***
– Господа, эта проблема не уйдет так просто! Голос Петра Столыпина растворился где-то под потолком большого зала. Собрание Священной дружины было срочным и экстренным, нервы сдавали. Кто-то продолжал убивать людей в округе, оставляя бескровные тела. Еще никогда мир вампиров не был так близок к грани разоблачения. Эти убийства были показными, кто-то отчаянно пытался устроить бунт за спинами правящей верхушки. Оставался вопрос в том, как это сделать. – Господин Коковцев, можно узнать, как Вы собираетесь подключить к этому делу полицию, но оставить все вопросы позади? Люди будут задавать вопросы. – Не будут, господин Самойлов, у нас есть все ресурсы для этого. Если Вы не знаете, как это сделать, это не значит, что это невозможно! – Господа! – Столыпин встал, и в комнате повисла тишина. – Люди уже задают вопросы. А нашему народу очень свойственно верить во всякие небылицы. Дмитрий Фёдорович, я хочу, чтобы Вы взяли это дело полностью в свои руки. Я попрошу также Вас господа, чтобы об этом не судачили на каждом углу, а последующие жертвы не были оглашены. Чем меньше огласки, тем злее наш провокатор. После этого мужчины стали расходиться. Столыпин поспешил на бал к Строгановым, чтобы наконец увидеть Наталью. Они пересеклись в холле с Дашковым. – А Вы, что же, не собираетесь к Строгановым? – У меня оказалось слишком много дел. К сожалению, не смогу приехать, – Дмитрий улыбнулся своей фирменной улыбкой кота, а потом в секунду стал серьезным и ушел к экипажу. В своей профессии он невероятно любил расследования. Ему был дан такой нюх, что можно было найти иголку в стоге сена. От этого кровь закипала и бурлила где-то внутри так сильно, что волосы на затылке шевелились. Осталось найти этого психа, который оставляет тела на дорогах, и жизнь снова станет привычно однообразной. Самое то для размеренного существования. Самой сутью проблемы существования Дашкова было время. Пока одни радовались, что каждый раз жизнь устаканивается, его сломанная в нескольких местах психика требовала крови и зрелищ. Комичным и абсурдным был как раз тот факт, что Маргарита Дашкова была известна в высшем свете как пацифист с идеями кристального гуманизма. Она не раз пресекала дуэли пьяных господ, в то время как супруг наслаждался этими петушиными боями. Его боялись, и это безумно льстило. А еще невероятно злила собственная супруга своей детской наивностью, хотя на самом деле идеи и цели у них были настолько схожи, что можно было рехнуться, если узнать. Быстро зашагав в сторону красивого особняка, Дмитрий Фёдорович рассматривал все вокруг и принюхивался. Не смотря на распространенный слух, что своим белым глазом он не видит, зрение его не подводило ни капли. В нос забивался запах перегноя, листвы, а возле двери даже тушеной рыбы. Но дом был пуст, очевидно. Постучав в стеклянную дверь, Дашков нахмурился. Ему открыла служанка в белом фартуке. Она смотрела на него большими карими глазами и не знала, что делать, это было видно. – Могу я увидеть Михаила Алексеевича? – Вкрадчиво спросил мужчина с притворной улыбкой. – Простите, но господ нет. Они уехали на праздник к Строгановым. – Понятно, – протянул Дашков, заглядывая цепким взглядом внутрь дома, а потом рассматривая женщину перед ним. – Что ж… Доброго вечера. – Он развернулся и сделал пару шагов, но тут его сшиб запах. Безошибочно. – Кстати да. Можете сказать Михаилу Алексеевичу, что я приезжал. Мужчина уверенно направился в сторону своей кареты, но как только дверь закрылась, он развернулся и направился вдоль дома. Там, если пройти по тропинке в глубь усадьбы, был виден старый сарай, который использовался чисто в технических целях. Подойдя