✱✱✱
Она появляется на кухне в белой пижаме. Гром посуды прерывает её сон, и запах приправы отзывается голодным урчанием. Мисаки не смогла уснуть. Как бы сильно не деформировалось в её объятиях мокрое одеяло, заменить им тепло дорогого человека не получилось, и новая волна головной боли обрушилась на неспокойные мысли Мисаки. Мэй собирает волосы в причёску и тихо зевает. Спускается из спальни на кухню, протирает глаза и рассматривает мутный силуэт. Коичи, одетый в фартук и почему-то босой, мешает яичную массу с молоком и выливает на сковороду, с прожаренными до золотистой корочки помидорами. Кипит чайник, на столе красуется тарелка. — Ты не ужинала, — утвердительно замечает Коичи. Края его губ чуть поднимаются, и Мэй отвечает полусонной улыбкой. Ожидаемо с его стороны было сделать что-то подобное. И очень приятно, что он умеет выполнять свои обещания.✱✱✱
— Ложись, я принесу одеяло. После ужина Мэй покорно укладывается на матрас, оттягивая край пижамы на бёдра. Уже третий день он пользуется её вещами, задерживаясь до поздней ночи. Мэй не против. Кирика не вернётся до конца ярмарки в Токио, а бабушка Амане слишком стара, чтобы ходить в аптеку по каждой её прихоти. Сакакибару просить не пришлось. Он возвращается, и Мэй укутывается в одеяла. Достаёт из-под мышки градусник и протягивает, не глядя, Сакакибаре. — Тридцать восемь, — заключает он со вздохом. — Засыпай, постираю тебе майку... — Не надо, — перебивает она, лениво моргая живым глазом. — На мне нет цвета. Справлюсь. Ей жарко, и она достаёт ногу из-под одеяла. Коичи осторожно подхватывает её за ступню — внутри всё схватывает — и возвращает под одеяло. Укутывает. — Надо пропотеть, — он закрывает ей глаза и садится рядом. — Принеси холст, — просит Мэй, вжимаясь больной головой в подушку. — Поспи. Потом закончишь. Он касается её лба. Не ладонью, губами. Второй... нет, уже третий знак внимания за этот вечер. Мэй улыбается. Коичи выключает свет и спускается вниз. Слышит её, уже стоя на пороге. Голос мягкий, неожиданно тёплый. — Доброй ночи.✱✱✱
— Тридцать шесть и девять, — с облегчением вздыхает Коичи. — Как ты? — Лучше. Немного стреляет... — она показывает пальцем на лоб. Обводит взглядом свежий букет, смотрит на упаковку любимого чая. Он всё-таки нашёл его. — Посмотри. Он наклоняется — прекрасно. Вместо ладони снова использует губы — Мэй улыбается. Касается его лица, гладит по щеке и тихо, неестественно смеётся. Коичи замирает. — Всё нормально?.. — Я пошутила, — улыбается она. Накрывает вторую щеку, подаётся вперёд и толкает Сакакибару на кровать. По меркам провинциальной Ёмиямы, Мэй довольно прогрессивная девушка. Не сдерживается в выражениях, когда собеседник заслуживает выволочки. Не стесняется своего тела — и искренне не понимает, зачем люди усложняют себе жизнь пережитками общественных норм. Сакакибара нравится ей, как друг. Привлекает её, как мужчина. Зачем стесняться, если это взаимно? Мэй целует его. Забирается под майку и выпивает его вздох, чувствуя, как он стискивает её плечи одеревеневшими пальцами. Жаль, что он так плохо чувствует свои желания. Она смотрит в его растерянные глаза. Цвета смерти нет — и слава всем богам. — Давай, — горячо вздыхает она и силой раздвигает его запястья. Кусает поцелуем — Коичи шипит в стиснутые зубы. Она прижимается. Жарко выдыхает, когда он скользит пальцами под её мокрую пижаму. Ей тепло. Ей очень приятно прижиматься к нему вот так, и чувствовать, как он трогает её, вспотевшую, под промокшей тканью. Он нащупывает застёжку лифа и проникает пальцами под лямки. Мэй не справляется с головокружением. По всему телу завязываются мурашки, ей хочется больше. Безумная мысль посещает её, и Мэй облизывается в предвкушении. Она садится на него сверху и расстёгивает первую пуговицу. Пальцы напрягаются. От неестественной улыбки у Сакакибары перехватывает дыхание. Остекленевшие глаза топят его в ужасе, из которого не хочется выныривать. Коичи