Не те чувства

Дом Даэны выглядел как лучшая часть Академии, и аль-Хайтам утешал себя тем, что сможет провести там время, раз уж ему приходится выбираться из дома и сдавать обязательные тесты об успеваемости. Будь его воля, он бы проходил задания прямо в своей комнате и отправлял их сумеречной птицей, но это расходилось с идиотским регламентом Академии, и никто не собирался давать ему поблажек. Что ж, ладно, это всё-таки не трагедия. Найти нужный кабинет, пройти скучные тесты за половину отведённого на них времени и сдать в руки ошеломлённым преподавателем заняло всё утро. Аль-Хайтам был не против ускорить процесс, но бабушка предупреждала его, чтобы он не переоценивал свои силы и не спешил, так что приходилось скрупулёзно решать и перепроверять каждое задание. Но теперь-то он был свободен! И мог наконец затеряться в лабиринте книжных стеллажей. Снующие повсюду студенты мало обращали на него внимания, равно как и матры, зорко следящие за тишиной в библиотеке. Аль-Хайтам всё равно покосился на них с неприязнью: для этих остолопов он всего лишь ещё один будущий учёный, на которого они будут охотиться и чьи проекты сворачивать. Не то, чтобы он действительно собирался копаться в чём-то опасном, но разве это не глупо — вместо развития науки выбирать что-то такое скучное, как преследование и допросы? Может быть, они просто учёные-неудачники, которые не смогли себя реализовать? Он ухмыльнулся своим мыслям, останавливаясь подле стеллажа с переводами древних языков. Бабушка тоже собирала эту серию книг, но в Доме Даэны разумеется оказалась пара экземпляров, которых у неё не было. Выбрав нужные тома, аль-Хайтам попетлял между стеллажей, добираясь до своего любимого стола, и замер, глядя на сидящего там мальчишку. Тот сразу поднял на него голову, — неужели услышал шаги? — и оказалось, что кроме смуглой кожи пустынника и до смешного светлых волос, у него ещё необычные красные глаза. Конечно, у Кавеха тоже глаза были красные, но совсем другого оттенка, не такие насыщенные и тёмные. Да и взгляд у друга был куда легче. — Я не помешаю? — для приличия спросил аль-Хайтам, всё равно не собираясь искать другое место. Нет, он не планировал закатывать истерик на тему «это мой стол, я тут всегда сижу», но и отступать — тоже. Мальчишка пожал плечами, снова погружаясь в книгу. Тем лучше, меньше лишней болтовни. Аль-Хайтам уселся напротив него, открывая сборники и проглядывая оглавления — так и есть, перевода этих текстов он ещё не читал, — однако вникнуть в текст никак не удавалось. И не то, чтобы его отвлекали… Вернее, делали это ненамеренно, и от того раздражали ещё сильнее. Сосед по столу вёл себя очень тихо, едва слышно скрипел ручкой по тетради и, судя по скорости перелистывания страниц, читал почти так же быстро, как сам аль-Хайтам. Вот это новость! Аль-Хайтам нахмурился, украдкой присматриваясь к нему внимательнее: мальчишка был ниже него, не носил обычного берета, вместо этого накидывая на волосы шарф, как это делали пустынники, и, кажется, обзавёлся массой врагов в Академии, учитывая заклеенный на щеке порез, синяк на скуле и сбитые костяшки. Ну, не то что бы сам аль-Хайтам очень уж любил пустынников, но определённо не стал бы бросаться на них с кулаками… — Я не помню тебя в Академии, — не выдержал аль-Хайтам. — Когда ты поступил? Мальчишка даже не поднял головы от книги. — Ты, кажется, намекал, что не будешь мешать, — да что у него за голос?! Низкий, с приятной хрипотцой, совсем не соответствующий возрасту. Если только аль-Хайтам не ошибся с первым впечатлением. — Сколько тебе лет? — не отступил он. Мальчишка поднял на него хмурый взгляд, который почему-то совсем не выглядел смешно ни из-за пушистой чёлки, ни из-за слишком мягких черт лица. — Это допрос? — Тебе сложно ответить? — Тебе сложно молча читать книгу? Они схлестнулись взглядом, проверяя друг друга на прочность. Впервые за долгое время аль-Хайтам почувствовал что-то кроме скуки в стенах Академии. Студенты, преподаватели, все они были словно на одно лицо, на одну тональность голоса, но сейчас перед ним оказался кто-то, от кого не хотелось сбежать. Аль-Хайтам ухмыльнулся, чувствуя, как побежали по спине мурашки от адреналина, и постучал пальцем по тетради пустынника. — Тебе ещё домашнее