к деревянным доскам, мужчина с секунду помедлил, а потом дернул дверь на себя так, что старый замок с цепью разлетелись. Внутри было на удивление сыро, пахло плесенью и кровью. Повсюду лежало сено и разбросанные в невероятном беспорядке инструменты. Дашков ступал бесшумно и аккуратно, заботясь не только о скрытности, но и о своих дорогих туфлях. В углу под большим количеством сена лежал труп полностью обескровленный. Он будто был брошен здесь случайно, будто места больше не нашлось. Так небрежно и неосмотрительно. Очень странно. Как будто он мешал и был совершенно не вовремя. Граф ещё раз огляделся, а затем спешно покинул сарай, прикрыв за собой дверь. Он в мгновенье оказался у кареты и уехал.***
Домой Дмитрий Фёдорович вернулся в первом часу. Он снял свою шляпу и пальто, отдал прислуге. Медленно прошагал по коридору и очутился в проходе к залу. – Дорогая, Вы все читаете. – Произнес он, улыбаясь слегка и достаточно искренне. – А Вы снова на работе до самой ночи. Что-то в этом мире не меняется, – ответила Маргарита. Она была одета в легкий пеньюар и халат, находилась полулежа на диване, подперев голову, попивала кровь из винного бокала и читала труды какого-то французского поэта. Ей очень шел отблеск огня на бледной коже. – Интересная книга? – Спросил Дмитрий, ослабляя галстук в проходке и отпивая кровь из бокала супруги. Марго выразительно посмотрела на него, а потом бросила книгу к буфету. – Самая ужасная сопливая драма, которую я когда-либо встречала. Дашков ухмыльнулся, присел рядом и уставился куда-то в темноту, не моргая и не двигаясь. Все в доме замерло. Ветер завыл в окно, а вот еще где-то наверху скрипнула половица. А потом только треск огня. – Я так понимаю, что-то снова случилось, да? – Спросила девушка, кладя руку на чужое колено. – Как и всегда. – Дашков покрутил кровь в бокале как вино и снова отпил. – Как прошел бал? – Строганов объявил, что он теперь занимает должность в министерстве. У Элизабет будет ребёнок, Наташа весь вечер танцевала с Мельшиным-младшим. Я думала, что все будет хорошо, но этот болван напился и заснул в саду. – Наталья должна радоваться, что у неё такая прекрасная крёстная-сваха. – Ой, знаешь! – Возмутилась девушка. Ее кудри наконец рассыпались по плечам, а не были заплетены в высокую прическу. От этого она казалась такой хрупкой и домашней. Дашков невольно залюбовался. – А у нас Юстицкий теперь исключен из Священной дружины. Если говорить точнее, понижен до самого дна. – Что? – Экспрессивно спросила девушка, и заставила мужчину развернуться в ней. Она нахмурилась, отвела взгляд, а потом снова напряженно посмотрела в гетерохромные глаза. – Я видела Юстицких сегодня. Анна вообще не выглядела расстроенной. А её супруг… В целом тоже. Он просто был немного нервным до пары бокалов виски, а потом веселый. Разве он не из тех людей, кто волнуется о каждом вздохе? – Я разберусь с этим. Не переживай. – Не переживаю. Маргарита улыбается, придвигается так близко, что между ними совсем мало места. Она смотрит в эти холодные глаза и видит там пожар, не видимый другими. Красиво, элегантно, уютно. Его руки касаются тонкой талии, а затем одним движение граф кладет её стан на колени и целует. Нежно и медленно. Мягкие губы, увлажненные персиковым бальзамом, почти невесомо касаются чужих. Мужчина чуть сильнее сжимает её, комкая ткань лёгкого атласного халата. Всё в Маргарите его пьянит и дурманит. Её запах в танце легких духов душит в чувствах, заставляет повиноваться, сидеть на цепи. Он чувствует себя обычным псом, которому позволили полежать на господских коленях. Сантименты, нежности – какой вздор. Если бы еще сорок лет назад ему