Всё, что ты разрушил во мне

Сломана, сломана к тебе моя любовь. ©Serebro — Сломана

      Освальд сжимает кулаки и раздражённо шипит сквозь зубы. Его ярость настолько сильна, что хочется выстрелить в кого-нибудь раз тридцать, а потом раз за разом наносить удары битой, пока уже мертвое тело не превратится в бесформенную кашу крови и костей. Хочется бить, резать, рвать. Ярость бьется в груди импульсами, накатывает волнами. Каждая такая волна до судорог сжимает горло, побуждает кричать, кричать до болезненных хрипов, кричать, пока в груди не останется ни капли бурлящего, распирающего гнева. Пальцы подрагивают, в их кончиках свербит от несформированных желаний и порывов, и Освальд может только расслабить их и снова максимально напрячь. На глаза попадается ваза, наверняка дорогая, наверняка важная, и сразу летит в ближайшую стену. Предсмертный звон фарфора прорезает комнату подобно раскату грома, осколки осыпаются на пол, но этого недостаточно, этого совсем, чёрт возьми, не хватает. Освальд отдаётся накатывающей волне с головой, рычит сквозь зубы, сметая со стола всё, что на нём находилось. Кружка разбивается в дребезги, возобновляя стеклянно-фарфоровый звон, ручки ритмично катятся в разные стороны, бумаги с шелестом оседают на пол, и этого взрыва офисной какофонии наконец хватает, чтобы достучаться до затуманенного сознания и приглушить гул холодной ярости в голове. — Впервые слышу о позитивном влиянии вражды с собственной канцелярией на общую продуктивность, — сухой смешок раздается за его спиной, и Освальд прикрывает глаза, заставляя себя глубоко, размеренно дышать. — Какого чёрта ты еще здесь, Эд? — спрашивает он, не оборачиваясь.       Он отслеживает перемещение Нигмы по звуку его шагов. Тот подходит ближе и, шурша, устраивается в глубоков кресле справа от стола. После вчерашнего разговора и очередного несостоявшегося покушения на жизни друг друга Эд остался на ночь в его особняке. Ни один не прокомментировал тот факт, что комната, в которой жил Нигма еще во времена мэрства Освальда, оказалась нетронутой, ровно в том же состоянии, как когда Эд — думая, что навсегда — покинул её, ведь даже после всего произошедшего между ними Кобблпот дал прислуге четкие указания ничего в ней не трогать. Эд сказал, что уйдет утром, чтобы начать работу над каким-то очередным планом, и Освальд был уверен, что уже давно находится в особняке один. — Я как раз уходил, когда услышал шум, — отвечает Нигма, непринуждённо пожимая плечами — Освальд, конечно, не видел этого жеста, но благодаря большому опыту общения легко мог его представить. — Так из-за чего ты злишься на этот раз? — Из-за чего я злюсь?! — едва успокоившийся Освальд от этого вопроса вскипел с новой силой и резко обернулся к Нигме, прожигая его взглядом. — Эта стерва украла нашу подлодку. Наше золото. Моего пса! Как ты мог оставить его там одного? — его голос звучал по-детски истерично, но едва ли есть смысл сдерживаться — уж кто-кто, а Эд точно видел все стороны его личности. Освальд быстро переводит дыхание и, заметив, как Нигма подается вперед, собираясь ответить на претензию, останавливает его поднятой рукой и продолжает сам. — Но злюсь я даже не поэтому. Я злюсь, потому что я спас этот чертов город. Я стоял на этих гребанных баррикадах вместе с Джимом, мать его, Гордоном, который щедро пообещал мне прощение всех грехов, если мы победим. Что ж, мы победили, — Кобблпот усмехается, пытаясь придать этому выражению ядовитую злобу, однако ухмылка выходит неподобающе грустной. — И уже сегодня до меня доходит слушок, что наш дорогой друг Джим вознамерился усадить меня за решетку. И суток не прошло, — Освальд кривится, понимая, что в очередной раз поверил пустым обещаниям Гордона, а Гордон в очередной раз положил на упомянутые обещания огромный болт — ничего нового. Но эта маленькая отповедь всё-таки помогает и Освальд чуть успокаивается, чувствуя, что в бушующем море его бурных эмоций шторм сменяется лёгким дождиком.       Эд внимательно смотрит в его лицо, нахмурив брови. Затем его взгляд скользит куда-то вниз и чуть левее, кажется к руке Освальда. Кобблпот вдруг чувствует укол боли как раз в том месте, куда сейчас устремлен взгляд Эда. Он поднимает собственную руку на уровень глаз и видит, что его ладонь и пальцы в крови. Кажется он задел нож для писем, который лежал на столе, когда швырнул с него все в свободный полет. Рана на ладони неглубокая, но длинная и теперь, когда он все-таки обратил на нее внимание, причиняет дискомфорт. — Тебе стоило убить его, когда была возможность, — говорит Эд, возвращая взгляд на лицо Освальда.       Нигма правда не понимает, какие взаимоотношения так крепко связывают Пингвина с теперешним комиссаром, что он из раза в раз оставляет его в живых. — Тебя мне тоже стоило убить, когда была возможность, — шипит в ответ Освальд и сразу же морщится от своих слов. Черт. Он дал подсказку. Слишком очевидную подсказку, чтобы Эд ее не разгадал. А ведь он поклялся, что никто никогда не узнает об этой тайне.       Нигме хватает всего секунды, чтобы проанализировать так некстати вырвавшуюся фразу Освальда, сопоставить ее со всеми фактами и придти к одному выводу. — Просто прекрасно, он упрекал нас, что мы остались, чтобы помочь Ли, а сам кинул нас на пирсе, чтобы остаться ради Гордона, — едко комментирует Загадочник, появившийся из-за спины Эда.       Эд бросает на него быстрый суровый взгляд, приказывая заткнуться. Он и сам собирался сказать что-то подобное, но кажется у них с Освальдом негласно заключенный договор молчания. Они не обсуждают прошлое, которое связывало их до взрыва мостов. Поэтому Эд проглатывает свои комментарии и встает с кресла, чтобы достать из шкафа у стены аптечку для пораненной руки Освальда. Еще не помешало бы сменить повязку на глазу.       Освальд следит за Эдом так пристально, как только может, словно пытаясь прожечь в нем дыру своим взглядом. Он ждет удара. Ждет, что Эд в очередной раз высмеет его, упрекнет, окатит ледяным презрением и едкими фразами. Внутри все сжимается и каменеет, готовясь к атаке. Но Нигма ничего не говорит. Он подходит к столу, рядом с которым стоит Освальд, ставит на него аптечку и достает все необходимое. Когда на поверхность стола ложится упаковка бинтов для перевязки, раздается стук в дверь. — Босс, — подает голос один из охранников, заглядывая внутрь комнаты. — К вам пришли.       Освальд закатывает глаза, раздражаясь за секунду. — Если это Гордон, скажи ему, чтобы катился в ад. — Это не Джим Гордон, босс. Он сказал, что его зовут Хьюго Стрейндж, и вы примете его. С ним еще девица какая-то.       Кобблпот краем глаза замечает, как морщится Нигма при имени Стрейнджа, а сам думает, что если с ним «девица какая-то», то скорее всего Светлячок обскакала Фриза в этой гонке за профессором, и если они пришли вдвоем, то ничем хорошим это не закончится. Хотя учитывая изменившееся положение дел в Готэме, возможно Светлячок предложит взаимовыгодную сделку против Фриза. А если так, то новый союзник и Стрейндж в качестве заложника могут сильно упростить жизнь. — Ладно, впусти их, — отдает приказ Пингвин и косится на Эда.       Тот снова хмурится. Он предпочел бы убить Стрейнджа, а не вести с ним светские беседы, но это уже дело Кобблпота, все-таки Эд не может не признать, что он отлично умеет использовать неприятных людей в своих не менее неприятных планах.       Хьюго Стрейндж заходит в комнату один. На нем потрепанный белый халат и все те же привычные очки. Выглядит он вполне здоровым, нет никаких следов пыток, значит даже если он и заложник, то обращаются с ним хорошо. Что удивительно, ведь Освальд предполагал, что Светлячок подпалит ему его самодовольное лицо при первой же возможности. — Хьюго Стрейндж, старый друг, — бодрым голосом начинает Освальд. — Чем обязан такому внезапному визиту? — Мистер Пингвин, рад встречи, — с улыбкой отвечает профессор. — Слышал, вы получили серьезное ранение на баррикадах, я пришел узнать, не нужны ли вам мои услуги доктора в сложившейся ситуации. — Очень смешно, — закатив глаза, комментирует Эд и складывает руки на груди. — Мистер Нигма, — Хьюго переключает на него свое внимание и смотрит с каким-то странным интересом и огоньком в глазах, словно в предвкушении чего-то. — Я рад, что застал вас здесь. — Увы, не могу ответить тем же, — все еще недовольным голосом отвечает Эд, изо всех сил подавляя желание пристрелить этого докторишку прямо сейчас. — Очень жаль, Мистер Нигма, а ведь у меня для вас подарок, который, я очень надеюсь, порадует вас, — говорит Хьюго, и на секунду его губы складываются в неприятную хищную улыбку, от которой только жуть и мороз по коже. — Ох, где же мои манеры? — наигранно вопрошает Стрейндж. — Позвольте представить вам мою прекрасную спутницу…       Дверь снова открывается, и в комнату заходит девушка… Эд замирает, не в силах ни двинуться, ни даже сделать вдох. Эти светлые волосы, эти большие зеленые глаза… Их взгляды пересекаются, и у Эда вышибает весь воздух из груди. Она мягко улыбается ему. — Изабелла, — драматично заканчивает свое представление Стрейндж и прямо-таки светится самодовольством, искренне наслаждаясь ситуацией. — Привет, любовь моя, — говорит она, улыбаясь Нигме, удерживая его взгляд.       Эд тем временем все еще не дышит. Он даже не может думать. Он не понимает.       Судорожный вздох Освальда, который он все-таки не смог сдержать, возвращает Эда в реальность. Он моргает и делает вдох, осознавая, что это не сон. Что перед ним действительно его Изабелла. — Ну ничего себе, — говорит снова появившийся Загадочник и его улыбка больше похожа на злобный оскал готового кинуться в атаку хищника. — Какая встреча.       Эдвард на свое альтер-эго никак не реагирует, он не может отвести взгляда от Изабеллы. На ней простое черное платье по фигуре, заканчивающееся чуть выше колен, открытое декольте, на шее скромная серебряная цепочка, волосы уложены в красивую прическу, и она живая. Это… выбивает из колеи.       