***
Тарелка летит на пол, со звоном разбиваясь, раскидывая осколки в разные стороны. —Да ты!.. Сколько раз тебе говорил, не рассуждай о том в чём не разбираешься! —Кажется, разбитая посуда его не волнует, не первый раз что-то в этом доме оказывается в неправильное время, в неправильном месте, становясь жертвой злости молодого архитектора. —Даже человек не разбирающийся в этом, может сказать что выглядит ужасно. —Аль-Хайтам привычно скрещивает руки на груди, и если и злиться, то где-то внутри, тихо. Даже злится он холодно. —Прекрати ломать вещи в моём доме. Успокойся. —Успокоиться? Успокоиться?! —Кавех кричит только громче, стараясь достучаться, надеясь на хоть какую-то другую реакцию. Его всегда удивляло это равнодушие. Что ещё нужно было сделать чтобы он попытался что-то исправить? —Я работал над этой идеей последнюю неделю! А ты.. как ты вообще можешь такое сказать?! —Листок бумаги он держал в руке, уже безвозвратно помяв. Неделя работы насмарку. И ещё одна, проведенная в творческом кризисе, тоже. И всё из-за нескольких неосторожных слов. Кажется, если бы это сказал кто-то другой, это бы не было так больно, можно было бы списать на зависть, на необразованность, или просто на то, что над ним хотят поиздеваться, и даже это не было бы обидным. Но нет, это говорит Аль-Хайтама, и в случае с ним всё просто: он правда так думает, и ему правда всё равно. Аль-Хайтам как будто не слышит, садиться в кресло, спокойно берёт в руки какую-то книгу, видимо собираясь почитать прям так, пока Кавех будет ходить вокруг и кричать. —Прекрати кричать из-за такой мелочи. Съезжай, если что-то не нравится. —И это ранит с каждым разом всё сильнее и сильнее. Аль-Хайтам думает, что если он не кричит в ответ, значит всё в порядке и хуже не станет. Но иногда равнодушие ранит намного, намного сильнее чем даже крики в ответ. —Мелочи? Черт возьми, это по твоему мелочь?! —С каждым его словом становится только хуже. Остановись. Пожалуйста, остановись, прерви это, встань с места. Сделай что-нибудь, чтобы это закончилось. Извинись, в конце концов. Кавех просто хотел чтобы этот пожар внутри закончился, чтобы эта ненависть не сжигала его и всё, к чему он прикасается. Чтобы он помог ему это потушит. —Скажи честно, тебе правда всё равно? Тебе всегда плевать! —Кажется, в этот раз он уже на грани перед тем чтобы заплакать. Ну давай же. Сделай хоть что-то. Скажи, что тебе не плевать. Кавех давно ничего не ждал, и с каждым днём становилось только сложнее терять последнюю надежду на то, что что-то когда-то сможет быть по другому. С каждым днём боль в груди росла. Ему хотелось, чтобы Аль-Хайтам хоть что-то попытался изменить. Хоть один раз в жизни успокоил его, осторожно, с заботой, а не так, как это происходит обычно. —Ну же, скажи это. Скажи что тебе наплевать на меня. Книга откладывается в сторону. —А почему должно быть не плевать? —И это сказано с таким равнодушием, что в этот раз Кавех буквально физически чувствует как ему больно. Он смотрит на Хайтама буквально минуту, в немом ужасе от того, что это вообще могло произойти. Он больше не кричит. Он разворачивается и выходит из комнаты, а потом и из дома прочь, даже не хлопая напоследок дверью. И наконец повисает тишина. Та самая, которой секретарь так желал. За книгу он уже не берется, смотрит на брошенный на пол проект, и тишина вдруг становится невыносимо мучительной. Теперь он чувствует: в этот раз он перегнул палку. Сильнее, чем когда-либо ещё. Вина была ему не свойственна, но сейчас она съедала его изнутри, отравляла, и что-то внутри неизбежно напоминало о том что это он сам виноват. Ему казалось, что моменты