сказали, что он будет так вести себя, он бы вытянул этому человеку позвоночник и завязал в узел. Тонкие руки очень нежно сжимали загривок, проводили по крепким плечам и колючему подбородку. Ей нравилось чувствовать себя беззащитной, слабой, почти беспомощной. Хотелось упиваться чужими стеклянными взглядами, приказами, чувствовать, как запястья сжимает мертвая хватка чужих сильных рук. Хотелось задохнуться, но воздух в целом не был удовольствием, стоящим бессмертной жизни. Ощущать незримое тепло, влечение, чувствовать, как губы целуют живот и шею, осознавать, что это все скрытое, только для неё, только ради неё. Покорность и терпение – главный компромисс в вечных отношениях. Терпеть до дрожи в руках, в коленях, пока на языке вертятся колкие оскорбления или стоны. Когда кулаки сжимают край юбки или простыни, когда глаза закатываются от злости или подкатываются от удовольствия, когда чужие глаза смотрят холодно и обжигающе страстно. Их спектакль, пьеса, вечная и безграничная. С криками, недовольством, и самым манящим удовольствием. С дежурными улыбками на балу для всех, кто косо смотрит, потому что граф – убийца. Все знают, как будто есть доказательства. Но они ведь правы. Смотрят на нее такую веселую, но хрупкую, “запуганную” до смерти. И они правы. Вот только убивать без причины – не интересно, а защищать – прямая обязанность. И вот они для всех – несчастный брак по расчету, а для себя – спасение от зеркального образа. Гореть как в огне, лежа на полу, царапая ноготками паркет для танцев, а в гетерохромных глаза видеть языки пламени. Чувствовать свою собственную значимость, держать, придушивать, срывать стоны – главный приз. Задыхаться от чувств, кусаться по-настоящему, до крови, ощущая сладкие прикосновения к чувствительной коже. Мурашки по спине, рукам, животу. Долгий отчаянный поцелуй, полный доверия. – Я в четверг еду к Кате. – Произнесла Дашкова, прикрывая изгибы чужим пиджаком. В камине все еще потрескивали поленья, а за окном, кажется, начался дождь. – Госпожа Строганова тебя не отпускает. Какой вздор. Видит тебя чаще, чем я. – Граф ухмыляется. – Её муж на двадцать лет старше. А ведь они не вампиры. Конечно же она захочет проводить время со мной прекрасной, а не с ним. Дашков резко дернул свой пиджак, обнажив тело с огромным количеством быстро заживающих укусов. Любовался. Он собрал свои вещи с пола, а потом, прихватив вещи супруги, направился к лестнице. – Что за вздор, Дмитрий Фёдорович? – Возмущенно произнесла девушка, растерянно оглядывая комнату на предмет хоть какой-то одежды. – Я хочу, чтобы ты так дошла до спальни. – Бросил он и последовал наверх.***
Как и было обговорено, Маргарита Александровна приехала к Строгановым к трём часам дня в четверг. День был прохладный и немного хмурый, отчего где-то глубоко внутри зародилось предчувствие. Графиня поправила свою причудливую шляпку и направилась к дому. Сад все еще источал свежесть, а дом приковывал оценивающий взгляд. Красиво тут до безобразия. Катенька встретила подругу с распростертыми объятиями. Ей так не терпелось посплетничать, поиграть в игры, а еще лучше – погадать. Она была, пожалуй, самой светлой девушкой из нынешней знати. Легкая и влюбленная, совершенно фантастическая. Она обожала клубнику и рисование, играть на скрипке и слушать пение птиц в саду, любила делать комплименты. За все это Марго ее любила. Их дружба длилась год, но они постоянно кочевали из дома в дом. И если со своей бессмертной подругой Викторией они плели паутину и дурашничали, то с Катенькой хотелось слушать музыку и плести фенечки. – Боже, не могу выносить одиночество. Особенно, когда мой муж на работе. Дом просто