«Исследования подтвердились».
«Вы заражены гепатитом В».
Второй мыслью после: «Не может этого быть» было: «Так мне и надо». Я действительно это заслужил. Ведь недаром говорят, что возмездие всегда находит свою цель. Вот она и нашла. И если говорить начистоту, я этому даже рад. — Да как ты мог так поступить?! — в истерике кричала мать, наматывая круги по комнате. Она была в глубоком шоке, в дичайшей ярости. Кидала в меня посуду, била кулаками, материла. А я стоял, хранил молчание. Пустым взглядом глядел на чёрную толстовку, висевшую на спинке стула. Она висела там четвёртый месяц. Одинокая. Холодная. За сто двадцать дней мне так и не хватило духу к ней притронуться. Я не имел на это права. Я лишился его в тот момент, когда прогнал Чонгука из квартиры. На тот момент мы были вместе ровно три года, четыре месяца и шестнадцать дней. Довольно долгий срок, учитывая мой характер.«Чимин, перестань трезвонить, ты же знаешь, я занят!»
«Почему ты не можешь хоть раз посмотреть тот фильм, который хочу я?»
«Хватит меня контролировать!»
Здоровые отношения — залог крепкой любви между двумя влюблёнными. Так написано на всех брошюрах, которые семейные психологи впаривают под видом скрытой пропаганды своих услуг. Но человеку, склонному отрицать действительное, навряд ли удастся открыть глаза.«Сомнение — оно как болото. Страх оказаться утянутым на дно намного сильнее желания выяснить причину, почему всё так происходит».
Мой излишний скептицизм всегда являлся для меня ужасным сущим наказанием, даже в те моменты, когда не было никаких предпосылок сомневаться в искренности его слов. Но я не умел жить по-другому. Помню, мы лежали на кровати. Крепко держали друг друга в объятиях. В тот вечер нашим отношениям стукнуло сто дней. Тогда мне казалось, что нет ничего прекрасней его рук на моей груди. Его тёплого дыхания. Ровного стука сердца. — Скажи, как долго ты будешь любить меня? — спросил Чонгук, крепче сжимая мою руку. Я прижал его к себе настолько близко, насколько хватило моих сил. И искренне ответил: — До тех пор, пока сердце в груди не перестанет биться. В тот момент я не врал. Но я даже и подумать не мог, что чем дольше буду находиться с ним рядом, тем сильнее стану ненавидеть всё его окружение.«Чимин, пойми, я только твой».
Каждый чёртов раз мне приходилось натягивать улыбку через силу.
«Я задержусь в университете. Не скучай».
Я чуть ли не рвал на себе волосы.
«Жаль, что ты отказался приехать, родители ждали с тобой встречи».
О, да неужели?
«Чимин, я люблю тебя».
Боже, как же я хотел, чтобы этого было достаточно.