когда Кавех начинает кричать, кидать вещи, выходить из себя – самое худшее что могло произойти. Но оказалось, гораздо страшнее когда его просто нет. Когда он уходит неизвестно куда в истерике, вот, что намного хуже. Впервые тишина казалась ему невыносимой, а мысль о том, что вообще-то, он раньше жил в такой тишине, теперь казалась странной. Что если в этой тишине снова придется жить одному? Теперь ему кажется что он сойдет с ума, если Кавех вдруг не вернётся. Если он вдруг возьмёт и уйдет навсегда. Найдет кого-то лучше. Кого-то, кому не всё равно. Да, он определенно этого заслуживает. Он заслуживает чего-то большего, чем молчание. Возможно Аль-Хайтаму нужно было быть внимательнее к тому, что происходит в его же доме. Осколки тарелки на полу оставались не тронутыми и Хайтам нагнулся чтобы собрать их, порезавшись уже о первый. Порезавшись о злость, с которой эта несчастная тарелка была разбита. Черт, пора покупать новые, из этого набора у них уже почти ничего не осталось. Может быть, бить посуду не так и нормально, и пора с этим заканчивать. Может быть, чтобы всё это закончилось, прилагать усилия должен не только Кавех. Может быть, его эмоции и вовсе от него не зависят. Ночь наступила быстро, тревожно, и стрелка уже перевалила за двенадцать часов. Уснуть Аль-Хайтам не мог. Кавех так и не вернулся. Раньше он никогда вот так вот не лежал смотря в потолок перед сном. Он засыпал быстро и легко, надевая свои наушники даже на ночь, если вдруг к Кавеху этой ночью приходило вдохновение. Или не приходило оно вовсе. Откуда ему знать? Он никогда не слышал того, что творится за стеной его комнаты. Но только не сегодня. Сегодня он лежит, прислушиваясь к каждому шороху, в надежде что скоро его сосед обязательно вернётся. И он возвращается. Дверь захлопывается и слышно как он не долго ходит в коридоре, почти сразу уходя в соседнюю комнату. Хайтам хотел бы встать с места, выйти в коридор, показать своё беспокойство хоть раз. Извиниться. Но вместо этого он лежит не двигаясь, боясь даже вздохнуть слишком громко. Он никогда не извинялся. И никогда до этого не чувствовал такой сильной вины. Вины, которая и заставляла бояться, вдруг уже слишком поздно? Кавех пьян. Но не настолько чтобы забыть произошедшего сегодня днём. Бутылка вина конечно же, как всегда, лечила его раны, а кто ещё? Алкоголь его верный спутник в срывах и всех плохих временах. Он глушит мысли, сглаживает углы, оставляя после себя все чувства, и никаких связных мыслей. Дверь в комнату захлопывается и вокруг снова тишина. Аль-Хайтам выдыхает облегчённо, от того что он хотя бы вернулся. Но засыпать всё равно не было даже малейшего желания. Кавех падает на кровать. Никто не вышел встретить его, а почему должен? Ему же всё равно. Да, ему всё равно, ничего он не должен. А Кавех должен. Должен перестать надеяться на что-то. В горле ком. Он отворачивается на бок, обнимая подушку. Был один плюс: плакать в этом доме можно было хоть всю ночь, и никто никогда не придёт, не придется отвечать на вопросы и оправдываться, скрывая слабости и шрамы. И всё равно каждую ночь хотелось только одного. Чтобы он услышал, пришел, пожалел. Чтобы обнял крепко, и никуда не выпускал, говоря о том что всё в порядке и он здесь. Но его никогда здесь нет. Любить так сильно, нуждаться в чьём-то внимании так отчаянно, было равносильно тому чтобы умирать и воскресать каждый раз, когда он делает что угодно. Кавех влюблялся снова каждый раз когда Хайтам улыбался, он внезапно теплел внутри, готов был посвятить ему все свои проекты, а в придачу ещё и стихи, хоть писать он и не умеет, да и вообще что угодно, хоть целый мир