Чонин хочет жëстко

Пока они живут в отелях во время мирового тура, у Чонина снова отрастают волосы. На голове всë чаще можно увидеть беспорядок ,который Минхо очень любит упорядочить. Он проводит по мягким прядям, расчëсывает,сам вызывается мыть их, намыливая и одновременно делая массаж головы. Ещë Минхо любит снимать резинку с высокого хвоста, чтобы волосы так красиво упали на лоб; они искрятся, они ласкают руку, и иногда он сам пытается убрать их в неаккуратный хвостик или замотать в пучок. Чонин обычно, взбрыкнув, бьет его по рукам и сам бережно натягивает их, запрокинув голову, и завязывает в хвост. Сейчас он лежит, расслабленный, животом на бежевом диване, бедрами — на коленях Минхо, и волосы сверкают на розовой, от смущения, шее. Минхо гладит его по пояснице неторопливо, словно и не чувствует бедром его напряженный член. Чонин ерзает, трется о ткань брюк. Минхо проводит по его горящим ягодицам ладонью. - Будешь ещë соблазнять хëна и оставлять его со стояком? — спрашивает он. — Буду, — выдыхает Чонин. И Минхо, размахнувшись, шлепает его по бледным, с редкими крапинками веснушек, ягодицам. Чонин стонет. На коже остается розовый след. — Неправильный ответ. Еще раз: будешь крутить своей задницей перед мемберами, а потом динамить меня? — А можно повежливее? — шипит Чонин. Опять ерзает, трется членом о бедро. Сжимает подлокотник. Минхо надавливает ему на задницу, чтобы зафиксировать. — Хорошо, — предельно спокойно он говорит. — Повежливее. Ты закончил устраивать спектакли перед стэй на концертах, показывая какой ты невинный и неприкосновенный? — Будешь лезть ко мне— выйду перед ними на бис, — довольно отвечает Чонин, и Минхо снова замахивается. От этого удара Чонин вскрикивает. Тут же просит: — Шлепни еще… — Я тебя наказываю, а не ублажаю, — напоминает Минхо. У самого уже стоит от этой голой задницы, от задранной к подмышкам майки. Минхо берет волосы Чонин в кулак и тянет к себе. Чонин выгибается кошкой, хрустят позвонки, и он бесстыдно наслаждается происходящим. Минхо, склонившись к нему, кусает его за мочку уха, шепчет: — Я опять спас твою задницу от стаффа, который заставлял провести трансляцию. — И она — полностью твоя, — заверяет Чонин, задыхаясь. Минхо резко отпускает его волосы. Чонин падает грудью на диван. Тянется к смазке, открывает ее, и Минхо протягивает ладонь. Чонин выдавливает щедро, никогда для себя не жалеет. У Минхо рука горит от шлепков, и холодный гель приятно успокаивает; он проводит скользкими пальцами между ягодиц Чонина, проводит с нажимом, грубовато, и тот вновь стонет. Тогда Минхо пальцами другой руки берет Чонина за подбородок, лезет ему в рот — прикуси и замолчи. Острая кромка зубов смыкается, Чонин обхватывает губами, лижет. Минхо вставляет пальцы в него с обеих сторон. В рот, в узкую задницу. Чонин мычит. Даже сейчас стоны не сдерживает, хочет, чтобы все его слышали. Минхо проникает в него резко, быстро. Знает, как ему надо, чтобы он изнывал, чтобы его перекручивало. И точно: начинает извиваться, то приподнимет зад, пытаясь насадиться глубже, то опустит, елозя членом по ноге. От его горячего упругого члена волосы на бедрах уже дыбом встали, но Минхо пытается притвориться каменным. Чонин кусает его пальцы, и Минхо в отместку вставляет глубже, вставляет третий. Мышцы плотно обхватывают — красные, блестящие. А с ягодиц сходит румянец. Минхо наклоняется и кусает одну — сильно, до боли. Чонин, кажется, хочет взвизгнуть, но давится пальцами. На заднице остается белый полукруг, а скоро станет синим, расползется синяк. У него проходит дрожь от копчика до лопаток, он выгибается — знает, как соблазнительно это выглядит, Минхо ведется каждый раз, хоть и выучил его фокусы наперечет. Растягивает его, а Чонин все ерзает и трется членом. Наконец — достаточно. Минхо вытаскивает пальцы и изо рта, и из задницы, шлепает еще разок для проформы. Велит: — Вставай на колени. К стене лицом. Чонин резво выполняет. Перебирается коленями на диван, разворачивается лицом к спинке, держится за нее. Футболка падает вниз, скрывая его спину. Минхо встает за ним, снимает с него футболку — все, полностью обнажен. Не отказывает себе в удовольствии провести по спине от шеи до поясницы. Чонин льнет к его ладони. Нет, ты сегодня просил жестко, крутил руль и взбудораженно вещал, как хочешь быть оттраханным, отшлепанным, придушенным. Никаких нежностей. Минхо хлестко бьет его по ягодицам, Чонин ойкает. Расстегнув ремень, Минхо позволяет брюкам упасть на пол, ударяется пряжка о ламинат. Он гладит свой член через нижнее белье, глядя, как подрагивает в нетерпении Чонин. Минхо, выдавив еще смазки на ладонь, спускает трусы, смазывает член. Узкие бледные бедра, не тронутые загаром, сводят его с ума. Он оттягивает ягодицу Чонина в сторону, приставляет головку — входит в одно движение, и у Чонина выбивает воздух из легких. Минхо прижимается к его заду лобком, носом — к затылку. Вдыхает. — Давай жестче, — шепчет Чонин, не позволяя ему и секунды слабости. Минхо кладет ладони ему на талию, отстраняет — и тут же дергает на себя, насаживает на член быстро и жестко, Чонин успевает лишь вскрикивать. Волосы мелькают перед глазами, Минхо ловит губами одну прядь. Чонин сжимается на члене, стискивает спинку дивана, пытаясь удержать равновесие, пружины под ним скрипят. Минхо его не щадит, натягивает на полную. Отпускает контроль, остается только слепое желание. Локтем зажимает шею Чонина, и тот хрипит. Минхо вбивается по самые яйца, крепко обхватывает одной рукой — пока кончает в него, хочет чувствовать его всем телом. Чувствует, как подскакивает под предплечьем кадык. Чонин торопливо дрочит себе, чтобы успеть с членом внутри. Минхо прикусывает его за мочку уха, еще раз толкается бедрами вперед, выплескивая последние капли спермы, и Чонин с выдохом тоже кончает — пульсирует на члене, стонет через прикушенную губу. Откидывается спиной на грудь Минхо. Шепчет: — Ты все равно жестко не можешь. Руку бы заломил хоть… Минхо вытаскивает член, тут же проникает двумя пальцами, Чонин, все еще слишком чувствительный после оргазма, охает. — Ты не захочешь жестко, как я умею, — отвечает Минхо. Он выскальзывает, касается напоследок припухших мышц. Подталкивает Чонина на диван, тот укладывается, и Минхо наваливается сверху. Проводит кончиком языка по плечу, по шее… — Ты только обещаешь, — лениво говорит Чонин. Минхо ведет носом за его ухом, по виску. Да, думает он. Тебе — могу только обещать. А причинить боль — никак. Он убирает его волосы, тянется к щеке, к губам — и целует, долго, нежно целует, пока Чонин не начинает под ним снова плавиться.