Costume.

Их игры в переодевание всегда заканчивались одним и тем же. В любой период времени. — Mon roi, s’il te plaît… (франц. Мой король, пожалуйста…) — Куда-то спешишь? — ехидность не уходила из Одессы. Придавленное тело к стене маленькой гардеробной, судорожно хватало воздух. Горячие губы горячего южанина прижались к ушной раковине. Узел завязался, когда одессит увидел в Тик Токе мужчину в искусном костюме, которые носили в его горячо любимом 19 веке. И нет — встал не на мужчину на видео, а именно из-за нахлынувших воспоминаний. Когда они еще не были в отношениях, а Женя был юнцом — Саша обожал показаться всем в своих новых нарядах. Он был идеален до беспредела. Все кристально белое — штаны, блузка, да даже тот же корсет — все сочеталось друг с другом. Штаны обтянули упругие ягодицы, корсет вновь подчеркнул тонкую талию, а изысканный ободок вокруг головы был словно нимб, припечатывая навеки бывшую столицу к лику святых. Кружева вокруг шеи, кольца на руках, тонкие цепи, что обволокли тело… Кровь текла из носа без остановки, а ноги дрожали от одного вида его мужа. — Женечка~ — тянет, слегка прокручиваясь вокруг себя. — Это на меня такая реакция? — медленно подходит, стирая большим пальцем струйку и слизывая все, показательно водя юрким языком по подушечкам. Кусал до крови щеки изнутри, сдерживаясь. Чертов северянин уж слишком дразнился. — Что такое, mon chéri~? — продолжает так сладко тянуть, окончательно перенося обоих в их юность. Шикнул от того, как прикусил свой же язык. Прикрыв глаза, вздохнул. — Regarde-moi, douceur. (франц. Посмотри на меня, милый.) — мелодичный голос очаровывал и подчинял в момент. Но Женя не умеет долго ждать. Теперь, когда петербуржец был в плену, украинец, сжимая талию, твердо приказывает: — Снимай. — Давай ты сам.. — не слушается, не в стиле Романова это. Стреляет серыми глазками, все больше искушает. — Тогда не получишь желаемого.. — знал, на что давить. — …чтоб я тебя хорошенько выебал~ — также быстро исчез из личного пространства, как и ворвался в него. Всхлип вырвался из уст, а пальцы, касаясь шнуровки, не торопясь, до безумия медленно, развязывали корсет. Младший же шепотом подначивал, зажигал фитилёк внутри. — …просто представь, да даже вспомни, как приятно, когда я внутри тебя, когда ты сжимаешь меня внутри себя, скулишь, молишь.. От каждого слова ткань на белых брюках натягивалась все сильнее, давя неприятно, путая длинные пальцы в веревках. — Putain! — Tient tranquille… (франц. Молчи…) — дети же рядом, через стенку прямо, мультик смотрят. А ткань с тихим шелестом упала на пол. — D'accord, mon Seigneur… (франц. Хорошо, мой Господь…) — глаза вверх вздымает и смотрит. Явно не собирался приказа выполнять, ведь взвинченный Женя был строг, горяч, он командовал и его жестокость выбивала душу до заката глаз и хриплого, сорванного голоса, из-за которого будут в будущем проблемы. Но не насрать-ли? — Стой. — чмокнул в губы, медленно стягивая свою футболку. Встав на колени, губами начал исследовать торс, живот, каждое выпирающее ребро из-за худобы, каждую мышцу, оставляя везде мокрые засосы. Дрожащие ноги и первый стон, руки, опустившиеся на плечи лишь замедлили все действия южанина. Каждый участок белоснежной кожи был в ярких, пунцовых засосах и одессит довольно рассматривал свою работу, кончиком горячего языка ведя от одной отметины к другой. Романов всхлипнул, еле сдерживаясь — хотелось до безумия. Не отводил взгляд от мягкого, почти обжигающего языка, тихо вскрикивая от давления на синяки. — Чей ты, Сашенька? — вопрос до безумия глупый, ответ найти еще легче на безымянном пальце или в самом виде парня. Но Женя жуткий собственник — ему постоянно надо говорить, что Саша только собственность Одессы, а Одесса только собственность Саши. Кусает губы, размышляя — ответить сразу или потянуть паузу. Под больной укус бедра, срывается. — Я принадлежу тебе, Женечка… — этот сладкий дрожащий голос… — Правильно~ — обхватывает губами два пальца мужа, насаживаясь на них ртом и поднимая свой «невинный» взгляд. Старший чуть не кончил от такого парня, следя за каждым миллиметром губ. Женя же работал языком усердно, причмокивая и беря фаланги до конца, издавая неприлично возбуждающие до беспредела звуки. Фантазия некстати подбрасывала другие сцены из прошлого. — Женя.. — проскулил, слушая свое бешено колотящееся сердце. Обхватил четыре пальца, теперь напоказ работая языком и свободной ладонью стягивая накрахмаленные брюки с новым бельем. Северянин сползал же со штанами, уже покрываясь мурашками от того, насколько