и все звёзды на небе. Но стоило его пассии сказать что-то не то, что в прочем происходило гораздо чаще, чем хотелось бы, мир вокруг рушился неописуемо быстро, как карточный домик. Почему он это делает? Почему он делает ему больно? Он ведь любит. Очень сильно. Так же сильно, как ненавидит, и только его одного. Неужели не видно? Он не замечает как начинает плакать, но в прочем, он не привык сдерживаться, потому что никто никогда не приходит на его отчаянный плач. Кто же знал, что хозяин дома ещё не спит. Сначала Аль-Хайтам думал, что ему показалось. Потом, что это что-то другое. Но в конечном итоге всё было ясно как день, он отчётливо слышал как Кавех плачет в соседней комнате. Не плачет, а вернее было бы сказать, рыдает в истерике. И от этого звука щемило в груди так сильно, как никогда раньше. Вина захлёстывала его с новой силой. Это ведь он виноват. Интересно, сколько раз это происходило пока он спокойно спал и ничего не слышал? Ему даже не хотелось знать. Аль-Хайтам встал с кровати и вышел в коридор, стараясь двигаться тихо, как будто пытаясь не спугнуть. Он подошёл к двери и стоял не решаясь потянуть за ручку чтобы открыть её. Что он скажет? Простых извинений тут явно не достаточно, а слов... Словарный запас у него не мал, читает он много, однако только сейчас по настоящему осознает как же бессильны все его знания на практике. Что делать в таких ситуациях? Об этом он в своих книжках не читал. Всё таки он решился открыть дверь, создав тем самым небольшой скрип, но даже этого хватило чтобы всхлипы внезапно прекратились и Кавех замер лёжа на кровати, не смея пошевелиться. —Кавех? Кавех, я могу зайти? —Он звучал обеспокоенно, но архитектор ничего не ответил. Хайтам не дожидался ответа и пройдя в комнату осторожно сел на край кровати. —Посмотри на меня. —Он осторожно положил руку на чужое плече. —Кавех, пожалуйста, посмотри на меня. —Это молчание... И незнание того, что у него в голове, просто убивало. Теперь он понимал, какого это. Нет, понять полностью он, конечно, не сможет, а испытать и подавно. Но вины за сегодня он наглотался уже сполна. И сам знает что даже этого в наказание ему недостаточно. —Кавех, пожалуйста... Я здесь. Ты слышишь? —Он ждёт. Осторожно, терпеливо, принимая своё наказание, когда настоящее наказание ещё впереди. Черт возьми, ему и вправду стоило следить за тем что он говорит. Кавех садится напротив него, опустив голову, выглядит он слабым и абсолютно разбитым. От него пахнет алкоголем, глаза красные от слёз, а волосы, которые он так бережно укладывает каждое утро, безобразно растрепались. Зрелище жуткое. Для Кавеха, вечно веселого и счастливого, такой вид казался чем-то невозможным. И тем не менее Аль-Хайтам видел всё своими глазами. Видел и не верил, что это всё из-за него. Но это всё правда из-за него только одного. Кто же знал, что от него так много зависит. Слов не находилось. Боже, ему пора начать говорить с людьми, чтобы в такой ситуации сделать хоть что-то, так ещё и не хуже. Но если слов не было, вовсе не значит что не было ничего. Нет. В этот момент, смотря на Кавеха под таким углом, он себя ненавидел. Он вполне мог понять его, теперь, со всеми его криками про ненависть. В горле ком. Ему хотелось извиниться сотню раз подряд, нет, лучше столько, чтобы во рту пересохло и горло начало болеть, лишь бы он его простил. Но вместо этого он обнимает его, прижимает к себе как можно сильнее, ведь так люди отдают друг другу тепло? В нём вообще есть что-то теплое? Кавех вцепляется в него, и слезы снова текут по горячим щекам. —Я ненавижу тебя!