О тяжелых мыслях

      Зено обычно не принимает участия, когда драконы начинают буянить. Конечно, и буянят-то по-доброму: громко, с размахом, но в основном безвредно, хотя в последнее время и часто. Кажется, вот они только выбирают столик подальше — скрыть бросающуюся в глаза разношерстность их компании — а вот Дже Ха уже лезет на стол, манит за собой подвыпившего Киджу, и Хак вслед за ними, потому что ему-то ясно, что эти двое совершенно не умеют танцевать, а он сейчас покажет, как надо.       Зено обычно не участвует. Рядом с ним Шинья — напрягся весь, нервно почесывает сидящую на плече Ао за пухлую щечку, глаз с братьев-драконов не сводит, тревожится, бедняга. Вмешаться ли, остановить ли их, спрятать ли от чужих глаз? Или эти импровизированные пляски, задорные, но подчас обидные выкрики, сталкивание на пол посуды, всеобщее внимание — это все так и положено? Им весело?       Обычно Зено кладёт руку Шинье на свободное плечо — и улыбается от уха до уха, глаза щурит счастливо, всем видом своим показывает, что все в порядке. Ещё и головой встряхивает, чтобы монетка на повязке звякнула, чтобы волосы на лицо упали — чтобы, когда он откроет глаза, Шинья не увидел, как у Зено все внутри обрывается, мечется и с отчаянными воплями безумца в страшных муках бесконечно погибает в негасимом пламени бездны.       Йоны и Юна с ними нет, эти двое уже, наверно, спят, намаялись за день. Зено и сам бы не прочь вздремнуть, у него, по правде говоря, глаза слипаются и голова на грудь клонится, но он продолжает сидеть. Смотрит, как Хак с нежностью бешеного волка обнимает Киджу за шею и восклицает что-то бравадное про Черного дракона, а Дже Ха уже вовсю вертится перед компанией девиц, так, и этак, и ногой притопнет выразительно, и подмигнет, и снова повернется — правильно, ему есть, чем хвастать. Пусть.       Зено нравится смотреть, как буянят на свой лад его братья-драконы. Когда Зено смотрит, Зено чувствует себя живым.       Хак оступается, хватается за Киджу, тот пытается удержаться на ногах и выбрасывает вверх свою драконью руку, задевает подвешанный под потолок светильник, кто-то вскрикивает — и вот и Хак, и Киджа, и светильник лежат на полу. Хак смеется, Киджа дуется и что-то ворчит, Шинья рядом издает какой-то робкий, но, похоже, вполне одобрительный звук. А Зено смеется. Совершенно по-детски хохочет, вытирая проступившие в уголках глаз слезы.       Зено не смешно, но Зено знает, что так намного лучше. Зено знает, что если смеяться не будет, то в знак протеста кровь вскипит от душевной боли прямо в венах — но не кровь желтого дракона, а его собственная, если они еще хоть каким-то образом отделимы. Желтого дракона все устраивает, он доволен и счастлив. Зено же смотрит на них — смотрит, как Киджа набрасывается на Хака с упреками, как Дже Ха обнимает кого-то за талию, — и изо всех сил старается не представлять надгробия, у которых он рано или поздно будет стоять.       Зено считает, что не учиться на ошибках достаточно глупо — но раз за разом позволяет себе привязываться к новым драконам. Путешествовал ли он вместе с ними, просто видел ли издали, не так важно — он запоминает каждого, и про каждого с тех пор думает как про брата. Потому что они не ошибка. Этакая семья из четверых, которая со страшной скоростью разрастается могилами по всему свету — но Зено упрям и не делает выводов.       Если Зено не привяжется к этим драконам, он будет за их лицами видеть других.       Если Зено будет их видеть, Зено не сможет притворяться, что ему не больно.       Иногда он притворяется так хорошо, что сам себе верит. Искусство.       Дже Ха достает откуда-то эрху. Пристраивает смычок на струнах. Киджа перестает ворчать на Хака и устраивается слушать прямо на ребре опрокинутой скамьи. Из-за соседних столов тоже обращают к нему взгляды — что ж, Дже Ха хорошо играет, не разочаруются.       Зено смотрит, как рука движется вслед за смычком, и старательно гонит навязчивую мысль: Дже Ха будет убит стрелой. Прямо в прыжке, не разминуться; только в мимолетном ужасе осознать неизбежное.       Зено едва заметно морщится, переводит взгляд на Киджу — и не дает себе времени подумать что-нибудь еще. Глаза устремляются к Хаку, потому что на Шинью тоже лучше не смотреть, потом на потолок — но вдогонку думается, что Хак умрет от потери крови. И Зено относится к этому чуть спокойнее. Не потому что Хак ему не дорог. Что бы ни нашептывало Зено о смертях братьев-драконов, с Хаком все иначе — просто он слишком безрассуден и мог бы относиться к себе чуть внимательнее, вот и все.       А Дже Ха играет. И музыка льется не в пример этому месту — тоскливая, возвышенная, светлая. Люди замолкают, слушая.       Зено дергает Шинью за рукав.       — Братец Зено устал, — с легкой улыбкой сообщает он. — Братец Зено пойдет отдыхать.       Шинья кивает и делает робкую попытку улыбнуться в ответ. Зено легко похлопывает его по предплечью, мол, присмотри тут за всеми, и встает. Зено устал, Зено действительно очень устал.       Такие мысли изматывают.