Странные танцы

Это было… странно. Инспектор Лестрейд мог бы подобрать для себя много разных слов: пугающе, неожиданно, непонятно, забавно… но он выбрал «странно». Потому что, пожалуй, в этом слове содержалось всё остальное. Может, и сам инспектор был странным. Но вот только он был уверен в собственной вменяемости – как минимум, будучи полисменом, он раз в год проходил дотошную психиатрическую экспертизу и ничего не скрывал от врачей, а значит, всё действительно происходило так, как происходило. Его стал преследовать человек – случайно сталкиваться с ним в тёмных переулках, пустых пешеходных переходах, вагонах последнего рейса в метро, на парковках или в стремительно пустеющих вечерних магазинах. Вот только Лестрейд знал точно, что этого человека там не может быть. Просто не должно – ведь он не ездит на метро, не ходит по магазинам масс-маркета и уж точно не разгуливает один без охраны в тёмных безлюдных местах. И если бы он захотел следить за Лестрейдом, ему бы и не понадобилось самому случайно набредать на него везде, ведь ему подчиняются все камеры в Лондоне и во всей Британии, у него есть штат тренированных ниндзя, что могут следить максимально незаметно и бесшумно. И всё же, Грегори Лестрейда упорно преследовал, словно призрак, человек с лицом Майкрофта Холмса. Они виделись очень редко, и всегда между ними были Шерлок и Джон, как посредники. Обычно к Холмсу-старшему обращались, когда следствию нужен был ряд документов или сведений, которыми мог обладать только очень влиятельный агент спецслужб, выше чином, чем самый главный начальник в Скотланд-Ярде. Майкрофт Холмс производил впечатление не просто каменной статуи, а самой настоящей вычислительной машины, биоробота без грамма эмоций, в отличие от своего младшего брата (как бы Шерлок не пыжился); а человек, что преследовал Грегори, появляясь едва уловимо в его поле зрения и тут же исчезая вновь, этот сталкер с лицом Майкрофта был очень живым, чувствующим, эмоционирующим. За те секунды, что Грегори пересекался с ним взглядом, в лице преследователя отражалось огромное количество эмоций, а его глаза были столь бездонно-нежными, что хотелось утонуть в них. Со стороны это выглядело не как преследование, а как самая настоящая случайность. Будто бы в их столкновениях, случайных взглядах, беглых пересечениях и кивках не было ничего особенного. И поэтому это всё было странно. Они даже не разговаривали никогда. Каждый раз Лестрейд думал, что обознался, и только когда успевал сообразить и набрать воздуха в грудь, чтобы поприветствовать Холмса, тот уже ускользал, словно тень или видение. И вот чёрт его дёрнул подумать при первой встрече, как же сексуален Майкрофт Холмс. Неужели Ми-6 умеют читать мысли, даже столь беглые и не вполне контролируемые? Или Майкрофт настолько безумный гений, что смог «прочитать» его дедукцией и понял это по каким-нибудь расширившимся на один микрометр зрачкам и участившемуся на две секунды дыханию? И теперь хочет выяснить это вот так? Но, зная Майкрофта даже шапочно, Лестрейд понимал, что ну не тот он человек, чтобы ходить вокруг да около, устраивая такие странные танцы на лезвии ножа. Такие биороботы не заинтересованы в чувствах, да и секс на одну ночь ему наверняка до лампочки. Или, может, у Майкрофта реально существует двойник? А может, он носит накладное лицо, взятое реально у случайного прохожего, и его настоящего видели только Шерлок и, например, Королева? Но это уже попахивает теорией заговора, а Грегори всё-таки был довольно принципиальным скептиком. Значит? Значит?.. Всё это странно. И это разъедало душу инспектора. Он не хотел врать себе – на Майкрофта он реально запал, с первых секунд, не неконтролируемо, само собой, но довольно сильно. И чёрт бы с ним, на самом-то деле, это прошло бы через пару ночных мастурбаций в ду́ше. Но вот эти встречи, случайные и неуловимые, эти взгляды, так непохожие на обычного, максимально невозмутимого Майкрофта, подогревали этот первичный интерес, заставляя гормоны в теле Лестрейда бушевать, не утихая. Этот намёк на взаимное притяжение, эти умоляющие