***
Противный звук будильника раздаётся на всю комнату, а Антон со своими «ну, ещё пять минуточек» по привычке нажимает на экране «5 минут» и дремает дальше, кутаясь в одеяло, будто у него дел нет, можно спокойно дрыхнуть, ему не надо никуда собираться. Продолжается ровно до тех пор, пока Антон не видит реальное время и не осознаёт собственный косяк. — Да ёб твою мать! — Он кричит на собственный телефон, с ужасом понимая, что очень жёстко проспал. Если он поставил вчера будильник, значит куда-то всё же надо. Если не на работу, значит по делу. Какому делу? Наверно, по тому, что через час с лишним страгивается с рельс и мчится во Владивосток. В памяти всплывает дата из купленного ранее билета и обещание родителям о том, что обязательно приедет их навестить. Подорвавшись с кровати, Шастун в темпе вальса солнечного летит в ванную, чтобы привести себя в божеский вид, кое-как пытается расчесать уже порядком отросшую шевелюру, мысленно ставя себе пунктик в воображаемом списке задач, что не мешало бы и постричься. Минусы взрослой жизни буквально на лице Антона. Собственно, хорошо, что он хотя бы заранее собрал упаковал чемодан, и сейчас не придётся впопыхах кидать рандомные шмотки с полок и выгребать содержимое из тумбочки (читать как запас одинокого и предусмотрительного мужчины), без которого он никуда не ездит. И даже в этом случае ему бы пришлось мчаться до ближайшей станции, дабы на поезд успеть. А так бывало, причём не единожды, во время повышения квалификации и конференций. О — ответственность. «Поездная романтика», — говорили они. «Будет круто», — говорили завсегдатаи форума для путешественников. Ладно, Антон повёлся — зато хоть на страну посмотрит. Слишком громко, конечно, сказано, но всё же… На людей уже и так насмотрелся. Что по завтраку? Не, не слышали, — он и так безбожно опаздывает. Внимательно осматривая квартиру, Шастун проверяет выключены ли все приборы, тискает напоследок кота и с чувством выполненного долга уходит, оставляя ключи соседке с наставлением кормить пушистого засранца дважды в день. Благо, что она ни о чём не спрашивает, лишь желает хорошей дороги. Такси ожидает у подъезда, Антон бежит, сломя голову к нему, с надеждой, что водитель не облажается и довезёт без лишних вопросов. Хоть Антон не страдает тревожностью, что весьма удивительно с его-то профессией, всё-таки проверяет сумку ещё раз и убеждается, что паспорт на месте и прочие документы тоже, вздыхает с облегчением и располагается удобнее на заднем сидении авто. Времени думать о том, кто будет попутчиком или попутчиками, совсем нет. Главное, чтобы не приставучая бабулька, как было год назад, остальное он в состоянии выдержать. Главная миссия — успеть. Мелькающие пейзажи столицы Шастуна не очаровывают, ведь мысли заняты другим. Машина останавливается недалеко от вокзала, так что стоит пошевелить булками, чтобы успеть. Завалившись в здание с языком чуть ли не на плечо, Антон кидает свои вещи на ленту, после чего бежит дальше, потому что до отправления остались считанные минуты, а контроли никто не отменял (господи, нахрен они кому-то сдались, для галочки только), Антон хватает чемодан, рюкзак, сумку и открывает на телефоне электронный билет, суматошно вытаскивая паспорт, едва ли не психуя. На табло с отправлениями он не смотрит, а это очень опрометчиво с его стороны. Когда он покидает здание вокзала, понимает свою оплошность. — Простите, а откуда нумерация? Да, Антон именно эту информацию пропустил мимо ушей, когда летел на платформу, поэтому сейчас спрашивает у первого же потенциального пассажира на этой платформе и, услышав, что с конца, мысленно проклинает всё, на чём свет стоит. — Начало заебись, — ругается он вслух и навлекает на себя осуждающий взгляд какой-то пожилой женщины. Время задуматься: судьба подаёт какие-то подозрительные знаки. Может быть, свалить пока не поздно и сдать билет? Вдруг всё будет так ужасно, что Антон потом тысячу раз пожалеет об этой поездке. А, может быть, и нет. Чёрт его знает. От раздумий отвлекает проводница. Женщина с нарочитой вежливостью сказала, куда идти по вагону, и Шастуна понемногу отпускает: как же хорошо просто смотреть из окна и попрощаться на время с пыльной Москвой. Странное ощущение невероятного спокойствия настигает его с первыми движениями поезда. Должно хоть тут повезти!***
Дима располагается быстро на своём месте: чувство раздражения пропало, когда он вошёл и увидел идеальное пространство. Всё удобно, и даже при наличии второго пассажира они не будут как муравьи бегать. СВ — просто золото. Позову ещё надо будет поработать, а тут вай-фай и розетка под боком есть, к тому же, столик широкий. «Бог, ты меня услышал? — ликует про себя Дима, а следом настигает следующая мысль. — Неделя тут. Неделя. Ну, здесь всё создаёт комфорт — с одной стороны, и не кровать дома — с другой стороны. Но если хочешь получать денежку любимую, то нужно работать». Дима спокойно начинает разбирать свою сумку: достаёт мак, все зарядки, провода, пауэрбанк, а потом очередь пришла и чемодана. Более разумно было бы достать шмотки сразу, поэтому он так и поступает, чтобы потом просто сходить в душ перед сном, а не копошиться с голой жопой в чемодане, когда благополучно забудет всё и вспомнит о вещах в душе. Достаёт спортивки, футболку и носочки, потому что не может ходить в тапочках, тем более в этих одноразовых. Бывшие девушки постоянно ругались на Позова за грязные носки, а он просто покупал новые. И всё бы хорошо, но в момент, когда он достаёт трусы входит кто-то. Происходит всё будто в замедленной съёмке: Дима разгибается, поворачивается. И охуевает. Сильно охуевает. Кошмаром всё, конечно, нельзя назвать, но бог как-то неправильно услышал, блять! Алло, небесная канцелярия! Дима просил хорошую компанию, но не парня же. Красивого, сука, но парня. Как говорится, всё что ни делается, к лучшему. Так… Наверное, ему надо поздороваться, а не залипать прям с порога. — Привет, — с неловкостью в голосе говорит Дима и чуть закусывает губу, потому что чувствует себя дураком. Он отводит взгляд и делает вид, что очень занят вещами в своём чемодане. Эти первые пятнадцать минут, пока люди знакомятся, самые неловкие. Позов, конечно, не ведёт себя, как кретин, и не молчит, как рыба, но неловкости это не отменяет. — Здравствуйте... — Произнёс Антон, понимая, что его приветствие прозвучало слишком официально и, наверно, глупо. «Ебучая профдеформация! Ну, кто так говорит? По-моему, я разучился разговаривать с людьми вне работы», — твердит внутренний голос Шастуну. Хотел он было хлопнуть себя по лбу за это — вовремя опомнился. Антон хоть и неверующий, но поблагодарить высшие силы хочется за то, что не послал бабульку. Ту злосчастную поездку Антон запомнил надолго: он знал не только анамнез пассажирки, но и всё о её распрекрасной внучке. Тогда приятного было мало. Самое время попросить у вселенной ещё и о том, чтобы его попутчик ехал до конца, и исключить вероятность контактирования с другими. «Видимо, молчун. Ну-ну, посмотрим. Вечерок обещает быть томным, однако», — таково первое впечатление о попутчике у Антона. Поставив чемодан, рюкзак и кинув сумку на полку, он сам плюхнулся на неё. Антон пока не спешит шуршать пакетами, смотрит на обстановку: прилично, почти богато. Врачи в поликлиниках на такое не заработают, но Антон давно прошёл уже этот филиал ада, поэтому может позволить. В конце концов, раз в сколько-то там можно шикануть. А ещё надо бы написать родным, что он выехал, а то его маменька всяких сериалов насмотрелась, теперь переживает, что с ним какой-нибудь маньяк будет или вор. Родителей можно понять, они всегда волнуются за детей в любом их возрасте: пережитки прошлого не покидают старшее поколение до сих пор. Отписавшись сообщениями матери и заверив, что всё хорошо, за исключением дневного приключения, блокирует экран и бесцеремонно пялится на попутчика. Наблюдая за мужчиной, Антон делает первый и самый очевидный вывод: тот хорош собой. Второй, скорее поспешный: наверняка женат. Видный слишком. Такие мужики не остаются одинокими. Ещё сожалеет, что рук не видно. Хотя это ошибочное убеждение, что все женатики носят обручальное кольцо. Как много вопросов… Ещё более непонятно: почему Антон думает об этом? Самая настоящая мысленная баталия разворачивается в голове у Позова. Он, конечно, ожидал всякой подставы от судьбы: какой-то слишком суровый разговорчивый мужик за пятьдесят — ладно — Дима