прекрасно двигался язык. Рот невольно сам приоткрылся. Пальцы резко отпустил, нависая ртом над набухшей плотью. Саша честно старался держаться, но горячее дыхание вывело из себя и первый оргазм наступил без разрешения. Слизал каждую каплю, довольно жмурясь. — Если ты… — развернул хрупкое тело лицом к светлой стенке, что сливалась сейчас с оттенком кожи любимого. — …сейчас упадешь… или начнёшь рукоблудствовать… — припечатал. — …то ты будешь отсасывать мне на протяжении недели тогда, когда я захочу. Понял? — голос опустился до баса, появились нотки азарта. Распахнул напухшие губы, прижимаясь щекой к гладкой поверхности. — Понял, Женечка… — потерся задницей об домашние шорты и ухмыльнулся. Говнюк, еще и хватает сил дразниться… Губы впились к спине, также жадно целуя и оставляя засосы, мучительно медленно вылизывая острые лопатки, спускаясь ниже. Сдавленный вскрик и тело само подталкивалось под губы. — Женечка.. АХ~ — Александр захлебывается в своих же чувствах. Сильная ладонь со шлепком приземлилась по подтянутым ягодицам, а губы тут же припадали к красным следам. Ходит же на тренировки в зал, результаты все виднее и виднее… В паху опять привычно тянуло, а прикоснуться к губам казалось наравне с чем-то жизненным необходимым. Теплый нос уткнулся в ложбинку меж ягодиц, а острый язык проник в проход, не церемонясь. — ЖЕНЯ! Туда!.. — ноги казались ватными и все разъезжались. — Женя, молю, больше! — Стоять. — голос холоден, словно сталь, о нежности и речи быть не может. Вновь вернулся к делу, с каждым разом проталкиваясь еще больше. Язык в трубочку скручивался, находя простату и касаясь ее. — Милый! — было упал на колени, но сильные руки успели ухватить петербуржца под бедра, поставив обратно. Все закончилось вновь резко, когда Женя встал и ушел в сторону. — Куда?! — ухватился одной рукой за каркас двери. Вернулся уже с распакованным презервативом, натягивая на два пальца и толкаясь в уже растянутый вход, находя бугорок простаты и массируя его. Комнату сотряс очередной вскрик от приятного сюрприза, сжимаясь всем телом и откидывая голову. — Милый мой… Губы вновь нашли пальцы и вновь насели на них, вылизывая каждый миллиметр мягкой кожи. Сашенька все видел и опять теряет равновесие, стоня. Действия становились все грубее, зверее.. Ладонь все же коснулась набухшего члена и вздернула пару раз, давая излиться на стену. — Непослушный парень.. Скатился без поддержки и оглушившего сознания оргазма. — Женя… — А кто сказал, что мы закончили? — с рыком поставил на ноги и толкнул в сторону пуфа, стоящего посреди комнаты. — Ложись. Живо. Млел под такими грубыми руками, расстилаясь на мягкой мебели и чуть шипя от боли в пояснице. Из черной коробки, что пряталась на высоких полках среди свитеров и прочей зимней одежды, мигом вытягиваются новые веревки, которые еще ни разу не использовались. Цвета красного такого — яркого и сочного. Сжимают они кожу мягкую, ног тонких, под тихое мычание. — Сучёнок мой.. — грубо возмущается себе под нос. Ремень со штанов исчезает с тихим бряканьем железа. — Повышаем ставки? Если я услышу писк, стон, любой звук из твоего грязного, но такого прекрасного ротика — отсасываешь мне две недели. Усёк? — Ни за что… — выгнулся всем телом. Пф, еще чего! — Ни за что? — жесткая, самая настоящая кожа ударила по упругой и сочной заднице. — Повторил. Застонал от ноющей боли, кусая до крови губы. — Ни за что. — А я сказал, что будешь. — Не буду. — сопротивляется. — Будешь. — ударил еще сильнее ремнем по одной ягодице, а вторую сжал в теплой ладони. Сдавленный крик и острый нос северянина исчез в пуфе. Из придвинутой ногой коробки с «сюрпризами» достал обернутую в платок любимую игрушку. Обводя некоторое время вибратор у нерастянутого входа, включил низкую скорость, сразу вводя в мужчину. — ОТКУДА!.. — вскрикнул, не видя ничего из-за пелены слёз, накрывшей глаза и хватаясь за бордовые ягодицы. — Не заставляй меня связать тебя до конца, милый. Убрал их. — шипит, словно змея, готовая кинуться в любой момент. Пришлось послушаться. Резко схватил за волосы Романова и припал к губам, не давая и пискнуть. Петербуржец ловил сладкие губы и капли нежности в них, цепляясь хотя бы за сильную шею. Но руки слетели в тот же момент, а поцелуй становился все глубже. Саша всхлипнул от всего вместе: и от поцелуя, и от вибрации внутри, и от дикого, безумного возбуждения. Опирается дрожащими руками на пуф, еще глубже вгоняя в себя игрушку, забывая о любых словах, забывая о детях и крича на последнем издыхании. Хотелось большего. Всегда, черт возьми, хотелось. Правду