Когда придёт мой смертный час

Ледяная вода брызнула в лицо, и Максим вздрогнул, хоть и расплылся в немного безумной улыбке, хотя, пожалуй, не безумнее всего того, что происходит в Топях. Позади него на влажной проржавевшей лавочке курила Эля, привычно пустым взглядом уставившись куда-то в домики. Соня зашивала дыру в какой-то грязной рубашке и, блаженно улыбаясь, что-то тихо напевала себе под нос. Но не они вызывали Максову усмешку. Вокруг них бегал, как бешеная псина, Денис, постоянно хватаясь зубами за сигарету, и тряс головой, явно пытаясь выкинуть из неё какую-то мысль. Сейчас он был, пожалуй единственным, кто отчаянно хотел вернуться в Москву, зачем, а хуй его, Дениску знает. Даже Максим как-то смирился с происходящим и глядел на всех и на всё в топях с какой-то снисходительной усмешкой. Только Дэнчик выбивался из общего спокойствия: целые дни проводил в какой-то нескончаемой полу-истерике, под вечер, закинувшись Катиным обезболом (кстати, где Катя всем было как-то давно уже похуй) с тупой улыбкой курил, лёжа на лавочке, не замечая никого вокруг, а ночью мог опять куда-то сорваться, то на кладбище, то в монастырь. Макс не задавал вопросов. Он давно не пытался понять Титова ради прессы, он хотел всё узнать для себя. Но Дениска был книгой. Абсолютно пустой книгой, заляпанной кровью, которая постоянно выливается у него из носа. Книгой, которую, чтобы прочитать, нужно подержать над лампой, если тебе не лень этой хуйнёй заниматься. Максу было не лень. Максиму вообще было не всё равно. Почему и сам не понимал. «Приворот» смеялся Макс, а сам озадаченно смотрел через окно как Денис, матерясь на всю деревню полоскал волосы в ледяной воде. Удобств вообще тут мало было. Зато баня хорошая, макс сколько не пытался гения айти затащить туда, да поговорить по душам, но тот отказывался под предлогом «бля, голова заболит, чувак, отъебись» и уходил с сигаретой в зубах, типо от курения не заболит, думал Макс и вздыхал тяжело. Изменилось всё недели через полторы. Никто изменений в поведении Дениса не заметил, хотя и не в поведении дело было. Глаза. Они всегда были живыми, Макс даже удивлялся, они бывали безумные, выпученные, бывали насмехающиеся и язвительные, бывали яростные с привкусом грусти. Теперь они опустели. Макс впервые заметил это, когда они с Денисом пошли к колодцу за водой. Шли молча, один курил, второй пиздел без остановки. Пока Макс поднимал ведро с водой из колодца, окинул Дениса взглядом и замер. Тот тупо смотрел перед собой, сигарета упала на траву. — Дэн, ты чё? Ответа не последовало. Денис окинул Макса нечитаемым взглядом и подошёл вплотную. Уронил голову на плечо и вздохнул. У Максима задрожали руки, он почувствовал, словно пустота внутри Дениса разрастается и вот-вот утащит за собой и его самого. — Сходишь в монастырь со мной? Макс еле заметно кивнул, руки уже болели от того, что он всё ещё держал блядское ведро на верёвке, которую уже хотел выпустить из рук, но Денис так же резко отпрянул и ушёл в неизвестном направлении. В отсутствии тепла чужого тела, стало как-то не по себе. Ночью Максим пришёл в назначенное место. Ноги сами потянули на своеобразную «кухню», где он нашёл Дениса. В шубе. Леопардовой. — Где же ты взял эту шубу, Дениска? — Макса не волновал ответ, просто хотел посмотреть, как Денис рассеянно посмотрит на себя в зеркало и привычным движением руки поправит отросшие волосы. — У меня рак, — прошептал Денис. — Ч-что? — голос сел, а сердце забилось быстрее. — Ты слышал, — Денис подошёл к окну и посмотрел вдаль, — неоперабелен. Даже немцы руками разводят, я звонил. — Поэтому сюда поехал? — Максим хотел выглядеть спокойным, но губа задрожала, а глаза предательски увлажнились. Денис опустил взгляд. Макс буквально видел, как сердце Дениса разбивалось на миллиарды осколков, из них нового Титова собрать уже нельзя будет. — Я рядом буду, — то ли себе, то ли Денису пообещал, не понятно. — Когда придёт мой смертный час? — улыбнулся Титов.