Эд неосознанно делает шаг к ней на встречу. Изабелла на это счастливо улыбается, принимая за разрешение, и тоже делает несколько шагов вперед, подходя к нему совсем близко. — Я скучала по тебе, любовь моя, — говорит она, а Эд снова не может дышать, потому что легкие сразу же наполняются ее запахом — тем же запахом, как тогда, до того как она… умерла. — А ты? Ты скучал по мне? — Изабелла, — тихо шепчет он, заново пробуя ее имя на вкус. Девушка склоняет голову чуть на бок, ни на секунду не прекращая ласково улыбаться ему. До Эда только через пару секунд доходит, что ему задали вопрос. — Да… да, я скучал по тебе, — отвечает он, и улыбка девушки становится еще ярче. — Какая-то она слишком живая для мертвой, не находишь? — опять вмешивается Загадочник, он выглядит каким-то недовольным, и в его голосе больше яда чем обычно. — Но ты же, — Эд сглатывает, — ты умерла. — Сейчас я здесь, милый. Я правда здесь, — говорит она и осторожно поднимает руку, касаясь теплыми пальцами его щеки. Эд прикрывает глаза, погружаясь в это ощущение ее теплой кожи, стараясь впитать его в себя полностью, каждой клеточкой. — Я видел твое тело. Мы похоронили тебя, — так и не открывая глаз, говорит он. — Любовь моя, мы же в Готэме, — девушка тихонько усмехается. — Здесь никто не умирает по-настоящему. — А мы ведь убили Пингвина из-за нее. А она вот, посмотри, стоит себе живая, — Загадочник за его спиной не может перестать сыпать комментариями. — Ты права, — отвечает Эд и открывает глаза, снова смотря на Изабеллу. — Мы в Готэме. И здесь никто не воскресает просто так, — Эд косится на Стрейнджа. — Милый, — Изабелла переключает его внимание обратно на себя. — Профессор Стрейндж действительно помог мне, но в его поступках не было злого умысла. Мы ведь теперь снова вместе, — ее пальцы увереннее ложатся на его щеку, но тепло от ее прикосновений больше почему-то не будоражит и не заставляет трепетать, внутри свербит какая-то неприятная мысль, которую он никак не может ухватить. — Я рада снова быть рядом с тобой, Эд. Я люблю тебя. Ты ведь тоже? Ты ведь все еще любишь меня, милый?       Эд не понимает. Мысли, ощущения, эмоции, чувства — все смешивается в его голове, и он не понимает. Он не знает, как ему разобрать всю эту кашу в голове, он боится, что даже если попытается, то его просто утянет в это болото, и он не сможет выбраться. Это все слишком странно. Ему нужно остановиться и проанализировать всю эту ситуацию. Ему нужно подумать. Он чувствует, как улыбка Изабеллы медленно меркнет, он чувствует внимательный препарирующий взгляд Стрейнджа, он чувствует взгляд Освальда, но не может даже представить с какими эмоциями этот взгляд — и это вдруг кажется ему самым интересным, самым важным. Хочется обернуться на Пингвина и узнать, что он сейчас чувствует, что думает.       На помощь внезапно приходит Загадочник. — Она со Стрейнджем. Возможно она очередное его творение. Она ведь похожа на мисс Крингл как две капли воды, что если он создал ее. С самого начала. Она ведь появилась так удачно — в тот момент, когда мы были на вершине, когда Освальд был на вершине, и она все это разрушила. Ну же, Эд, перестань строить из себя жалкого влюбленного щенка. Возьми себя в руки! Соберись! — последнее слово он выкрикивает прямо ему в ухо, и что-то щелкает у Эда внутри.       Он отшатывается от Изабеллы, шагает назад. — Он не просто помог тебе, — говорит он удивленно, собирая истину в своей голове как кусочки пазла. — Он создал тебя. Ты с самого начала была с ним заодно, была его проектом. — Эд? — непонимающе произносит Освальд за его спиной, его голос звучит немного истерично и глухо от сдерживаемых эмоций.       Нигма оборачивается на него, их взгляды пересекаются, и Освальд может отчетливо видеть, как прямо сейчас у Эда внутри все ломается, рушится почти все, во что он верил последнее время. Вся выстроенная реальность рассыпается в прах в этот самый момент. Взгляд Эда надломленный, уязвимый, беззащитный, и Кобблпоту действительно жаль его.       Когда Эд отворачивается от Изабеллы, девушка кривит лицо и тоже отходит на пару шагов ближе к профессору. — Я же говорила, что он не купится во второй раз, — говорит она Стрейнджу, привлекая внимание и Эда с Освальдом, от нежности в ее голосе не осталось и следа. — Значит, я прав… — тусклым голосом говорит Эд. Она ведь могла бы начать отрицать, могла бы убедить его, что он ошибается, он бы поверил ей… наверно. — Ты прав, любовь моя, — отвечает девушка. — И мне жаль, мне правда очень жаль. Ведь мы могли бы быть так счастливы теперь, нам бы ничего уже не помешало, — она кидает ненавистный взгляд на Освальда. — Но ты догадался, милый. И тебе придется умереть. — Ну-ну, Изабелла, — прерывает ее Стрейндж. — Крайние меры ни к чему. Мистер Нигма может просто пойти с нами, тогда ему не придется умирать. Не сегодня, по крайне мере. А вы, Мистер Нигма, ваш ум поистине впечатляет. Хотел бы я еще раз покопаться в этих гениальных мозгах, — мечтательно произносит он и смотрит на Эда, как на какой-то занимательный экспонат на выставке. — И все же вам потребовалось много времени, чтобы это понять. Честно сказать, я делал ставки, что вы еще в первый раз раскусите наш маленький фокус с копией вашей первой любви. Все-таки мы действовали довольно топорно, без всякого изящества. Но вы… Ох, результат превзошел все наши ожидания. — Но зачем? К чему вообще был весь этот план? — спрашивает Эд, потому что действительно не понимает, потому что действительно не видит ни одного повода, чтобы запускать такую схему. Чего они хотели этим добиться? — О, наша цель была именно той, к какой вы и пришли в итоге. Мистер Пингвин стал мэром без дозволения Совиного Суда, он мог стать угрозой для некоторых наших планов. А создавать копию его матери или отца было бы слишком подозрительно, поэтому мы решили зайти через вас, ведь вы были его ближайшим другом, советником и, после определенных исследований, мы пришли к выводу, что если вы продолжите оставаться на его стороне, то проблем от вас двоих будет в разы больше. Поэтому мы создали нашу дорогую Изабеллу. О, она по праву мое лучшее творение. Ну а дальнейшую историю вы и так знаете. Все сложилось идеально. За исключением смерти Изабеллы. Все-таки фактор влюбленности мистера Пингвина в вас даже я не мог предвидеть, но это сыграло нам только на руку.       Освальд за его спиной опять шумно судорожно вздыхает, а Эд словно заново переживает все те моменты. Он препарирует каждую свою встречу с Изабеллой до секунды, рассматривая их в свете новой информации. И ему тошно, неприятно, мерзко от того, что его так просто обвели вокруг пальца, что их с Освальдом дружбу разрушили по замыслу Совиного Суда, что всего этого можно было бы избежать, если бы кучка людей не решила, что имеет право играть в богов. — Крайне занимательная история, — видимо взяв себя в руки, Пингвин вклинивается в разговор. — Отличный план, даже я не придумал бы лучше, а какое исполнение, отдаю вам должное. Но даже так, мне не дает покоя один вопрос, — его голос звучит бодро, словно все сказанное никак его не затронуло, но Эд знает, что это не так, он слишком хорошо знает Освальда и может распознать эту легкую хорошо скрываемую натянутость голоса и то как он слегка срывается на окончании слов. — Зачем вы вернулись сейчас? Вся ваша история — давно минувшие дни. Зачем вам сейчас понадобилось возвращать Изабелль? Что вам нужно от Загадочника?       Нигма едва не усмехается, останавливая себя в последнюю минуту. О, он отлично понимает, почему Освальд использовал неправильное имя Изабеллы, но больше его будоражит то, что Освальд назвал его Загадочником, и Эд знает, почему. По груди распространяется приятное тепло от этого, и Эд думает, что когда все это закончится, им с Кобблпотом нужно будет поговорить. — Конкретно нам от мистера Нигмы ничего не нужно, мистер Пингвин, — отвечает Стрейндж. — Он нужен Совиному Суду. — Совиного Суда больше не существует, — резко говорит Эд. — Вы правда так думаете? — Хьюго улыбается той самой неприятной улыбкой человека, который чувствует свое превосходство. — Совиный Суд невозможно уничтожить. Он будет всегда. Всегда будут люди, которые из темноты вершат судьбы других людей. — Тогда зачем им я? — спрашивает Эд. — Увы, мистер Нигма, меня не посвятили в детали, лишь дали задание доставить вас им. — О, — снова подает голос Пингвин, — тогда у меня для них плохие новости. Передайте этим «вершителям судеб», — Эд слышит за спиной его ковыляющие шаги и чувствует, что Освальд встает рядом с ним, — что Загадочника они не получат, — последнюю фразу он буквально выплевывает вместе с ядом, и в твердости его слов никто не смог бы усомниться, Хьюго Стрейнджу и Изабелле следовало бы сбежать, если они хотели дожить до конца дня. — А он хорош, — комментирует Загадочник, стоя у стены, привалившись к ней плечом и смотря на Освальда с довольной сытой улыбкой. — Мистер Пингвин, я не советовал бы вам угрожать, не зная всех фактов… — начинает Стрейндж. — Дело в том, что у моих новых покровителей довольно много ресурсов. Например, человеческих. Полагаю, что к этой минуте, — он поднимает руку, сверяясь с часами на своем запястье. — Все ваши люди, охраняющие особняк, уже ликвидированы, и если вы попытаетесь убить нас или выйти за эту дверь, вас ждет смерть, — Хьюго наигранно сочувствующе вздыхает, после чего улыбка вновь кривит его губы.       И Эд, и Освальд мысленно чертыхаются, даже Загадочник у стены что-то недовольно фыркает, и переглядываются, пытаясь вот так — без слов только взглядом, придумать план действий. И пока Эд скользит взглядом по лицу Пингвина, напряженно прикидывая в голове варианты, сам Пингвин краем взгляда замечает движение, которое мозг почти сразу идентифицирует как опасность. Проходит всего секунда, когда Освальд толкает Эда к колонне у стены и раздается звук выстрела. Еще секунда — и они оба уже укрываются за этой колонной, пока череда выстрелов по ней продолжается. Кобблпот вдруг ловит себя на мысли, что ему уже надоело вызывать ремонтников для починки этих колонн от пулевых отверстий.       Эд тем временем достает свой пистолет, проверяет патроны. — Эд, — зовет его Освальд, Нигма кивает, показывая, что слушает, но от пистолета не отрывается. — За книжным шкафом тайный ход в подвал, а из него к дороге к городу. Нужно потянуть «Портрет Дориана Грея» в красном переплете. — Отлично, давай свалим отсюда.       Освальд качает головой и бесцеремонно забирает пистолет у Эда из рук. — Ты идешь один. — Что? — Им нужен ты, а я уже пообещал, что они тебя не получат, поэтому сейчас же уходи. — Но я… мы можем уйти вместе, — непонимающе говорит Нигма. — Мы вместе спрятались за колонной и сразу за ней исчезли? Сколько времени понадобится Стрейнджу, чтобы найти потайной ход? Они спустят на нас своих людей, и мы не успеем уйти. Поэтому ты сейчас уходишь, а я остаюсь их отвлекать, — спокойно объясняет Кобблпот. — Ты сам сказал, им нужен я, а тебя они просто убьют, — Эд продолжает протестовать, хотя часть его не понимает, почему он так упорно пытается заставить Освальда пойти с ним, ведь Кобблпот действительно будет его только тормозить и далеко они вдвоем не уйдут. — Да господи, Эд! — срывается Пингвин, снимая пистолет с предохранителя. — Уходи! Сейчас же! — Но… — Уходи! — еще раз выкрикивает Освальд, как раз когда череда выстрелов с той стороны прекращается, и он высовывается из-за колонны, стреляя наугад в их сегодняшних незваных гостей.       Эд медлит еще секунду, но затем все-таки тянет нужную книгу и скрывается в открывшемся проходе.