... В нашу первую ссору шёл проливной дождь. Капли барабанили по покатым крышам магазинчиков. Брызги от автомобильных колёс пачкали мне джинсы. Я не взял с утра зонт, хоть и знал наверняка, что погода неизбежно изменится. Чёрная толстовка Чонгука промокла до нитки. С волос стекали капли дождя. Он дрожал от холода, как осиновый лист, но, вопреки моим крикам остановиться, быстрым шагом удалялся от меня всё дальше и дальше. Он злился. Но я не мог понять, почему. Ведь это именно он в очередной раз заставил мою веру в него поколебаться. — Ты слышишь меня? Не убегай. Да стой, мать твою! Чонгук! — Отвали! — бросил он, не поворачиваясь, и завернул за угол дома, прямо в переулок. Я громко выдохнул через нос и размашистым шагом, собирая под ногами все лужи на тротуаре, последовал за ним. Когда завернул в переулок, Чонгук уже был непозволительно от меня далеко. Я сорвался на бег. Догнать его получилось лишь около мусорных контейнеров. — Эй. Эй! — Я схватил его за капюшон и потянул на себя. Чонгук едва не упал, но мне удалось удержать его на ногах. Я развернул его лицом к себе и заглянул в глаза. В них отражалась не только обида, но и невероятная боль. На секунду я забыл о нашей ссоре. Всего на секунду. Мне так захотелось обнять его. Я потянулся, но он отпрянул от моих рук, как от поганой заразы, а затем грубо оттолкнул от себя. В первый миг я был шокирован таким поворотом, даже немного растерялся. Но вскоре ощутил невероятную злость. Во вне воспылало звериное нутро. Я сжал челюсти и сделал то же самое, с силой впечатав его в холодную кирпичную стену. Он зашипел, крепко ударившись затылком. Лицо его сковала судорога боли. С трудом открыв глаза, он посмотрел на меня из-под хмурых бровей и с упрёком в голосе тихо процедил: — Я смотрю, тебе недостаточно было того унижения, которое мне пришлось испытать на глазах у моего одногруппника и всего магазина. Теперь ты будешь причинять физическую боль, чтобы я не смел делать того, что тебе не нравится? — У меня не стояла цель тебя ударить. Ты сам меня вынуждаешь. — Ах, это я тебя вынуждаю? — Чонгук изумлённо вскинул брови, а затем язвительно ухмыльнулся: — Вот оно что. Чем, интересно, я тебя вынудил? Тем, что окликнул Тэяна? Или, может, что вообще подошёл поздороваться? А может, ты злишься, что я подсказал ему, какое вино лучше подойдёт к мясу? — Совсем не в этом дело, — произнёс я сквозь зубы. — А в чём тогда? — Ты и сам прекрасно знаешь. — Нет, не знаю! — Ещё как знаешь. Между нами повисло молчание, прерываемое лишь стуком наших сердец. Чонгук хлопал ресницами и смотрел на меня настолько невинными и чистыми глазами. Я не мог понять: он что, действительно не осознаёт причину моего недовольства? Неужели до такой степени глупый?! Волны бешенства захлестнули с новой силой. Меня всего колотило от гнева. Ком подступил к глотке. Ни с того ни с сего возникло нестерпимое желание кого-нибудь ударить. Или что-нибудь. Я развернулся, и первое, что бросилось в глаза, — это два мусорных контейнера. Определившись с целью, я пнул ногой один из них. Тот, само собой, упал, и весь мусор, что был внутри, вывалился наружу. Но мне этого оказалось возмутимо мало. Я пнул его снова. Потом ещё и ещё. Совершенно наплевал на правила морали. Как бешеный стал крушить всё вокруг себя, а остановился лишь тогда, когда на мусорном контейнере не осталось мест для удара. Дьявол! Почему этот парень поступает так со мной? Зачем пробуждает во мне такое нечто? Разве я хочу, чтобы он видел меня таким? Нет, не хочу! Тогда зачем вынуждать? Найдя в себе силы выдохнуть, я с тяжёлым сердцем и с тяжёлым взглядом снова повернулся к Чонгуку. Он не двигался. По-прежнему стоял около кирпичной стены, куда я его жестом рук приколотил. Смотрел то на беспорядок, что я устроил по его вине. То на меня. Я вынул из кармана вымокшую пачку сигарет, отыскал более-менее сухой фильтр и его же поджёг. Когда выдохнул сизый дым вверх, Чонгук подал голос: — Успокоился? — на удивление спокойно спросил он. Да. Мне определённо стало полегче. Раздражение уже не было