиметь сладкого ангелочка. Хосоку как никогда жаль, что у него нет члена. — От-тче наш, ах, с-сущий на неб-бесах! Ах, мамочки, ах… д-да свят-тится имя Твое… Чимин срывается на совсем невнятный скулёж, когда Хосок берётся за дело всерьёз. Он вспоминает, как ловко змеиный язык толкался в его дырочку и, пусть его язык не такой длинный и гибкий, проникнуть им максимально глубоко не сложно. Хосок добавляет пальцы, играясь ими внутри, раздвигая стеночки и обильно смазывает слюной. Ему нравится, что Чимин и тут мягкий, нежный, падкий на ласку. Его так приятно вылизывать, доводить до исступления, заставлять кричать. Как бы сладко он хныкал на члене. Возбуждение волнами обрушивается на Хосока и он понимает, что почти готов кончить только от вылизывания Чимина. Мягкие края дырочки послушно расходятся перед языком и пальцами, внутри он только слаще. Хосок исследует кончиком языка чувствительные стеночки, толкаясь в них, надавливая, вынуждая Чимина кричать. — Давай, ангелочек, кричи, маленький, кричи, — Юнги на короткое мгновение перехватывает контроль над голосом Чимина, чтобы сказать это с невыносимым самодовольством, — бог тебя не услышит, но твои молитвы для нас как райская музыка. Чимин подвывает. Он хаотично двигает руками, не зная, за что цепляться: за волосы Хосока, за скользкие, пропитавшиеся спермой простыни, за свои же дрожащие крылья или просто беспомощно хватать воздух. Его бёдра дрожат, а член покачивается, явно готовый выстрелить спермой, но Юнги сдерживает этот порыв. — А теперь оседлай этого малыша, — Юнги легонько отталкивает Хосока от нуждающейся дырочки и укладывает разнеженное, тяжело дышащее тело Чимина на спину. Он клыкасто, невыносимо соблазнительно ухмыляется: — Выдои его, сладкая штучка, поскачи как следует, ведь твои дырочки теперь готовы к моему размеру, да? Хосок смотрит на тяжелый, немного дико смотрящийся между чиминовых ног член. Он большой, налитый кровью настолько, что кажется алым. Облизнувшись, Хосок торопливо проводит у себя между ножек, проверяя насколько влажная киска, и пристраивается на чужих бёдрах, нетерпеливо ёрзая. — Господи, ах, — Чимин закрывает красное лицо ладошками, скуля, и сбивается на высокий судорожный стон, когда Хосок медленно, плавно опускается на него, решительно начиная скакать. Он мечется, слабо сжимает в пальцах простыни, хныча: — Я не могу, не могу… — Я тут, Чимини, — его руку вдруг нежно накрывает Тэхён. Хосок невольно сглатывает, когда видит, что его бёдра испачканы вязким семенем. Волчонок дрожит, когда Чонгук длинно, с оттяжкой толкается ему в попу, грубовато придерживая за основание хвостика. Тэхён скулит, полуосознанно, слабо, и нежно скользит ладонью по заплаканному лицу Чимина, поворачивая его к себе, а затем вдруг сладко прижимается к его губам, шепнув: — Дай им это, позволь… Это так хорошо, ты не представляешь. Я хочу целоваться с тобой, когда они возьмут нас обоих, отпусти, расслабься. Он… он не услышит. А они услышат. Чимин дрожит под ним, сбиваясь на маленькие всхлипы, и постепенно обмякает. Он жмурится от стыда, когда они с Тэхёном нежно целуются, чмокая друг друга в губки, и кладёт дрожащие ладошки ритмично подпрыгивающему, стонущему Хосоку на бёдра. — Вот видишь, ангелочек? А ты сопротивлялся, — Юнги хрипло довольно урчит, меняя голос, а затем крепко сжимает бёдра невольно взвизгнувшего Хосока, рокоча набирающим силу и крепкость баритоном: — Пора с этим заканчивать. Я