***

      Эд проводит пальцами по лацканам изумрудного пиджака, расправляя несуществующие складки. Поправляет игральную карту в нагрудном кармане. Смотрит на свое отражение придирчиво и немного напряженно. Конверт с адресом лежит на столе у окна и притягивает взгляд, свербит в голове навязчивой мыслью. Рука словно сама тянется к нему, и лишь в последний момент Эд меняет траекторию и, так и не касаясь злополучного конверта, подхватывает со стола шляпу-котелок, надевая ее на голову. Еще несколько секунд он возится, подбирая идеальное положение головного убора. И когда отражение наконец начинает его полностью устраивать, из-за его спины выходит Загадочник. Эд недовольно поджимает губы — он не настроен на разговоры со своей второй половинкой. — Ну и что, по-твоему, ты делаешь? — спрашивает Загадочник, его взгляд такой интенсивный, словно он готов сейчас же броситься в атаку. — Собираюсь принять приглашение. Прийти туда, убить Стрейнджа, — губы Эда расплываются в кровожадном оскале, — и выяснить у Изабеллы, кто в этот раз стоит за Совиным Судом, что им нужно от Готэма в целом и от меня в частности. — А потом убить и ее, — подсказывает Загадочник, взгляд у него становится по-настоящему заинтересованным.       Эд вздыхает. Он размышлял о случившимся весь вчерашний вечер после побега из особняка Освальда, всю тревожную ночь и все сегодняшнее утро до получения конверта. И к данному моменту он уже морально вымотан всеми этими мыслями. Уже почти сутки его эмоции мотает из стороны в сторону за считанные секунды, он то яростно злится, то расстраивается, то полыхает ненавистью, то впадает в рефлексию и обреченность, то снова вспыхивает гневом, а затем опять падает в абсолютную безнадежность. Это утомляет. И в итоге он так и не смог придти к какому-то конкретному мнению. Да, решение действовать по ситуации даже близко не звучит как план, но это единственное, что у него есть. И его правда бесит, что Загадочник знает об этом, но все равно спрашивает. — Возможно. Я еще не решил.       Загадочник цокает языком, будто и правда ожидал какого-то другого ответа. — Ну конечно. Ты никогда не в состоянии решить хоть что-то. Вечно перекладываешь всю ответственность на меня, — недовольно говорит Загадочник, Эд хочет возразить, но его альтер-эго не дает ему вставить ни слова. — А еще ты пропустил пункт «спасти Пингвина».       Эдвард хмурится. — Ты и сам знаешь, что с вероятностью восемьдесят семь процентов Освальд мертв. — А ты знаешь, что тот конверт на твоем столе снижает вероятность его смерти до двенадцати процентов, — усмехается Загадочник. Через секунду его ухмылка превращается в хищный оскал, и Эд наблюдает в отражении, как он приближается к нему со спины. — Ну же, Эд, выпусти меня. Передай мне контроль, и я быстро верну нам Пингвина. И сделаю это так, что больше никто и никогда не посмеет отнять его у нас. — Я иду туда не ради Пингвина, — цедит каждое слово Эд, зло смотря на своего двойника через зеркало. — Сделай себе футболку с такой надписью, — улыбка Загадочника становится шире, а через мгновенье он уже исчезает, оставляя Эда наедине с собственным растерянным отражением и злополучным конвертом на столе.       Эд вздыхает. Ему отчаянно не нравится поведение Загадочника последнее время. И то, на что он пытается ему намекать, говоря об Освальде. Почему Загадочник вообще так относится к Пингвину? Всего лишь пытается отплатить за то, что тот выпустил его тогда в Аркхеме? Нет, это на него не похоже. Да и к тому же тот долг за Аркхем был уплачен в тот же день, когда Загадочник вытащил его оттуда.       Эд мотает головой, прогоняя эти ненужные сейчас, отвлекающие мысли. Он может подумать об этом позже. А пока он все-таки подхватывает конверт со стола и в очередной раз читает и так уже заученный адрес. И все-таки слова Загадочника о том, что Эд не в состоянии что-то решить, неприятно задели. Поэтому сейчас, когда в его голове зреет какой-никакой план действий, Эд решает обратиться за помощью.

***

— Он не придет, — говорит Освальд и морщится — связанные на спинкой стула руки неприятно затекли, и он уже не чувствует пальцев, потому что веревки сдавливают слишком туго. — Конечно придет, — возражает стоящая рядом Изабелла, в ее руках заряженный пистолет, который выглядит несколько нелепо в миниатюрных тонких пальцах. — Разве он может пропустить такую увлекательную вечеринку?       Кобблпот на это только пожимает плечами. Пока Стрейндж с Изабеллой везли его на этот склад в доках, они говорили, что будет довольно легко заманить сюда Загадочника, когда у них в заложниках Пингвин, ведь Эд точно захочет прийти за ним. Освальд был в корне с этим не согласен. Эд, который придет в очевиднейшую ловушку, чтобы спасти его? Даже в мыслях звучит как полный бред, Эд не настолько глуп. Но если его похитители хотят так думать — пускай, ведь это означает, что они не убьют его еще какое-то время, надеясь сторговать его жизнь на Загадочника. Это даст Пингвину еще немного времени, чтобы придумать, как выбраться из этой передряги.       Освальд устало прикрывает глаза. Правый глаз нестерпимо ноет, ведь повязку так и не меняли, а обезболивающее он последний раз принимал еще вчера утром, за несколько часов до появления Стрейнджа с подружкой. Так что сейчас Пингвин чувствует себя действительно ужасно. И больше всего его бесит, что в таком состоянии он из-за Изабеллы. Из-за девчонки, которую он убил почти три года назад. Как же хочется послать нахер этот ебанный Готэм с его ебанными жителями, которые не могут просто взять и умереть спокойно, не принося кучу проблем после своей смерти.       Пингвин слышит недовольный вздох и снова смотрит на Изабеллу. Он замечает, как девушка начинает нервничать. Чаще заправляет прядь светлых волос за ухо, кусает губы и, время от времени, хмурится, продолжая крутить в руке заряженный пистолет, который иногда упирается дулом в Пингвина, вызывая у того неприятную дрожь в теле. Черт, у Освальда остается все меньше времени, чтобы придумать план побега, кажется, уже совсем скоро Изабелла поймет, что Эд не сунется в их ловушку, и тогда Кобблпота просто пристрелят. Нужно думать быстрее. — Почему ты так уверен, что он не придет? — спрашивает Изабелла, подойдя ближе к Пингвину.       Девушка наклоняется к нему так, что их лица оказываются на одном уровне — ей так гораздо удобнее следить за каждым мельчайшим изменением эмоций на чужом лице. Пингвина она воспринимает, как занимательную зверушку в своих руках. Ох, ну правда, какой же он интересный экземпляр. Безжалостный, жестокий убийца, король Готэма и мэр этого города в прошлом. Человек, способный идти по головам — врать, манипулировать, предавать, пытать и убивать тех, кто стоит на его пути. Но и в то же время человек, любящий такой огромной искренней любовью, что готов умереть ради любимого человека, готов потерять все, готов перенести огромную боль. Это в какой-то степени даже завораживает. — Потому что он не идиот, — отвечает в итоге Освальд. — Ты его переоцениваешь, — фыркает девушка. — Люди готовы пойти на многое ради тех, кто им небезразличен.       Кобблпот усмехается. — Тогда какого черта вы решили использовать как приманку меня? — спрашивает Освальд, и как только слова слетают с его губ, он понимает, что зря это сказал, ведь теперь Изабелла непременно использует это против него, черт, он опять открывает перед врагами свою главную слабость, самостоятельно указывая, куда стоит ударить побольнее, и все из-за гребанного Эда! Черт. — О, мой милый Освальд, — почти лепечет она, улыбаясь так словно перед ней глупый неразумный ребенок, не понимающий ничего в этой жизни. — Ну конечно, ты не веришь, что он придет за тобой. Знаешь, после того, как Хьюго вернул меня, я все задаюсь одним вопросом. Оно того стоило? Мое убийство? Что ты получил? Только его ненависть. Он отверг твои чувства, убил тебя. Разве это того стоило?       Освальд сжимает зубы и скалится. Он отказывается проявлять слабость. Да, ее слова его задевают. Но не ранят. Он вообще сильно сомневается, что после того, что он пережил на пирсе с Эдом, чьи-либо слова способны его ранить. Ведь что бы ему не сказали, он всегда будет знать, что может быть хуже, гораздо хуже. После того случая ему есть с чем сравнивать. — Стоило ли оно того? — переспрашивает Освальд. — Да. И даже если бы у меня был один шанс вернуться назад и все изменить, я бы повторил все еще раз. О, но я бы не стал подсылать человека, чтобы перерезать тормоза — нет. Я бы убил тебя своими собственными руками, Изабелла, — ее имя он выплевывает, словно грязное оскорбление.       Изабелла отшатывается от него и презрительно кривит лицо. — Ты омерзителен, Пингвин. Я понимаю, почему Эд не смог полюбить тебя, почему он так зацепился за меня, почему так легко попался на этот крючок. Ведь рано или поздно ты уничтожил бы и его тоже.       «Я бы никогда не причинил ему вреда,» — хочет сказать Пингвин, но разумеется ничего не говорит. — Я ведь даже не могу представить, как это должно быть было больно. В ответ на искреннее признание в любви, получить только ненависть, презрение, предательство и пулю в живот.       Изабелла все еще пытается задеть его своими словами, но отчаянно промахивается. Освальд только улыбается ей. — Не больнее чем быть сбитой поездом в собственной машине, — отвечает он девушке и наблюдает, как зеленые глаза затапливает ярость. — О, Пингвин, я хотела бы пристрелить тебя прямо сейчас. Ты можешь храбриться сколько угодно, можешь язвить и заговаривать мне зубы. Но я вижу тебя насквозь, птенчик. Ты уверен, что Эд не придет за тобой, потому что ты знаешь, что он не любит тебя. И тут ты совершенно прав. Ведь ты жалкий и мерзкий, и тебя никто… никогда… не полюбит… — на каждое слово она делает шаг ближе к Кобблпоту и в конце концов останавливается прямо напротив, упирая дуло пистолета ему в голову.       Освальд сжимает зубы и снова скалиться, показывая, что не боится ее. Он бы сказал ей еще пару ласковых, но за ее спиной раздается знакомый голос. — Кажется, я немного опоздал к началу вечеринки, — Эд улыбается, стоит привалившись плечом к дверному косяку, и вертит в руке свою трость со знаком вопроса.       Вся злость Освальда мгновенно переключается на Эда, потому что ну какого черта, в самом деле?! Он тут столько времени распинался, что Эд не настолько глуп, чтобы сунуться в очевидную ловушку — и вот он тут как тут, стоит себе вальяжно у входа с этим выражением высокомерного засранца. Освальд надеется, что у него хотя бы есть план. И все равно прошипеть ему прозаическое «ты идиот» хочется очень сильно. — Ты идиот, — комментирует Загадочник, но Эд его успешно игнорирует. — Эдди, милый, — ласково произносит Изабелла и, наконец, убирает пистолет от лица Освальда. — Хьюго! — зовет она. — У нас долгожданные гости. Ох, Эд, а мы как раз с Освальдом обсуждали, придешь ты или нет. И, ну знаешь, вспоминали былые деньки, например, как он убил меня. — Он поплатился за твою смерть, — говорит Нигма, подходят ближе к ним. — Я убил его. — Да, я слышала эту историю. Какое же все-таки у судьбы ужасное чувство юмора, если в итоге мы все собрались здесь, как старые добрые друзья. Мы же с тобой друзья, Эдвард? Или больше чем друзья? — ее голос сладкий и тягучий, словно мед.       