не может поднять руки, не может убрать их из-под одежды, не может попросить Мэй прекратить. Слишком очевидная страсть смешивается со страхом неизвестности — никогда ещё он не был так близок с девушками. Тем более — с ней. Требовательный взгляд Мэй кончается вздохом. Сквозь пижаму невыносимо чувствовать, как она ёрзает на его коленях. Мраморное, хрупкое тело накрывает его с головой. Мягкие бёдра сминают напряжённые колени, и возбуждённый румянец наливает кожу. Она избавляет его от этой пытки. Слезает, доверительным взглядом указывает на покинутое, примятое место. Коичи садится, готовый упасть на кровать без чувств. Руками сжимает мокрую простыню, будто пытается убедиться в её реальности. Глазами следит за Мэй. — Смотри на меня, — произносит она. Отклеивает край пижамы и поднимает наверх. Обнажает чёрное бельё, гладкий живот, укрытую лифом грудь. Стягивает мокрую ткань, оставляет на кровати. Запах не волнует Сакакибару. Волноваться не получается. Она изящнее и прекраснее любой девушки. — Ложись, — от её глаз хочется упасть без сил. Цветные, как созвездия на чистом небе. Руки, нежные и тёплые, поднимают край его майки и толкают Сакакибару на одеяло. Мэй прижимается сверху. Под колючим лифом он чувствует её грудь, а под майкой — её нежные руки. Не в силах сдержать трепет, он сжимает её ягодицы — пальцы тонут во влажной мягкости. Бессознательно, в порыве страсти танцует с её языком поцелуями, не поднимая взгляд. Он не может по-другому. Этого нельзя выдержать. Мэй отрывается от него. Лицо румяное, жаркие вздохи уходят облаками пара к потолку. Капли пота на белоснежной коже, будто кристаллы, озаряют идеальный мраморный блеск алыми лучами рассвета. Она встаёт, поправляет чёрную прядку и выгибает спину, заставляя Коичи таять от потрясающей грации. — Мне нравится, — внезапно заговаривает, обдавая Сакакибару румяным жаром. — Пойдём вниз.✱✱✱
Они спускаются по лестнице. Мэй, полуобнажённая, ведёт Сакакибару за руку. В подвальную галерею? С улицы их могут услышать. Внизу удобнее остаться незамеченными — Коичи хвалит Мэй за предусмотрительность. Но она не идёт вниз. Она сворачивает в кукольную галерею. Синие глаза окружают высохший зонт. Перед окном стоит мольберт с незаконченным скетчем. За окном темно. Утренний полумрак пронзает дождевые капли редкими лучами рассвета. Город наполняется огненно-рыжим маревом. Ржавчина на стенах города-призрака поблёскивает тусклым огнём. Мэй останавливается перед мольбертом. Складывает, убирает в стол. — Ты что? — она садится на подоконник, прижимается к стеклу. Лопатки сводит судорогой, по телу бегут холодные мурашки. — Мэй, — Коичи застывает на месте. — Увидят же... — Пусть видят, — Мэй цепляет трусики и стаскивает вниз. Гладкие бёдра прогибаются под тесной тканью. — Куклы нас не выдадут. Она отстёгивает лиф, и он падает ей на колени. Пара крохотных грудей вызывающе прогибаются вперёд. Коичи замирает. Она берёт его за руку. Прижимает. Сладко вздрагивает и закрывает глаза, когда он обхватывает её полностью. — Вот так, — вторая рука захватывает её грудки. Чувствовать чужое тепло в этих местах очень волнительно, но Мэй наслаждается этим страхом. Он нажимает сильнее, она не просит ослабить хватку. Пальцы нажимают на вершину, она не издаёт ни звука. Лёгкой, судорожной дрожи достаточно, чтобы выдать бушующий внутри экстаз. Она улыбается, тянется за поцелуем. На вкус он, как горячая карамель с крепким чаем. А какой вкус чувствует он — Сакакибара? — Попробуй, — призывает она. Упирается лопатками в стекло. Он разжимает её грудь и касается языком. Горячая дрожь сводит её миниатюрные холмики. Ей щекотно. Жарко. С каждым движением она вздыхает и вжимается ягодицами в окно. Холод не даёт расслабиться, а горячий язык хочется чувствовать повсюду. Хочется чувствовать его руки. Она хочет почувствовать его внутри. — М-м, — она прижимается к нему. Мокрая грудь липнет к расстёгнутой рубашке, а спина дрожит от тепла