хочу нормально коснуться тебя, маленький ангел. Хосок взвизгивает от удовольствия, когда его начинают грубо, быстро насаживать на толстый член — он беспомощно закатывает глаза, срываясь на крики, особенно когда невероятно цепкие и сильные для маленького Чимина руки крепко сжимают его запястья и тянут на себя, насаживая на член ещё сильнее. Что-то внутри него сжимается от предвкушения от одной только мысли о том, что скоро он сможет увидеть Юнги. Какой он будет? В Намджуне, например, много змеиных хищных черт, но он кажется нежным. В Чонгуке, с его адским телом, слишком много мягкости и плавности. Каким будет демон? Хосок думает об этом, принимая вколачивающийся член, думает, слепо ища губы Чимина, думает, сжимая киску и, как и было приказано, выдаивая. Он не понимает, почему так сильно зацикливается на мысли о внешности Юнги, но она легко выбивается, когда, с рычанием, Хосока переворачивают на спинку и властно натягивают. — Маленькая божественная штучка, — Юнги вколачивается широкими размашистыми движениями, совершенно не щадя хлюпающую киску, — так идеально принимаешь член, не зря Афродита благословила тебя, ты явно создан для того, чтобы в тебя кончали, наполняли твою матку семенем, раздували твой животик. Такая хорошенькая штучка, сколько раз ты сможешь ещё выдержать? После того как я осеменю Чимина, а Намджун — Джина, мы вновь вернёмся к тебе. Хосок прогибается в пояснице на эти мысли. Быть взятым по кругу ещё раз, но уже воплощённым божествами. Не потому что они запечатлены на нём, а потому что он подходит. Он хорош для их членов, семени. Для них. Он будет их маленькой богиней, будет приносить детей в мир, будет рожать столько, сколько его наполнят. Мысль будоражащая, возбуждающая и грешная. Она нравится Хосоку. Он никогда не знал какое его предназначение в мире, но, видимо, такое: быть послушной шлюшкой богов. — Ах, Сокки, Минни, — Тэхён где-то рядом. Его макушка утыкается Хосоку в сгиб плеча, проскальзывая дальше от сильных толчков альфы в попку, — эта была самая гениальная твоя идея, чёрт бы тебя побрал, ах… Чимин, возвышающийся над ним, раскрывает крылья, едва не сбивая лампу и всё, что находится на столах. Он выгибается, вбиваясь туго и крепко, толкаясь в последние разы и наполняя его, запечатывая собой, закрепляя свою демоническую власть. Хосок жадно смотрит, обернувшись через плечо, как за спиной Чимина появляется Юнги: высокий, точено сложенный. Он не такой мускулистый как Чонгук, не такой огромный, как Намджун, он кажется хрупким и изящным, но в его стане определенно есть невероятное могущество. Чимин дрожит, маленький, трепещущий, беспомощно сложивший маленькие белые крылышки под исполинскими чёрными — нежный свет его нимба теряется на фоне исходящего от Юнги опасного свечения, его могущества. Он беспомощно обмякает, качнувшись, но крепкие руки легко подхватывают его за талию. Юнги кладёт подбородок ему на плечо, улыбаясь широко и хищно, только сейчас Хосок видит, насколько парадоксально они похожи — светлые, отдающие в золотой волосы путаются между собой, когда они так близко, а могущественные чёрные крылья нежно накрывают маленькие белоснежные. Хосок невольно оседает, чувствуя, как легко из него выскальзывает маленький член Чимина — он видит, как под самыми большими крыльями лениво трепещут две пары меньших. Юнги плавно, дразняще скользит ладонью по обнаженной, судорожно вздымающейся груди Чимина, пока не достигает