—Это первое что он сказал и сквозь плач это звучало лишь отчаяннее. —Ненавижу, ненавижу, ненавижу! —Только это он и мог выкрикивать, вжимаясь в чужое плече только с большей силой. Он цеплялся за него так сильно, будто хотел сломать ему все кости, расцарапать кожу, всеми силами показать как невыносимо ему плохо. Он не отталкивал и не вырывался, наоборот, кажется, хотел сделать так чтобы Аль-Хайтам и не вздумал куда-то уйти. —Скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь, наконец, черт возьми. —Он ждал того что он придёт так долго. Теперь у него просто не было права молчать. И Аль-Хайтаму становилось больно с каждой секундой сильнее, вовсе даже не физически. Как это могло случиться? Как он мог его так извести? Сейчас он бьётся в истерике у него в руках, и секретарь отчетливо чувствует этот ураган внутри, ему становится страшно от того, как это всё в нём умещается. —Тише, я здесь. Я с тобой, всё.. в порядке. —Все эти слова казались ему самому неуместными, недостаточными и глупыми. Ему бы хотелось чтобы всё было в порядке. Но всё не в порядке и никогда не было. —Всё будет в порядке. Слышишь? Я рядом. —Ему стыдно. Стыдно за то, что он не может сказать больше. Не может выразить всю свою жалость и все свои сожаления в словах, может только сидеть рядом, удерживая его, гладя по спине, так осторожно и нежно как только умел. Иногда ему казалось что он не умеет любить. Всё всегда получается как-то не правильно, наперекосяк. Сейчас ему хотелось отдать Кавеху весь этот мир, лишь бы тот перестал плакать, но как это сделать? —Я ненавижу тебя, Аль-Хайтам... —Плакать он не переставал и от этого паника только росла. Но из объятий он не вырывается, наоборот, кажется, держится только за них. —Пожалуйста... Пожалуйста, не бросай меня. —Всхлипывая произнес тот. —Не уходи. —И он снова сжимает его с ощущаемым страхом. Страхом снова остаться в этой комнате в одиночестве. Как оказалось, вполне можно быть брошенным, в то время как по сути, никто тебя и не бросал. Кавех чувствовал что его бросили уже давно, хоть никто никуда и не уходил, они виделись каждый день, так же, как всегда. И тем не менее что-то переменилось уже давно. —Я никуда не уйду. Я не брошу тебя, слышишь? Я буду здесь, до тех пор пока ты этого хочешь. —Он правда старается. Старается уложить все чувства в слова. Иногда кажется, что лучше бы слов вообще не придумывали. Без них всем бы было проще, и не было бы всей этой ситуации. Кавех внезапно отпускает его и смотрит прямо в глаза. —А ты сам то этого хочешь? —Кажется, этот вопрос был главным для него. И на этот раз Аль-Хайтам знал как ответить честно и правильно. —Да. Конечно, я этого хочу. Я буду с тобой, потому что я этого хочу. И потому что ты хочешь этого тоже. Хорошо? —Он кладет руку Кавеху на щеку, вытирая слезы, выглядя при этом действительно обеспокоенным его состоянием. Кавех снова бросается обнимать его, снова заливаясь слезами с новой силой. Кажется, что бы сейчас не происходило – реакция на всё это одна. Слишком много эмоций, которые некуда деть. И Аль-Хайтам ничего ему не запрещал. Он готов был быть рядом с ним до тех пор, пока всё это не закончится, и после этого тоже. —Ты всегда был мне нужен. Почему? Почему всё.. так?... Он вздыхает. Если бы он знал, почему всё так. Винить он мог только самого себя. —Прости. Пожалуйста, прости.. —Он гладит его по волосам, осторожно перебирая светлые пряди, понимая, как всего этого ему самому не хватало. —Ты заслуживаешь лучшего. Ты заслуживаешь намного больше. Прости, что не смог тебя понять и сделал тебе больно... Очень больно. —Никакие извинения не залечат такие раны. Он понимает. —Впредь я буду намного, намного внимательнее к тебе. Если ты