становится гробом. – Эмоционально произнесла девушка, разглаживая юбку. – Перестань так говорить. У тебя чудный дом. Просто иногда тебе нужна более шумная компания. – Хитро добавила Дашкова. Лицо Кати преобразилось. – Да! Я тоже очень хочу! Топот маленьких ножек – это так чудесно и прекрасно! – Вообще-то я имела в виду собаку, – ответила графиня, отпивая чай. Дальше обсуждение было прервано. Лакей громко объявил о визите Анны Сергеевны Юстицкой. Девушки переглянулись. И тут же в комнату ураганом пронеслась эта женщина. Ей было на вид лет тридцать. Комплекция у нее была довольно пышная, но корсет стягивал талию так, что она казалась игрушечной. Волосы её горели огнём, из-за чего в толпе Анну Сергеевну всегда было легко найти. Она передвигалась бесшумно и очень грациозно, но чувствовалась в ней твердость и властность. Признаться честно, Марго очень редко видела ее, еще реже заводила разговоры. Эта женщина ей почему-то не нравилась. – Катерина, это такой траур, – и Юстицкая залилась слезами, кидаясь на шею к графине, ничего не объяснив. Та ласково поглаживала ее руками, мягко призывая объясниться. Маргарита стояла же поодаль и наблюдала. – Представляешь, они… это просто кошмар! Я пожертвовала на благотворительность деньги, украшения, дорогую утварь. А они не смогли все это защитить! – Рот Юстицкой скривился в неестественном выражении. – Боже, Анна Сергеевна, да что ж случилось? – Не вытерпела Марго. – Знаешь, моя дорогая, после того, как мой муж был понижен в звании, мы конечно расстроились, но подумали, что это знак. Давно в голове крутилась мысль и том, что наша жизнь идет по наклонной, и нужно жить правильно. Я решила отдать все свои дорогие украшения, подарки, картины в позолоченных рамах, все это ни к чему! – Женщина вдохнула побольше воздуха, а потом взяла Дашкову за запястье крепкой хваткой. – Я отправила все это на каретах и с хорошей охраной. Но они не смогли защититься от бандитов. Что за глупость?! – Анна Сергеевна, ну право. Не волнуйтесь так. В жизни так бывает. Уж не вернешь, не переиграешь, – мягко сказала ей Екатерина, кладя руку на плечо. – А хотите с нами посидеть? Маргарита не знала, что вообще можно делать в такой ситуации. Она просто молча наблюдала. Ей ужасно не хотелось говорить с Юстицкой, но никто не отменял лесть и фарс. Кажется, придется строить из себя доброжелательность, снова. В глазах Анны Сергеевны отразилась какая-то странная эмоция, но взгляд тут же потух. Она медленно убрала свои руки и сделала пару шагов назад. Вся её поза была наполнена неловкостью и дискомфортом. Дашкова напряглась. – Я бы хотела… Вы не могли бы поехать ко мне домой? – Жалобно спросила Юстицкая. – Я понимаю, что я здесь совсем не к месту, но мне так страшно возвращаться туда в полупустой дом в одиночестве. – Конечно! Что за вопросы! Я пойду захвачу шляпку и перчатки и спущусь. – Прощебетала графиня Строганова. Они остались одни. Маргарита не смотрела на Анну. Она следила, как легкий тюль колышется от ветра. Было лишь слышно чужое дыхание и движения наверху. Повисла неловкая пауза. Как будто Анна хотела что-то сказать, но не решалась. – Я пойду в дамскую комнату. Не скучайте. Дашкова почти бежала. Она зашелестела своей юбкой, поднимаясь наверх. Её грудь с колье вздымалась от частого дыхания. Графиня завернула за угол, и когда ее служанка Эля подошла ближе, дернула её на себя, оказываясь до невозможного близко. – Как только мы уедем, спеши к Дмитрию Фёдоровичу. Скажи, что я у Юстицкой. – Прошептала девушка.***