шеи, вынуждая его слабо, покорно повернуть голову, склоняя её к сильному плечу, и низко, глубоко рокочет: — Разве так не лучше, маленький ангел? — Т-ты… архангел. Люцифер, свет несущий, — Чимин слабо шепчет, дрожа в его руках — небесно голубые глаза кажутся мутными, покорёнными, и Хосок невольно сглатывает, чувствуя, словно стал свидетелем чего-то большего. — Мне больше нравится, когда меня зовут Юнги. Это имя слегка приелось, не находишь, ангел? — Юнги жарко прикусывает сладкую шейку и скользит второй ладонью между подрагивающих ножек, длинно, жарко ведя по пульсирующей сладкой киске. Чимин заламывает брови, приоткрывая губки в сладком, постыдном стоне, и Юнги низко, хрипло рокочет: — И я обожаю смотреть, как хорошенькие маленькие ангелочки падают. Окунешься со мной во грех, сладкая штучка? — Д-да… — Чимин громко всхлипывает, и Хосок не может отвести восхищенного от греха взгляда. Юнги неторопливо ласкает мягкую киску, раздвигая аккуратные складочки, скользит длинными большими пальцами внутрь и выскальзывает наружу, показывая, насколько они увлажнены блестящей смазкой. — П-пожалуйста, Юнги, прошу… — Мне нравится, когда ты не сопротивляешься, — Юнги нежно мурлычет это в шею, покусывая её, и это движение простое, лишенное похоти, но Хосок зажимает ладошку между ног, чувствуя, что к уставшей натруженной киске подкатывает новая волна возбуждения. Это эротично и просто невероятно: то, как бережно чёрные крылья поддерживают ослепительно белые, как между бёдер, не проникая внутрь, скользит крупный член. Чимин рассыпается, его разрушает и соблазняет на грех невероятно прекрасное существо. Юнги действует плавно, неторопливо, как Чонгук, когда первым брал Хосока, как Намджун, когда осторожно готовил его попку. В действиях Юнги чувствуется отточенность, чувствуется нежность и решительность. Он мягко приподнимает Чимина, всё ещё удерживая его лицом к Хосоку, и осторожно насаживает на член, толкаясь головкой во влажное лоно. — Смотри, божественная штучка, — Юнги перехватывает немигающий взгляд Хосока и, осторожно проникая в стонущего, разнеженного Чимина, хрипло говорит, — смотри внимательно, потому что это последствия твоих желаний и твоей жадности. Хосок вспыхивает, но вместо стыда чувствует, как душу опаляет тщеславие. Да. Это из-за него три великих божества сошли на землю. Да, это его они осеменили, и теперь наполняют его друзей. Да, он — начало всего. Хосок жадно елозит киской по ладони, не в силах сдержаться от вида того, как белоснежный, самый невинный ангелочек из всех них, покорно принимает в себя член. По-настоящему невероятное зрелище. — Самочке нравится? — Хосока сзади вдруг обнимают крепкие руки Чонгука, подтягивая к себе. Он чувствует, что член альфы словно не знает усталости и вновь налит кровью, вновь готов. Волк хрипловато урчит: — Самочка хочет так же? — Тэ, — Хосок, не отрываясь от вида трахающего Чимина Юнги, неловко спрашивает, почему-то нуждаясь в разрешении: — ты не против? Я могу? Мне можно? — Конечно, Сокки, — Тэхён жмётся к нему, сладко мурча, и трётся своей нежной киской о мокрую киску Хосока. Он звучит сладко и порочно: — мы все принадлежим им. Они сладко целуются, пока Чонгук мягко скользит в уже разработанную змеем попку. Но всё, что сейчас имеет для Хосока значение — это вид плачущего на члене Юнги Чимина. Его ангельские слёзки, божественные, лечебные, они проливаются не от боли или горя, а от искреннего счастья