этого захочешь и простишь меня. —А даже если нет, то он всё поймёт. —Мне не нужен никто другой. Мне нужен ты. Понимаешь? —Аль-Хайтам не понимал. Не понимал, почему после того как он себя вёл и того что он делал, Кавех его прощает. Повисает не долгая пауза, он уже перестал плакать, только иногда шмыгал носом и тяжело вздыхал. —Я люблю тебя. —Все слова о ненависти растворяются в одной этой фразе. У Аль-Хайтама щемит в груди, он не думает, что заслуживает этого, ему правда жаль. С другой же стороны... Чувствовать себя любимым, тем более с такой силой... Ему хотелось, чтобы Кавех чувствовал себя так же. Чтобы он никогда больше не чувствовал себя оставленным даже на секунду. —Я тоже люблю тебя. Больше, чем кого угодно другого. Пожалуйста, запомни это, чтобы не происходило... Я люблю тебя, Кавех. —Ты?.. серьезно? Ты не врёшь? —Он посмотрел на него, одновременно с надеждой и отчаянием в глазах. —У меня нет причин врать тебе. Я очень виноват, но я люблю тебя, и я буду с тобой. —И он наконец-то решается его поцеловать. Его губы теплые, правда с привкусом алкоголя, но Хайтама это ничуть не смущает. —Я обязательно, обязательно научусь показывать свою любовь так, как тебе это нужно и так, как ты это заслужил, и тогда у тебя больше не будет повода думать что ты мне безразличен. —Секретарь улыбается нежно, смотря ему прямо в глаза, показывая что вот он: никуда не собирается уходить. —Веришь? Кавех расплывается в улыбке, наполненной любовью и счастьем. Он наконец-то не чувствует себя одиноким, и может надеяться что больше не почувствует, а если вдруг это произойдет снова, ему будет на кого положиться. —Верю. Хайтам было решает взять его за руку, как тот резко её убирает, оттягивая рукав рубашки, отводя взгляд в сторону. —Что-то не так? —Кавех не отвечает, и в глаза ему не смотрит. —Всё хорошо, что такое? Ответить нечего, по этому он просто протягивает ему руку, убирая рукав чуть выше. На запястьях видны шрамы. Несколько почти новых, и те что уже более давние. Кавех выглядит виноватым, потерянным, и явно становится грустнее пока Хайтам осторожно рассматривает неаккуратные шрамы. Ему было плохо от того, сколько всего происходило с человеком которого он так любит, и он этого по просту не замечал. Но нужно отреагировать как можно более спокойно. —Мне... Правда жаль. Всё хорошо, я буду осторожнее. —Лучше не хватать его резко за запястья. Кавех смотрит на него с опаской. —Ты не разочарован? —Что? Вовсе нет. —В его глазах он слабее не стал, скорее наоборот. —Всё в порядке. Всё обязательно станет лучше. —Он берёт его руку и осторожно целует шрамы на запястье, стараясь проявлять максимальную нежность, дать некое чувство безопасности. Кавех успокаивается. Эта ночь чересчур долгая, в ней слишком много эмоций и чувств, и её молодой архитектор точно не забудет даже когда протрезвеет. Аль-Хайтам целует его в лоб, убирая рукой непослушные пряди. —Пойдем спать, пожалуйста. Ты выглядишь очень уставшим и тебе нужен отдых. —Им обоим нужен отдых. На этот раз не от друг друга. Кавех кивает и идет за ним в другую комнату, оставляя эту, где он обычно работал по ночам, а в последнее время и спал, пустой. Оставляя позади все бессонные и одинокие ночи, наконец-то отпуская их. —Спокойной ночи, Кавех. —Спокойной ночи, Аль-Хайтам. Они обнимаются перед сном и Кавех больше не чувствует себя одиноким. Он чувствует чужое тепло и помнит. Помнит, что его любят. Его не оставили.Все шрамы обязательно рано или поздно заживут, и после самой темной ночи настанет самый красивый рассвет. Всё будет хорошо. До тех пор, пока мы будем в это верить и до тех пор, пока мы будем любить.
♡