– Я беру почти всех. Не знаю, сколько их, но я уверен, что там полно обращенных. – Строго произнес Дашков, заряжая пистолет специальными пулями. – С чего у нас вообще такие предположения на графа Юстицкого? Он выглядит как человек вполне безобидный, – сказал заместитель отдела расследований, поправляя шляпу и одежду. – Не задавайте мне глупых вопросов. Выглядеть, не значит быть. – Господин Дашков! – В комнату забежал полноватый высокий мужчина. Он не мог отдышаться от быстрого подъема по лестнице, из-за чего наклонился и оперся руками о стул. – Там женщина к вам, – надрывно произнес он. В комнату легко впорхнула белокурая девушка, со слегка вытянутым лицом и огромными глазами. Она замерла на мгновенье, а затем произнесла: “Госпожа уехала к Юстицким полчаса назад”. Время закружилось в водовороте. Дмитрий не помнил себя от злости и волнения. Он как в замедленной съемке отдельных кадров помнил, что крикнул “на выход”. Затем громко стукнул дверцей кареты. У него подрагивали руки, и внутри все так забурлило, растеклось черной отравой по венам. Они буквально вылетели из экипажа. Под его ногами могла бы разверзнуться земля, но это бы не остановило. Лакированные туфли выстукивали по мощеной дорожке. Выстрел. Взгляд брошен мимолетом, кто-то из своих застрелили обращенного. Они явно пришли не просто так. Плотно сжатая челюсть. Стук в дверь. Они зашли внутрь. Дом замер. – Господи, какая встреча. Рад Вас видеть, Дмитрий Фёдорович! Право не ожидал. Хозяин дома стоял в коридоре, разведя руки в дружелюбном жесте. На его лице играла легкая и совершенно мягкая улыбка, которой Дашков не верил. Его собеседник был явно обезоружен, мил, правда не понимал, что тут происходит. Хотя, конечно же, нет. – Мне сказали, что моя супруга у Вас. Соскучился. – Дашков улыбнулся. – Что Вы! – Искренне всплеснул руками мужчина. – Откуда же ей у нас быть?! В мгновение Дмитрий оказался непозволительно близко к Юстицкому, из-за чего последнему пришлось сделать неловкий шаг назад. Лицо графа в миг стало холодным, глаза опасно блеснули, хозяин сглотнул. – Вы держите меня за дурака? У меня прекрасный нюх, и Вы думаете, что я не учую запах духов собственной жены? В этот момент на верху лестницы случилось какое-то движение, звук, стон. Не было видно. И дальше глухой стук. Она упала, ударилась, прокатилась по лестнице, безвольной марионеткой замерла в неестественной позе внизу. Екатерина. В одну секунду раздался выстрел, и Дашкова кто-то больно ударил между ребер. Он схватил этого человека за порванную рубаху и толкнул к камину. Завязалась настоящая драка. Какие-то незнакомые люди, явно обращенные недавно в вампиров, остервенело кинулись на блюстителей порядка. Часть из этой нечисти была перестрелена сразу же. Другие были более ловкими. Некогда было рассматривать обстановку, потому что Дмитрия кто-то кусал так, что мог бы откусить часть шеи. В сторону полетела туша, сбивая собой дорогую вазу. Вверху послышался громкий звук. Как в замедленной съемке Дашков следит за тем, как один из его людей отшвыривает пытающегося сбежать Юстицкого, а потом сам выхватывает пистолет и простреливает голову одному новообращенному. Тот с неистовым воплем кричит от серебра в голове и падает навзничь. Дмитрия снова кто-то хватает, но он скидывает этого человека с лестницы и мчится наверх. Запах крови и серебра забивается в нос. Первая комната. Пусто. Вторая. Громкий вопль. Дашков выбивает запертую изнутри дверь и видит, как его Маргарита, забившись в угол, не отрываясь, смотрит на судороги в чужом теле. Глаза Анны стекленеют. В ее груди серебряный кинжал. Дмитрий подбегает к девушке, замечает на ее шее довольно глубокий порез от серебряного оружия. – Марго! Марго! – Трясет её за плечи. – Посмотри на меня! – Она… Она хотела меня убить, представляешь. – Голос