Анютины глазки

      Девушке казалось, что сердце бьётся слишком громко, так, что его стук отражался аж в ушах. Россия судорожно отползала куда-то вглубь помещения, ориентируясь лишь на слух. Сейчас уши и пальцы, с дрожью сжимающие скользкую плитку, окропленную кровью и какими-то пролитыми в порыве сопротивления жидкостями из разбитых колб, были главными и единственными органами чувств измотанной россиянки. Во рту оставался яркий привкус крови, в то время как алые струйки медленно текли от ресниц по фарфоровым щекам. Её дыхание окончательно сбилось, когда она почувствовала холод бетонной стены, упираясь в неё спиной. Она в ловушке, и дальше бежать некуда.       Россия тысячу раз пожалела, что вообще согласилась здесь появиться, что была слишком самоуверенна, что недооценила противника. Щека болела от пощечины, ушибленные конечности еле двигались, а крупная дрожь продолжала пробивать хрупкое девичье тело. На этот раз её предчувствие подвело её, а ведь обычно россиянка безошибочно чувствовала опасность. Она попалась, будто птичка в клетку, и заплатила слишком высокую цену за свое легкомыслие.       Когда утром она получила от него сообщение на почту, Россия даже и не думала, что все так обернётся. Простая мольба о срочной встрече, даже показавшаяся ей сначала скорее приказом. Россия лишь фыркнула, отложив мобильный подальше и продолжив утренние водные процедуры. Девушка прибыла на место встречи, как всегда, в официальном: костюм, уверенная походка и явное чувство уверенности в каждом своём слове и действии.       Странности начались с места встречи. Здание старого исследовательского центра уже вызывало много вопросов, но так же сомнительно было его состояние. Потрескавшаяся облицовка, торчащие провода, вековой слой пыли и царящая тишина. Под ногами слышался громкий хруст обвалившейся штукатурки, а впереди малоосвещенного коридора тянулись лишь полуоткрытые железные двери, приотворявшие вход в глубокую темень. Россия чувствовала, как ком застрял в горле, но продолжала держать стан.       Девушка поднялась на нужный этаж по лестнице, с удивлением заметив, что этаж выше выглядит куда лучше. Дверь, в которой её ждал Америка, была единственной, откуда лился свет.       Он встретил её тепло, хоть и долгое время игнорировал её присутствие, не отрываясь глядя в большое панорамные окно. Ей пришлось негромким кашлем привлечь его внимание, заставив в момент обернуться и снова просиять этой его фирменной и бесячей голливудской улыбкой. Он был учтив, долго рассказывал что-то отдалённо похожее на то, ради чего он ее позвал. Америка усадил россиянку на один из стульев, коих вокруг длинного деревянного стола для переговоров было ещё много. Россия в сомненьях следила за его движениями, вздрагивая, когда его руки легли на её хрупкие плечи. США сжал пальцы слишком сильно, вызвав у девушки смесь паники и настороженности. Именно тогда ей начало казаться, что все происходящее было странно задумано и спланировано.       Он говорил много, а она лишь слушала, нахмурив брови и сжимая ткань своих брюк под столом. Его пальцы переместились на её шею, а дыхание американца Россия чувствовала каждой частичкой своего тела, нервно сглатывая. Он шептал ей что-то про объединение, про власть и силу, которую он знал, что она желает. И она желала. Но не с ним. Они оба были теми ещё эгоистами, добивающимися всего, чего хотят, даже самыми мерзкими и жестокими способами. Их вражда была уже чем-то обоюдно любимым и обыденным. Ни одна встреча не обходилась без спора, противостояния, ругани. Им обоим казалось, что все это затянулось, но хотелось продолжить, хотелось не прекращать видеть огонь глаз своего оппонента. Кажется, им двоим доставляет удовольствие ненавидеть друг друга и плести интриги, в попытке в конечном итоге поставить шах и мат своему противнику.       Россия не понимала, к чему он клонил. Американец никогда бы не пошёл на перемирие, однако сегодня он был сам не свой. Слишком откровенный, слишком прямолинейный, выдающий то, что никогда не признавал, даже если это правда. Он всегда хотел ей обладать, а для неё было игрой не оставлять ему и шанса. Всё же свобода России была дороже. Но в это день он был чересчур странен. Девушка лишь мельком увидела, как изменились его глаза, и поняла все почти моментально. Пылающие алым огнём глаза нельзя было спутать с его обычными небесно-голубыми, которые, признаться, ей крайне нравились. Она первой рывком ударила его по руке, вынудив отойти поодаль. Россия вскочила так быстро, что не каждый смог бы понять, что стряслось. Но не он.       