сам недалеко ушёл; женщина бальзаковского возраста, которой внуки купили комфорт, — тоже ладно. Девушка — было бы вообще хорошо. Но красивый парень, который, очевидно, точно младше него, уже край. Дима даёт себе установку «не поворачиваться и заниматься своими делами». Он же работает, а не разбирается с вопросом: «Кто мне больше в жизни нравятся: женщины или мужчины?». По-хорошему, давно пора обсудить Диме с собой этот вопрос. Палиться совершенно не комильфо, но и тишина тоже Диму напрягает. Правда, сосед что-то затих, даже не шебуршит ничем. Любопытно, но Диме не хочется о чём-либо того спрашивать. «Почему, Иисус, сукин сын, решил, что проверка на ориентацию должна пройти нувотпрямщас? Кто просил-то? Надо было просить отдельный СВ». За всеми этим размышлениями Позов уже сложил всё рядом ровной стопочкой одежды и принялся за технику. Дальше по стандартной схеме: поставить телефон на зарядку, поставить ноут на зарядку, поставить наушники на зарядку. Самое время задуматься, насколько гаджеты плотно вошли в жизнь современного общества… Вообще Диме надо спросить про планы у своего попутчика, чтобы понимать, потому сейчас знакомиться, когда он уже порядком подзаебался, никак не катит. Скоро знакомств будет жопой жуй. Вариант грациозно свалить в душ в случае промаха всегда актуален, и Дима первым задаёт банальный вопрос: — Эм… Ты до Владика едешь, да? Он, конечно, удачно ляпнул. А как ещё? До Владика и до Витали. Надеется, что тот поймёт правильно. Дима смотрит нормально, потому что это не вызывает неловкости в разговоре. Вообще, он что-то перекусил бы, конечно. Но волнение скачет где-то в горле: провести неделю с человеком, который его невзлюбил, это совсем не то, чего он ожидает. Диалог сам себя не выстроит — этим Дима и планирует заняться. Антон расслышал вопрос не сразу — погрузился в мысли слишком глубоко. Вероятно, даже мужчина рядом считает его тормозом. Хотя Антону вообще до фонаря — детей им вместе не крестить. — Я до конечной. А... Вы?.. Каждый, наверно, проходил тот самый кринжовый момент, когда на «ты» никто не позволял переходить, а на «Вы» — звучит чересчур вычурно. Невзначай Антон отмечает ещё одну деталь: ручки-то у его соседа почти пустые. Кольцо на мизинце… Интересно, со смыслом носит или просто нравится? Становится жарковато — Антон до сих пор сидит в ветровке. Видимо, мужчина его волнует больше, чем вовремя неснятая тёплая вещь. Неспешно стягивая её с себя, он ненароком бросает взгляд на соседа: необъяснимая суетливость отмечается в каждом движении. Складывается впечатление, что Антону тут не рады, потому что ответ на вопрос задерживается. На самом деле, за пару минут Дима успевает себя накрутить. Если к нему обращаются на «Вы», значит он плохо выглядит. А это отнюдь не так. Как бы то ни было, Дима берёт себя в руки и отвечает на вопрос, добавляя не менее важное: — Можно на «ты». И, да, я тоже. Позов хотел было продолжить диалог, но не знал как, и приходит к выводу, что имеет смысл пойти в душевую переодеться и освежиться как минимум, чтобы потом дать его соседу сделать то же самое. Плохо, что личного пространства в транспорте нет, его можно создать только уйдя кому-то в душ. И, прежде чем покинуть купе, мужчина считает нужным представиться: — Меня, кстати, Дима зовут. Всё-таки нам неделю тут тусить, стоит узнать хотя бы имена друг друга, да? Действительно, они даже не знают, как зовут друг друга. Дима улыбается, ибо ситуация и вправду идиотская, протягивает руку для рукопожатия, ну, и в знак знакомства, так сказать. Ему почему-то думается, что как в старых добрых ситкомах неделя пройдёт спокойно. Или не спокойно, судя по тому, как Антон смотрит на Димину руку. Грешным делом Позов подумал, что его кольцо привлекает столько внимания. На деле же сосед просто их любит и из интереса рассматривает, у него самого все пальцы увешаны. Дима находит это необычным. — Антон. Рад знакомству, — протягивая руку для обмена рукопожатиями, Шастун чуть дольше, чем положено, жмёт её, ловя себя на мысли, что отпускать-то совсем не хочется. Антон старается быть предельно вежливым, ибо неделя в относительно угрюмом одиночестве — не лучший старт долгожданного отпуска. Глядя на Диму, он точно не рассчитывает на унылый расклад. Откуда в мыслях появилось на что-то полагаться — неизвестно. Неужели простое желание провести нормально и без сумбура не может осуществиться? Главное — иметь то самое желание и немного приложить усилий. Антон, будучи долгое время одиноким, не настолько отчаялся в жизни, чтобы западать с первого взгляда на первого же мужчину, но в этом Диме определённо было что-то цепляющее, хоть и не подходит под вкус Шастуна. Наверняка Диму кто-то ждёт… Теория, закрутившаяся в мозгу Антона, даёт трещину: когда ждут, хочется скорее вернуться. Тут же следует куча вариантов: либо его сосед устал в отношениях, либо свободен аки ветер в поле, либо серьёзный страх перед высотой. Шастуну не хочется сейчас так много думать и заморачиваться, всегда можно просто узнать. За спрос не ударят в нос, удочку закинуть можно. Собственно, что и делает Антон. — Дим, почему всё-таки на поезде? Или тоже форумы для путешественников читаешь и хочешь выкинуть неделю из жизни только на дорогу? Дима, конечно, самоуверенный, но эти все неловкости не в силах преодолеть. Он убирает чемодан в угол, оставив приготовленную одежду, и берёт аккуратную стопку в руки. Он сначала намеревался оповестить об уходе, но Антон его удивляет, вкидывая странный вопрос про форумы. Дима когда-то натыкался на них в виде рекламы, но не заглядывал, ибо не к чему. Всё сходится к одному: меньше анализировать. А ещё: всё начинается лучше, чем в обычных знакомствах в поезде. — Не. Я летать боюсь — у меня аэрофобия. Мой максимум — это два часа полёта с чем-то алкогольным, — с едва заметной улыбкой отвечает Дима. Смущение по поводу своей фобии давно исчезло, поэтому Позову легко являть новому знакомому эту информацию. К тому же, все люди со своими закидонами. Он садится обратно с одеждой в руках, вникая в разговор. Дима старается быть учтивым, ведь попутчик с виду простой, приятный, притягивает внимание. Глядя на его руки, такие большие, фантазия подкидывает и то, как хорошо этими пальцами можно было бы обхватить шею… Позов вовремя одёргивает себя от этой мысли и подавляет желание громко вздохнуть. — А ты, я так понимаю, хочешь посмотреть Россию и решил через всю необъятную рвануть? — Спрашивает он, будто несколько секунд назад не думал о чём-то ином. Антон усмехается, представляя себя на несколько секунд начинающим тревел-блогером, хотя так его назвать — оскорбить всех путешественников разом. — Наверное, просто любопытство. Больше хочу относительно отдохнуть от людей. Если бы кто-то из знакомых изъявил желание поехать со мной, махнул бы на машине, не задумываясь. А так, одному очково. По поводу аэрофобии. Был как-то случай, короче, потом избавился от этой фигни со второго полёта по совету… друга... — Шастун не рискует говорить дальше о способе и самом друге. Как-то неудобно рассказывать постороннему о дрочке в туалете после удачного взлёта. — А вообще Дальний Восток — красивый, тебе должно понравиться. Дима смотрит на Антона заинтересованно, желая узнать, что там за совет друга. Может, ему тоже надо? И жизнь станет проще. Но спрашивать как-то не тактично, наверное, поэтому Дима сосредоточивается на другом. — Не то чтобы я смогу оценить его полноценно, потому что еду по работе, — он чуть улыбается и кидает взгляд на окно. Замечает только серый вокзал. Такой же, как и этот город днём. Москва живёт только ночью. Дима влюбился в неё ночную, в свете ярких огней и неоновых вывесок. Это он как сейчас помнит. Размышления Димы были прерваны насущными вещами. — Слушай, я в душ, переоденусь заодно. Я быстро, чтобы ты тоже мог сходить, естественно, — сжимая у груди вещи, Дима сообщает Антону об этом. — Справедливо, если ты первым пойдёшь. Я пришёл позже. Не парься, — одаривает широкой улыбкой Шастун. За этой улыбкой скрываются и мысли: «А застенчивость этому Диме к лицу. Волнуется, значит есть почему. Или я снова не о том, как обычно. Пора задуматься о личной жизни, а то с работой совсем забил на всё. На самом деле, фантазировать у меня получается лучше, а там чем чёрт не шутит. В конце концов, я ничего не теряю». — Пока располагайся, как раз будет время. Ехать нам очень долго. Позов же воспитанный, поэтому сразу выражает беспокойство о