девушки тихий, слегка дрожит. Она неверяще переводит шокированный взгляд на супруга, и Дашков видит там застывший ужас и слёзы. – Вставай. Уходим отсюда. – Мужчина тянет девушку за локоть, и они выходят из комнаты. С каждым шагом к горлу подкатывает тошнота. Для вампира видеть кровь привычно, как пить чай по утрам, но видеть настоящую кровавую бойню с оторванными головами и кишками – удовольствие сомнительное и ужасающее, особенно, когда пару минут назад тебя пытались зарезать в чужом доме. Они почти со всеми расправились. Пол багровеет от липкой жидкости. Мерзость, грязь. Она видит тело подруги. – Катенька? Катя?! – Истошно кричит Марго, пытаясь кинуться к ней, но мужчина её крепко держит и буквально выволакивает из дома. – Катя! Что с ней?! Катя! Оставь меня! Катя! – Она мертва, Маргарита. – Дашков заталкивает ее в карету. – К Столыпину её везите.***
Очнулась Маргарита в тот момент, когда Наташа положила ей на плечи плед. Она проморгалась и оглянулась. Комната с белой мебелью, пушистым ковром, позолоченными ручками и будуаром. Пахнет ванилью и пудрой. Где-то вдалеке веселые звонкие голоса младших дочерей Столыпина. Эля в углу комнаты следит исподлобья и очень напряженно. Дашкова смотрит на свои руки. Мизинец правой руки окровавлен, несколько засохших пятен на левой руке. Графиня прикасается к ним языком и понимает, что это кровь Анны. По вкусу уж явно не человеческая. Смотрит снова, долго. Красивые длинные пальцы с кольцами, бледная кожа с разводами крови. Легкая дрожь. – Тётя, как Вы? – Тихо спрашивает Наташа, подсаживаясь к девушке рядом. – Екатерина мертва. Как я могу быть? Они убивают из раза в раз моих друзей. – С легкой горькой улыбкой произносит графиня. – Знаешь, Наташенька, привязываться к людям очень грустно, особенно, если они очень хорошие. Будь хуже, чем ты есть, и велика вероятность, что ты спокойно доживешь до старости. Наталья только положила свои руки на руки Дашковой и стала растирать, будто стараясь согреть. Провисло молчание, и Столыпина решила его разбить. – А я с Михаилом тогда поцеловалась. – Робко произнесла крестница. Марго удивленно посмотрела на девушку. Ни стыда в ней не было ни совести. Так наивно и искренне горели её глаза. Она напоминала Катю, но была абсолютно другой. Графиня улыбнулась искренне. – Когда ты успела, негодница? – Когда Вы уехали. Мы остались там еще некоторое время. Михаилу стало лучше. Он поцеловал меня в саду. – Произнесла девушка, краснея щеками. – Пожалуйста, только не строй ложных надежд вокруг этого случая. Реальность может слишком сильно тебя потом огорчить. – Но Вас же продолжает разочаровывать реальность. – Да, – грустно сказала Маргарита. – К сожалению, эти обстоятельства от меня не зависят. Я бы убила за неё. Но удача от меня сегодня отвернулась. Надеюсь, что ее хватило хотя бы моему супругу. – Граф внизу разговаривает с отцом. Я мельком только слышала, что будет какое-то разбирательство. Кажется, они снова хотят куда-то уехать. – Пусть разбираются сами в этом всем. Здесь я полностью доверяю Дмитрию Фёдоровичу. – Тихо сказала Марго. Она посмотрела в окно. Смеркалось. Потом перевела взгляд на девушку. Растерянная, робкая, совершенно юный ребенок. И тут графиню озарила мысль. – Где там твой сборник моих советов? У меня есть для тебя новое правило – никогда не уезжай одна к малознакомым тебе господам, пусть о каждом твоём передвижении знает хоть кто-то близкий. – Запишу в свой дневник. – Улыбнулась Наташа, поднимаясь и поправляя юбку. – Я прикажу принести нам десерт сюда. – Не стоит. Я спущусь вниз. Проверю, остался ли на месте у графа Дашкова его второй глаз. *Моветон – безвкусица, дурной тон