настолько сильно, как несколько минут назад, когда лава внутри меня пробилась на поверхность. Но отвечать я не спешил. — Чимин, ты же знаешь, я люблю тебя. — Он осторожничал, это чувствовалось. — Прошу, скажи, что знаешь это. С моей стороны прозвучало лишь угрюмое: «Угу». — Тогда ответь, — продолжил он, — почему ты позволяешь всяким навязчивым мыслям управлять тобой? Я лишь твой, слышишь? Мне никто не нужен. Почему ты не в состоянии это понять? Его слова не смогли меня протрезвить. Я уже не способен был здраво мыслить. — Я видел, как ты улыбался ему, — тихо выпалил я, с горькой обидой взглянув ему в глаза. — Видел, как заигрывал. Слышал, как изменился твой голос, когда вы начали ворковать прямо у меня перед носом. — Что?.. Я не... — Даже не думай отрицать. — Но я буду! Буду отрицать! — решительно твёрдо прокричал Чонгук. Не выдержав вранья, я фыркнул и отвернулся, проклиная этот дождь и эту чёртову намокшую сигарету, которую в итоге вышвырнул, не докурив. А ещё проклинал магазин, в который мне приспичило зайти за виски. — Не смей отворачиваться, когда я с тобой говорю! — прокричал Чонгук. — Имей совесть смотреть людям в глаза, когда тебе стыдно! — Но мне совершенно не за что стыдиться, — заявил я и обернулся. — Это ведь не я вилял жопой перед одногруппником в присутствии парня. Чонгук закатил глаза и громко простонал. Но это был не тот стон, который я привык слышать. — Всё, с меня хватит. Не собираюсь больше слушать в свой адрес этот бред! — высказался он, отпрянув от стены. — Я поживу в общаге. Надумаешь извиниться — приходи. Но а сейчас даже не смей идти за мной следом, иначе нам обоим будет только хуже. — У меня и в мыслях не было за тобой идти. Ты слишком самоуверен. — Вот и прекрасно, — съязвил Чонгук. — Прекрасно! — огрызнулся я в ответ. Он посмотрел на меня с осуждением. И ушёл, не обернувшись. А я так и остался стоять в переулке. Мокрый. Одинокий. Совершенно не понимающий, что мне делать.«Выглядите хуже».
В тысячный раз я слышал эти слова из уст врачей.
«Вы вообще лечитесь?»
Думаю, и так понятно, что нет.
— Возьмись за ум! — второй год твердила мне мать в трубку. Но я стоял на своём. Её слёзы никак не могли повлиять на моё решение. Никакие убеждения врачей о том, что моя жизнь ценна, не давали мне сил, а главное, желания начать лечение. Я убивал себя медленно. Год за годом. День за днём. Час за часом. В моём холодильнике, кроме минералки и бутылки пива, не было больше ничего. Стопка разносортных пузырьков с цветными крышечками беспорядочно украшали комод в комнате. А толстовка. Толстовка Чонгука так и висела на стуле.«Уже семьсот тридцать дней подряд».
Я с ужасной тоской в груди смотрел на неё, бредя поутру в туалет. Кидал взгляды, сидя с бутылкой пива перед телевизором. Засыпая, она впивалась своей тенью мне в память. Сотни раз руки тянулись. Сотни раз я их одёргивал. Нас разделяли пару метров. Но именно сладкий аромат его парфюма не давал мне окончательно забыться. О, как бы я хотел вернуть всё назад. Повернуть время вспять, чтобы не говорить тех слов, которые сказал в порыве злости. Я корил себя за них каждую секунду своей бренной жизни. В особенности за то, что сотворил после. Я пришёл к Чонгуку в общежитие ровно через две недели после нашей ссоры в переулке. До меня, безусловно, доходило, что нужно прийти раньше, намного раньше тех дней, что я потратил впустую на ожидание. Просто мне казалось, что Чонгук сам соизволит прийти. Но он не приходил. Телефон молчал. Молчал наш чат в мессенджере. Молчала трубка домофона. Я искусал все губы в кровь. Места не мог найти. Где он? С кем он? Эти вопросы изводили хуже затянувшейся простуды. Я страдал. Чертовски сильно. Рядом с ним мне было безмерно хорошо, но порознь меня терзало бремя одиночества. Я не мог существовать без Чонгука. Не мог элементарно жить. Дом, учёба, сон — всё превратилось в бессмысленную игру одного актёра. Мой спектакль провалился. Ну а я? Я был просто придурком. Таким я и остался по сей день.«У вас третья стадия цирроза печени».
«Не противьтесь, начните лечение».