и наслаждения. Сладко хихикнувшего Тэхёна ловко утягивают к себе вернувшиеся Намджун и Джин — они оплетают его хвостами, зажимая между собой, и сладкий волчонок скулит, прижимаясь к Джину и просительно приподнимая хвостик для двух членов сразу. Может, ему кажется, но животик Джина кажется округлившимся и наполненным. Хосок только невнятно скулит, когда Чонгук ловко подхватывает его под бёдра и подбирается ближе, прижимая грудью к трепещущему Чимину. Пак смотрит на него сквозь слёзки и невнятно стонет: — Сокки… А затем сам тянется, чтобы сладко поцеловать. Хосок почти задыхается, чувствуя неторопливые, ритмичные толчки члена внутри. Ему так нравится целовать Чимина, мягкого, слабого, нежного Чимина — его губки пухлые и сладкие, как мёд, стоны маленькие и сбивчивые. Они трутся друг о друга, переплетают пальчики, соприкасаясь лбами и разделяя на двоих сбитое дыхание. Хосок невнятно хнычет, не в силах сдержаться от стремительно затапливающего его с каждым толчком наслаждения: — П-прости, прости, Чимини… — С-спасибо, — Чимин слабо мотает головой — щечки у него красные, губы приоткрыты в маленьких стонах. Он стыдливо признается дрожащим голосом: — Падать так… так хорошо, так приятно. Грех так сладок на вкус. — Д-да, — Хосок невнятно кивает и, желая показать Чимину ещё больше, доставить ещё больше удовольствия, тянется ладошкой ниже, между податливо разведённых ножек, чтобы начать нежно массировать пульсирующий клитор. Чимин пищит, невольно запрокидывая голову и крупно содрогаясь от удовольствия: — Ч-что, что это? — Это прямое доказательство того, что твоё тело было создано для удовольствия, ангел. И для греха, — Юнги низко, хрипло рокочет, куснув его за нежное ушко, и смотрит на Хосока дикими, полыхающими золотом глазами. — Именно это и заставит тебя сейчас кончить у меня на члене, маленький. — Мы созданы для греха, — Чимин невнятно соглашается, извиваясь. Он весь дрожит, откровенно выдавая, насколько ему нравится быть наполненным, и как приятно ощущать пальцы на клиторе. Хосок неловко ёрзает, чтобы Чонгук немного отодвинулся, и, вдохнув поглубже, утыкается ртом в сладкую киску, повторяя то, что делал Юнги в теле Чимина. Он начинает плавно и нежно лизать её от стыка с членом до горячего клитора. С мощными толчками Чонгука в попку это не сложно — тот буквально протаскивает хосоково лицо по чужой промежности. Повернув голову, так, чтобы прижиматься к чиминовой киске щёчкой, Хосок смотрит как Тэхёна обвили два змеиных тела. Джин сладко покрывает поцелуями красивую шею, прикусывает кожу, протыкая её острыми змеиными клычками, пока Намджун с силой насаживает обе дырочки на свои члены. Хосок вспоминает, как прекрасно было ощущать наполненность сразу в двух местах и жадно хочет повторить, ощутить в себе ещё раз несколько крупных стволов. Он тянет ладонь к Тэхёну, крепко хватаясь и переплетая с ним пальцы, чтобы хоть так ощутить единение. Они все теперь словно повязаны единой крепкой нитью, неразрывно связаны через сперму и секс. Хосок слабо стонет и чувствует, как Чимин содрогается всем телом, а щёку обжигает жаром. — Вот так, ангелочек, принимай в себя всё, до последней капли, — Юнги бархатно шепчет слова утешения, пока Хосок, не до конца отдавая себе отчёт, поворачивает голову и начинает слизывать вытекающую из киски Чимина сперму. Она солоноватая, горячая, но так идеально ложится на язык, что устоять невозможно. Дьявол насмешливо ухмыляется: — Сокки, нравится принимать ангельские дары? Он выскальзывает членом из киски, и на Хосока проливается так много густой, вязкой спермы, что он чувствует себя грязным и испачканным. Мысль не успевает сформироваться, когда Тэхён поворачивает его к себе и, подскакивая на двух членах, принимается слизывать с горячего румяного лица семя, едва ли не урча. Его волчьи ушки довольно прижимаются к голове, а хвостик ласково бьёт по двум змейкам. — Какие послушные самочки, — Чонгук сзади клыкасто ухмыляется и нежно подхватывает устало осевшего Чимина с другой стороны, помогая Юнги мягко опустить его на простыни. Румяный, славный, он слабо подёргивает своими нежными крылышками, глядя со стороны, но кажется вымотавшимся. Хосок невольно ахает, когда Чонгук подтягивает его, отстраняя от заскулившего Тэхёна, и мягко надавливает на спинку, вынуждая буквально лечь на Чимина. — Славная добыча. — Чимини, извини, я… — Хосок смущённо лепечет, неловко плюхнувшись на ангелочка, но Чимин принимает его в нежные объятия, ласково чмокнув в губы. Чон тычется ему в шею, чувствуя, как альфа сзади начинает набирать темп, и с трудом выстанывает: — Тебе не т-тяжело? — Мне нравится, — Чимин поверхностно сбивчиво выдыхает, кусая нижнюю губу — его щечки теплеют, когда он видит, как Намджун заваливает совсем рядом с ними скулящего Тэхёна, вынуждая его уткнуться красной мордашкой в подушки от жарких толчков, а с другой Юнги ловко укладывает на спинку запищавшего и выскользнувшего в человеческую форму Джина, тут же опускаясь между дрогнувших ножек. — Это так… ах! Чимин слабо поскуливает, когда за одну его руку цепляется хнычущий от силы толчков Тэхён, а со второй переплетает пальчики кусающий губы Джин. Хосок хнычет, когда Чимин слегка ёрзает под ним и жмётся, снова утягивая в глубокий, но нежный, сладкий поцелуй. Это кажется ему безумием. Таким невыносимо, невыносимо сладким безумием. — Какой вид, чёрт возьми, — Чонгук хрипло ругается себе под нос, тряхнув могучей головой и хлестнув себя по бёдрам тяжёлым чёрным хвостом. Словно инстинктивно, в ответ на его рычание скулят все четверо, машинально обмякая — Хосок с Тэхёном приподнимают попки, а Чимин и Джин мягко разводят ножки чуть шире. Альфа рычит: — Юнги, ты точно ничего с ними не делал? Они такие… аргх. — Я-то возьму, — Юнги ненадолго отрывается от киски только для того, чтобы мурлыкнуть, и хрипло фыркает, качнув головой: — Но я ничего не делал. Малыши реагируют на нас инстинктивно, мы старшие их рода. А Хосок… не знаю, может, Дита развлекается. — М-мне! Я сам, мне нравится, — Хосоку кажется важным уточнить этот момент. Он качается в ответ на сильные толчки и смотрит сначала налево, крепко сжимая джинову ладонь: его долго и сладко вылизывает Юнги, постепенно ускоряясь и очевидно желая повязать и его. А справа, скуля и проезжаясь по постели, наслаждается проникновением Тэхён. Обе его дырочки заполнены змеиными членами и, кажется, он более чем счастлив. Чимин под ним возится, потираясь всем телом и нетерпеливо пыхтит. Хосок чувствует, что ещё немного, и малыш сам попросит член, но Чонгук опережает эти мольбы. Он легко выскальзывает из заскулившего Хосока и толкается во влажную, опробованную Юнги киску, выбивая из Чимина полный наслаждения вскрик. Хосоку кажется, что теперь альфа будет вязать и его, но нет — Чонгук чередует. Он плавно наполняет то нуждающуюся киску Хосока, то влажную и сладкую Чимина. — Я не могу в две