глаза, чувственно вытянутая шея и дрожащий кадык – однажды это сведёт инспектора с ума. Он пробовал поговорить с ним днём однажды, во время одного из расследований, желая всё же прояснить для себя ситуацию. – Мистер Холмс, я должен Вас спросить. Мне кажется, что у меня завёлся преследователь… – Инспектор, я очень прошу Вас избавить меня от досужих сплетен о Ваших тайных воздыхателях. Мы решаем дело государственной важности, и я не собираюсь прерываться на разговоры о сопливых мелодрамах. «Чушь! – хотел закричать Грегори, схватить его за грудки и как следует встряхнуть. – Это же ты меня сталкеришь и сводишь с ума своей красотой и недоступностью! Чёртова рептилия!» Но он, конечно, этого не сделал. Вздохнул и, как ни в чём не бывало, вернулся к предмету расследования. В конце концов, это было необъяснимо и забавно. И странно. Однако в тот же день (точнее, уже ночь), возвращаясь с того самого расследования заполночь, выжатый как лимон, Лестрейд ничуть не удивился, встретив Холмса-старшего в пешеходном переходе под железнодорожными путями. Грегори знал – ещё секунда, одно движение век – и видение исчезнет. Но внезапно усталость заглушила до сей поры ясные доводы разума и отключила самоконтроль, поэтому инспектор просто подошёл вплотную и прижал Майкрофта к стене перехода. Это точно был он: тот же костюм и галстук, что были на нём и днём, его же парфюм, только на лице вместо чванливой гордости – безнадёжная, беспомощная влюблённость. Не чуя ног от прилива возбуждения на вымотанное тело, Грегори просто взял своего воздыхателя за подбородок и крепко поцеловал в губы. И – о да! – Майкрофт застонал, словно путник в пустыне, наконец-то утоливший жажду, и выгнулся, подставляя горячий пах под вторую ладонь инспектора. Словно от этого зависела его жизнь, словно ничего важнее не было, а Грегори продолжал терзать эти податливые губы, пока к нему не пришло полное осознание происходящего. Кое-как заставив себя оторваться от поцелуя, запыхавшись, Грегори прошептал в это прекрасное лицо: – Почему?.. – Не знаю, – просто ответил Майкрофт. Они стояли друг против друга, глядя глаза в глаза, а потом инспектор ослабил хватку, моргнул и – как ожидалось – Холмс исчез, словно и не было его здесь, словно не было этого поцелуя… но он был. Но теперь Грегори знал, что точно не отступится. Он добьётся ответа на этот простой вопрос: почему? *** Грегори был уверен, что в следующий раз, будучи не столь усталым, вместо поцелуя он перейдёт к более понятному способу коммуникации – словам. И вытянет душу из Майкрофта, но поймёт причины его поведения. Но потом внезапно всё покатилось, как снежная лавина – обвинения Шерлока, его смерть, депрессия Джона, воскрешение Шерлока, свадьба Джона… Майкрофт пропал из этих танцев на заячьих тропах, только вот Грегори не забыл. За это время, за все эти события он не перестал думать о Холмсе, он скучал и влюблялся всё сильнее. В ночь, когда Скотланд-Ярд чуть ли не в полном составе явился в старое поместье Холмсов, на последнее дело Шерлока, как называл его сам Шерлок, Майкрофт тоже был там с отрядом до зубов вооружённого спецназа. Грегори увидел его впервые за долгие годы снова, так близко – и едва узнал. Ввалившиеся глаза, ссутулившаяся спина, вид, словно у побитой собаки. Они не перекинулись ни словом – Майкрофт даже не взглянул в сторону инспектора; но стоило Лестрейду сложить на сегодня с себя обязанности полисмена и доехать до дому на ночном автобусе, а затем спуститься в тот самый переход у остановки – этот непредсказуемый человек снова оказался там, будто ждал его. У Грегори перехватило дыхание. Он обещал себе, что в следующий раз он будет говорить, говорить и говорить, пока не выяснит всё, но сейчас ему захотелось послать к чёрту свои благоразумные намерения. И он послал. Снова, как в первый раз, прижал его к стене и страстно целовал, держа крепко, будто преступника, что хочет вырваться. – Отпусти, – жалобно прошептал Холмс прямо в губы инспектора. – Больше не могу… – Нет… Майкрофт… Звук собственного имени словно пригвоздил к месту влиятельного чиновника. Он судорожно