его рук. Он сжимает её холодные ягодицы с таким удовольствием, будто обнимает международную модель. Мисаки не питает иллюзий насчёт своей миниатюрной внешности. Белый лист вместо кожи вряд ли может кого-то возбудить, да и мимика у неё ни к чёрту. Но чувствовать такое сильное влечение от Сакакибары — парня, который совсем недавно извинялся перед ней за невинные объятия... — Слушай, — ей сложно отлипнуть от него. Грудь скользит по полоске шрама, задевает вершинами рану. — Не больно? — Ты великолепна, — отвечает, не думая. От голоса схватывает, давит мурашками внизу живота, сердце тяготеет к пяткам. Мэй тоже не думает. Жмётся в стекло и толкается коленями в стороны. У Коичи подкашиваются ноги. — Сделай там. Языком, — холодная прямолинейность обвивает Коичи кольцами мороза. — А... может, не надо?.. Я не знаю, как правильно... — Давай, — Мэй целует его в щёку. Цветные глаза расплываются в предвкушении, зрачки скрываются в любовной неге. Внизу она, как кукла: гладкая и чистая. Капли на бёдрах отливают бархатом, мягко стекают по розовой коже. — Попробуй, — шепчет она полушёпотом и жмётся ногами в пол. Коичи больше не сомневается. Встаёт на четвереньки, обхватывает бёдра и приникает совсем чуть-чуть, но уже теряется в её аромате. Чувствует щекой дрожащую ногу, скользит выше и дотрагивается языком до складки. Мэй вздрагивает, будто от удара током. Сакакибара резко выпрямляется и отпускает её ноги. Кожа бледная, глаза бегают в стороны. — Извини, это... Давай не будем... — Нет, — Мэй сладко выдыхает, и Сакакибара не может пошевелиться под её жаркой улыбкой. — Продолжай. Пальцы, как ленты, вплетаются в причёску Сакакибары и осторожно тянут, подталкивая к сокровенному месту. Мэй вся горит, окно под ней давно покрылось влажным осадком. Она толкает Коичи вниз, и он снова перед ней на коленях. Руки дрожат, голова готова отключиться от смерча страстных мыслей, и Сакакибара касается её в самом средоточии, крепко закрыв глаза. Этой мимолётной вспышки хватает, чтобы выбить Мэй из равновесия и свалить её на окно. Судорога проходит ровными порциями мурашек, и Мэй с восторгом понимает, что эти ласки даже не думают прекращаться. Терпеть невыносимо. Низ живота сводит от судорог, бёдра дёргаются в неожиданно крепких руках, а между ног так сладко, так тепло... Мэй растекается с каждым вздохом, мокрые ягодицы скользят по холодному утреннему пейзажу. — Ещё... Нити рассвета облегают белоснежную кожу. Капли девичьей росы падают ему на руки, и Сакакибара теряет голову от их аромата. Влага отзывается сладким томлением, Мэй вся сжимается от его прикосновений. Развратные всхлипы отливаются маревом в голове Коичи. Она сильнее сжимает его волосы, ноги перестают держаться пола. Мэй вся в движении, её хрупкое тело извивается в порывах экстаза, она двигается вверх и вниз, как заведённая. Коичи пытается поймать её взгляд, но она слишком сильно откидывает голову. Шея блестит от пота, порождённого страстью, и маленькие груди качаются в такт движениям его языка, острыми вершинами царапая воздух. Коичи не может выдержать этого шедевра. И она больше не может держаться. Ноги обнимают его спину, а бёдра сжимают колючую голову. Сакакибара почти целует её там, выпивает каждую каплю внутреннего сока Мисаки и наполняет её собой, своим жаром, не оставляет пространства в её узком, горячем лоне. Мэй выгибается, и Коичи чувствует хват её мраморных ножек. Сдавленный стон превращается в яростный крик, и Коичи выдыхает от обомлевшего восторга. — Фу-ух... — выдыхает она в мелкой дрожи. Скатывается с окна и падает рядом с Сакакибарой, задыхается от страсти. Парень хватает её за плечи и заставляет сесть на стол, разогнуться более-менее прямо. У них получается, и Мэй падает с расслабленным вздохом. — Приятно, — тихо признаётся она. — Иди сюда. Он поддаётся горячим ладоням, которые тянут его за рубашку. Хочет лечь рядом, но Мэй ловко обнимает его и кладёт на себя. Коичи расставляет