соседе. — Из любого обстоятельства можно извлечь выгоду, даже с командировки. Во-первых, оплата. Вероятно, организация ценит тебя как сотрудника, иначе зачем идти на поводу у тебя и увеличивать количество дней в табеле. Во-вторых, можно и на этом закончить. Могу истории некоторых городов рассказать по пути, если интересно, конечно... Дима усмехается и кивает, соглашаясь на этот вид развлечения. Работа не волк, а новые знакомства всегда хороши, как ему теперь кажется. Хотя совсем недавно он был другого мнения. В целом, у Позова появляется чувство, будто неделя будет хорошая. Никто не запрещает думать о том, что они достаточно подружатся. В кругу друзей у Позова оказался сплошной женский батальон, а его надо бы разбавить, ведь не каждая девушка пойдёт на разного рода авантюры, потому что они либо замужем, либо в отношениях. Здесь должна быть ироничная шутка про часики и возраст. — Запомни, на чём мы остановились, Антон, — и с улыбкой Дима покидает купе, а по телу очень приятное чувство, будто внутри пузыри лопаются, давно такого не было. Приятно, что аж улыбка с лица не сходит. Закрыв за собой дверь душевой, Дима уходит в себя. Вода освобождает мысли, к сожалению. Осознание ориентации приходит постепенно. Хоть Позов уже и не бежит, как ошалелый, от этих мыслей, но и полным принятием это тяжело назвать. Желание изучить мужское тело на предмет своих реакций сильно велико, даже не в плане секса. В целом, как это, когда мужчина напротив — не твой друган, а потенциальный партнёр. Себя-то он знает, кое-что пробует, но постоянная проекция на кого-нибудь чуть-чуть мешает жить, потому что любой симпатичный паренёк в окружении становится объектом как минимум визуального изучения. Это временно, Дима это понимает, но очень неловко. Сильно. Его сосед делает другой визуал. Антону запомнилась улыбка. Она у Димы шикарная. Всё ничего, а ему пораскинуть бы мозгами пока. Обещал же увлекательные рассказы про поездки, значит придётся соображать, как миновать пикантных подробностей. Без них, конечно, не торт, но вишенки есть. Главное, по мнению Антона, чтобы собеседник не подкачал, а, судя по Диме, всё должно быть в порядке. Единственное, о чём думает Антон, как не спугнуть его. За окном мелькают огни, ближайшая станция ещё не скоро. Встряхнуться определённо не будет лишним. Проверив телефон на наличие уведомлений, Шастун закрывает всё лишнее и следом принимается за распаковку собственных вещей, чтобы найти те, что для отдыха, если их можно назвать так. Из чемодана вывалилось кое-что очень личное, но об этом моему попутчику лучше действительно не знать. В душе Антон таит надежду, что смущать не будет своим видом, потому что спать даже в майке для него равносильно пытке. Дома он иногда пренебрегает даже бельём, но это не тот случай. Антон на время не смотрит, следовательно, раздевается так же, как и дома, не спеша. Дима, к слову, надолго не пропадает, но он мало ожидает, что выйдя из душа со всеми думками в голове, встретит буквально голого парня. Не совсем голого, но… Он тактично покашливает и делает вид, что его это вообще не смущает. Не волнует. Но что-то ему не хочется начинать разговор снова, потому что вряд ли сможет контролировать сейчас свой рот, чтобы не ляпнуть лишнего. Поэтому он убирает уличные вещи и бельё в пакет, чтобы потом заняться этим вопросом. Верхнюю одежду складывает, делает это действо центром своей концентрации, чтобы дать себе минутку и привыкнуть. «Да, мужчины раздеваются, Дима, представляешь. И не в сексуальном контексте, прикинь». Вообще он думает, что Антон — любимец девушек. По нему видно. Очаровательные кудряшки, пухлые губы, высокий, глаза красивые, добрый и открытый. Возможно, слишком открытый. Диме остаётся только повернуться и сесть на своё место, взять в руки телефон, чтобы отписаться Оксане, что он в пути. Дальше — передадут кому надо. А взгляд так и хочет подняться выше, чтобы посмотреть на Антона. Долбаный кризис ёбанной ориентации. В сорок лет! Ну, это премия, Позов, премия. — Оу, я по привычке, — Антон нехотя натягивает на себя шорты и футболку попросторнее. Возможно, Дима не видит, как на его щеках проступает лёгкий румянец. — Девиз: «свободу попугаям!» Более нелепого захода к разговору ещё не было. Антону нужно пересмотреть свои взгляды на бытующие понятия флирта. Ему хочется наконец-то смыть с себя спесь непонятного нервного возбуждения: контрастный душ должен справиться с этой задачей и расслабить тело, утомившееся от бесконечной будничной рутины. Многолетняя усталость не вовремя напомнила Антону о себе, а ещё и потребности, на которые долгое время забивали. — Да нет, ничего, как тебе комфортно, — говорит спокойно Дима, но мысленно выдыхает, что увидел лишнего, так сказать. «Конечно, это нормально, Позов. Это ты тут со своими, блять, фантазиями». Дима открывает ноутбук, чтобы проверить почту, пока Антон собирается, чтобы сходить в душ. Тот просматривает письма, а среди них реклама, реклама, сплошняком одна реклама… Позов негодует, а потом… О, информация по конференции. Он сетует о том, что так тупо — делать конференции среди организаций, которые занимаются праздниками. Что нового можно узнать? Как вести мероприятие? Здорово… Никто ж не знает. Дима быстро пробегается глазами по тексту: содержание мероприятия, дополнительная информация и огромными буквами про афтерпати. Это у Позова даже не вызывает удивления, честно говоря. Он слышит, как шумит вода, и упорно себя отвлекает от того, чтобы просто подумать дальше этого. Впрочем, Дима уже в шаге идти и искать на тиндере мужика, чтобы поебаться и угомониться. Потом, конечно, он будет ненавидеть себя, но в моменте… … У Шастуна голова упорно не желает отключаться, а воображение подкидывает свеженькие кадры, как эту «романтику» воплотить в жизнь. Он, конечно, не склонен представлять человека, которого встретил впервые, а, возможно, и больше не увидит после того, как покинут этот поезд. Так просто получилось. Вопросики назрели у Антона сами собой. Дима симпатичный? Точно да. Его ли типаж? Не совсем. Но к чему эти условности, когда рука сама тянется себя коснуться, голова упирается в стенку... Контрастный душ совсем не помогает сбить наваждение, полувставший член напоминает о себе, и Шастун, точно мазохист, только напрягает мышцы тазового дна, чтобы не трогать и не распаляться лишний раз. Его мало волнует, сколько времени он тут находится. Сосредоточиться на ощущениях практически не удаётся, потому что повсюду раздаются посторонние голоса. Чисто теоретически, что бы Антон мог сделать с этим Димой, представься ему такая возможность? Наверно, заласкать так, чтобы тот просил кончить. Глядя на такую задницу, Антон точно не удержался бы и помассировал как следует, если бы позволили. Мысли приходят сумбурно, будто мозг устроил бунт при виде мужчины. В своей жизни Антон повидал достаточно обнажённых людей, но это лишь работа. А за стенами клиники ему хочется просто натрахаться от души, но с его занятостью совершенно нет такой возможности. Порочный круг в действии. Как и ожидалось, возбуждение пришло и не ушло — виляет задницей и дразнит. Касаться себя Антон не стал, потому что решил испытать своё терпение на прочность. Окончив водные процедуры, он бегом оделся, спрятав всё палевное, и ещё раз плеснул холодной водой в лицо. Но это не помогло. Абстрагироваться от внешнего мира за работой не выходит и у Позова. В голову постоянно проникал шум воды, который длился довольно продолжительное время. Привставший член точно не предел мечтаний в данном случае, и он представлял что угодно, лишь бы сбить это состояние. Не получилось. Да что там можно делать? Возможно, то же, что и Дима накануне вечером пальцами в себе и с рукой на члене, а потом не только пальцами… Какой пиздец. Телеграм оповещает кучей уведомлений, на которые нет ни сил, ни желания. В Диминой голове застал момент, где Антон по пояс голый. Подтянутый, но не слишком. Ещё огромный, блин, как шланг. Точно на две головы выше него… Получается, что и член у него наверняка по-дурацки огромный. Как у Антона вообще с этим? Наверняка, не всем такое подходит. Хотя… Мысли о большом члене приводят Позова к красным щекам и лёгкой испарине, потому что вся атмосфера вокруг соответствует. Хочется выпить и уснуть, но большая проблема в том, что если выпить, то ему, возможно, не получится уснуть. Алкоголь делает Диму тактильным чудовищем, а людей здесь не очень много. Один. Антон. Который до сих пор в душе. Почему Дима вообще думает о нём? Обычный пацан, едет куда-то на край земли, живёт, кайфует. С большей вероятностью, даже не парится, какой Дима, кто он, что он. А ведь Позов почти потрахался с ним… В своей голове. Вода перестаёт шуметь и щёлкает дверь, оповещая, что Антон закончил. А Дима как бы вот не успел остыть. Очень несвоевременно. Антону спокойствие будет только сниться: голова невероятно тяжёлая, тело тоже бунтует, а у него самого — когнитивный диссонанс. Взгляд сразу упал на Диму, тот в свою очередь отводит глаза, мешкает. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Шастун полагается на авось: предложить соседу чаю с ромашкой, чтобы за компанию, или всё-таки пиво? Второй вариант сразу отметается, а то Дима ещё подумает, что вырисовывается классическая сцена из девяностых: хотят напоить и грабануть. Такое в поездах бывало, как рассказывали люди старшего поколения. Чай — безобидный напиток, заодно поспособствует успокоению. Впереди ночь — Антон не знает, что делать дальше. Точнее — что делать со своим возбуждением. Он проклинает себя за излишнюю озабоченность, которую не чувствовал очень и очень давно, словно подросток в пубертате. Вдали от всех забот просыпается и желание просто жить. От чая мало кто отказывается, разве что тот, кто предпочитает этому напитку кофе, и Антону идея кажется дельной. Присаживаясь на полку, Шастун сразу обхватывает подушку руками, дабы спрятать от попутчика труды нерукотворные. Кинк на стыд — не особо его прикол, но Антона определённо заводит обстоятельства безвыходности ситуации. Дима изо всех сил старается не думать о том, что вся эта ситуация сводит его с ума. На деле лишь типичная история, каких куча в романах, которые читает его подруга Катя. Но это не книга, а они — живые люди. На секунду Позов поднимает глаза на парня и ему просто хочется взвыть. Кудри влажные на кончиках, и с них, очевидно, капает вода, ещё эта подушка на ногах… Зачем? Три секунды и осознание возможного обстоятельства заставляет лицо мужчины гореть. Остаётся Диме только усиленно смотреть в монитор, изображая рабочий вид, хотя на деле всё происходит иначе: переключение между вкладками и диалогом с Катей. Позов делится многозначительной информацией с ней.Вы:
Кажется, эта поездка даст мне больше, чем круглую сумму на карте
И снова он делает вид очень занятого человека, хотя не понимает зачем. Диме попадается сохранённая вкладка с порно. Угадайте, кому хочется закатить глаза в жуткой истерике, ведь вся ситуация подводит именно Позова к краю. Мозг изощрённо играется с его страданиями, а судьба, сучка в красном платье, не даёт ему покоя. Антон далеко не наивный мальчик — видит изменения на лице соседа. Вроде бы не жарко, либо же он не один такой в этом купе. Кажется, Шастун собирался предложить чай, но отчего-то не торопится. Хорошо, что вай-фай работает исправно, и Антон разгребает без проблем все сообщения. Вот в тиндер лучше бы не заходил: с одним парнем он вёл до неприличия горячую переписку, и в будущем они собирались перенести всё из текста в горизонтальную плоскость. Какая-никакая перспектива маячила, Антон планировал встречу по возвращении. Тот парень настрочил огромную простыню, что Шастуна снова бросило в жар, отчего возбуждение нахлынуло с новой силой. Блять, за что? Оставлять без ответа интернет-собеседника было бы некрасиво, потому Антон набрасывает текст в сообщении, временами поглядывая на Диму. Что ж, Шастун падок на хорошие задницы, поэтому расписывает в красках, как хочет вжать в стол лицом своего партнёра и пройтись языком по расселине и хорошенько вылизать, не касаясь руками члена. В мыслях, конечно, был не виртуальный знакомый, а вполне реальный, сидящий прямо перед ним. Закончив писать, Антон откладывает гаджет, пристально глядя на соседа, после чего выпаливает: — Может по чаю за знакомство? Дима вздрагивает от резкого звука и поднимает глаза на Антона. — Да, можно… — бормочет он, блокируя телефон и читая смс от подруги краем глаза. Катя: Просто потрахайся и отъебись от себя Иррациональная злость заполняет разум, но Дима мгновенно тушит это в себе — всё действительно до безумия просто на данном этапе, затем закрывает ноут и откладывает в сторону, улыбаясь. — Я купил эклеры по дороге, кстати, — в подтверждение своих слов Дима лезет в сумку — не зря же он купил их. Захотелось сладкого, и отказывать себе в этом не за чем. Антон смотрит так пронзительно, что хочется отвести взгляд. Или хочется его укусить. Вот это новая штучка, такого ещё не было… — Сладкое? Это как замена радости или просто любишь вкусненькое?.. — Вопрос звучит двусмысленно — от волнения и внутри похолодело. Господи, Антон, а ещё с людьми работаешь. Под радостью он понимает именно секс. Конечно, Антон мог бы удариться в физиологию, но не сейчас. Дима слегка смущается. Возможно, из-за прямолинейности, либо же тот чувствовал себя не в своей тарелке. А зря — выглядит Дима отлично, чего нельзя сказать о большинстве его ровесников, которых Антон лицезрел ежедневно на приёме. Да, с возрастом сложнее держать себя в форме по многим причинам. Аккуратно убирая подушку и натягивая футболку ниже, Антон тянется к рюкзаку за новой упаковкой ромашкового чая. Какая ирония — успокаивающий напиток для тех, кому оно даже и близко не светит. Диме хочется по-детски передразнить соседа, но понимает, что это будет выглядеть нелепо. Плюс — они мало знакомы. — Я просто люблю вкусненькое, выражаясь твоим сленгом. Когда Антон убирал подушку и начал копошиться, Димин зоркий (после операции) глаз уличил того кое в чём — вселенское любопытство не дремлет. Серьёзно, Антон рассчитывал прикрыться? Не повезло ему, конечно, шорты не скрывают то, что должны, но Позов хочет думать, что понравился парню. Даже если это, блять, не так. В Диминой голове у Антона встал на него. Кто осудит? Никто, Димина голова, что хочет, то и делает. Даже если та голова окажется у кого-то между ног. У кого-то конкретного. — Зачем еда, если она невкусная? — Позов даже не замечает откровенного флирта со своей стороны. — Сказал бы это поварихам в школьной столовке, потому что те кулинарные шедевры есть было просто невозможно, — шутки за двести Антон выдаёт как всегда вовремя. — Всегда можно сообразить завтрак самому, чтобы не есть там… — Дима задирает планку и нагло провоцирует, что не остаётся незамеченным соседом. — Конечно, можно, правда он был бы на скорую руку, а я не отличаюсь утренней расторопностью, — ответ Антона не заставляет себя ждать. В попытке уйти от заинтересованного взгляда, Шастун старается не смотреть на мужчину. А ведь хочется. И не только смотреть. Антон абсолютно не думает (нет), как тот будет кусать несчастный эклер, как языком пройдётся языком по губам, чтобы слизать остатки крема с них. Воображения Антона делает набросок куда более правильного эскиза, как те самые губы оказываются на его шее, сосках, ниже… Шастун нервно сглатывает — фантазия не покидает его ни на секунду. А ещё он во всех смыслах очень голоден. Чай — это, конечно, здорово. Длинные пальцы хватаются за ручку чайника и Дима не может не залипать. Представляет детально, что можно делать этими пальцами и какие удовольствия получить. Позов понятия не имеет, в чём дело (видимо, в возбуждении, которое никто не собирался усмирять), но эклер становится очень вкусным, Дима смакует, ест сладость медленно, показушно, но с таким взглядом, будто он вообще не при делах. Кружка рядом с ним, а эклер в руках, сверху посыпка, которая вот-вот упадёт на Димины штаны, поэтому он облизывает край, что у Антона аж дыхание перехватывает. — Так, ты сказал, что мне понравится во Владивостоке. Уже был там или тоже вычитал? — Говорит Дима и специально неосторожно откусывает кусок, крем надрывает пирожное, и приходится снова языком слизывать с эклера лишний крем. Взгляд сосредоточен всё это время на Антоне, а тот, в свою очередь, просто держит кружку за ручку и почти не двигается. — Я сам оттуда. Считай, что местный, — нелегко Антону собрать себя в кучу, чтобы говорить. — На море бы посмотреть, по пляжу погулять. Как думаешь, стоит того? — язык часто облизывает губы, Дима переходит все немыслимые границы. — Если ты впервые туда едешь, то да, — словарный запас у Антона медленно испаряется, но лучше такой ответ, чем никакой. Ему нравится то, что происходит. Будто Дима видит насквозь и специально дразнит. Шастун тоже не промах: поставив стакан на