Главная ошибка

Главная ошибка Звуки фортепиано она услышала, как только переступила порог, и медленно последовала за зовущей, влекущей в бесконечность мелодичной сладкозвучной мукой. Предательство — руки, которые раньше ласкали только клавиши фортепиано и ее кожу, теперь искали тепла на других плечах. Не было ревности… была горечь утраты. Все-таки привычка — страшное дело. Тук-тук-тук… звонко стучали каблуки по лестнице на второй этаж. Она не смотрела по сторонам — ни на картину, которую они приобрели на выставке в прошлом году. Ни на удивительный фиолетовый ковер — ее гордость и предмет зависти всех подруг. Этот ковер привез он — он знал, что она хотела именно такой. И та ночь возле камина… языки пламени отражались в темных, как ночь зрачках… огонь пожирал обоих. Её мысли прервал резкий уход мелодии в мажорные аккорды, нарастание напряжения… Тук-тук-тук… каблуки выбивали ритмику. Стоя возле двери, она не осмеливалась открыть ее. Мысленно проклиная свою нерешительность, мозг услужливо выдавал идиллические картинки прошлого. Вихрь рыжих волос и золотистого платья — после того, как за последним гостем закрывается дверь, она врывается яросным порывом пламени к нему в кабинет, где он просматривает какие-то бумаги — даже в такой день как сегодня, он не может оторваться от своих мелких забот трудоголик проклятый! — вырывает бумаги из рук бросая за спину, выписывает ему звонкую пощещину и яросно начинает целовать… Мелодия прерывается так и не достигнув апогея… — Входи, Аолла, я знаю, что это ты. Она резко открывает глаза — думая о нем, она всегда жмурилась, чтобы ничто не мешало прорисовать в воображении все детали картины — и танцующей походкой входит в комнату. Ничего не изменилось — огромный зал с зеркальными стенами, и огромными окнами утопал в зелени: здесь тропические, редкие и обычные комнатные растения создавали иллюзию бесконечного лета. А на одной из многочисленных полок стояла громадная клетка с канарейками. «Тропический рай в середине января поднимает настроение» — всегда отшучивалась она, видя растерянный взгляд всех, кто заходил в эту комнату. Это так в ее стиле: принимать как должное чудеса, и восхищаться обычными и непримечательными вещами. — Входи, Аолла, я знаю, что это ты. Конечно он знал. Он всегда знал. С первого дня. Рыжые волосы, голубые глаза, иллюзия независимости и равнодушия, вечная загадочность — никогда не понять, о чем думает. Многие вещи раньше раздражали: вечные чашки из-под чая везде, разбросанные вещи, зависливые взгляды мужчин и ее самодовольная улыбка. Всегда быть начеку. Нельзя расслабиться. Кошка… Рыжая льдинка. Сковала цепями, а он любит свободу. Вот и нашел — назло ей. Тихая, скромная, всегда застенчиво улыбается и готова выполнить любую просьбу, умеет готовить — наконец-то его дома встречают ужином, а не улыбкой — я была занята! — но настолько соблазнительной улыбкой… Он вспомнил ту ночь — после ее дня рождения, тогда, когда она дала ему пощечину за то, что он посвятил целые полчаса делам, а не ей, любимой. Видимо, что-то отразилось в его взгляде — на ее алонамалеванных губах заиграла циничная улыбка. — На Миру так будешь смотреть, Макс. — только она могла произносить его имя так, будто в нем было что-то неприличное. — Пришла попрощаться? — Нет. Ты думаешь, что ради того, чтобы попрощаться с тобой, я ехала бы через весь город? — А зачем же тогда? В голове прокручиваются варианты: «За тем прошлым, которое будет сводить меня с ума до конца жизни? За старым чайным сервизом Викторианской эпохи, выигранным наспор?» Нет… она знает, что пришла не за этим… Она пришла чтобы ударить изо всех сил, чтобы почувствовал ее боль, чтобы понял всю горечь, устроить скандал, чтобы знал как унижать ту, без которой не сможет, поцеловать так, как хочется, чтобы он забыл не то что Миру, но и свое имя… Молчит. Тук-тук-тук. Ближе на три шага… И дальше на вечность… — Забудь… я пришла не к тебе. — спокойно говорит она. Она решилась. Уже не убежишь. Зачем пришла? Не обращай внимания… Просто… вдруг захотелось посмотреть… На тебя? Нет. Захотелось посмотреть как же красиво… Разметаны твои темные волосы? Нет, еще чего? Как же все-таки красиво льется лунный свет… По твоей рубашке? Нет, нет, нет — кричит упрямому сердцу. Как льется лунный свет сквозь лимонные занавески на окне на кухне… — На тумбочке у кровати остался томик любимой триллогии. Я пришла за ним. И еще… магнолия стеллата… Подходит к полке с цветами. Аккуратно вешает сумочку на плечо и забирает крошечный вазон с микроскопическим ростком. Глупо. Сама знает. Но имеет на то право. Раз уж возникла прихоть — ее надо удовлетворить. Разворачивается. Идет. Не спеша. Подоходкой хищницы. Это не она покинутая и отвергнутая. Это он теряет ее навсегда. Не заплачет. Разучилась плакать. Спасибо ему за это. Больше не верит в сказки. Женщина должна быть женщиной. А не ценителем поэзии и свободы. Это прерогатива мужчины. Это ее главная ошибка.