ноги по обе стороны от Мэй и позволяет ей захватить себя в поцелуй. Она потрясающая. Она самая лучшая. Когда их языки сплетаются, и вкус сладких уст бросает Сакакибару в пучину расслабленной нежности, он не может удержать свои руки на месте. Пальцы согревают холодные ягодицы, и Мэй смеётся ему в губы. А когда отрывается, он шепчет ей обо всём, что приходит в его голову. О том, как приятно проводить с ней время. Как сильно он хотел повстречать такую девушку, как она. Как хочет быть рядом, никогда её не забывать… — Ты тоже мне нравишься, — отвечает она коротко, не размениваясь на слова. Обо всех чувствах говорит её взгляд, украшенный лучиками рассвета, от которого даже кукольный глаз стал как будто теплее. Коичи обнимает её. Этот последний взгляд сжёг последние крохи его страха, показал ему, чем же так прекрасны эти холодные кукольные глаза. Пустоту в них можно наполнить жизнью. — О чём думаешь? — Мэй чувствует, как Коичи замирает, и на выдохе прижимается к нему грудью. — Ну, — он прижимается носом к её шее, по спине бегут мурашки. — Не знаю, есть ли теперь смысл. Я хотел предложить... — Что-то кроме экскурсии в музее? — смеётся она, умиляясь его неловкости. — Говори быстрее. — Ты хочешь когда-нибудь переехать в Токио? — А ты не слишком торопишься? — румяна касаются вечно бледного лица, и Мэй поднимается к нему на грудь. Чёрные, смолянистые пряди нависают над ним, ласкают щёки вместе с жаром её голоса. — Просто подумал, — Коичи замялся, и расставленные руки неловко сжали стол. — Если бы мы встречались где-то, кроме Ёми, или жили вместе... Мы смогли бы не забыть? — А, вот ты о чём. Она прикусывает губу, раздумывая над его словами. Идея проста, как банка с гуашью, и чёрт возьми, какой же это наивный план! Феномен не закончился, он всё ещё живёт внутри неё и Сакакибары, и ждёт часа, чтобы отнять их друг от друга. На долю секунды маленькие ладошки сжимаются в кулаки: это несправедливо. Но секундный гнев сменяется безумной идеей. Усмешка Мисаки бежит по лицу горячим румянцем, и в свете утреннего солнца не видать привычной бледности. Сакакибара улыбается в ответ и хочет прижаться к её горячей груди, но Мэй вдруг ускользает от него и ловко спрыгивает на пол. — Хватит с тебя, — улыбается в ответ раскрытым глазам Сакакибары. — Вставай, покажу кое-что.✱✱✱
Они поднимаются в квартиру. Сакакибару распирает от желания обнять Мисаки, нашептать ей много приятных слов и покрыть всё тело следами от своих губ. Держаться ему помогает только чудо. От мраморных ножек, чья владелица как будто специально качает бёдрами перед его лицом, хочется положить её на лестницу и сделать так, чтобы дойти до комнаты она смогла только под руку с ним. И всё-таки они поднимаются без происшествий: Мэй отворяет квартиру и они возвращаются в её комнату. Кровать смята, упаковка с чаем дожидается на комоде. — Уже утро, — зачем-то говорит Сакакибара, нервно накручивая прядь на указательный палец. — Иди сюда, — обрывает его Мисаки, когда между шкафом и напольным зеркалом показывается стол, укрытый канцелярными полотнами. Квитанции за оплату коммунальных услуг, альбомы для рисования, иностранные открытки, и посреди всей этой суматохи — тотальный офисный бардак. Раньше Сакакибара не замечал этой стопки бумаг. На каждой — цифры и проценты, бумага исписана кривыми буквами и каллиграфическим почерком Мисаки. Символы расплываются перед бегающими глазами Сакакибары. Некоторые на тонкой факсовой бумаге. Некоторые на иностранных языках: немецкий, английский, китайский... Но у каждой бумаги есть одна общая черта — незаполненное поле для подписи в углу. — Отец постарался, — объяснила ему Мисаки. — Хотела на мед, но он против. — Это всё приглашения? — Анкеты. Говорит, в Ёмияме теряю талант. — А ты что? — Не знаю, — Мэй зарылась в мокрую причёску Сакакибары. Пальцы обхватили затылок и забрались на плечи. Коичи накрыл её ладони и приник к голому животу, заглядывая сверху-вниз