стол, медленно ведёт пальцем по стеклу, собирая капли на внешней поверхности. Пальцы влажные, Антону так и хочется ими вытереть крем с чужих губ или попробовать их на вкус своими. — Спасибо, и, кстати, приятного аппетита, — Дима добивает каждым словом, испытывает, вынуждает. Но вместо этого, Шастун протягивает Диме салфетку, потому что вряд ли бы тот оценил порыв «помочь» просто пальцами, несмотря на такое настойчивое желание. Каково удивление Антона, когда любезно отданная салфетка летит на пол, и Дима улыбается, закусив губу нарочно. — Удовольствие от еды не сравнится с тем, что передо мной, — и это становится последней каплей шастуновского терпения. У Димы только одна мысль горит неоновой вывеской: «Что ты творишь, Позов?». Но пути назад нет, да и привставший член давно просит внимания. Он сделал всё, чтобы не дать этому случится, но одновременно всё, чтобы это произошло. И не нужна Диме, блять, салфетка! Он видел, как дёрнулась чужая рука. Даже если это всё показалось ему, и Антон не заинтересован, то всегда можно сказать, что был пьяный. Работает, как часы. Когда Дима видит расширенные зрачки в некогда ярких светлых глазах, это пиздец как льстит. Небольшой страх внутри присутствует, но желание сильнее. Хочется Антона всего. Окончательно и бесповоротно. Шастуну больше не надо намекать. Столик кажется таким маленьким, когда он наклоняется совсем близко к Диме и отодвигает от себя подальше подостывший и нахрен никому не сдавшийся чай. Он на все сто процентов уверен, что заварной крем приторный, но желание слизать его и посыпку с уголка губ одерживает верх. Антон уже вообще ни о чём толком не думает и действует инстинктивно, кончиком языка собирая следы кондитерской порнографии. Рисковал он отхватить за дерзость по лицу, но мужчина, видимо, даже не дышит, пока Антон проходится по губам, пробуя на вкус сладость. Горячий язык скользит по Диминым губам, и возбуждение обухом бьёт по мозгам. Антон отстраняется совсем немного, видимо, дать тому переварить ситуацию. Но Диме этого не нужно. Он лишь смотрит пару секунд в глаза парня, а потом за шею притягивает его к себе, впиваясь губами в сладкие от крема губы, пальцы вплетаются в кудри и сжимают их. Голова не даёт никакого отчёта: хочется встать и усесться к парню прямо на бёдра, но остатки разума вопят о том, что не нужно спешить. Поцелуи — один из видов прелюдии. Дима всегда ценил поцелуи, а сейчас особенно. В целом, прелюдия — очень приятный и возбуждающий процесс. Но иногда у Позова срывает крышу, и вырывается тёмная сторона его желаний. И сейчас тот самый случай, потому что адекватных мыслей нет. Голова пустая — только губы на данный момент самая чувствительная часть тела. Рациональности в их деяниях совершенно нет. Где-то глубоко щекочет страх быть пойманными проводницей или кем-то другим, случайно перепутавшим купе. В крови плещется адреналин в высоких дозах, а руки шарят по плечам, опускаясь на мягкие бока. Хочется застонать от того, насколько Дима несдержан — то покусывает, то скользит языком. Напряжение можно почувствовать в этом небольшом пространстве, а возбуждение словно пороховая бочка, которая вот-вот рванёт, потому что искры рассыпались вокруг неё одна за другой. Одежда давным-давно не скрывала очевидного возбуждения у обоих: ткань болезненно давила на изнывающую без ласк плоть. У Антона только один вопрос: готов ли Дима перешагнуть черту? Даже если и так, то держать в подвешенном состоянии хочется как можно дольше — до жалобного скулежа и хрипотцы в голосе. Хочется больше, ближе, сильнее, потому что сил целоваться у Димы нет. Стояк упирается в спортивки, натягивая их, но это игнорируется, потому что губы Антона привлекают больше внимания. Чужие руки чуть трясутся от возбуждения, и бёдра невольно толкаются вперёд в воздух. Позову мало и, разрывая поцелуй, и он довольно уверенно усаживается на колени Антона, упираясь по бокам от его бёдер. Нет сил ждать, ведь Диме хочется почувствовать руки на теле, хочется целовать так, как желает тело, хочется почувствовать упирающийся в задницу член. Он целует так, чтобы не давать времени на раздумья, но вряд ли они могли бы быть. Кажется, будто от такого горячего, глубокого и страстного поцелуя можно кончить, потому что Антон мастерски целуется. Прикусывает губу, оттягивает, проникает языком в рот и почти вылизывает его, будто уже трахает. Эта мысль настолько затуманивает рассудок, что Дима едва слышно скулит прямо в рот парня, прижимаясь ближе. От такой смелости Антона ведёт, а на языке все ещё чувствуется привкус сладкого крема. Какое-то странное недопорно с едой… Шастун невольно ёрзает на месте, потираясь о чужой пах, а руки плавно опускаются на поясницу мужчины, что приходится одергивать себя, чтобы настырно не сжать шикарные бёдра на его коленях. Тёплые прикосновения по спине плавно переходят к шее, и желание сдавить немного берёт верх, тем самым Антон даёт понять о намерениях вести так называемый диалог в любой плоскости. Не заметив сопротивления, Антон до боли кусает Диму за нижнюю губу, но не до крови. Своеобразное прощупывание почвы, если можно так выразиться. Мужчина отзывчив на любые прикосновения, что заводит до невозможности, а лёгкая дрожь в коктейле с тихими стонами Антону приятно льстит. Его не особо волнует, что ожидает впереди, когда придёт черёд раздеть и раздеться, — это даже не особо важно. Шастуна больше подпитывают эмоции и неподдельное удовольствие партнёра. Целует Дима так, словно жаждущий добрался до единственного годного источника воды: отчаянно, отвязно. Оторвавшись от желанных губ, Антон целует чуть ниже, не обращая внимания на колючую бороду, а руками прижимает ближе к себе, без всякой перспективы для Димы на побег. Из преград — одежда, и они уверенно держатся этой преграды. Позовскому терпению тоже приходит конец: он тянет руки Антона, укладывая их себе на задницу. Ему до мурашек по коже хочется чувствовать эти руки: как они буду сжимать, тянуть, прижимать. Дима чуть откидывает голову, предоставляя необходимый доступ, и за затылок прижимает его ближе, а Антон лишь повинуется и целует ниже. Закусив губу и толкаясь бёдрами вперед, он потирается о пах парня. Слишком хорошо. — Блять, не останавливайся, — шепчет Дима, не в силах сказать громче. Дыхание тяжелое, сбитое, а губы покалывает. Голову ведёт от той страсти, которая искрит между ними. Волнующий шёпот Антона только распаляет и сносит планку от такой вседозволенности. Точка невозврата пройдена, что даже, если и его попросят остановиться, то с большей уверенностью Антон не сможет. Ситуация только усугубляется, когда Дима подлезает под край футболки, чтобы пальцами почувствовать горячую кожу. Эти касания похожи на расплавленный воск: тягучие и медленные. Обоим нужно больше, а на них непозволительно много одежды. Шастун, понимая, что Дима готов, в пару движений освобождает того от бесполезной на данный момент вещи — футболки. Да, скрывать такое тело, по мнению Антона, — огромное преступление. Взгляд карих глаз с мутной поволокой сражает наповал, особенно когда Шастун снова крепко сжимает задницу. Выцеловывая ключицы и покусывая нежную разгоряченную кожу, Антон слышит только шумное дыхание и постанывания. Изводить нехитрыми ласками, смотреть, как реагируют на них — любимый способ Шастуна доводить партнёров до состояния желе. И так он поступает всегда, пусть у него самого внизу живота настоящий пожар, отчего тело горит изнутри. Антона хочется прямо сейчас и везде. Проклятье или же помутнение рассудка — Диме плевать. И плевать на то, что кто-то может зайти. Теперь абсолютно всё равно. Им придётся выйти, потому что это чистый грех. Диме нужно больше контакта, а потому отвлекает Антона от важной задачи — поцелуи на ключицах и шее, чтобы снять с него футболку. Горячее тело, прижимающееся к нему, такое волнующее, что Позов не может сдержать громкого вздоха. Антон горячий (во всех смыслах). Теперь соски трутся о кожу, и Дима сходит с ума, закатывая глаза и потираясь своим членом о чужой сквозь штаны, вздыхает, постанывает и цепляется за Антона крепче, когда тот настойчиво кусает кожу на шее. Если останутся засосы — Дима будет счастлив. Его кинки поднимают голову и просят, чтобы их исполнили, но Позов отодвигает эти мысли в сторону. Влажный язык, изучающий его, не дает покоя. Обнимая за плечи, он хватается за спину и чувствует, как его член дёргается в очередной раз. — Пиздец… — хриплый шёпот срывается с Диминых