Эд смотрит на нее, но больше не видит перед собой женщину, в которую был влюблен, которая ворвалась в его жизнь, сделав ненадолго самым счастливым человеком в этом проклятом городе. Он видит женщину, которая все разрушила, которая была оружием в чужих руках, которая использовала его, чтобы уничтожить и его самого, и Освальда. Эд не испытывает к ней никаких чувств, кроме легкого разочарования и остаточной тоски по тем временам, когда он идеализировал ее образ в своей голове. Но ей об этом знать не обязательно. — Ты так же прекрасна, как и в тот день, когда я впервые увидел тебя, — говорит он и видит, как ее губы растягиваются в довольной победной улыбке.       Освальд, молчаливо наблюдающий за ними до этого момента, красноречиво закатывает глаза. — Пристрелите меня, — язвительно комментирует Кобблпот, не желая наблюдать за тем, как эти двое флиртуют.       Изабелла кидает на него недовольный взгляд, приказывая заткнуться и не мешать им. А когда снова переключает свое внимание на Эда, он видит, как в ее глазах загорается предвкушающий жаждущий огонек. — Разве такой я не нравлюсь тебе больше? — спрашивает она Эда. — Настоящей. Сильной. Способной противостоять твоей темной стороне.       Загадочник за его спиной тихо посмеивается. — Ну надо же, какая она самонадеянная. Противостоять мне? Я тебя умоляю, противостоять мне может только Пингвин.       Эд приказывает себе не отвлекаться на свое альтер-эго, хотя и очень хочется обернуться на него, чтобы узнать, как он оценивает ситуацию. И честно говоря, совершенно инфантильно хочется передать ему контроль, чтобы он разбирался со всем этим, потому что Эду действительно тяжело. — Никто не может противостоять моей темной стороне, — отвечает он, добавляя в свой голос нотку сожаления, чтобы убедить Изабеллу, что она все еще что-то значит для него. — Ты принципиально игнорируешь все, что я говорю о Пингвине? — Загадочник закатывает глаза. — Я уже смогла однажды, Эд. И смогу снова. Просто позволь мне, — просит она и смотрит на него с надеждой и нежностью.       Эда это на секунду сбивает с толку, потому что образ доброй милой Изабеллы из прошлого воскресает в сознании и предстает перед внутренним взором, оставляя слабую брешь в его твердых намерениях относительно всей этой ситуации. — Ты же не собираешься опять повестись на этот невинный взгляд? — ехидно спрашивает Загадочник. — Просто сверни ей шею уже. Или дай мне это сделать.       У Эдварда не получается сдержаться и он лишь на долю секунды кидает взгляд в сторону своего альтер-эго. Изабелла этого или не замечает, или принимает за обычное раздумие над ее словами. Но Освальд, лишенный возможности следить за лицом девушки, так как она стоит к нему спиной, решил сосредоточиться на Нигме, и этот короткий взгляд в сторону не ускользает от него. Почти сразу Освальд догадывается, что Эд сейчас выслушивает комментарии Загадочника.       Освальд притворно кашляет, привлекая внимание Эда и Изабеллы. — Прошу прощение, что прерываю ваше счастливое воссоединение, но если у вас тут все так хорошо, может, я вам больше и не нужен? Ну знаете, я мог бы оставить вас и пойти заняться своими делами. — Ох, точно, спасибо, что напомнил, — спохватывается Изабелла и отходит от Эда. И Нигма только сейчас замечает, что в стороне от них стоит Стрейндж, и как он только упустил его появление? Изабелла тем временем встает рядом с Пингвином. — Прости, Эдди, но сейчас тебе придется пойти с нами к Совиному Суду, иначе… — она снимает пистолет с предохранителя и поднимает руку так, что дуло упирается Освальду в голову, — он умрет.       Эд переводит равнодушный взгляд на Освальда и их взгляды наконец пересекаются. Эд не знает, получится ли у него одним взглядом сказать Освальду, что все в порядке, что все идет по плану, что не смотря на то, что он скажет или сделает дальше, он не позволит Пингвину умереть здесь. Эд наверно смог бы объяснить это Кобблпоту без слов, дать какой-то знак, но за ним пристально наблюдают еще две пары глаз и он не может позволить себе ни единой лишней эмоции, иначе ни Изабелла, ни Стрейндж не поверят в его маленькое представление. Остается только надеяться, что Освальд достаточно хорошо его знает, чтобы понять его план. — Прости, Изабелла, но я с вами никуда не пойду, — говорит Нигма. — Вообще-то получив конверт с адресом, я подумал, что ты назначила свидание, но, видимо, ошибся. А Совиный Суд может катиться в ад. Передайте им, когда пойдете докладывать о своей неудачи, что я доберусь до них, и методично уничтожу каждого, кто имеет к ним какое-либо отношение.       Изабелла недовольно, угрожающе щурится. — Я убью его, — девушка наклоняет голову в сторону Пингвину.       Эд еще раз окидывает равнодушным взглядом связанного Освальда, отмечая как плохо тот выглядит. Из-под повязки на глазу снова тянутся дорожки запекшейся крови, ему нужно как можно скорее оказать медицинскую помощь, обработать, продезинфицировать и перевязать рану. Черт, пора ускоряться. — Ладно, — Эд усмехается и пожимает плечами. — Убивай. Как будто мне должно быть не все равно.       Эд не отрывает взгляд от лица Изабеллы, потому что понимает, что если хоть на секунду позволит себе слабость снова посмотреть на Пингвина — проиграют они оба, и девушка осознает, какой все-таки серьезный рычаг давление у нее в руках. Этого нельзя допустить. Нужно продолжать блефовать и следовать плану.       Освальд на слова Эда обреченно прикрывает глаза и судорожно сглатывает. В груди неприятно болезненно щемит, но Освальд отчаянно пытается убедить себя, что все в порядке. Он ведь и так знал, что ничего не значит для Эда. Нигма ему доходчиво это объяснил еще на пирсе, так что нет никакого смысла страдать сейчас из-за его слов. Но Пингвин опять совершил ту же ошибку — опять позволил надежде хрупкими стебельками прорости в его сердце после баррикад. Подумал, что между ними возможно хотя бы какое-то извращенное подобие дружбы без попыток убить друг друга и со взаимопомощью. Но опять ошибся. И опять вынужден поплатиться за это. Сколько раз еще Эд Нигма будет разрушать его изнутри, ломая его насквозь, ломая все чувства и надежды. И почему каждый чертов раз это все так же больно как и в первый.       Так, ладно, ладно. Пингвин пытается засунуть поглубже все свои чувства и хотя бы ненадолго абстрагироваться от болезненно ноющего, в очередной раз разбитого сердца, от которого, правда, уже едва ли что-то осталось. Если брать во внимание только холодный расчет, то Эд поступает правильно. Возродившийся Совиный Суд — та еще заноза в заднице, и Нигма ни при каких условиях не должен попасть к ним. Но Эд действительно мог бы их уничтожить. Поэтому вариант позволить им убить Пингвина, чтобы самому остаться на свободе — наверное лучший план из всех возможных. Освальд на его месте поступил бы так же… Ох, да кого он обманывает? На месте Эда, Освальд бы по кирпичикам разнес этот склад, чтобы спасти его. Но ведь именно в этом и есть их главное отличие. Освальд Эда любит, Эд Освальда — нет. И поэтому его глупое сердце так болезненно ноет, не давая нормально дышать.       Изабелла внимательно следит за Эдом и подозрительно щурится. Она конечно и сама была уверена, что Нигма скажет что-то подобное, она с самого начала не верила в план Стрейнджа и не понимала, с чего он решил, что Пингвин станет достаточным рычагом давления на Эда, но все же Хьюго был непоколебим в своей вере в это, а Изабелла привыкла доверять ему. Поэтому сейчас девушка отчаянно пыталась понять, это Эд что-то задумал или просто она оказалась права, а не Стрейндж. — О, ну раз так, — начинает она. — Не хотите попрощаться?       Освальд открывает глаза и сталкивается взглядом с Эдом. Нигма выглядит равнодушным, безразличным. Освальд думает, что быстрее умрет от этого самого безразличия, чем от пули, потому что при одном взгляде на друга сердце сжимается и бьется в каком-то совершенно не систематизированном хаотичном ритме. Освальд усилием воли заставляет себя абстрагироваться от собственных эмоций и сделать то, что делает каждый раз, когда натыкается на ненависть или равнодушие Нигмы — ответить на них любовью. Освальд растягивает губы в мягкой улыбке. Он тепло улыбается Эду, смотря в глаза, и кивает, показывая, что все в порядке, что он не злится, что все правда в порядке, Эд. И его действительно почти не беспокоит это острое ощущение в груди, как будто кто-то пытается вскрыть ему грудную клетку ржавой вилкой. Мелькает мысль, что он снова жертвует ради Эда, и от этого становится еще хуже.       Увидев улыбку Освальда, Эд немного расслабляется. Ладно, отлично, он понял, что именно у него за план, и это не может не радовать. — Я бы не торопился с выводами, — говорит Загадочник, Эд периферийным зрением замечает, как тот выходит из-за его спины и подходит ближе к Освальду, смотрит он при этом внимательно и напряженно.       Эдвард тоже внимательнее всматривается в лицо Пингвина, пытаясь понять, что именно увидел в нем Загадочник. И когда наконец понимает — хочет ударить то ли себя, то ли Освальда. Несмотря на теплую улыбку, в глазах Кобблпота плещется океан сдерживаемой боли, уже подступили готовые пролиться слезы, которые он отчаянно пытается сдержать. — Просто замечательно, — язвительно начинает Загадочник, — просмотри, что ты с ним сделал. Он думает, что мы позволим его убить, — его голос больше похож на рык зверя — столько в нем злости, а злится он очевидно на Эда. - Знаешь, это все твоя вина. Если бы ты не тыкал в него пистолетом при каждом удобном случае, возможно он и поверил бы в нас.       Эду хочется крикнуть своему альтер-эго громкое «Заткнись!», но он не может себе этого позволить, поэтому только переводит взгляд обратно на Изабеллу, стараясь не думать о том, что сейчас чувствует Освальд, не думать о том, сколько боли Эд в очередной раз причинил ему. Лучше подумать о том, что совсем скоро все это закончится. Совсем скоро, Освальд, потерпи, еще немного. — Да стреляй уже, — недовольно говорит Нигма Изабелле, которая видимо все еще ждет их «последних слов друг другу».       Девушка как-то странно, немного торжественно улыбается. Как интересна и непредсказуема бывает жизнь. Сейчас она убьет человека, который пару лет назад убил ее саму. Стоит насладиться моментом. Изабелла поудобнее перехватывает пистолет в своей руке, уверенно направляет дуло в черноволосую макушку.       Освальд закрывает глаза.       Раздается выстрел.       Изабелла хватается за раненое плечо, роняет пистолет и сгибается от боли. Эд успевает облегченно подумать «Она успела, боже, она успела». Стрейндж срывается со своего места, чтобы помочь Изабелле. Сразу за выстрелом слышится звук чего-то металлического, катящегося по полу. «Что-то» оказывается баллоном с усыпляющим газом. Баллон прокатывается по полу и останавливается у ножек стула, к которому привязан Освальд, и сразу активируется, выпуская густой белый дым, который начинает быстро заполнять собой пространство. Эд успевает достать из кармана заранее приготовленную маску, чтобы не пострадать от усыпляющего газа. Стрейндж быстро ориентируется в ситуации, ему нужно всего пару секунд, чтобы оценить обстановку и принять стратегически верное решение — сбежать. Он хватает девушку за здоровое плечо и отступает к выходу, уткнув лицо в сгиб локтя, чтобы меньше вдыхать дым.       