в её милые глаза. Хочется верить в неё, верить в свои силы. — Не решила, куда пойдёшь? — спрашивает Сакакибара, разглядывая строгие печатные буквы. Здесь и японские школы, и частные академии. На одной взгляд Сакакибары задерживается дольше обычного. — Онияма, — читает вслух Мэй. — Уроки по выбору, подработка... Медицинский... В Токио... — Я сдал туда вступительные, — признаётся Сакакибара. — На исторический. — Да? — Мэй приникает ближе, алый глаз неровно скользит по тексту. — Можешь жить у меня, — внезапно выпаливает Сакакибара, а шею перехватывает от волнения. — Ну... если захочешь. — Твой отец не против? Сакакибара покачал головой. Командировки отца давно уже стали для него обыденностью. — Тогда решили, — Мэй отклонила Сакакибару назад и обняла его губы своими, сомкнув пальцы на затылке. Тонкие ноготки приятно полоснули спину, и Сакакибара вздохнул от накатившей волны приятных мурашек. Они будут жить вместе. Три года, пока не кончится старшая. И при обязательном условии одобрения от родителей Мисаки. Зная Кирику, у неё не будет причин отказывать, но вот отец... Сакакибара вздыхает. Думать об этом не хочется: как-нибудь выкрутимся. И Мэй, кажется, разделяет его настроение. Отрывается от поцелуя, поднимается по лестнице наверх и падает на кровать, расставив руки и ноги в позе звезды. Простыня встречает девушку прохладной влагой, окутывает расслабленной негой и призывает расслабиться, отдаться ещё горящему внутри чувству наслаждения, подаренному Сакакибарой. Он ложится рядом, мягко касается её спины. Мэй вытягивается, показывая, как хорошо ей сейчас с ним. — Для первого раза ты слишком смелый, — усмехается она, когда чувствует его руку не прежнем месте. — Теперь я. — Ну прости, — тихо вздыхает Сакакибара, с неудовольствием соскальзывая ладонью с её ягодиц. — Ложись, — она поднимается на руках и приказывает ему занять место под ней, на скомканном одеяле. Сакакибара подчиняется не без волнения. Когда он вверяет себя в руки обнажённой Мэй и чувствует, как она размыкает последние пуговицы его рубашки, сердце вновь начинает предательски колотиться. Внутри расползается маслянистое чувство волнения, и Сакакибара признаётся себе: он не представляет, что собирается с ним делать Мэй. На её белоснежном теле следы разврата, взгляд сосредоточен на одежде, а грудь мерно вздымается от тяжёлых вздохов. Волнение достигает предела, когда Мэй расставляет края его рубашки по обе стороны от обнажённого торса, и с чувством прижимается к нему в крепких объятиях. Капли пота скользят по его коже вперемешку с любовным соком, а между ног опять не находится свободного места. Сквозь ткань он касается Мэй, и по телу проходят судороги. — Нет, — Мэй перехватывает его руки и прижимает к кровати. Холодный взгляд царапает грудь, пальцы прижимают запястья к простыне. — Не двигайся. Мэй тянет его руки под подушку и оставляет их там, взглядом наказывая Сакакибаре не мешать ей. Её руки нежно касаются груди, кожа взрывается удовольствием. От щекотных ласок хочется закрутиться, но получается только тяжело вздыхать и смотреть, как Мэй подцепляет края его джинсов, расстёгивая крепкую пуговицу. А с ними стягивает и бельё, растянутое его возбуждением. — Фу-ух... — случайного прикосновения достаточно, чтобы Сакакибара скрутился в экстазе. Ткань стянула его колени, а знакомое жаркое дыхание подобралось совсем уж близко, загораясь на щеках Мисаки милым румянцем — с которым контрастировал, мешая впечатлению, его налитый кровью член. — Не закрывай, — приказывает ему Мэй, и Коичи до боли прикусывает язык, когда она совсем уж неосторожно прижимает пульсирующий орган к животу. Ему хочется провалиться под землю, куда-нибудь подальше от этих цепких пальцев и не менее цепкого взгляда Мэй. Она снова переступает через него, обнимает голыми коленями его бёдра. Член рефлекторно встаёт, и Мэй снова прижимает его к животу Сакакибары. А потом медленно опускается и накрывает его своей