вздохнул, поднимая взгляд и сталкиваясь с пронзительным взглядом своего визави. – Один раз… хотя бы один чёртов раз, – просипел Грегори. Дрожь Майкрофта передалась ему, хотя стояла тёплая летняя ночь. – Ну же, ты же хочешь, я знаю, иначе бы не преследовал меня так долго… – Один раз… – Холмс сглотнул, словно из него наружу рвались рыдания. – Я не смогу остановиться, если соглашусь, ты понимаешь это? – Тогда в чём проблема? – Он убьёт меня. Или тебя. Или нас обоих. Нельзя… – Кто? Кто убьёт? – Майкрофт Холмс. Грегори решительно не понимал. Всё снова становилось странно. Всё-таки он зря затеял разговоры – всё становилось лучше, когда они не разговорами занимались. Поэтому вместо ответа на столь несуразное заявление он снова поцеловал Майкрофта, ещё крепче, ещё глубже, поставив одно колено между его тонких дрожащих бёдер. Их возбуждённые члены соприкоснулись через ткань, их руки стали хаотично блуждать по телам, и суматошная возня привела их к быстрой и яркой разрядке прямо в безлюдном подземном переходе. И пока Грегори пытался отдышаться и проморгаться, его уже теперь почти состоявшийся любовник снова выскользнул из рук и исчез в неизвестном направлении, оставив горечь разочарования. Грегори в ярости закричал что-то нечленораздельное и пнул стену там, где только что стоял Майкрофт. А потом ещё и ещё, пока не заболела нога, будто мстил мирозданию за такой тривиальный конец их недо-соития. Холмс снова улизнул, оставив Лестрейда мучаться от неразделённого желания и непонимания происходящего. Он бы подумал, что Майкрофт издевается, нарочно играет с ним, как кошка с мышью, загоняя в ловушку чувств, но он также знал, что такой взгляд не под силу ни одному биороботу подделать. Этот загнанный, умоляющий, беспомощный человек, так истово дрожащий в его объятиях и так непритворно отдающийся их общей страсти, не мог быть обманщиком и кукловодом – это Грегори знал точно. Но тогда почему?.. И что это значит, что Майкрофт Холмс убьёт его? Странная ситуация никак не становилась понятнее. *** Преследование вернулось. Снова случайные столкновения в общественных местах, снова путаные горячечные сны, неуловимые взгляды, условности, па и пируэты, не приводящие ни к чему. Грегори мучался – и видел, что Майкрофт мучим точно также. Что-то мешало ему, не подпускало ближе, что-то, чего Грегори не знал и не понимал. Хотелось лишь догнать его, сжать до хруста рёбер, объявить своим и никуда не отпускать. Но кто он такой, простой полисмен против главы Ми-6? Почему, к чёрту, всё так сложно? Очередная ночь, снова сны, где Майкрофт мелькает, превращаясь в странных сюрреалистичных созданий, словно с картин Дали, подставляет своё податливое тело, а потом ручейком воды утекает в канализацию, оставляя инспектора неприлично возбуждённым среди толпы – Лестрейд проснулся около двух часов ночи весь в поту и абсолютно изнурённый. Теперь даже сон не приносил отдыха, напоминая о жгучей нереализованной любви, что поселилась в межреберье. Покачав головой у зеркала, Грегори прошёл на кухню, выпив залпом стакан холодного молока, чтобы немного остудить нервы, а потом оделся и вышел на улицу. Прогуляться и покурить – может немного помочь, ослабить хватку этого душащего чувства, и после, возможно, ему удастся урвать ещё пару часиков более спокойного сна. Пока он брёл по улицам, ни одна живая душа не попалась ему навстречу, но едва в голове мелькнула мысль, что пора возвращаться домой, как его обхватили чьи-то руки и сзади прижалось горячее тело. Мгновенный испуг тут же прошёл, когда инспектор узнал запах этого человека – такой родной и вожделенный, несмотря на их совершенно несуразные встречи. – Я не могу, понимаешь? Не могу, Грегори… – прошептал он жарко в самое ухо. – Тогда отпусти, - резонно заметил Лестрейд, выпуская в воздух последнюю струйку дыма и бросая бычок на землю. – Просто перестань. – Не могу. – Что это значит? Майкрофт чуть ослабил хватку, позволяя Грегу развернуться в его руках и заглянуть в глаза. – Я не могу быть собой с тобой, – проговорил Майкрофт глухим голосом. Его глаза в неверном свете фонарей