Кажется раздаются еще выстрелы, но Эду до этого уже нет дела. Он быстро преодолевает расстояние, опускается на корточки рядом с Пингвином, который уже надышался газа и только каким-то чудом все еще остается в сознании. — Эд? — непонимающим слабым голосом зовет Пингвин, пока Нигма, достав из-за пояса нож, перерезает веревки на запястьях. Почувствовав резкий приток крови к уже затекшим рукам Освальд чуть приходит в себя, на пробу шевелит пальцами и пытается сфокусировать взгляд на Нигме. — Тише, не разговаривай, — успокаивающе говорит Эд, перекидывает его руку через свое плечо, помогая подняться. — Все хорошо, я помогу тебе.       Освальд, который и так уже оставался в сознании только чудом, услышав, что Эд его не оставит, наконец позволяет усыпляющему газу сделать свое дело, и отключается, повиснув на плече Нигмы.       Эд удобнее устраивает его руку на своем плече, крепче прижимает к себе, стараясь как можно быстрее вывести на улицу. — Аккуратнее, не урони его, — недовольно комментирует Загадочник, когда Эд запинается и едва не падает. — Раз так переживаешь, можешь сам его тащить, — раздраженно отвечает Эд. — Ну конечно, как героически его спасать, так это должен быть ты, а как делать всю грязную работу, то можно и на меня свалить. Ну уж нет, сам с этим разбирайся. Просто… — Загадочник окидывает взглядом обмякшую фигуру Пингвина, и Эд почему-то не может разобрать, какие эмоции отражаются на лице его альтер-эго. — Будь аккуратнее, — говорит он и исчезает.       Эд вздыхает и все-таки добирается со своей ношей до выхода. На улице его уже ждет машина с облокотившейся на нее Барбарой. — Как приятно наконец выбраться из дома и повеселиться, а то эти бесконечные пеленки и подгузники меня с ума сводят, — жалуется блондинка и открывает дверь на заднее сидение, чтобы Эд смог уложить туда Освальда. — Ты вовремя, — говорит Эд и старается не думать о том, что было бы, опоздай Барбара хоть на минуту. — Слушай, Стрейнджа я узнала, у нас с ним тоже было довольно тесное знакомство. А кто та милая блондиночка? Мне она показалась знакомой, — спрашивает Кин, сложив руки на груди. — Изабелла, — отвечает Эд, уже устроив Освальда на заднем сидении автомобиля и закрыв дверь. — О, твоя мертвая подружка, — радостно вспоминает Барбара, и кажется это приводит ее в восторг. — Это ведь из-за нее ты хотел убить Оззи.       Эд морщится и скрипит зубами. Да, он помнит, необязательно каждый раз напоминать ему. — Ладно, Эдди, приятно было поболтать. Если вдруг попадется еще что-нибудь веселое — зови, — Кин прощается и уже собирается уходить, все-таки ей еще ребенка кормить скоро. — Спасибо за помощь. — Да брось, Эдди, мы же друзья, — девушка подмигивает ему и разворачивается, чтобы уйти. — Барбара, — вдруг зовет ее Эд. Дождавшись пока девушка повернется к нему, он продолжает. — Освальд упоминал, что Гордон собирается закрыть его в Блэкгейте, можешь разузнать подробности? — Надо же, Эдди, просишь уже о второй услуге, хотя и часа не прошло с первой? — Барбара посмеивается. — Ладно, попробую вытянуть что-нибудь из своего ненаглядного. Дам знать, если что-то узнаю.       Эд кивает, и Барбара все-таки уходит. Он залезает на водительское кресло и заводит машину. Он уже заранее придумал, куда отвезет Освальда, так как везти его в поместье Ван Даль сейчас слишком рискованно, там точно устроена засада. Но теперь это решение уже не кажется ему таким уж хорошим. Освальд может отреагировать… неоднозначно. А сейчас почему-то не хочется вызывать у него еще больше негативных эмоций. Черт, нужно было лучше продумать этот момент.       Загадочник на соседнем переднем сидении оборачивается назад, чтобы убедиться, что Пингвин в порядке, а потом нетерпеливо смотрит на Эда. — Поехали уже. — Я не уверен… — робно начинает Эд, но Загадочник не дает ему закончить. — Освальд уже упрекал нас, что нам всегда нужно закончить все именно тем же способом. Поэтому, езжай уже.       Эд смотрит на свое альтер-эго, которое опять оборачивается на Пингвина, еще пару секунд, потом вздыхает и трогается с места.

***

      Освальд приходит в сознание медленно и тяжело. Ему кажется будто он дрейфует в беспокойном океане, покачиваясь на волнах. Он не понимает, снится ли ему это? Или он уже проснулся, и это просто кружится голова? Наверно, он сможет разобраться, если откроет глаза, но это оказывается так сложно сделать. Веки словно потяжелели, стали свинцовыми, неприподъемными. И на самом деле это даже к лучшему. Ведь так не хочется вообще открывать глаза, не хочется выпутываться из этих мягких, обволакивающих объятий сна, не хочется возвращаться в неприятную жестокую реальность, в которой его в очередной раз пытались убить. Кто пытался его убить?.. Девчонка. Девчонка, которая однажды уже разрушила его жизнь… Но она не убила его? Почему? Что помешало? Кто-то помог ему. Кто-то спас его. Кто?.. «Убивай. Как будто мне должно быть не все равно». Эд.       Пингвин усилием воли заставляет себя все-таки разомкнуть веки. Сразу хочется зажмуриться, и больше своей ошибки не повторять, потому что в глаза ударяет рассеянный предвечерний свет, который болезненно ощущается для привыкшего к темноте глазу, и добавляет не самых приятных ощущений к и так кружащейся ватной голове.       Выждав пару минут, он предпринимает еще одну попытку и медленно открывает глаза. Когда здоровый глаз привыкает к свету и снова приобретает возможность фокусироваться на окружающем мире, первое, что замечает Пингвин — Нигма, сидящий возле него на кровати. Взгляд у того спокойный, немного взволнованный и до ужаса уставший, словно он не спал несколько суток. Освальд вдруг начинает возиться, понимая насколько у него все затекло.       Заметив наконец пробуждение Кобблпота, Эд слегка вздрагивает — слишком глубоко он ушел в свои мысли и посторонние звуки из реальности были для него неожиданностью. Нигма тянется за стаканом воды, приготовленным специально для друга. — Освальд, как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, протягивая Пингвину стакан.       Освальд несильно отталкивает его руку и морщится, пытаясь сесть, облокотившись на подушки. Эд позволяет себе коротко улыбнуться на это. «Совсем как в тот раз». — Ну… — Освальд на секунду задумывается, прислушиваясь к ощущениям. — Бывало и хуже. — Ты проспал всего пару часов, газ еще не полностью вывелся из организма, так что лежи пока, отдыхай, — говорит Эд и снова протягивает стакан с водой.       На этот раз Освальд не вредничает и принимает его, делает пару глотков и возвращает обратно Нигме. Теперь, когда Кобблпот более-менее пришел в себя, он наконец может осмотреться. Комнатка, в которой они сейчас находятся, небольшая, справа приоткрытое окно, впускающее в помещение свежий прохладный воздух — без этого дышать здесь было бы тяжело, ведь даже сейчас Освальд чувствует легкую затхлость, словно комната долгое время пустовала. Так же справа, но немного дальше, Пингвин видит стол и пару стульев. Слева стоит старенькое пианино…       Освальд вздрагивает, поняв, куда Эд привез его. Старая квартира Нигмы. Та самая, в которой когда-то давно — кажется, что в прошлой жизни — и зародилась их дружба. Пингвин чувствует, как дышать становится тяжелее. Какого черта, Эд? Почему ты привез меня сюда? Что ты хочешь этим сказать? Я на протяжение последних суток был вынужден сталкиваться с нашим общим, таким болезненным для меня прошлым, и только подумал, что все закончилось, как ты привозишь меня сюда? А чего сразу не на пирс? Черт возьми, я ненавижу тебя, Эд.       Все эти мысли и вопросы крутятся в его голове, и он правда хочет озвучить их Нигме, но разумеется не делает этого. Он не станет еще больше открываться ему и показывать, как сильно ему не все равно, как сильно его это задевает. Точно нет. Освальд только хмурится и чуть опускает голову, смотрит мрачно исподлобья.       Однако воспоминания его мнения не спрашивают и против воли встают перед глазами. Как Эд заботился о нем. «Спи спокойно, мой пернатый друг». Как Освальд все порывался уйти, не доверял, хотел убить или поймать на лжи или скрытых корыстных мотивах, которых у того Эда и в помине не было, ведь он был просто одиноким непонятым потерянным, ступившим на неизведанный путь человеком, который хотел обрести друга, который поймет его, не осудит, направит и примет. Как Эд играл ему на том самом стареньком пианино. Как притащил кого-то из прихвостней Галлавана, чтобы Освальд смог хоть немного отомстить за свою мать. Как Пингвин приставил ему нож к горлу. «Для таких как мы, любовь — это слабость». Как же он был прав, и почему только Освальд его не послушал?       Все эти воспоминания проносятся в голове. Пожалуй, Освальд даже назвал бы их хорошими, а некоторые — праздничный ужин, урок пыток для Эда, совместное пение под аккомпанемент Нигмы на пианино — по-настоящему счастливыми, если бы их не омрачало все дальнейшее.       Освальд вздыхает. Ладно. Возможно, у Эда была более прозаичная причина, почему он привез его сюда. — Особняк? — спрашивает Освальд, зная, что Эд поймет, о чем он. — Там засада скорее всего, я не рискнул везти тебя туда, — покачав головой, отвечает Нигма. — Здесь, конечно, тоже небезопасно, но тут нас хотя бы не сразу начнут искать, тебе пока нужно восстановиться, а потом мы придумает план.       Освальд кивает, соглашаясь с его словами. — А Стрейндж?       Эд поджимает губы. — Они успели сбежать. Предположу, что у них был план побега, ведь после того, как они покинули склад, даже Барбара не смогла их отследить. — Барбара? — удивляется Пингвин. — Ну да. Без чьей-то помощи я бы не смог вытащить тебя оттуда, — говорит Эд, пожимая плечами.       Освальд снова кивает и отводит взгляд, продолжая рассматривать комнату. Эд этим немного… разочарован. Он ждал, что Освальд разозлится или хотя бы грустно ностальгически улыбнется, вспоминая их общее прошлое в этой квартире. Но на деле Пингвин отреагировал… никак. Только слегка нахмурился на пару секунд и все. Это… удручает. Почему он никак не реагирует? И почему Эду в принципе так важно, чтобы он отреагировал? — Отличный вопрос, Эдди, — со змеиной улыбкой мурлыкает Загадочник, присев на другую сторону кровати. — Почему тебе так важна его реакция?       Эд кидает хмурый взгляд на свое альтер-эго. Как всегда, он очень вовремя, конечно. Эд, разумеется, не собирается отвечать ему вслух. Даже не смотря на то, что Освальд едва ли не единственный человек во всем мире, которому известно о его… странности, вряд ли он будет рад увидеть, как Нигма разговаривает сам с собой. Поэтому Эд очень громко думает в ответ Загадочнику, зная, что тот и так его поймет.       «Просто Освальд всегда и на все реагирует очень эмоционально. Так что отсутствие его реакции сейчас немного напрягает,» — отвечает он. Загадочник фыркает. — Как долго ты еще собираешься заниматься самообманом, Эд? — спрашивает Загадочник с таким гадким выражением лица человека, знающего гораздо больше чем его собеседник. Это раздражает.       «Понятия не имею, о чем ты,» — думает Эд. — О, конечно, ты не имеешь понятия, — в его голосе так много сарказма, что Эду хочется его ударить. — Ладно, знаешь, если хочешь увидеть его реакцию на что-то можешь рассказать, как сильно хотел спасти его, потому что без него твоя жизнь перестала бы иметь смысл.       «Ты что-то путаешь, — резко отвечает Эд, — ничего такого я не хотел» — Отрицание тебя погубит, Эдди, — вздыхает Загадочник, качая головой.       От разговора с собственным альтер-эго Эда отвлекает Освальд, который снова возится на кровати, пытаясь сесть повыше, облокотившись на подушки. Понаблюдав с минуту за тем, как он возится, пытаясь подтянуть выше подушку и удобно устроиться, Эд пересаживается ближе и тянется помочь. Подтягивает подушку, прислоняя ее к стене, взбивает, чтобы было удобнее и чувствует горячее дыхание Освальда на своей шее. Тело мгновенно покрывается мурашками и только сейчас Эд замечает, в каком подобии объятий они находятся. Руки Нигмы по обе стороны от его плеч, а лицо Пингвина в нескольких сантиметрах от его шеи.       Освальд прикрывает глаза и пытается дышать ровно, чтобы Эд не заметил, как сильно его волнует эта их неожиданная близость. В нос забивается густой запах Эда — его парфюм, гель для душа и собственный запах его тела. Освальда ведет, и он сжимает руки в кулаки, пытаясь придти в себя, чтобы не разозлить Эда. Освальд знает, что не имеет права на это — не имеет права наслаждаться этой короткой близостью, не имеет права желать большего, не имеет права чувствовать. Эд разозлится. А ведь он только перестал хотеть убить Пингвина.       Эд тем временем замирает, не в силах сдвинуться с места. Он чувствует тепло чужого тела, пара торчащих прядей испорченной прически задевают его лицо, а горячее дыхание все так же касается шеи, пробуждая странный жар внутри и запуская мурашки по телу. Эд буквально физически чувствует, как самодовольно улыбается Загадочник с противоположной стороны кровати.       Нигма позволяет себе еще пару секунд насладиться их сложившимся положением и все-таки отстраняется. Но обратно не отсаживается, оставаясь сидеть слишком близко. Освальд перестает понимать поведение Эда, и даже не пытается его проанализировать — знает, что вывод, к которому может придти сделает ему очень больно и скорее всего окажется ошибочным, но даже так все равно зажжет в его груди робкий огонек надежды, который в итоге может сжечь его дотла, оставляя после себя выжженное поле в грудной клетке. Как сжигать все дотла знает только огонь? Очевидно, не только.       Загадочник с противоположной стороны кровати тоже подсаживается ближе к Освальду. Пингвин его конечно не видит, но для Эда все эта картина выглядит странно и немного сюрреалистично, хотя, казалось бы, давно уже пора бы привыкнуть к такому. — Знаешь, Эд… — задумчиво начинает Загадочник. — Я думаю, тебе пора осознать.       «Что осознать?» — громко думает Эд, ему уже поднадоедает такой способ общения со своим альтер-эго, но он не может уйти, например, в ванную, чтобы поговорить с ним, ведь это означает, что придется оставить Освальда одного, а ему в таком состоянии нужно постоянное наблюдение и, мало ли, вдруг ему что-то понадобится. — Ты так много делаешь для него последние два дня. Не задумывался, почему?       «Он пострадал из-за меня на баррикадах. Полагаю, мое поведение можно объяснить чувством вины и немного благодарностью,» — после небольших размышлений, отвечает Нигма. — А по поводу его спасения, я уже говорил тебе, что делаю это не ради Освальда.» — О, точно. Ты ведь шел туда, чтобы убить Стрейнджа и выведать информацию про Совиный Суд. И как? Все пункты удалось выполнить? — ехидно спрашивает Загадочник.       «Я не понимаю, зачем ты говоришь мне все это, — честно признается Эд. — Освальд мне безразличен, как бы ты ни пытался намекать на обратное,» — говорит Эд и косится на Пингвина, который сидит на подушках прикрыв глаза с болезненным выражением лица. Кажется пострадавший глаз снова тревожит его резкой болью. — Я бы дал тебе обезболивающее, но тот усыпляющий газ, которым ты надышался, еще не вывелся из организма, а обезболивающее может вступить с ним в реакцию, и тебе станет только хуже, — с сожалением говорит Эд.       Освальд на это только кивает, так и не открывая глаз, и морщится — любое движение отдается тупой пульсирующей болью в затылок, так что лучше пока что не двигаться.       Загадочник с минуту обеспокоенно смотрит на Пингвина, но потом снова переключает свое внимание на Эда. — Он тебе безразличен, — говорит он тоном, не предвещающим Эду ничего хорошего. — И именно поэтому ты еще вчера не хотел уходить из его особняка и зашел к нему в кабинет только в надежде, что он предложит остаться. Он тебе безразличен и именно поэтому ты не хотел оставлять его одного в той перестрелке, ведь боялся, что он может пострадать, если ты уйдешь. Он тебе безразличен и именно поэтому ты готов был по первому зову кинуться спасать его, даже не придумав никакого плана, ведь его жизнь была в опасности, а ты не мог позволить ему умереть. Он тебе безразличен и именно поэтому ты так переживал, что твои слова в том разговоре с Изабеллой причиняют ему боль, а ты ведь больше не хочешь причинять ему боль, не хочешь чтобы он страдал из-за тебя. Он тебе безразличен и именно поэтому ты привез его сюда — в место, где и зародилась ваша дружба; место, которое так много значит для вас обоих; место, где Освальд учился доверять тебе, где открывался тебе, где ты стал важным для него; место, где ты заботился о нем, где ты… любил его. Он безразличен тебе… Ты все еще веришь в это?       На протяжение всего монолога Загадочника, Эду хотелось прокричать «заткнись! замолчи! не смей говорить такое! это неправда!» но сказать этого вслух он не мог, а его мысленные крики и мольбы остановиться, Загадочник не слушал, продолжая говорить. Да как он посмел? Как он посмел вот так просто сказать то, о чем сам Эд отказывался думать? Нигма не желал допускать даже мысли об Освальде в таком ключе. Они ведь уже давно выяснили это. Какого черта, Загадочник? Хочется ударить его. Но это бесполезно. — Подумай об этом, Эд, — снова начинает Загадочник. — Освальд единственный, кто всегда был рядом с нами, какими бы ни были наши отношения. Он всегда видел нас, нас обоих, всегда знал, на что мы способны. А все остальные? Кристен была лишь этапом для нашего становления. Изабелла даже тогда хотела противостоять мне, а теперь ей и вовсе лучше умереть. Ли использовала нас обоих. Все они не имеют смысла, они все не важны. Он важен, только он имеет значение, и ты это знаешь, потому что это знаю я. Давай, Эд, пора открыть глаза на правду, которую ты так долго отрицал и от которой бежал со всех ног. Но теперь ты не убежишь, не убежишь от меня. Не убежишь от самого себя.       Эд не в силах смотреть на свое альтер-эго, которое выглядит до ужаса гордым собой, переводит взгляд на отдыхающего Пингвина. Этот человек… как всего один человек может вызывать такую волну противоречивых эмоций в груди? Эду хочется одновременно убить его и обнять, хочется смотреть на него и уйти от него как можно дальше, чтобы никогда не видеть, хочется… — Чего ты хочешь на самом деле, Эдди? — шепчет Загадочник.       Эд на секунду прикрывает глаза, ощущение такое, будто он собирается, разбежавшись, прыгнуть со скалы в пугающую неизвестность. Освальд же, словно почувствовав окутавшее Эда напряжение, открывает глаза и смотрит на него, пытаясь понять, что происходит. Эд перехватывает его взгляд и, не давая себе опомниться, следуя секундному внутреннему порыву, резко подается вперед, сокращая расстояние, и целует бледные тонкие губы. Загадочник ликует.       Освальд широко распахивает глаза, не понимая, он все-таки успел заснуть и теперь ему это снится, или Эд действительно целует его? Но Кобблпот чувствует чужие горячие губы на своих, чувствует исходящее от Эда тепло и как выбившиеся из укладки пряди щекочут его лоб. Он не может не поддаться этому. Освальд прикрывает глаза, льнет ближе. Нигма мягко прихватывает зубами его нижнюю губу, втягивает в рот, проводит по ней языком, вызывая у Освальда судорожный вздох, приводящий его в полный восторг. Освальд тянется к Эду рукой, запускает пальцы в волосы, притягивает ближе к себе и приоткрывает губы, позволяя Нигме, если тот захочет, углубить поцелуй.       В голове абсолютный вакуум, нет ни одной лишней мысли. Весь мир вокруг исчезает, сужается до чужих губ, ласкающих его собственные. Это все-таки похоже на сон. На мираж. Наваждение. Едва ли Освальд когда-либо мог подумать, что такое возможно в реальности. Почувствовав, как Освальд с очередным выдохом открывается ему, позволяя действовать дальше, Эд обхватывает его лицо ладонями, осторожно скользит между губ и касается чужого влажного языка.       Это прикосновение проносится электрическим разрядом по всему телу и наконец приводит Освальда в чувство. Он отталкивает от себя Нигму, а сам вжимается в подушки, стараясь оказаться от него как можно дальше. — Освальд? — непонимающе зовет его Эд, но приблизиться снова не рискует. — Какого черта, Эд? Просто какого черта? — с нотками зарождающейся истерики в голосе спрашивает Освальд.       Он тяжело дышит, почти задыхается и не может даже думать об этом нормально. Если Эд затеял какую-то очередную игру, Освальд убьет его. Убьет его прямо сейчас, потому что этому нет ни малейшего оправдания, как и ни малейшего объяснения, кроме того, что он в очередной решил унизить его и поиграть с его чувствами. Освальд, конечно, надеется, что не расплачется сейчас, но его организм снова его подводит и он чувствует, как глаза наполняются слезами, и пара капель стекает по бледным щекам. Черт бы побрал его чувствительные глаза, которые при любых сильных эмоциях начинают слезиться.       Эд же замирает, не в силах что-либо сказать. А что вообще можно сказать в такой ситуации. «Загадочник говорит, что я люблю тебя, и я решил это проверить»? Если он скажет что-то такое, Освальд воткнет ему в сердце ближайший острый предмет, даже не станет утруждаться поиском ножа. Ебучий Загадочник.       Освальда душат слезы, и он все еще смотрит на Эда широко открытыми глазами, ожидая хоть каких-то объяснений. Эд прокашливается, но все еще не знает, что сказать. — Я не… я хотел проверить… — Проверить? — цепляется за это слово Пингвин, потому что ему нужно хоть как-то выплеснуть эмоции, иначе они разорвут его на части. — Что именно ты хотел проверить, Эд? Как забавно я буду выглядеть, когда снова уничтожишь меня и разобьешь мне сердце? Как жалко я выгляжу, когда не могу контролировать свои чувства к тебе и в очередной раз позволяю себе на что-то надеяться? Ты просто… — он захлебывается собственными возмущениями, понимая, что сейчас просто свалится в поток бессмысленных оскорблений. — Нет, — пытается опровергнуть его слова Эд. — Это не то, что…       Освальд перебивает его злым, мрачным голосом. Он хмурит брови, смотрит исподлобья, закрывается от него в свой защитный панцирь враждебности. — Я не твой гребанный эксперимент, Эдвард Нигма. То, что однажды я доверился тебе, открылся и признался в своих чувствах не дает тебе никакого права поступать так со мной, — в его голос просачивается обида и какое-то разочарование, Эда это убивает.       