сразу, — Чонгук недовольно рыкает, вбиваясь в них с Чимином по очереди, — Джун, ты сможешь повязать двух самочек? У тебя же для этого два члена? — Могу, — с заминкой, но отвечает Намджун. Он звучит одновременно заинтересованно и озадачено: — Меняемс-с-ся? Хосок осоловело моргает, не понимая, что задумали божества, но, когда Юнги, вбившись в Джина до отказа, наполняя его семенем, выскальзывает и переходит к заскулившему, неудовлетворённому Тэхёну — понимает. Намджун будет брать их с Чимином одновременно. — Привет, змейка, — Чонгук наклоняется к задрожавшему Джину и долго втягивает носом сладкий аромат, урча: — не бойся, я повяжу тебя. Ты выдержишь узел и принесёшь миру щенков, а не скользких змей. — Мечтай, — Намджун, пристраивая по члену к кискам, хмыкает, — я наполнил эту нагу до отказа, она очень хорошо принимает оба моих члена в одну дырку. Разве не видишь, как красиво вздут её животик? Как мягко и нежно он продавливается, если правильно надавить? Джин понесёт от меня. — Они все понесут от меня, — Хосок поворачивает голову, не успевая следить за всеми, и смотрит как Юнги сначала вылизывает скулящего Тэхёна, очищая киску от семени, — и весь мир будет покрыт именно моими детьми. — Мечтай, — Намджун и Чонгук отзываются поразительно единодушно, а Чимин с Хосоком стонут друг другу в губы, когда в них синхронно толкаются два толстых змеиных члена. Длинные, с острой головкой, ребристыми, они кажутся необычными, и от того только более возбуждающими. Чимин пораженно распахивает свои сладкие губки, сбивчиво выдохнув: — Ах, они… Он-ни холодные. Это так приятно, Сокки, ах… — Д-да, — Хосок согласно скулит, слабо ёрзая — член внутри него холодный и скользкий от смазки, приятно дразнящий дырочки чем-то ребристым, похожим на шипы или выступы вдоль всей внушительной длины. Чимин под ним тёплый, даже горячий, нежный и трепетный, а змей, жарко берущий их сзади, контрастно холоден. Он слабо дёргает бёдрами, выпрашивая внимание, и высоко стонет, когда чувствует, как ему на попку опускается тяжелая крепкая ладонь. — Ах! — Никогда бы не подумал, что скажу это, но я впервые в жизни чувствую что-то похожее на зависть, когда смотрю на тебя, — Юнги негромко ворчит, трепыхнув своими огромными крыльями, и складывает их, плотно прижимая к спине, чтобы никому не мешать. Тэхён под ним кажется трепещущим, восхищенным и покорным, сладким до невозможности, и архангел смягчается: — Но нам и здесь хорошо, правда, маленький щеночек? — Д-да, да, — Тэхёни сладко скулит, красиво изгибая шею, чтобы подставить её соблазнительную кожу, уже покрытую властными метками Чонгука. Юнги заинтересованно тянет: — Да ты пометил маленькую волчицу? Собственник. — Это моя самка, и она понесет моих щенят, — Чонгук ворчливо отзывается и придерживает сладко, сбито стонущего Джина под бедра, ритмично и плавно вбиваясь внутрь. Он нежно скользит языком по красивой шее, бросив на Намджуна жаркий, провоцирующий взгляд: — Могу пометить и эту, что думаешь, змей? — Они все наш-ши, — Намджун не впечатленно отмахивается, и Хосок чувствует, как он мягко проникает большим пальцем ему в попку, втянув когти. Он довольно скулит в ответ на это и слабо передвигает ладони, чтобы подарить такое же ощущение Чимину. Хосок оглаживает мягкие половинки, сминает их пальцами, раздвигает в стороны и нетерпеливо скользит внутрь, заставляя Чимина под собой задрожать и заскулить. — Ес-с-сли ты не с-саметил, то я уже пометил