влагой, наслаждаясь сладкой пульсацией. Сакакибара потерян. Хуже того, он не может оторваться от её глаз. Со страшным, хищным восторгом она смотрит на него. Смотрит, как его щёки пылают цветом роз, как он, прижатый ею к кровати, сминает простыню и жарко, горячо дышит, упираясь во влажное лоно Мисаки. Эти искры рискуют стать бурей, когда один не выдержит и выплеснет страсть на другого. Но Сакакибара слишком взволнован, а Мэй не собирается лишать себя возможности довести его до края терпения. — Гх-х... — сдавленный стон срывается с его губ. Мисаки не думает останавливаться. Она сплетается пальцами с простынёй и медленно, со сладкой улыбкой, скользит на паху Сакакибары вверх-вниз, измазывая его соком и вырывая голос сквозь сомкнутые губы. По бёдрам течёт смазка, капли пота блестят на голом животе Мисаки. Сакакибара не выдерживает этой пытки. Вырывает руки из-под подушки, но снова оказывается прижат к кровати за запястья. Мэй издевается над ним. Сдавливает бёдрами, изо всех сил прижимается к кипящему члену и двигается так, что Сакакибаре остаётся только кричать немым криком и беспомощно барахтаться скованными ладонями, пока Мэй наказывает его за неподчинение. Хищная улыбка превращается в крепкий поцелуй, и Мэй выпивает его крик до капли. Глотает каждый возглас, каждое неосторожное слово, наслаждаясь горячими устами Сакакибары. Он падает на кровать, выжатый и истощённый. В голове туман, белое марево окутывает Мэй лучами рассвета, и на секунду все неприятные чувства остаются где-то далеко, за границей его мысленных порывов. Им точно не будет скучно вдвоём. Мэй поднимается, отпускает член из цепких объятий и садится к Сакакибаре на живот. — Как ты? — она кладёт руки ему на щёки и обнимает. — Ха-ах... Ч-чёрт... — Сакакибара упирается стопами в холодный край кровати, пытаясь успокоить судорожную дрожь. — Вот зачем было?.. — Захотела, — равнодушно пожимает плечами Мэй. — Сказал бы, раз не нравится. — Ты же видела... — Ничего я не видела, — улыбается ему Мэй, пока Сакакибара пытается справиться с онемевшими ногами. — Тебя не понять. Лезешь обниматься, но мне не даёшься. Может, тебе бы понравилось? — Мэй, встань... — Не хочу, — улыбка не сходит с её лица, и Сакакибара пытается подняться с кровати, но падает обратно. Мэй убирает руки с его лица и заводит одну себе за спину, обхватывая член. Нажимает подушечками пальцев и медленно ведёт вниз, посылая миллионы приятных разрядов по телу своего любовника. Сакакибара стонет в искусанные губы. — Замри. Ноги колет сотнями иголок, когда Мэй наконец-то поднимается с его живота и встаёт на колени, не отпуская раскалённый член из ладони. По бледной коже течёт его смазка, и Мэй понимает: даже если ему больно, какая-то часть его плотских желаний отозвалась на эту болезненную пытку так, как хотела Мэй. Она гладит его по животу. Ей хочется побыть в его руках — вот так, на кровати, извиваясь под ним в неописуемом восторге от горячих поцелуев, нежных ласок и жадных, резких движений, от которых её воображение тает, заставляя сердце биться чаще. Сквозь сладкие картины она видит, как Сакакибара приоткрывает глаза и замирает, срываясь на неровный выдох. Больше Мэй тянуть не собирается. Окаменевший член пронзает её раскалённое лоно, медленно проникая внутрь. Сакакибара дышит чаще, простыня под его пальцами готова порваться от натуги, как и Мисаки. Сквозь сжатые губы она издаёт болезненный стон-крик, насаживаясь глубже — и вместе они кричат друг в друга, прижимаясь, сдавливая и обнимая из последних сил, когда последняя преграда невинности остаётся тонким алым ручейком на бедре Мисаки. Они кричат, бьются друг в друга телами. Мэй впивается ногтями под кожу, а Сакакибара сдавливает её хрупкие плечи с огромной силой, не в силах пошевелиться от сильнейшего, острого удовольствия на грани с ужаснейшей болью, пронзившей его целиком. — Ха-ах... Фу-ух... — сбивчиво выдыхает он, утопая в реках собственного