Эд выглядит как побитый щенок, чувствуя странную вину за свой поступок. Освальд все еще не может нормально дышать и вдруг понимает, что у него нет больше сил оставаться в небольшом замкнутом пространстве наедине с Эдом. Он возится, отползая к противоположной от Эда стороне кровати и пытается встать. — Освальд, не глупи, — подает голос Эд. — Тебе все еще нужно восстановиться, ты слишком слаб.       Освальд на его слова не обращает никакого внимания и, поднявшись на ноги, делает пару тяжелых шагов по направлению к двери. — Ты все равно не сможешь далеко уйти, — Эд предпринимает еще одну попытку образумить Пингвина. — Плевать. Я просто хочу уйти из этой квартиры, — отвечает Освальд, медленно, но целеустремленно продвигаясь к выходу.       Эд тоже встает на ноги, но не знает, что именно ему стоит сделать. Убедить Освальда остаться, потому что так будет лучше для его здоровья? Вернуть его обратно в постель? Боже, почему все резко стало таким сложным? — Эд, выпусти меня, — Загадочник появляется за его спиной неожиданно, голос у него злой и напряженный, почти как у Освальда, Эд вздрагивает. - Сейчас же выпусти меня.       «Нет». — Эд, я должен поговорить с ним, — настаивает Загадочник.       «Что ты хочешь ему сказать? Можешь поделиться, я ему передам.» — Блядство, Эд. Вот вечно я делаю все, чтобы наладить наши отношения с Освальдом, а потом ты все портишь. Выпусти меня.       «Какого черта ты-то злишься на меня? Что я не так сделал? Я поцеловал его, разве не этого ты хотел?» — думает Эд, и эта мысль застревает в голове. — Разве не этого ты хотел? — спрашивает Нигма уже вслух у Освальда. — Ты говорил, что любишь меня, разве ты не хотел, чтобы я поцеловал тебя?       Освальд замирает уже у самой двери. Он закрывает глаза, глубоко вдыхает, переводя дыхание и готовясь к очередному выплеску эмоций. — Эд, ты правда не понимаешь? — спрашивает он, поворачиваясь к Нигме лицом. — Ты разрушил для меня понятие любви. Ты разрушил для меня все, что с ней связано. Из-за тебя любовь для меня это слабость, боль, унижение, разочарование, жертва и даже смерть, но никак не то романтическое волнение, что вкладывают в это слово другие люди. Хотел ли я, чтобы ты поцеловал меня? Нет. Да. Нет, — последнее отрицание он говорит с особым нажимом, будто то вырвавшееся «да» слетело с губ, против его воли. — Я не хочу, чтобы ты целовал меня, не хочу даже, чтобы ты прикасался ко мне. Я не хочу… не хочу любить тебя, Эдвард Нигма. Потому что любить тебя оказалось самой большой моей ошибкой в жизни. Я хотел бы ненавидеть тебя за это, Эд, но я не могу. Поэтому мне остается только любить тебя, а тебе иметь достоинство никогда не напоминать мне об этом. Ты запутался, я понимаю. Вся эта история с твоей мертвой подружкой выбила тебе из колеи, и ты сам не понимаешь, что чувствуешь или чего хочешь. Но больше никогда — слышишь? — никогда не смей делать что-то подобное.       Эд стоит, опустив взгляд и поникнув еще больше. Освальд не дожидается его реакции, разворачивается и, тяжело открыв дверь, выходит. — Все еще не хочешь выпустить меня, чтобы я все исправил? — спрашивает стоящий за его спиной Загадочник. — И что ты ему скажешь? — с грустной усмешкой интересуется Эд. — Как вообще можно что-то исправить после такого? — Он злится, потому что для него все это неожиданно. И он долго убеждал себя, что мы никогда его не полюбим, — объясняя, Загадочник пожимает плечами, словно это должно быть очевидно. — Нет, — отвечает в итоге Эд на первый вопрос своего альтер-эго. — Я должен сам все исправить, — говорит Эд, хотя сам пока слабо понимает, как это можно сделать.       Нигма выжидает еще пару минут, чтобы у Освальда было время немного остыть и побыть одному, а затем тоже выходит из квартиры. При таком физическом состоянии, Пингвин вряд ли смог уйти далеко. В общем-то так и оказывается. Эд выходит из подъезда, поворачивает за угол в неприметный переулок между двумя близко стоящими друг к другу домами и обнаруживает там Освальда, сидящего на асфальте прислонившись спиной к стене.       Эд приближается к нему медленно и осторожно, словно к дикому зверю, готовому броситься и вцепиться в него зубами в любой момент. Услышав звук шагов совсем рядом, Освальд поднимает голову и разочарованно вздыхает — он надеялся у Эда хватит мозгов не идти за ним. Но все же те несколько минут, что ему удалось провести в одиночестве немного помогли. Его руки перестали дрожать, дыхание восстановилось и в голове перестало ярко-красными буквами панически пульсировать слово БЕГИ. Но разговаривать с Эдом все равно не хочется. — Освальд, пожалуйста, — начинает Эд, состроив самое жалостливое лицо, на которое только способен. — Давай поговорим.       Пингвин смотрит на него пару секунд, и понимает, что что бы он сейчас ни сказал, Эд от него не отстанет, а уйти самому пока не предоставляется возможным, ведь даже та короткая прогулка из квартиры сюда отняла у него все силы. Ох, ну какой же дерьмовый день. — Я не хочу разговаривать с тобой, Эд, — меланхолично отзывается Освальд. Эд кивает, примерно на такой ответ он и рассчитывал. — Но. Я хочу поговорить с тобой, Загадочник, — едва слышно произносит Пингвин, а последнее слово он говорит трепетно и взволнованно, словно какое-то магическое заклинание.       Эд на секунду прикрывает глаза, и Освальд может наблюдать как за это время Нигма незаметно меняется, как выпрямляются его плечи и исчезает скованность из его силуэта. Это действительно завораживает. Когда Эд открывает глаза, он уверенно смотрит на Кобблпота — сразу пропадает это сожаление и вина из глаз. А губы растягиваются в улыбке. Пингвин вздыхает. — Верное решение, Освальд, — растягивая гласные, говорит он. — Говорить со мной гораздо более приятно, чем с малышом Эдди. — Я и с тобой разговаривать не намерен, — отвечает Освальд. — Просто хотел, чтобы Эд перестал смотреть на меня этим своим взглядом. — О, ты тоже заметил, что он выглядит, как побитый щеночек? — спрашивает Загадочник, и кажется его совершенно не обижает, что Кобблпот и с ним не собирается вести беседы.       Освальд кивает. Да, он заметил.       Загадочник тем временем проходит ближе к Пингвину и садится на асфальт рядом с ним, полностью повторяя его позу, опираясь спиной на стену. — Эд поступил глупо, но он правда хотел этого. Ты не эксперимент, и он не запутался. Наоборот, сейчас он, наконец-то, видит все именно так, как и должно быть, — говорит он, снова выбивая у Освальда из груди весь воздух. — Я думал, из вас двоих у тебя все-таки больше мозгов. Но видимо, я ошибся, если ты думаешь, что я в это поверю. Поверю хоть кому-то из вас, — отвечает он. — Эй, я тебе никогда не врал.       Освальд усмехается. — А ты выходка с банком? «Если ты идешь против Ли, значит идешь против меня» — это ведь был ты, а не он, — вспоминает Пингвин. — Да брось, — Загадочник закатывает глаза. — Во-первых, я знал, что решетка не удержит Буча, и вы успеете сбежать до прихода полиции. Во-вторых, с Ли я просто подыгрывал. Эд должен был самостоятельно узнать правду и разочароваться в ней без моей помощи. Я надеялся, что когда он все поймет, то прозреет, но он оказался глупее, чем я ожидал.       Освальд смотрит ему в глаза и не знает, стоит ли в это верить. Он возможно и поверил бы, но был еще один вопрос, который не позволял ему так просто это сделать. — Кто из вас нажал на курок тогда, на пирсе? — спрашивает Пингвин и, честно говоря, не ждет ответа, потому что и так его знает. Он задает этот вопрос, чтобы доказать свою правоту.       Лицо Загадочника мрачнеет. Он, конечно, предполагал, что Освальд догадается — это же Освальд! он знает их лучше их самих — но все равно не хотел, чтобы это случилось, ведь это означает, что доверие между Освальдом и Загадочником — Эда в расчет не берем — больше не возможно. Потому что правда в том, что тогда на пирсе стреляли они оба. Это был первый и пока единственный раз, когда они сделали что-то таким образом. Они не слились в одного человека — нет. Каждый из них был со своим собственным сознанием и на курок они нажали вместе. Но только если Эд стрелял из-за мести за Изабеллу, Загадочник стрелял, потому что боялся Освальда. Он знал, что Кобблпот может стать самой большой их слабостью, а от слабостей он привык избавлять сразу же. Поэтому он выстрелил. Он надеялся выжечь из себя Освальда, как прижигают открытую рану. Но, очевидно, у него не получилось. Кобблпот с его живучестью вернулся и Загадочник увяз в этом человеке еще больше.       Дав Загадочнику пару минут на раздумья, Освальд продолжает, кивнув самому себе для верности. — И вот именно поэтому я не могу поверить ни ему, ни тебе.       Для Загадочника это звучит как приговор. Он всегда считал, что именно его отношения с Освальдом более глубокие, более тесные и возможно даже интимные, что ему он доверяет больше чем Эду. Но выходит, что для Освальда нет никакой разницы. Что он не доверяет им обоим. Возможно Загадочник конечно импонирует ему чуть больше, потому что во все остальные разы он хотя бы не тыкал в него пистолетом, в отличие от Эда, и вытащил его из Аркхэма, но по большей части разницы и правда не было.       Загадочник немного разочаровывается сам в себе и не знает, что еще можно сказать, чтобы переубедить Пингвина. Точнее… у него конечно есть еще один козырь в рукаве, но этот козырь должен использовать Эд. Поэтому Загадочник возможно впервые в жизни готов добровольно передать контроль Эду. Этот говнюк должен будет сказать ему спасибо и предоставить дополнительное время «у руля», когда все это закончится. — Прости, Освальд, ты позвал меня, чтобы избавиться от Эда, но вам с ним все равно нужно поговорить, — произносит Загадочник, и видит как недовольно косится на него Кобблпот, ну конечно, он сразу понял, что Загадочник собирается сделать. — Но я не могу уйти, не рассказав кое о чем, — он наклоняется ближе к Пингвину, словно собирается поделиться секретом. — Я жалею, что наш первый поцелуй достался Эду, а не мне, — он подмигивает, улыбается, видя, как стремительно краснеют щеки Освальда, и закрывает глаза.       Пингвин снова наблюдает за метаморфозами с Эдом, его плечи снова слегка ссутуливаются, и из всей его фигуры словно пропадает та агрессия и опасность, которой веяло от Загадочника. Освальд вздыхает. Ну и о каком доверии вообще говорил тот, когда он не смог выполнить всего одну просьбу Освальда. Ох, Кобблпот ненавидит их обоих.       Вернув себе контроль, Эд не торопится начинать разговор. Хотя Освальд предполагал, что тот возможно даже разозлится, что он вот так вот выпустил Загадочника, но тот кажется вообще не собирается придавать этому значения. Пингвин вдруг замечает, что разговор с альтер-эго Эда все-таки немного успокоил его. Он уже не чувствует былой нервозности и желания оказаться как можно дальше от Нигмы, чтобы не видеть и не слышать его. Пожалуй сейчас Освальд даже готов к диалогу, но это не точно. Все зависит о того, что именно ему может сказать Эд.       