Боже, каким я был глупцом. Отчего, найдя в жизни самую главную ценность, мы так бездумно ей распоряжаемся? Надеемся, что она никуда не денется. Что всегда будет с нами. Всё это такая чушь. Я убедился на собственном опыте, что человечество никогда не научится думать. Никогда не научится вовремя, без ошибок расставлять приоритеты. В этом наша главная уязвимость. Наши ссоры с Чонгуком продолжались сотни и сотни раз. Причина оставалась неизменной. Моя ревность губила эти отношения. И какой бы пылкой ни была между нами страсть, желание придушить его увеличивалось в геометрической прогрессии каждый раз, когда он бросал мимолётные взгляды в сторону потенциальной для меня угрозы. — Мне надоело каждый раз доказывать тебе свою верность! — Громкие крики Чонгука пронзали тишину комнаты. — Сколько ещё я буду повторять, что не спал с тем парнем? Услышь же, Чимин, он просто подвёз меня до дома! Я фальшиво улыбнулся, уставившись на круглые ножки кровати. И недоверчиво покачал головой, прекрасно осознавая, что мне вешают лапшу на уши. — А я и не знал, что ты такой эгоист. — Я поднял голову и встретился с ним взглядом. — Думаешь, мне́ не надоело ловить тебя каждый раз за изменой? Твои глупые отговорки тоже, знаешь ли, сидят у меня поперёк горла! Чонгук усмехнулся и подпёр бока руками. В мягком свете торшера его лицо выглядело безумно уставшим. — Ты просто невозможен, — тихо выдохнул он и следом добавил: — Хорошо, раз моя правда для тебя — это «глупые отговорки», может, ты решение знаешь, как нам поступить, чтобы ты вновь остался доволен? Я демонстративно стал чесать подбородок. — Пожалуй, мне не остаётся ничего, кроме как выбрать идентичный тебе поступок. — Я сложил на груди руки и гордо задрал голову. — Я тоже пойду налево. Возьму и пересплю, скажем, с... да хоть с соседом снизу. Как тебе такое? Чонгук изменился в лице. — Ты не посмеешь... — едва слышно прошептал он, со страхом глядя мне в глаза. — О, ещё как посмею. — Кончик моей губы нахально дёрнулся вверх. Мне пришёлся по вкусу его испуг. Интересно, что же он на это скажет? — Имей ввиду Чимин, я возненавижу тебя, если ты это сделаешь... Его угроза показалась мне нелепой и такой смешной. Подойдя к кровати, я выдвинул верхний ящичек и показательно вынул из него небольшой тюбик смазки. Помахав ею в воздухе, нагло произнёс Чонгуку в глаза: — Я забираю эту вещичку, всё равно она тебе сегодня не понадобится. — Уже на выходе из комнаты я обернулся через плечо и добавил: — А начинать ненавидеть меня можешь хоть сейчас. Мне наплевать. — И на этой ноте демонстративно покинул квартиру.«Тупость порождает проблемы. А упёртость и излишняя самоуверенность удваивают их».
Ещё никогда до этого момента мне не приходили в голову мысли, над которыми я смог бы поразмышлять немного дольше привычных пяти секунд.«Цирроз перерос в рак печени».
Жизнь становится намного ценнее, когда понимаешь, что собственное существование вот-вот окажется у подножья пропасти. Всё становится настолько прозаично, когда, сделав единственный шаг вперёд, осознаёшь: пути назад нет. Поступки прошлого не изменить. Их не удастся переписать, зачеркнув ненужную строку в блокноте. Из прошлого выносят лишь уроки. И насколько бы глупыми, безрассудными или отчаянными не были наши поступки, всё это — часть жизни. Ведь жизнь не стоит на месте. Она всё время движется вперёд, как река стремится попасть в устье. Или же, как я стремлюсь к неотвратимой неизбежности. Моей извечной проблемой было и остаётся то, что, какая бы мысль не посетила мою бестолковую голову, я безоговорочно, а самое главное, необдуманно следую ей. В ту ночь я не имел удовольствия спать в своей постели, как это делают любящие друг друга люди. Я возжелал удовольствие поиметь соседа снизу. Собственно, этот мимолётный секс, на который я пошёл ради мести и который ровным счётом ничего для меня не значил, взял с меня слишком дорогую плату.«Вы практиковали беспорядочные половые связи?»