показались Грегори воспалёнными. – Хочу и не могу. И не могу быть с тобой, и не могу не быть с тобой. И я не знаю, что делать. Я так устал. Грегори мягко погладил его по щеке, наслаждаясь гладкостью кожи под пальцами. Взгляд Майкрофта опустился куда-то на его ладони, которыми он всё ещё сжимал плечи инспектора, словно он сам удивлялся своим рукам и не понимал, как они там оказались. – Может быть, ты просто попробуешь?.. Что сложного в этом? Ты же хочешь, Майкрофт. Холмс поднял глаза на Грегори. – Хочу, – даже не слово, просто выдох, щекочущий губы. – Ко мне или к тебе? – К тебе. *** Они занимались любовью жадно, ненасытно, развратно, во всех позах и во всех уголках маленькой квартиры полисмена, так, что от оргазмов звенело в ушах, а сердца отплясывали ирландскую чечётку. И во всех их движениях, в каждом рваном вздохе, хриплом стоне, сквозило столько невыраженной, невысказанной любви, что Грегори не мог поверить, как этот же человек может так притворяться безэмоциональным компьютером. Он хотел удержать своё долгожданное счастье, не желая мириться с мыслью, что вскорости всё произошедшее ночью станет лишь очередным сгустком наваждения, но Майкрофт был непреклонен. Едва забрезжил рассвет, он стоял одетый, наглухо застёгнутый на все пуговицы своего идеального костюма у двери. Грег в одном халате на голое тело и с чашкой растворимого кофе в руках стоял рядом, подбирая слова, чтобы как-то убедить Холмса остаться. – Никому ни слова. Ни одной живой душé, Грегори. Поклянись, – прохрипел Майкрофт, словно слова давались ему с неимоверным трудом. – Но почему?.. Пожалуйста, не уходи, объясни мне всё. – Иначе он убьёт меня. – Кто? – Он. И был таков. Горечь расставания и паршивого утреннего кофе всё же сглаживалась глубоким удовлетворением и надеждой, что эта потрясающая ночь была не последней. Грегори тяжело вздохнул, дохлебал остатки кофе и стал собираться на работу. Сегодня придётся найти свитер с высоким горлом, чтобы действительно ни одна живая душа не узнала об изменениях в личной жизни рядового полисмена. Скрепя сердце, Грегори хранил свою клятву, хотя странность и неоднозначность всего происходящего давила на него. Ему хотелось обсудить это с кем-нибудь, хотя бы с Джоном, потому что Ватсон хорошо знал породу Холмсов и, возможно, мог бы что-то прояснить. Но туманные намёки на то, что некий «он» может кого-то убить, конечно, сильно притупляли желание рискнуть. Приходилось, как и прежде, проживать это в одиночку. Майкрофт иногда приходил. Нерегулярно, непредсказуемо, появлялся где-то поблизости, снова пропадал, а потом стучал в дверь квартиры Лестрейда, и они предавались страсти по много часов до изнеможения. Грегори не был бы так настойчив и упрям, доводя своего партнёра и себя раз за разом до точки кипения, если бы был уверен, что эта встреча ещё повторится, что она не последняя. И каждый раз с рассветом Майкрофт пропадал снова, оставляя лишь свой запах на подушке инспектора. И всё же, терпение Грегори было не бесконечным. Как можно вот так предаваться всевозможным постельным игрищам, не просто телом, а душой, а потом пропадать, будто ничего и не было? И при редких дневных встречах на расследованиях вести себя так, словно не было того Холмса в квартире Лестрейда, словно он – всего лишь отлаженный квантовый компьютер без следа эмпатии, гордый и абсолютно холодный?.. – …мне пора, – вздохнул Майкрофт, выбираясь из объятий Грега, в которых только что уютно нежился в полудрёме. – Никому ни слова, ты помнишь. – Подожди, – Грегори схватил его за запястье. – Ты так и не объяснил, почему. – Объяснил. – Я не понимаю! Холмс провёл рукой по лицу, словно смаргивая пелену с глаз. – Разве это так важно? – Важно! Почему, ну почему ты не хочешь быть со мной откровенен, Майкрофт? Что за сложности, почему мы постоянно танцуем вокруг да около? Почему ты не хочешь открыться мне? Или я, по-твоему, этого не заслужил? – Грег… ты заслужил большего, гораздо большего, но… – Тогда почему ты заставляешь меня чувствовать себя игрушкой для секса? Я же знаю, что это не так! Майкрофт, посмотри на меня, скажи