Нигма же тем временем пытается придумать хоть какое-то достойное начало разговора. Загадочник поступил крайне подло, бросив их вот так. Хотя, Эд же сам говорил, что хочет один в этом разобраться, но он не может не признать, что почувствовал довольно сильное облегчение, когда Освальд позвал Загадочника. Эд все прокручивал в голове последние слова Кобблпота. «Я не хочу любить тебя. Я хотел бы тебя ненавидеть». Почему-то именно эти две фразы так сильно впились в его мозг, что он не мог отпустить их. Боже, сколько на самом деле пережил Освальд? Насколько много боли он перенес из-за Эда, что сказал такое? Был ли вообще у них шанс? Хотя бы один единственный шанс из четырнадцати миллионов? — Я действительно все разрушил для нас, да? — спрашивает Нигма и, честно говоря, не ждет ответа. Освальд и не отвечает.       Пингвин смотрит на него тяжелым грустным взглядом. — Есть ли у меня шанс все исправить? — спрашивает Эд в диапазоне между отчаяньем и надеждой. — Эд, пожалуйста, не надо, — устало просит Освальд. Ему невероятно тяжело, ведь человек, которого он безумно любит готов сейчас быть с ним, он поцеловал его, но Пингвин не может этого допустить. Не может позволить.       Конечно это не полностью вина Эда. Они оба наделали ошибок. Некоторые вещи просто нельзя простить, как бы сильно вы ни пытались все исправить. Между ними слишком много плохих поступков, неправильных выборов и несказанных слов. Даже если они попытаются построить что-то вместе, то построят они только стеклянный дом, который разрушится от неудачно брошенного камня или слишком сильного ветра, а их обоих засыплет осколками, которые оставят после себя уродливые шрамы и гниющие зашитые раны. Он не готов пойти на это. Не после всего. — Знаешь, — начинает Эд, используя наконец тот самый козырь, о котором говорил Загадочник. — Во времена моего прибывания в Нэйроуз, когда у меня была Фабрика Загадок, в ней решила поучаствовать Ли. Она загадала мне загадку. Ответом к ее загадке были слова… признание. Она хотела, чтобы я признался в своих чувствах к ней. Меня это тогда только разозлило. Я так и не смог ей этого сказать. Но я помню… помню, как в голове всего на секунду мелькнула мысль, что… эти слова от меня может услышать лишь один человек. Я отогнал эту мысль сразу же, ведь тогда я отчаянно не хотел думать о тебе или, тем более, рассматривать вариант, что я… — Эд вздыхает, Освальд смотрит на него круглыми глазами, которые снова наполняются слезами. Освальд догадывается, что он собирается сказать, и он боится этого и желает в равно степени. — Но сейчас, думаю, я могу это сказать. Сказать это единственному человеку, которому в действительности эти слова всегда принадлежали. Я люблю тебя, Освальд Кобблпот.       Освальд задыхается. Слезы стекают по щекам, но он едва ли замечает их, и только душит в себе всхлипы накатывающей истерики. — Это не правда. Я не верю тебе, — слабым срывающимся голосом шепчет он, пытаясь унять дрожь во всем теле.       Нигма тянется рукой и мягко касается чужой щеки, стирая бегущие слезы. Освальд вздрагивает, но руку не отталкивает, жмется щекой ближе, стараясь получить больше тепла. — Это правда, Освальд. Ты знаешь, что я не вру тебе. — Это не важно, Эд. Даже если ты говоришь правду, это ничего не меняет. Я не могу, — он задыхается очередным всхлипом. — Не могу… На мое признание ты ответил, что не любишь меня и выстрелил мне в грудь из-за девчонки, которую знал несколько дней. Я не могу, Эд, не могу.       Нигма кивает. Да, он знает, что Освальд прав. Знает, что шансов у них действительно нет. Это отдается глухой болью в ребрах. Эд только-только обрел для себя свою любовь, которую отрицал и старался не замечать на протяжение нескольких лет — и сразу же ее потерял. Потерял, не успев ни секунды ей насладиться. Это больно. Но наверно Эд заслужил эту боль. — А если я все исправлю? — с надеждой спрашивает Эд. — Я смогу вернуть тебе все, что тогда отнял. Ты снова станешь Королем Готэма, будешь важнейшим и влиятельнейшим человеком из всех. Я даже могу снова сделать тебя мэром, ты знаешь, мне это под силу, да и после баррикад мнение людей о тебе больше положительное, и… — Эд, — перебивает его Освальд. — Я знаю, что ты в силах сделать все это, но… — он опускает взгляд и вздыхает, ему тоже больно наблюдать, как из любимых карих глаз пропадает робкий огонек надежды. — Это ничего не изменит. — Я… я сделаю для тебя все, что угодно, Освальд, — говорит Нигма.       Кобблпот резко вскидывает взгляд на Эда. Ох, да что же за день сегодня такой? Сначала девушка из их общего прошлого, потом квартира из их общего прошлого, теперь еще и слова из их общего прошлого. Освальду действительно тяжело, он на пределе.       Эд специально выбирает именно эту формулировку, он помнит, что именно так, слово в слово, сказал тогда перед камином, в день, когда его чуть не убил Буч на вечеринке в честь победы Освальда на выборах. Он конечно сомневается, что после всех признаний, эти слова растопят сердце Пингвина, но попробовать стоит. — Не надо, Эд, — снова просит Освальд, и его голос такой слабый и дрожащий, что Эду сразу хочет обнять его, чтобы никто в этом мире больше не смог сделать ему больно. Как же иронично, что больше всего боли этому человеку принес именно Эд. — Я верю в тебя, Освальд, даже когда ты сам в себя не веришь, — говорит Нигма еще одну фразу из их прошлого.       Кобблпот морщится. Вспоминает день своей победы на выборах, то как из его глаз наверно впервые в жизни текли слезы радости, а Эдвард сиял гордость за своего друга. Все тогда было так просто между ними.       Эд набирает в грудь воздуха, чтобы сказать что-то еще, но Освальд его перебивает. — Если ты сейчас загадаешь ту загадку про «меня не купить», клянусь, я очень сильно тебя ударю, — говорит он.       Эд хмыкает и ничего не говорит — и это молчание красноречивее любых слов. Вот засранец, и правда ведь хотел эту загадку загадать. Эд пока прокручивает в голове их прошлое до появления Изабеллы, подыскивая, что бы еще такого можно сказать. Но вместо слов только глупо хихикает. — Что смешного? — сразу спрашивает Пингвин. — Я просто сейчас понял… Все эти слова, которые я говорил тебе. Они ведь… звучат так романтично, — произносит Эд и с улыбкой смотрит на Кобблпота, который почему-то заливается краской. — Думаю, я говорил это, неосознанно пытаясь расположить тебя к себе еще больше. Ты не мог не влюбиться в меня при таких условиях. — И пожалел об этом тысячу раз, — ворчит в ответ Освальд, но уже без того грозового напряжения, что было пару минут назад. Сейчас атмосфера между ними приобретает какую-то легкость, и они оба не знают, к чему это приведет, хорошо это или плохо. — За последнее время, мы доказали, что можем быть напарниками, партнерами и друзьями, — говорит Эд. — Я прошу тебя о последней услуге, Освальд. Прошу, позволь мне доказать тебе, что мы можем быть еще и… возлюбленными.       Кобблпот чувствует как еще одна слеза скатывается по щеке, и грустно улыбается. Болезнь Эдварда Нигмы проникла слишком глубоко в его внутренности, оплела легкие, поселилась в сердце, пустила метастазы в мозг, и с каждым ударом сердца разносится по всему организму вместе с кровью. Тогда на пирсе — на последнем пирсе, когда они готовились сбежать из Готэма. В тот раз Освальд подумал, что эта болезненная нездоровая любовь его наконец отпустила. Он смог уйти, оставив Эда одного. Он смог уйти, наплевав на свои чувства, перестав наконец жертвовать ради Эда. Он был так рад и горд собой, что очистил свое сердце от болезни Эдварда Нигмы. Но Эд тогда пошел за ним. Он словно не мог позволить Освальду наконец покончить с этой любовью. И в итоге, после того дня, они оказались связаны только еще больше чем раньше. А теперь Эд и вовсе признавался ему в любви. И это казалось одним из тех невозможных снов, после которых Освальд обычно просыпается в слезах. В детстве, когда мама читала ему сказки, она часто говорила, что у злодеев не бывает счастливого конца. А они с Эдом оба злодеи, так что даже если сейчас они попытаются быть счастливыми, это будет как попытка поделить на ноль.       Но Эд был прав — Освальд не мог в него не влюбиться. А сейчас Эд не оставил ни единого шанса отказать ему. Что ж, ладно. Освальд готов в очередной раз довериться. И возможно это будет стоить того, даже если в итоге ему придется испытать самую сильную боль во вселенной.       Кобблпот вздыхает и вытирает слезы с щек. Смотрит на Эда. — Знаешь, если ты хочешь все исправить, то можешь начать с того, что вернешь мне моего пса, — его голос звучит глухо, потому что от всех пережитых эмоций он остался совершенно без сил.       А Эд улыбается. Ярко и счастливо. Он двигается ближе, опускает голову на чужое плечо и обнимает руками за талию. Сидеть так неудобно, но по-другому не хочется. — Ты не пожалеешь об этом, обещаю, — шепчет он и оставляет короткий поцелуй на чужой шее.       Впереди их, вероятно, ждет много трудностей. Восстанавливать подорванное однажды доверие очень сложно. У них буду ссоры, будут крики, обиды, непонимание и много вечеров, сотни часов, проведенных за разговорами друг с другом. Они будут учиться быть вместе. Будут учиться заново доверять друг другу, любить, быть нежными, расставлять приоритеты и считаться друг с другом. Все это может занять месяца, а то и годы. Но они обязательно справятся, потому что сегодня они сделали самое важное — сегодня они позволили себе сделать этот первый, самый трудный, шаг на встречу друг другу. Они позволили себе отринуть весь негатив, что связывал их, и открыться для того, что может ждать их впереди. Возможно через несколько лет они оба успокоятся и поумерят криминальные амбиции, заведут пса — на этот раз общего — и обязательно назовут его Джим, будут сидеть вечерами у того самого камина, закинув друг на друга ноги и читая какой-нибудь очередной детектив друг другу вслух. А возможно через несколько лет они станут величайшими злодеями Готэма, будут держать в страхе весь город, возможно они вдвоем будут Королями Готэм-Сити, и, заходя в кабинет Освальда после очередной вылазки, Эд будет садиться на его колени и утыкаться носом в горячую шею, а Освальд непременно будет ворчать, что Эд весь в крови и испортит ему новую рубашку, а затем брать чистое полотенце и заботливо стирать эту самую кровь с его лица. Кровь не его конечно. А их общих врагов. Того же Гордона, возможно.       А возможно их судьба сложится совершенно иначе, ведь никто не может знать, что будет завтра. Но возможно… Возможно однажды Освальд сможет закрыть глаза, сделать шаг назад, падая спиной в пугающую неизвестность, зная, что его обязательно подхватят родные сильные руки.       А пока они просто сидят на холодном асфальте, обнимают друг друга и молчат, наслаждаясь тишиной и теплой близостью.       Загадочник, сидящий напротив них, улыбается.