губ, потому что не может сдержать эмоции, а тело превратилось в сплошной оголённый провод под высоким напряжением. Ощущение приятной тяжести Антону импонирует, но куда больше хочется увидеть Диму распластанным на этой полке. Чего Шастун и желает и, крепко обнимая, опрокидывает того, и нависает сверху. Остался один момент, который стоит обсудить, пока не поздно. — Сейчас ты можешь дать откат, — Антон, тяжело дыша, внимательно смотрит на своего партнёра, Дима даже не понимает, к чему формальности, когда так всё хорошо шло, — если нет, то важно, чтобы ты знал о том, что я действительно чист. Позов несколько оторопел от столь неожиданного ответственного хода, но понял, что Антон вполне серьёзно говорит. — Удивляешь заботой, Антон. Можешь быть спокоен — заднюю я не дам, — у Позова язык чешется добавить, что в зад — с удовольствием, но не тот момент, а Антон как минимум заслуживает честности. — Около четырёх месяцев назад проверялся, с тех пор ни с кем… …Не спал, его никто не трогал, особенно так. Сложно признаться в том, что, будучи в самом расцвете сил, Дима трахает себя сам. — Тогда расслабься и получай удовольствие, — Шастун одаривает лукавым взглядом и снова целует мужчину. Тот только маняще раздвигает ноги и прижимается телом к парню. Странный вопрос: «Этот Дима любитель или балуется по-серьёзному?» — отпадает сам собой, когда рука Антона опускается к чужому паху, а там ожидал большой сюрприз: сквозь спортивки член довольно толстый, хорошо ощущается, наверняка сочится смазкой. Шастун уже представляет, как будет сначала облизывать, а потом отсасывать: с оттяжкой, возможно, глубоко, если всё пойдёт хорошо. От одного желания у него рот наполняется слюной. Диме не терпится ощутить Антона. Всего целиком. Внутри. Снаружи. Везде. Ощущение, созданное Антоном на члене, лучше всего, что у него было сегодня до. Толкнуться бы в руку, и он с удовольствием это делает, наслаждаясь выражением лица партнёра. Тот плевать хотел на одежду, поэтому сам стягивает с себя последние шмотки. Не очень удобно, но Антон ловко подстраивается и помогает, освобождая Диму от одежды. Теперь у него больше пространства для манёвров и ноги легче раздвинуть… Приподнявшись на локтях, Дима ладонью касается другого члена, сначала проводя ею осторожно, потом касаясь всего лишь пальцами. Большой. Внушительно большой. Такой, что охота застонать. — Пожалуйста… — и Дима не знает, о чём просит, но просить хочется. Особенно, когда на него так смотрят голодным взглядом. — Хочу… Но, по всей видимости, Позов до конца не понимает, что ждёт его чисто в теории, поэтому Шастуну предстоит продемонстрировать до конца свои данные. Быстро раздевшись, он откидывает вещи куда-то в сторону. Пусть комплексы по поводу своего тела и не испарились, как лужи после дождя под палящим солнцем, но вид возбуждённого перед собой мужчины Антону даёт понять, что его хотят. Виной, конечно, необузданное желание, да и кристаллически по-е-бать. Рефлексировать он будет когда-нибудь в следующей жизни. Дима смотрит внимательно, дышит сбивчиво, постоянно облизывает губы — это лучше любого порно, которое Антон когда-либо вообще видел. Дальше воображения несёт по волнам, накидывая предположения о том, будет ли этот мужчина стонать громко? А, может быть, еле слышно, шепча всякие пошлости? И то, и другое Антона устроит. Устроившись удобнее меж широко разведённых ног, Шастун припадает к напряжённым соскам, поочередно лаская их языком и обводя ореолы. Дима едва дышит и мелко дрожит. Боже, его тело — сплошная эрогенная зона, а значит можно раскрыть такой потенциал... Антон же любит угождать в постели, потому его вопрос не откладывается в долгий ящик: — Что мне сделать ещё? Сквозь дымку возбуждения Дима с трудом слышит вопрос: ему хочется, конечно, сказать «всё», но понимает, зачем Антон спрашивает. Нужно собрать жижу вместо мозгов и ответить что-то внятное. Только не получается: его соски обдает воздухом и он выгибается, как кошка, лишь бы приласкали. — Хочу твой рот на члене. Хочу пальцы внутри. И соски… Они очень чувствительные. Шея, она… — Дима заикается и сглатывает слюну, чтобы начать говорить дальше, — и закрой дверь в купе. Опять еле слышный шепот, и он надеется, что Антон всё понял. Вожделение хочет взорваться и лопнуть все вены, чтобы найти выход. Дима ёрзает и ногами прижимает к себе Антона, почти требовательно. Тот его понимает всем нутром, ибо желание доставить максимум удовольствия, чтобы Дима захлёбывался стонами, дрожал под ним, плещется где-то под потолком. Пока что Антон выполняет последнее из списка — закрывает купе. Заняв снова почётное место меж Диминых ног, он касается изнывающего члена, растирая смазку по головке. Реакция не заставляет себя ждать — мужчина снова выгибается дугой и толкается бёдрами. — Какой ты нетерпеливый... — усмехается Антон и припадает к шее, целуя её и чуть всасывая кожу, стараясь не оставлять заметных следов. Покрывая невесомыми поцелуями ключицы, он медленно переходит к соскам, цепляя зубами сначала один, потом проделывает то же самое со вторым. Какой же Дима всё-таки жадный до ласк… Рука на члене заставляет стонать и толкаться в неё. Позов выгибается, упираясь затылком в подушку, а Антон уже целует шею. Он, блять, нереальный. Впитывая каждое мгновенье словно губка воду, Дима касается Антона везде, где достаёт, чтобы всё запомнить и прокручивать эти воспоминания в своей голове. Он скользит пальцами по соскам и не понимает, кто из них стонет в этот момент. Всё наэлектризовано вокруг — вот-вот и шарахнет разряд. Антон спускается поцелуями ниже, Дима закусывает губу, мыча что-то нечленораздельное, потому что соски у него всегда были слишком чувствительные. Положив ладонь на затылок Антона, он прижимает ближе к груди, желая, чтобы эта ласка не заканчивалась. Шастун, глядя исподлобья, улавливает каждый миг в этом охренительном безобразии. У него самого же, сказать по правде, терпение на исходе, но трогать себя не спешит. Очень зря, потому что тело ноет, требует разрядки, а Дима такой невозможный. В купе невыносимо жарко, чёлка давно прилипла ко лбу и щекочет глаза, но Антон даже не отвлекается на это. Языком оставляя влажный след и слизывая мелкую испарину, Шастун дует на влажную дорожку — Дима до неприличия громко стонет. Чтобы получить свой десерт, парню придётся заработать его своим ртом. Мужчина под ним растекается лужицей, и Антон пошёл в оборот. Он проделывал такое когда-то, но можно вспомнить снова: постукивает чужим членом по своим губам. Выглядит, конечно, как в дешёвом фильме для взрослых, но почему бы не позволить такое? Головка багровая, налитая кровью, очень чувствительная, Антон осторожно языком ведёт по уздечке, самым кончиком толкаясь в уретру. Член дёргается от этих прикосновений. Не к чему не мешкать — Шастун берёт в рот больше половины сразу. Вероятно, потом у него будут болеть губы, но толстые члены всегда были его слабостью, поэтому минеты не были частыми в практике. Губы Антона влажные, горячие, и когда он бьёт по ним моим членом время от времени, то это словно кадр из порно, которое лежит у Димы в избранных, — на это хочется смотреть часами, хочется дать ему полную свободу и посмотреть, что будет. Антон позволяет собой управлять — рука на его затылке ощущается донельзя правильно. Партнёр хочет больше, глубже, и тот даёт ему это, потому что может и сильно хочет. Найдя нужный угол проникновения, чтобы избежать позывов, Шастун отсасывает подстать дорогой эскортнице — ему становится невероятно тяжело дышать из-за заданного темпа и бьющему наотмашь возбуждению. И когда он берет член в рот, то это словно умереть и воскреснуть за секунду. Языком Антон делает совершенно невозможное как будто. Хочется толкнуться глубже, но остатки здравого смысла сдерживают Диму от этого. Но мысль о том, как горло будет сдавливать головку, как Антон будет давиться членом, управляемый Диминой рукой, не отпускают. Сжимая пальцами кудрявые пряди, Позов даёт понять, чего желает. И Антон послушно берёт глубже, помогает себе рукой, а Дима чувствует, будто кончит прямо сейчас. Это ложное, но мышцы на животе сокращаются, а пальцы чуть сильнее тянут волосы Антона. Найдя пальцами местечко под мошонкой, Шастун немного надавливает там. Диму трясёт от этого ещё больше, тело покрывается мурашками, и парень замедляется, чувствуя как накатывает волнами чужой оргазм. Выглядит всё по-блядски возбуждающе. Антон смотрит абсолютно тёмным