волчонка. Чонгук недовольно рычит, взбрыкиваясь и с оттяжкой, жадно вбивается в визгнувшего Джина, а после набрасывается на податливую открытую и доступную шею. Альфа кусает грубо, не жалея, он терзает, прокусывая до крови, помечает, смешивая волчий феромон и кровь сладко стонущей от удовольствия наги. Хосок хочет так же. Он едва успевает подумать, когда чувствует прикосновение змеиных клыков к загривку. — О, да, — Намджун прикусывает осторожно, щадя нежную человеческую кожу, и довольно шипит: — все наш-ши с-самочки, вс-с-се понес-сут нам деток. Хорош-ш-ший улов, да, Юнги? — Самый лучший, — Хосок видит, как Юнги оглаживает яркие отметины на шее Тэхёна и спускается со своими метками ниже, не сбавляя в скорости толчков. Он прикусывает между лопаток, ближе к местам, откуда у Чимина торчат крылья. — Мы получили себе четырёх девочек, которые принесут в мир наше потомство, мы получили воплощения, мы собрались все вместе, спустя столько, шесть столетий? — С-семь, — педантично поправляет Намджун. Он нежно покусывает Хосока и тут же зализывает места укусов, продолжая ритмично двигаться в них с Чимином. — Этот мир не переживёт нашего воссоединения. — Мы можем остаться так, — Чонгук влезает в разговор порыкивая. Он довольно оглаживает оставленные на Джине метки, очевидно любуясь своей работой. — У нас есть дом, есть самки, будут щенки. Разве нам надо больше? — Надо, — весомо говорит Юнги и Хосок чувствует, как воздух вокруг них уплотняется, — надо отплатить тем, кто нас запер и лишил всего. Но, — Юнги сладко прижимается к загривку Тэхёна под недовольный рык Чонгука, — но наши девочки всегда будут с нами, ведь так? Хосок согласно скулит первым, за ним следует Чимин, капризно тянущий пальчики к Юнги. Тэхён и Джин немного отстают, но и они соглашаются следовать за своими божествами. Вспышка магии, словно закрепляя их договор, сверкает над пропитанной спермой и влагой постелью, где семь горячих тел двигаются в едином жарком ритме. — Ах, что это? — Тэхён распахивает мутные янтарные глазки, задрожав, и Юнги, заурчав от смеха и от нежности, нависает над ним, щекотно целуя в макушку ровно между каштановых дрожащих ушек. Он скулит, находя Чонгука глазами: — Альфа? — Вы связаны с нами, хотя и очень, очень давно, — Юнги нежно трется носом о его мягкие волосы и неохотно выскальзывает из гостеприимной дырочки, чтобы осторожно перевернуть Тэхёна на спинку. Волчонок под ним застенчиво краснеет, прижав ушки, и Юнги ласково чмокает его в приоткрытые губы, обвивая своими тяжелыми крыльями. — Сейчас эта связь снова окрепла. На вас наши метки, наше семя. Теперь вы понесете от нас. — Щенков, — Чонгук, словно не в силах удержаться, педантично вставляет, и смешно показывает язык невольно зашипевшему Намджуну. Он звучит довольно: — Ставлю четыре тонны золота, по тонне на каждого. — Тогда я с-с-ставлю по тыс-с-сяче драгоценных камней на каждого своего с-смеёныша, — Намджун возмущенно шипит, щекоча ушко застонавшего Хосока раздвоенным кончиком длинного языка. Он толкается в двух сладко застонавших под ним малышей чуть грубее и ускоряется, явно собираясь снова наполнить их семенем. — Юнги? — Вы как дети, честное слово, — архангел фыркает, дёрнув правым крылом, и соблазнительно подмигивает сладко раскрасневшегося Тэхёну, поцеловав его в румяную щёчку: — Все мы знаем, что через девять месяцев здесь будут бегать пухлощекие демонята, правда, щеночек? — А в-вариант, при