Россия не сдержала крика, когда ей заломили руки и нагнули к столу, буквально впечатывая в его поверхность. Его шёпот над ухом вызывал мурашки по коже, и уже тогда она поняла, как просчиталась. Лишь перестав сопротивляться, русская на пару секунд отвлекла его внимание. Этого хватило, чтобы освободиться и в панике вылететь из кабинета. Однако его планы с её не сходились.       Выходы были заблокированы, а этаж погрузился в темноту. Лишь парочка старых светодиодов и мелких лампочек освещали закутки разных помещений. В лаборатории, которая стала её временным укрытием, он её и догнал, не сдерживая силы в драке. Впервые за последние десятки лет она и правда дралась не на жизнь, а на смерть. На его лице зияли царапины от её ногтей, а кровь медленно текла по его лицу, пока Штаты показательно не слизал её, не убирая ухмылки с лица. У девушки жгло щеку после сильной пощечины, свалившей её с ног. Он не жалел для неё силы, и как бы она не хотела признавать, он был сильнее.       Синяки расцветали на её нежной коже, но девушка не переставала сражаться, яростно брыкаясь, специально с размаху наступая каблуком ему на ногу, дабы вырваться. Россия цеплялась за все вокруг, как за последнюю надежду на спасение: вниз летели бутылки, пробирки и какие-то тяжёлые железные приборы. Все кончилось быстро, как только она оказалась под ним на полу. Скальпель жутко блеснул в свете тусклого прожектора, а победное ликование в выражении лица американца стало последним, что запомнила Россия, прежде чем завизжать от боли во все горло, давясь собственной кровью.       Девушка мерзла, сжимаясь на полу и отчаянно водя ледяными пальцами по полу в поисках чего-нибудь, чем она сможет отбиться и защититься. Она хотела плакать, но вместо слез контур её личика очерчивали кровавые полосы. Ресницы, кажется, слипались от крови, пока губы продолжали кровоточить из-за сдерживания её рыданий. Белые локоны пропитались красным. Россия еле контролировала порывы потереть веки, дабы не сделать себе ещё больнее. Она смогла отбиться лишь, чтобы сбежать в комнату напротив, где она надеялась, что он не станет её искать, как бы наивно это ни звучало.       Россия задрожала всем телом, когда услышала из коридора приближающийся звук шагов. Все её чувства обострились как никогда. Ей казалось, что жизнь медленно покидает её. Россиянка даже не могла себе представить, насколько жутко она сейчас выглядит. Нащупанная под столом арматура стала для неё лучом надежды, ведь её враг был уже совсем близко. — Вот ты где, моя красавица, — ласково проворковал Америка, заходя в помещение, не выпуская из рук свой трофей.       Россия сглотнула, вжимаясь в приступе паники в стену. Силы медленно покидали её, но все же она больше, чем человек — она страна, и не самая слабая. — Ну почему ты решила избрать путь сопротивления, Honey, — Штаты одной рукой выдвинул первый попавшийся на своём пути стул и прокатил его вперёд за собой, остановившись с ним в метре от напуганной русской. Повернув стул спинкой вперёд, Америка гордо уселся, оперевшись и сложив руки. Он не прекращал любоваться её фиалковыми глазами, плавающими в банке и ставшими его наградой за победу. — …зачем, — тихо прошептала Россия, а её голос предательски дрогнул, — это не ты… Ты сошёл с ума… Ты одержим… — Знаешь, мне всегда нравились твои глаза, ты невероятна… — произнёс он с предыханием, облизав губы и почувствовав привкус железа. Всё же она не оставила его без шрамов и жутких напоминаний об этом дне. Но шрамы же украшают мужчин? — Ты монстр… — О, Honey, зато больше эти прекрасные глаза никогда ни на кого, кроме меня, не посмотрят. Наша игра была забавной, но больше я ждать и терпеть не хочу, — Юноша усмехнулся, а его лицо потемнело, и только красные глаза сверкали.       Он отставил банку в сторону и встал со стула, ввпрясившись перед ней во весь рост, накрывая её крупкое перепуганное тело своей чёрной тенью. Она тяжело дышала, затаив дыхание и выставив перед собой свое «оружие». — Не бойся, ты не умрёшь. Я был предельно аккратен, хоть тебе и было больно, поскольку ты слишком яростно отбивалась. Но. я позабочусь о тебе. Мир больше не будет прежним, Honey. Не нервничай так, иначе потратишь слишком много нервов ещё допредстоящих похорон Поднебесной и твоих друзей из СНГ.       Россия с ужасом поднимает голову на его голос, но тут же вскрикивает, когда молниеносный пинок выбивает из её ослабевших пальчиков единнстанную защиту, а сильные руки грубо хватают беловолосую за ноги, утаскивая за собой далеко в темноту…