хоть что-нибудь! Холмс повернулся лицом к постели. – Он убьёт тебя, я уже говорил тебе. А я не хочу, чтобы это случилось с тобой, я берегу тебя от него. – Хватит придуриваться, Майкрофт! У тебя нет расстройства личности, иначе бы тебя не держали в Ми-6. При настоящем раздвоении люди не помнят о другой своей личности, так что заканчивай этот театр! – А я и не говорил, что у меня расстройство личности, Грег. Повисла тишина. Майкрофт устало опустился обратно на постель. – Грегори. Я очень люблю тебя, и я думал, это очевидно и не стоит проговаривать, но я скажу, поскольку ты сомневаешься. Я влюбился с самого первого дня нашего знакомства. Ты веришь мне? – Да, – только и мог сказать Лестрейд, поражённый внезапным порывом откровенности. – Но я очень важен. Я состою на государственной секретной службе и владею такими данными, что мог бы править миром, если бы хотел. Мне это не нужно – я люблю свою страну и защищаю интересы Короны и граждан Великобритании. Я лакомый кусочек для террористов всех мастей. Я постоянно нахожусь под прицелом камер и винтовок как дружественных, готовых меня защитить, так и вражеских, желающих меня погубить или добыть из меня ценнейшие сведения, которые не должны оказаться в неправильных руках. Они должны верить, что настоящий Майкрофт Холмс – это тот, что глава Ми-6, бесчувственная машина на службе у народа. Мне нужно, чтобы это продолжалось дальше. Да, настоящий я – здесь, с тобой, но никто не должен об этом знать, даже догадываться. Иначе они просто воспользуются тобой, чтобы надавить на меня, и будут пытать так изощрённо и жестоко, что будет гуманнее мне первому при малейшем намёке убить тебя самому. Они не остановятся ни перед чем. Это сложная игра, и я не должен туда впутывать никого. Я не могу позволить себе открыто любить и наслаждаться любовью. Так что вот такие редкие ночи – это максимум, что я могу себе позволить, Грег. Я вообще не должен был приближаться к тебе, но соблазн был слишком велик. Я не удержался, прости меня. Я не должен был привязаться к тебе и допустить тебе полюбить меня, но… всё сложилось иначе. Инспектор сидел, потрясённый этим признанием. Он уже жалел, что вытянул его из Майкрофта. И внезапно он заметил то, что раньше считал не более, чем просто украшением, что теперь приобрело смысл… – Ты потерял кого-то? – прошептал Грегори, поглаживая золотой ободок на безымянном пальце Холмса. – Моего мужа. – Чёрт. Прости. Я… я не… – Это было давно. Мы тайно обвенчались в самом начале моей карьеры, но как только первые по-настоящему важные сведения попали в мои руки, его тут же схватили. Никто не доносил, о нашем браке знал только священник и Шерлок, просто они – они повсюду, Грег, их глаза и уши везде, и ты не представляешь, в какой опасности живут люди каждый день, и сколько сил уходит, чтобы сдерживать её. Я носил это кольцо как напоминание о том, почему мне нельзя любить, и всё же… Грегори почувствовал ком в горле и щипание в глазах. Кто бы мог подумать, что Майкрофт так бережёт – и кого, простого инспектора полиции, ничем не примечательного?.. И все эти странные танцы были лишь для того, чтобы уберечь его… – Чёрт, я люблю тебя, Майкрофт, – всхлипнул Грегори. – Я ещё и обвинял тебя, чёрт. – Нет, всё в порядке. Я рад, что ты заставил меня сказать, потому что это правда было несправедливо по отношению к тебе – молчать. Просто я боялся. Я думал, когда ты узнаешь правду, ты не захочешь больше быть со мной, как только поймёшь, что я правда не могу обещать тебе бóльшего, и я боялся потерять тебя. – Чушь какая! – Грегори вытер лицо одеялом и собственнически привлёк Холмса к себе. – Я хочу быть с тобой. Тебе и так тяжело, и ты не должен быть один. Ни за что. Грегори знал теперь, что он должен забыть этот разговор, будто его никогда и не было – и в то же время помнить его наизусть и хранить в своём сердце. Днём они будут видеться и говорить, будто чужие люди, а когда на Лондон опустится ночь, придёт настоящий Майкрофт, простой и любящий, которого никто не знает, кроме Грегори и, может быть, ещё Шерлока. Ты забудешь вопрос, Но я помню ответ…