к-котором мы не з-залетели, н-не учитывается? — Хосок слабо стонет, дрожа всем телом и вжимаясь в хнычущего Чимина, когда чувствует, как его снова наполняет прохладное жемчужное семя. Проходит несколько мгновений, прежде чем три голоса отвечают ему хором: — Нет. Хосок недовольно стонет, не имея сил на сопротивление и споры. Если такова их плата за грех, он неохотно, но подчинится. Намджун выскальзывает из их с Чимином кисок, наклоняясь и длинно слизывая тягуче вытекающую сперму. Ласка приятная, утешающая. Сил на возбуждение уже нет и, лениво, Хосок скатывается с Чимина, падая на спину. Он чувствует, как что-то липкое тут же прижимается к пояснице, морщится, но не хочет двигаться. — Сокки, — Чимин тесно жмётся к нему с боку, обвивая всеми конечностями и трепетно накрывая их крылом, скрывая наготу, — Сокки. — Что такое, малыш? — Хосок поворачивает губы и тут же оказывается атакованным сладкими мягкими губами. Чимин втягивает его в неспешный поцелуй, слабо трепыхаясь и оглаживая ладошками тело. Они грязные, липкие, но совершенно не чувствуют из-за этого отвращения. Наоборот, это приятно окутывает тело удовлетворением. Сбоку слышится шелестящий стон Джина и вторящее ему поскуливание Тэхёна. Хосок только сыто потягивается и ойкает, когда Намджун свивает из своих колец гнездо, утягивая их следом. — Вы какие-то долгие, — Намджун хмыкает и целует в макушки Чимина и Хосока, — мне уже хочется быть обвитым теплыми телами и с-с-спать. Кончайте. — То, что ты скоростел, не значит, что всем такими быть, — Юнги подтрунивает, но Хосок видит, что он вбивается в Тэхёна последними мощными толчками, наполняя киску. Он негромко ворчит: — последним все равно будет щенок, он очень любит оставлять слово за собой. Чонгук недовольно рычит, всё ещё не торопясь, а в их змеиное гнёздышко охотно влезает Тэхён, сворачиваясь нежным клубочком, и Юнги, укутывающий всех тёплой магией. Они напоминают маленькую кучку из тел, тесно переплетаясь друг с другом, не хватает только последних кусочков пазла. — Ну что ты там, — недовольно ворчит Юнги, перебираясь поближе к Чимину и зажимая его собой, — все ждут только тебя, меховая задница. — Как вы меня достали за эти семьсот лет, сил моих нет, — Чонгук хрипло невнятно стонет Джину в шею, но всё-таки кончает, заполняя сладко заскулившего Кима семенем. Он нежно и долго целует его, помогая пройти через оргазм, и Джин невольно снова выскакивает в змеиную форму, обвиваясь вокруг него хвостиком. Намджун просто накидывает на них мощные кольца, притягивая поближе, и Чонгук негромко ворчит, поразительно умело протискиваясь поближе к Тэхёну: — Тэ? Где мой волчонок? Заберу и сбегу к чёртовой матери. — А как же твои щенки? — Юнги лениво зевает, потеревшись щекой о мягкую макушку Чимина. — Ты же так уверен, что все понесли от тебя. Будешь безответственным папашей? Чонгук ненадолго задумчиво замолкает, а затем неохотно тянет: — Тогда я останусь. — С-с-счастье то какое, — Намджун шипит, обвиваясь вокруг всех покрепче, и невнятно командует: — Вс-сем с-спать. Потом реш-ш-шим, кто пойдёт мс-с-стить, кто с-савоёвывать, а кто будет должен нам четыре тонны с-солота. — Бес-с-сишь, — Чонгук передразнивает его, но беззлобно, и действительно затихает. Плотно облепленный клубком из тел, переполненный, удовлетворённый, Хосок… не жалеет о ритуале, который они провели. Он невольно улыбается, прижимаясь к Чимину поплотнее, и расслабленно прикрывает глаза.