взглядом, словно демон. Позов хватается за тонкое одеяло под собой, натягивая его, и ноги сами раздвигаются ещё шире. Жарко, горячо, крышесносно. У него такое было очень давно, но словно всё, что «до», стирается с помощью умелых рук Антона. Да что это с ним? И все Димины мысли об удовольствии до этого были цветочками. Антон и его пальцы… Возможно, Позов мог бы часами об этом говорить. Сгибая ноги в коленях и выгибаясь, инстинктивно бёдрами толкаясь ближе, Дима выпрашивает больше, ведь чувствует, как всё, что копил, ищет выход. В преддверии оргазма он вскрикивает и сам себя затыкает подушкой. Тело дрожит, Антон не останавливается — во рту его так хорошо, так приятно, что Диму прошибает будто током: кончает и душит свои стоны подушкой, замирая. Это будто взрыв: перед глазами звёзды, все мышцы сводит на секунду, и это, кажется, наивысшая точка наслаждения. Перед Антоном открывается шикарный вид, написанный вожделением: тело мокрое от пота, грудная клетка вздымается хаотично. Шастун слизывает с губ остатки чужой спермы, смело пробуя на вкус. Крем от эклеров, тоже ничего, но это просто нечто. Антон недалеко от собственного наслаждения, но он привык терпеть до изнеможения, до тёмных пятен перед глазами. Антон лишь потирается членом о бедро, ища хоть какую-то стимуляцию, но ничего не требует от мужчины: пунктик на добровольность у Антона на особом счету. Но желание у Димы никуда не уходит. Антон весь в сперме, но его абсолютно не ебёт, а чужой крепкий стояк только подстёгивает Позова, чтобы помочь, только немного по-другому. Антон шепчет тихое «перевернись» и сам помогает мужчине совершить сие нелёгкое дело — тело словно пропитанное влагой вата. Спинные мышцы выдают некое напряжение, но это скорее от волнения или же от недавнего оргазма, а может и всё в куче. От Антона не ускользнуло и то, какая аппетитная задница у мужчины, которую мять бы, трогать-трогать-трогать, и Шастун над этим долго не раздумывает. Дыхание тяжелое, но Диме плевать. Чувствительный член проезжается по одеялу и, тихо скуля, он выставляет задницу вверх. Сознание требует подчиняться, следовать умелым рукам. Горячие ладони на ягодицах доводят до исступления, Дима толкается вверх бёдрами, поощряя незамысловатые действия партнёра. Ему хочется словами через рот сказать о своём желании, но пальцы в непосредственной близости от ануса заставляют тихо стонать. Кто бы знал, что утренняя дрочка пальцами Позову сыграет так на руку. Оставив смазанный поцелуй на Диминой пояснице, Антон всё же отвлекается. Взять смазку с собой было одним из самых лучших решений в жизни. Правда иной цели, кроме как использовать для дрочки в душе и потом дома, у Антона не было. Но что-то пошло не так. Вернее, куда круче, чем думал. К всеобщей удаче, флакон оказывается не в дебрях вещей и, взяв его, Антон кидает поближе на полку. Дима, обернувшись назад, настороженно взглянул на Шастуна: страха не было, только желание в горящих глазах. Вот и перешли от прощупывании почвы к простате. Почти. А до этого совсем не долго. Чтобы не было болезненных ощущений, Антон следует точной инструкции в своей голове: чуть приподнимает Диму и разводит его ноги так, насколько позволяет полка. Шастун не удивился, что кто-то любит баловаться в одиночку. Сейчас, конечно, не время смущать или ставить Диму в тупик: максимум — в коленно-локтевую, чтобы лицезреть нечто охуенное, а ещё и гладкое. Широко лизнув по расселине, Антон добирается губами к сжатому анусу, но не торопится, только кончиком языка касается упругих мышц и представляет, каким будет узким мужчина внутри. Антон видит, насколько Дима расслаблен, и прилагает немалые усилия, чтобы они не были напрасными. Если бы он знал, как тому хочется довериться, отдаться прямо сейчас, не сомневался бы ни на секунду. Всё смущение Позова куда-то улетучивается, когда Антон ставит его так, как удобно, видит то, как тот сжимается. Он поворачивается, чтобы посмотреть на Антона: радужка его глаз едва показывается, потому что возбуждение порождает желание и высокую концентрацию серотонина в крови. Откровенный взгляд на Димин зад заставляет его член дёрнуться, хотя прошло непозволительно мало времени после оргазма. Животное. Когда язык касается сфинктера, мужчина утыкается в подушку лицом, заглушая громкий стон. Вряд ли они такие бесшумные, но Дима плевать хотел, честно говоря. Антон только дразнится, лаская, а чужие бёдра рефлекторно приподнимаются, ища больше стимуляции, ещё чуть-чуть и Дима опустит руку на член, но дрочка сейчас это слишком, и ему остаётся только сжать одеяло и прогнуться в пояснице, чтобы открыть лучший обзор Антону. — Глубже, — произносит Позов на выдохе единственное слово и снова заглушает себя. Антон будто воплощение всего того, о чём когда-либо мечтал воплотить в постели Дима, смело перечёркивая то, что было до. — Я хочу тебя слышать, — Антон прекрасно видит, как Диме тяжело сдерживать себя. «Плевать», — думается Позову — его просят быть громче. Дима уж как-нибудь переживёт косые взгляды, мальчик не маленький. Отбросив подушку, он упирается руками в полку. Стоны рвутся прямо из горла — нет больше смысла скрывать их. Антон вновь делает так, как тот попросил. Вгоняет язык глубже. Какой же умелый рот, господи. Не удержавшись от соблазна, Дима заводит руку за себя и кладёт ладонь на затылок Антону, прижимая его к заднице чуть сильнее, буквально на пару секунд. Член снова стоит и требует прикосновений, но Позов жаждет другого, поэтому занимает руки чем угодно, лишь бы не начать себе дрочить. Удивительно, как иногда случается, что незнакомец чувствует лучше, чем тот, с кем довелось встречаться продолжительное время. Антон, как умелый пианист, уверенно и правильно играет на чужом теле: кусает, целует, облизывает, сжимает. Всё так, как надо. Для Шастуна стоны — словно благословения свыше, цепляют как слова молитв перед исповедью. Если тело — храм, то священник должен провести грандиозную мессу. С Димой хоть он толком не знаком, но это не мешает ему отлично понимать и чувствовать желание. Жар Диминого тела и стоны говорят больше, чем просто слова. Мужчину охватывает крупная дрожь, как несколько минут назад, но всё не так просто. Бутылёк со смазкой рядом и, полив обильнее ею пальцы, Антон согревает жидкость для комфорта, мысленно готовясь к любой реакции, дразнит мокрыми пальцами у входа и проникает осторожно, целуя при этом всё, что попадается взору. Вскоре смазанный палец оказывается внутри Димы, и он закатывает глаза, громко выстанывая что-то похожее на имя. Всё ощущается так, как он представлял. Мокрые губы везде, где Антон достаёт… Вот бы ему ответить тем же: довести до исступления, до будоражащего шёпота, до мольбы в каждом слове. Но сейчас об этом просит Дима. — Пиздец, Анто-он, — выдыхает он со стоном, потому что сдерживаться невозможно, — пожалуйста, ещё. Чего просит? Он не знает. Хочет и просит. Просит всё, что Антон может и хочет ему дать. Потому что от него Дима хочет получить всё, что тот может. — Подвинься дальше и получишь, неугомонный, — Антон шлёпает Диму ладонью, и тот выполняет указание, двигаясь к изголовью. На этой, с позволения сказать, кровати, не шибко-то развернёшься, чтобы подлезть и взять в рот. Не особо удобно. Вероятно, мышцы Антону не скажут спасибо за такое. Куда больше его волнует другое: один палец проникает в Диму довольно легко. Игрушки, что-то ещё?.. Пиздец! Дима не церемонится: трахает чужой рот, а Антон его — уже двумя пальцами до самых костяшек, благо, что он додумался в душе под шумок освободить руки от колец. Попадания по простате сопровождаются вскриками и глубокими толчками в глотку. Слюны много, что Шастун едва успевает сглатывать, но получает нереальный кайф от происходящего и мычит из-за невозможности застонать. Дима диктует свои правила, которым Антон беспрекословно подчиняется. Ментально он давно уже несколько раз кончил, по факту Антон только приближается к разрядке. То ли из-за адреналина, то ли из-за возможности спалиться, то ли из-за откуда-то взявшейся смелости в сексе, Позов делает всё, о чём мечтал. Внутри него три пальца, а член глубоко в глотке Антона. Тот, видимо, хочет, что Дима умер от количества оргазмов. Двигая бёдрами, он насаживается на пальцы и трахает желанный рот одновременно. Стоны громкие, хлюпающие звуки заполнили всё купе, а запах секса дополняет этот коктейль. Но этого недостаточно: Дима чуть тянет Антона за кудри, оттаскивая от члена, чтобы