Я слишком поздно понял, что допустил ошибку. Слишком поспешил, когда лёг с другим в постель. Слишком быстро поддался на провокацию дурного мозга, не удосуживаясь проверить правдивость сказанных Чонгуком слов. Боже, как много этих «слишком». — Не подходи ко мне... — громко отчеканил Чонгук, едва успев проглотить слёзы. Он чувствовал, что я совершил то преступление. Видел всё во взгляде. Его опухшее от слёз лицо причиняло мне боль, несоизмеримую с той, которую я всё время испытывал, убеждая себя в его изменах. Та боль была фальшива. Вот эта — настоящая. Я не имел права просить прощения. Но я молил о нём, валяясь у него в ногах. — Уйди от меня, больной ублюдок! — сорвалось с его губ. — Прошу, уйди, иначе я убью тебя, — кричал навзрыд Чонгук. Из моих глаз градом лились слёзы. — Прости... Умоляю, прости меня, Чонгук. Знаю, я совершил глупость. Ужасную глупость! Но я люблю... — Любишь?! — Он оборвал меня, а следом рассмеялся, как безумец. — Ты не знаешь, что значит любить, Чимин. Даже понятия не имеешь. — Но я люблю тебя! — Убери свои грязные руки! — Он резко изменился в лице и всхлипывая, вырвал свою футболку из моих пальцев. — Убери! И больше никогда не смей ко мне прикасаться! Ты просто жалок. Твой поступок не стоит моих слёз и тех страданий, что я вынес, пока ты трахался все эти два часа с другим. Да как ты смеешь приходить сюда и молить меня тебя простить? Ты понимаешь, что вообще сделал? Ты уничтожил эти отношения! Ты уничтожил меня, мои чувства, мою любовь и всё, что я дал тебе за эти годы. Ты вытер ноги о мои старания. Ни разу в мыслях я не допускал другого имени. Ты для меня был всем: моим домом, моим воздухом, моей жизнью. Но ты наплевал на всё. Чимин, ты просто конченый. Не смей подходить ко мне, трогать меня, смотреть, мечтать, а особенно любить. Потому что ты не знаешь, что на самом деле значит это слово. Ты никогда меня не любил, да и навряд ли себя-то любишь. Прошу, уйди из моей жизни и больше никогда в ней не появляйся! — Молю, Чонгук, не совершай ошибку... Я снова пополз к его ногам. И снова потерпел поражение. — Ты моя ошибка. Я совершил её давно, когда посмел в тебя влюбиться. В тебя, в такого бездушного, эгоистичного, неуверенного в себе придурка с манией величия. Я никогда не был нужен тебе по-настоящему. Но а сейчас — ты не нужен мне. На ватных ногах он бегал по квартире, собирая в рюкзак вещи. Я лежал разбитый на полу, наблюдая за ним, не в силах поверить, что наш конец настал. Что собственными руками я сломал то, что даже не успел за годы вместе возвести. Сердце выпрыгивало из груди. Слова отказывались связываться в предложения. Я лишь бессвязно мычал, цепляясь за него руками, сто раз жалея, что изменил. О, как бы я хотел вернуться назад. Вернуться, чтобы не совершать ошибок. Вернуться, чтобы загладить вину. Вернуться, чтобы простить себя и с чистым сердцем начать любить.«Теперь ты для меня никто».
Я виноват. Я всё разрушил...«Диагноз подтвердился».
И для чего я переспал с ним?..
«Вы заражены гепатитом В».
Он заразил меня...
«Третья стадия цирроза печени».
Знай, я по-прежнему люблю тебя...
«Последняя стадия рака».
Всё это я несомненно заслужил.