пота. Ещё немного, и он точно потеряет сознание. Режущие волны накатывают с новой силой, и Мисаки кричит ему в плечо. Приходится терпеть. Не обращать внимание на колоссальную силу, с которой Мэй давит его внутри. Держать её за плечи, удерживать от неосторожных судорог и конвульсий, чтобы Мисаки не причинила себе ещё больше боли. Но вот она вздрагивает, член толкается внутрь, их бёдра смыкаются в объятиях — и раскалённый воздух превращается в ожесточённый, яростный крик, который пробивается даже сквозь выставленную руку Сакакибары. Лёгкие пустеют, и Мисаки беззвучно дрожит, растекаясь от острого жара. Боль заставляет Сакакибару сжать зубы и стиснуть закрытые веки, зарывшись лицом в мокрые пряди Мисаки. Какое-то время они сидят в таком положении, обнимая и успокаивая друг друга. Дрожащей ладонью Коичи гладит подругу по спине, проводит пальцами от ягодиц до затылка, зарывается в волосы и тихо, беззвучно стонет, когда она осторожно поднимается на коленях, заставляя член немного выскользнуть. Совсем немного, но Сакакибаре уже не так больно. Даже Мисаки, кажется, обнимает уже не так крепко. Совладав с дыханием, он зарывается в чёрные пряди и целует Мисаки в шею, чувствуя, как мурашки накрывают её с новой силой. Потом берёт её за бёдра и медленно извлекает член, перемазанный смазкой и кровью. Мэй падает на кровать. Её потряхивает, и грудь вздымается от частых вдохов. — М-мэй! — опускается рядом Сакакибара. К ногам возвращается чувство твёрдой поверхности. — Не кричи, — сквозь болезненную усмешку выдыхает Мисаки. — Скоро пройдёт... Ещё немного... Ощущение тепла заставляет не так сильно сжиматься изнутри, не так мучительно страдать от последствий неосторожного секса. Они не подумали о защите. — Всё, закончили, — Сакакибара отрезвляет её хлопком по плечу. — Не умею я... Не хочу сделать больно... Или хуже... Мэй прикладывает руку к груди и согласно кивает. Она не готова к такой близости — это просто факт, который нужно просто признать. Но жгучее чувство внизу живота не оставляет девушку в покое, а комок в горле хочется осушить стаканом воды. Хочется ещё. И не потом, когда они запланируют и подготовятся к первой ночи, а прямо сейчас. Мысль отзывается тянущей судорогой в груди. «Или хуже». Думать об этом противно и неправильно, но на секунду — всего на секунду, ей кажется, что это не такая уж плохая идея. В перспективе. В очень далёкой перспективе. — Приготовить что-нибудь? — интересуется Сакакибара, застёгивая пуговицы на рубашке. Голос тёплый и ласковый, словно ничего не изменилось. Но лихорадочная тряска в его теле, уставший-опаляющий взгляд и тяжёлое, сдавленное дыхание дают о себе знать, зажигая в Мисаки невообразимо приятное понимание. — Я тебе понравилась. — Что? Неловкий вопрос повисает в воздухе, когда Мэй встаёт с кровати и опасно, перебирая трясущимися ногами, подходит к Коичи. Прежде, чем он успевает что-то сделать, она опускается на колени и срывает мятые джинсы с его ног. Она не обращает внимания ни на его возмущённый крик, ни на возглас удовольствия, когда мягкие пальцы нажимают на его член совсем иначе: нежно, с желанием доставить Сакакибаре удовольствие. Ему понравилось заниматься с ней сексом, пусть он и почувствовал одну только боль — а она, между прочим, кончила от его языка. Тепло ещё струится внизу, заставляет сжимать мокрые бёдра в попытке сохранить это удовольствие. Оставить всё как есть, а потом заснуть с мыслями о нём, было бы краем лицемерия со стороны Мисаки. А Мисаки предпочитает быть честной со своими желаниями. — Хватит... — сквозь силу выдаёт Сакакибара, но налитый член не соглашается с протестом хозяина. Мэй гладит его сверху и снизу, обхватывает пальцами мошонку и оставляет поцелуй на середине ствола — губы чувствуют его пульсацию. — Что? — Мисаки поднимает взгляд, и румяная щека мягко прижимается к месту поцелуя. — Тебе нравится. — Мы же решили!.. М-мэй!.. — горячий язык мокро скользит по коже, и