сказать: — Хочу твой член внутри. Хватит меня мучить, — он хрипит, смотря на Антона сверху вниз, и облизывается. Боже, губы у парня в смазке, предэякуляте, слюне, припухшие и вызывающие желание целоваться. Дима тянет Антона выше, чтобы сесть на него сверху. Парень облизывается, смотря на Позова, обводит взглядом всё его тело и тормозит на члене, снова облизываясь. От взгляда никуда не деться, да и к чёрту всё. Поцелуй получается глубоким: на губах Антона его вкус, и от этого Позову сносит крышу. Он задницей притирается к чужому члену, одной рукой помогая себе и прижимая орган прямо меж ягодиц. — Трахни меня. Димин голос просящий, взгляд с блядским огоньком, а член бьётся о низ живота, смазка одинокими каплями стекает на живот. Идеальная эстетика. О резинке Антон не подумал — все барьеры и так уже пройдены. Заполнить Диму до конца… О да! Ладони оглаживают бока, в тот момент Дима сам устраивается удобнее для проникновения и добавляет смазки на член Антона. Шёпот губы в губы и упирающаяся в анус головка члена. Всё так, как Диме нужно. Руки уже на его бёдрах и первый толчок внутрь. Антон ощущает сначала препятствие — тугие мышцы с трудом поддаются. После чего он тянет Диму на себя и целует страстно, сплетаясь языками. Головка члена скользит по расселине. Антона буквально пробирает неконтролируемая дрожь, точно принял что-то из запрещёнки, и откаты следуют один за другим. — Не думай, что теперь ты скоро кончишь, — и плавно толкается в мужчину под аккомпанемент протяжного высокого стона. Это откровенный пиздец. Внутри тесно, горячо, двигаться Антон не спешит, давая привыкнуть к себе, но Позов делает всё сам, плавно покачиваясь. Но вместе с тем до Шастуна доходит, что ранее с мужчинами Дима не был в такой позиции, если вообще был. Громкий безудержный стон вырывается прямо из груди. Первые болевые ощущения, такие тянущие, с каждым новым толчком обнажают нутро. К счастью, Диму хорошо подготовили, чтобы эта боль не сопровождала постоянно. Ощущение приятной наполненности смывает грань морали, и Дима желает продолжения банкета, ёрзая и покачиваясь на члене. Антон, приподнявшись, проводит языком по соску, наблюдая за реакцией мужчины, а он только обнимает его одной рукой за шею, приподнимая бёдра ненамного и снова опуская. Потихоньку боль стихает, уступая место удовольствию, но отголоски всё же остаются. Кожа к коже, дыхание тяжёлое, будто они бежали одновременно кросс. Антон так близко, не скупится на ласки и поцелуи, обнимает. Его член восхитительно давит на стенки изнутри, и Диме это нравится. Внешне размеры больше среднестатистического как минимум, но ему по кайфу, когда член глубоко внутри. Это, своего рода, удовольствие для избранных. Позов не может больше терпеть эту пытку и начинает двигаться быстрее, откидывая голову назад. Именно сейчас с Антоном все эти ощущения сильнее, острее, чем с прошлыми партнёрами, и Дима не знает, от чего это зависит. Отзывчивость тела на каждое касание, неистовое желание отдать больше, чем в обычном сексе с незнакомцем, от удовольствия хочется укусить Антона, но не сильно, чтобы дать понять, насколько же всё хорошо. Они утопают в ласках и поцелуях, которые хаотично сыплются по всему телу. Антон учёл, как нравится его партнёру: когда больше внимания уделяют шее и соскам, чем без зазрения совести пользуется и наслаждается, губами оттягивая и лаская их кончиком языка. В голове взрываются звёзды, сияет сверхновая, пока Антон так правильно двигается: не быстро, но и не медленно. Диме хочется прочувствовать каждый сантиметр, насладиться тем, как растягивают мышцы, как всё тело ноет, требуя разрядки и снятия напряжения. Но это напряжение — одна из приятных частей в сексе. Позов всё ближе к оргазму. Димы и много, и мало одновременно. Его стоны лучше абсолютно любой музыки, его тело самый звучный инструмент, что слушать его — сплошное наслаждение. Пламенное желание Антона отдавать и отдаваться каждой клеточкой затмевает и без того дурную от похоти голову. Он ускоряется, иначе его терпения не хватит, подмахивает так, чтобы попадать по простате чаще. Тела скользкие от пота, смазки, и шлепки всё отчётливее и громче раздаются в маленьком помещении. Казалось, что время остановилось, но по факту уже проехали и следующую станцию. Шастун словно на острие ножа — ходит по тонкому лезвию — выдержка совсем сдаёт, он насаживает Диму резче, жёстче, грубее вдалбливается в податливое разгорячённое тело, рука оказывается чужом члене, но синхрона не получается, и Дима помогает Антону, задавая нужный темп. Возможно, они бы смогли ещё дольше, но Антон давно терпит это уже колючее возбуждение на грани с болью, поскорее бы расслабиться… — Димочка, Дим... — отчаянно, с мольбой в голосе скулит парень, понимая, что близок к оглушительному оргазму. Он зовёт Диму по имени, и тот дуреет от такого обращение. Движения становятся резкими, вздохи рваными. Мужчина помогает себе рукой, чувствуя, что последует сразу же за Антоном, двигается навстречу, громко выстанывая имя парня раз за разом. Тот откидывается назад, крепко сжимает руками ягодицы, входит последний раз с громким шлепком и кончает внутри. Дима вжимается задницей в его пах и выгибается, не прекращая дрочить себе. Антон смотрит на него широко распахнутыми глазами, пока тот додрачивает и кончает на его живот, сжимаясь на его члене снова. Шастун тихо стонет от чувствительности и продолжает гладить мужчину по пояснице, пока Позов специально с нажимом проводит по члену, «выдаивая» из себя всё, что может. Взгляд глаза в глаза, и Дима наклоняется, мягко целуя Антона, почти невесомо, лишь касаясь губами. Мужчину не хочется вот так отпускать, а потому Шастун обхватывает его лицо ладонями и целует везде, где только можно. Нежность бьёт под дых вместе с невероятной усталостью. Дима не спешит слезать, и Антона пленит это доверие со стороны незнакомого партнёра. В обычных обстоятельствах он щепетильно подходит к выбору потенциального любовника, а тут такое, ещё и с такой отдачей... — А я говорил, что чай с ромашкой успокаивает. Шутка не к месту, но молчать с Димой не хочется даже сейчас, когда сил нет элементарно встать с полки. Мужчина лишь смеётся, утыкаясь лбом в лоб, и прикрывает глаза. Это просто сумасшествие, которое они оба пережили. Бабочки, как ебанутые, пробивают грудную клетку, и Дима снова целует Антона, лишь прижимаясь губами. — Мы все уделали спермой, клянусь, — усмехается он, не в силах отлипнуть, — хорошо, что душ прямо здесь. А ещё Позов думает о том, что нужно встать с члена для начала, но нежность топит его до краёв. Собравшись с последними силами, он всё-таки приподнимается, и член из него выскальзывает. Вымотанный, но невероятно довольный Дима усаживается на Антона, при этом ощущая, как сперма вытекает из него. Необычно, но ему нравится. — Никогда я ещё так круто не трахался, — озвучивает Позов мысли вслух, вытирая ладонью пот со лба. Шастун смотрит на него с хитрецой, в душе радуясь, что после долгого перерыва он ещё не забыл, как делать кому-то приятно. Даже в эти минуты его не покидает чувство заботы о партнёре, пусть и случайного — Антон таскает с собой «походную аптечку». Забавно, что по соседству, ящиком выше у него дома хранятся девайсы для развлечений, но об этом история умалчивает. — Ты погоди бросаться громкими заявами, потом веселье начнётся. Мазь для тебя поищу позже, — Шастун знает, о чём говорит по собственному опыту. — Фигасе, да ты знаток, — Дима показательно удивляется, ибо навыки парня несколько минут назад он недавно наблюдал. — Скорее обычный любитель уровня выше среднего. Чтобы тебя поняли, надо спросить, ведь всё до безумия просто: ты говоришь, я делаю. И наоборот. Знаешь, почему мне было проще с тобой? Ты не молчал, а поощрения и отдача мотивировали. Все остались в плюсе, к тому же без дальнейших «сюрпризов» в будущем. Позов отматывает в воспоминаниях момент с пунктом о здоровье, ради которого они прервались. — Не то чтобы я был многословен, — к Диме возвращается смущение, но он гонит его прочь, потому что с Антоном говорить интереснее. — Впереди неделя, так что времени — вагон. Я, кажется, задолжал истории о городах, будь готов к моей болтовне, — Шастун нашаривает рукой на столике чашку с холодным чаем и залпом опустошает полностью, ставя её обратно на место. — Чай, говоришь, успокаивает? — Позов осторожно целует парня и смотрит, прищурившись, после добавляет: — Ненадолго… …и Антон с ним согласен.