говорят, что в таких ситуациях мозг не мыслит здраво. Убеждается в этом, пристраиваясь сзади парня и упираясь одним коленом об пуф, с глубоким рыком входя вместе с вибратором, что уже работал на максимум. — Сучёнок.. — только Женя мог его так звать, только Женя может так вдалбливаться в тело его Сашеньки, его принца. — ЖЕНЯ, ТЫ МЕНЯ.. — стонет без остановки уже сколько времени, хватая свой член и чувствуя, как изнутри его буквально разрывает и немаленькая игрушка, и любимый, правильный и такой идеальный член мужа, что расстёгивал до предела. — Я НЕ МОГУ, МОЛЮ ТЕБЯ..! — Сможешь… — басистый голос, который стонет прямо на ухо добивает еще больше. Романов на месте захныкал и заерзал, будто стараясь уйти от грубых толчков. — НЕ МОГУ.. — голос верещит и Женя думает, как их еще не услышали их дети.. — Сможешь, кому я сказал! — еще один мокрый хлопок их тел, который отдался эхом по всей комнате. — Н-нет… — жмурится, открывая больше вида на пышные ресницы. — Минет. Кончай. Спускает, вновь расслабляется, пачкая в который раз плоский живот и протягивая руки к прозрачной жидкости. Южанин быстро вышел, кончая на спину, смотря на вибрирующую прелесть в заднице. — Сделать мне приятно хочешь? — сам уже хрипит, но сил не теряет. — Д-да.. — вибрации не заканчивались, принося больное удовольствие. — На колени. — развязал веревки, от которых остались ровные синяки. Тело скатилось на пол, а мозг еле соображал — Господи, как же это, бляха, ахуенно. В последнее время инициатором в подобном был только Александр, но этот одессит… — Давай. — не дает даже мысль закончить, садясь на пуф и разводя загорелые и подтянутые ноги. Еле сфокусировал взгляд — тело было сплошь усыпано бордовыми пятнами, а ноги и руки тряслись от эмоций. Очки, которые всегда словно были приклеены к его лицу, сползли на нос, норовят все свалится. Терпение все же еще было, на фоне усталости, но бедра плавно покачивались вверх, навстречу. Медленно подполз, умещаясь на коленях перед Рабиновичем, смотря на него, словно на Божество. Да и чего-то это уж «словно»? Евгений кивнул головой на свой пах, мол, приступай. Невольное, такое непривычное мяуканье вырвалось изо сладкого рта, аккуратно касаясь язычком уздечки. Голова мигом откинулась, а контролировать движения все сложнее. Тонкие губы, красные от поцелуев обхватили такую же красную головку губами, быстро лаская языком. На фоне этих ласок младший ухмыляется жужжанию вибратора. Хорошая, черт возьми, вещь. Саша не мог и дернуться, был заточен — игрушка давала все чаще по простате и возбуждала, а солоноватый вкус органа во рту сносил крышу. — Соси быстрее, блять! — громко зарычал. За волосы грубо отстранил любимого, ударяя головкой по губам. — Соси и бери глубоко! — толкнулся заново. Расслабив глотку, чуть дернулся от очередного табуна мурашек и в этот момент вскрикивая и жалобно мыча — снова игрушка. В помощь включились и ледяные ладони, что при таком контрасте температур доводили до пика быстрее и чувственнее. — Мой. — скулил, становясь снова щенком в ледяных руках бывшего Северной столицы. Пронзительный взгляд серых глаз, полных слез и удовольствия, уставился на Евгения. Отстранился, сжимая и отпуская пару раз орган у основания. — А чей же еще, малыш~? Одно чертово обращение из-за которого Рабинович готов упасть в ноги северянину и молится на него каждое утро, каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Одно чертово обращение, которое привязало одессита к этому чертовому искусителю-петербуржцу. В этот раз сильный оргазм за весь вечер получил именно Женя. Белёсая жидкость растеклась по острым скулам, острому носу и даже вытекла из приоткрытого рта таких идеальных губ.. Хрип донесся из уст старшего, еле сглатывая и падая на пол, стараясь вытянуть из себя игрушку. Южанин мигом очнулся и избавил мужа от неудобств. — Прости.. — осознание только дошло до его головы и что он только что вытворил. Он редко срывался, он редко был главным, но иногда так хотелось выплеснуть эмоции… Хоть Женя и ходячая «хорни-катастрофа», но в душе он тот же скромный малыш Жеша, который боялся кому-то навредить и был главным солнцем практически для каждого, не смеющим обидеть даже мотылька. Тело падает рядом, на мягкий ковер, тихо вздыхая. — Даже не смей. — стянул с себя очки Саша и протер глаза. Их игры завораживали, хоть и пугали. Любят они друг друга до бесконечности. Если бы могли — привязали бы себя друг к другу кровью, заклинанием, чтобы в каждой своей жизни они встречались и были вместе. Но они-то не знают, что их желания уже давно исполнились..