Сакакибара в исступлении хватает её за плечи. — Что ты делаешь?!.. — Минет, наверно? — она прижимает член к щеке, и Сакакибара стонет сквозь зубы. — Не бойся, больно не будет. Сакакибара не отвечает. Не хочет, и не может искать ответ на это замечание. В её руках так жарко и холодно, она так нежно сжимает его волю цепкими пальцами и сплетает паутину из тонких ниток слюны, заплетая Сакакибару в ловушку его наслаждения. С таким наслаждением она подчиняет его своему желанию, так упоительно ломает его мысли своими ласками, что ему не остаётся другого выбора. Он падает на кровать, мокрую от их любовного сока, и запавшие глаза не видят, с какой необузданной страстью на него смотрит Мисаки. — Взять его в рот? — с улыбкой предлагает она и так ловко обхватывает мокрую головку, что возразить не остаётся сил. Необузданная страсть кипит в её мыслях, когда Сакакибара давит стопами в кровать, пытаясь не растаять в её горячих прикосновениях. Мисаки медленно насаживается, ввергая Сакакибару в пучину влажного восторга, и Сакакибара полностью теряет связь с реальностью. В его мыслях не остаётся последовательности: все они растворяются на языке Мисаки и уходят в неё волнами тёплой смазки. Он дрожит в страхе перед новой волной, и Мэй принимает эту игру. Она держит спину ровно и высоко, её мраморное тело излучает гордую осанку. Обнажённые груди касаются дрожащих ног Сакакибары, а гладкий живот ощущает прикосновения его стоп — щекотные и приятные, но Мэй лишает себя этого удовольствия, разводит его ноги в стороны. Она решительно убирает мокрые пряди себе за плечи, хватается за основание члена и направляет страсть Сакакибары себе в рот, пока свободные пальцы, измазанные в лишней слюне, развратно массируют его ниже, в средоточии мужского достоинства. Скоро она выжмет оттуда всё, до последней капли. — А-ах! Н-нет, Мэй!.. Сакакибара взрывается восторженным криком. «Зря ты кричишь моё имя», — мысленно шепчет ему Мисаки. Подключает пальцы, скользит ими в такт языку — и получает в награду ещё один сдавленный стон. Да, она почти у цели. — С-стой! «И не подумаю». Мокрые губы чувствуют всплеск его смазки, и Мэй начинает двигаться быстрее. Беспощадно и прямолинейно, не останавливаясь для влажных поцелуев и наивных ласок. «Как же ей это подходит», — мелькает в голове Сакакибары за секунду до того, как жаркое прикосновение горячего языка Мисаки не заставляет его выплеснуть всё, каждую каплю страсти прямо ей в губы. Пальцы разминают скованную судорогой плоть — Сакакибара кричит в подушку от страстных прикосновений Мисаки, которые превращают его восторг в райское блаженство. Сакакибара не может успокоить лихорадочно мечущееся тело: оглушительный стон прорывается сквозь стиснутые зубы. Мисаки побеждает, и на губах её — ручьи его страсти. Идеальной паутинкой растекаются по мокрой простыне и остаются на языке терпким, солёным вкусом. Мэй поднимается, всесильно расправляет плечи и пленяет Сакакибару победным взглядом. — Видишь? — уверенный, нежный голос ласкает приятным теплом. — Говорила, больно не будет. — Мисаки... — По имени, — требует она, складывая руки на груди. В комнате повисает тишина. Мисаки, покрытая вязкими каплями, соскальзывает с мокрого парня, и скрип матраса становится последним аккордом для их первого утра на общей кровати. Пальцы находят оставленную повязку, Мэй запирает мёртвое зрение под колючей тканью и смотрит живым, пламенным взглядом на Сакакибару. — Коичи, — её голос обдаёт контрастным холодом, игнорируя уважительный суффикс. — Я хочу сделать это с тобой. Потом, у тебя дома. Её просьба звучит, как приказ. Руки требовательно скрещены, подбородок горделиво поднят, а взгляд отсекает любую попытку возразить. В такой позе она выглядит ещё сексуальнее. Коичи признаётся: он ни за что не сможет ей отказать. — Да... Когда-нибудь, — кивает он. — Теперь иди в ванну. Она протягивает ему руку, и Сакакибара усмехается. Он никогда не сможет это забыть.