задание доделывать. Чем быстрее я отцеплюсь, тем тебе же лучше. — Мог бы и не цепляться, — пробурчал тот, но затем устало вздохнул и откинул голову назад, разминая шею. Погодите… он что, носит чокер?! Аль-Хайтам невольно сглотнул, лишь потом одёргивая себя, но, к счастью, его позорный интерес остался незамеченным. — Мне шестнадцать. Я поступил в этом году. Всё? — Ты меня старше? — аль-Хайтам чуть со стула не рухнул, уставившись на нового знакомого во все глаза. — Но ты…мелкий! Пустынник опустил голову, с нечитаемой эмоцией глядя на него, и аль-Хайтам нервно кашлянул. Что-то он все правила приличия позабыл! Не то, чтобы ему правда было не плевать, что о нём подумает этот непонятно кто, но всё равно не стоило хамить. — Я имею в виду, что ты ниже меня, — поправился он. — Но я тоже поступил в этом году… значит, ты на курс старше? Пустынник мотнул головой. — Нет, я смог поступить только в группу твоего возраста. У меня… — он впервые за весь разговор смутился, опустив глаза, — пробелы в знании. И в пустыне говорят на другой форме сумерского, чем в столице, поэтому мне ещё приходится на курсы языка ходить. Для кого-то, кто был столь враждебен пару минут назад, он был удивительно откровенен и покладист! Аль-Хайтам озадаченно нахмурился, пытаясь понять причину перемены, но он слишком плохо разбирался в людях, хоть чуть-чуть отличающихся от большинства. А то, что пустынник отличался, было очевидно. — Зато тебе здесь хотя бы интересно, — вырвалось у него, и он с опозданием прикусил язык. Прекрасно! Сначала назвал его «мелким», затем намекнул, что в отличие от него скучает на лекциях. Аль-Хайтам знал, что имеет проблемы в общении, но, бездна подери, не такие же масштабные! Он, наверное, одичал на домашнем обучении… Но пустынник вместо того, чтобы надуться, мирно кивнул. — Да, здесь… — он замялся, а потом скованно улыбнулся, как будто стеснялся это делать. — Мирно. И безопасно. — А в пустыне?.. — спросил аль-Хайтам, всё ещё оглушённый его улыбкой. Пустынник поджал губы. — Пылевые бури. Скорпионы. И воды мало. Это было до глупого прямолинейно, но аль-Хайтам, который обычно ненавидел настолько очевидные ответы, услышал тщательно скрытый смысл в скупых словах. Учиться где-то, где сама природа может тебя убить, и ежедневно бороться за вещи, которые аль-Хайтам получал просто, выходя на кухню, звучало куда хуже, чем «мне просто очень скучно слушать преподавателей». Даже просто представить, как мог проходить день среди песков и хищных тварей, не получалось… — А как ты там учился? — аль-Хайтам заложил книгу пальцем, второй рукой подпирая подбородок. — У вас там… школы какие-то? Пустынник посмотрел на него умоляюще. — Ты же сам сказал, что мне ещё делать домашнее задание! — возмущённо прошептал он, демонстративно подняв тетрадь. — А теперь мешаешь… ладно, сиди тут сам. Аль-Хайтам беззвучно открыл и закрыл рот, глядя как пустынник рывком поднимается со стула и подхватывает потёртую сумку, но в последний момент спохватился и успел схватить его за руку. — Я буду молчать! — заверил он. — И я с Хараватата, так что если у тебя какие-то проблемы с домашним заданием, я мог бы перевести то, что не понятно. Но когда ты закончишь, я бы хотел поговорить про пустыню Он понимал, что ведёт себя почти грубо, не столько предлагая помощь, сколько навязывая, но этот… парень выглядел совсем не так, как все остальные студенты! Да даже преподаватели не вызвали в аль-Хайтаме столько интереса, сколько новый знакомый: мало того, что из пустыни, так ещё не заносчивый и не болтает по пустякам. Пустынник снова тяжело вздохнул, судя по лицу, взвешивая «за» и «против», и опустился обратно на стул. — Тебя хоть как зовут? — бросился закреплять успех аль-Хайтам. — Сайно, — настороженно произнёс новый знакомый, хмурясь всё сильнее, отчего его глаза со звериным зрачком выглядели всё более угрожающе, но аль-Хайтам не собирался продолжать болтать, хотя и был соблазн проверить чужие нервы на прочность. — Меня — аль-Хайтам. Чтобы знал, как обращаться, а не дёргал за руку. Да, он просто не любит чужие прикосновения, что тут такого? И вовсе не грубил! По крайней мере, аль-Хайтам убеждал себя в этом, спрятавшись от пронзительного взгляда Сайно за книгой. Наверное, тот сейчас думает, что нарвался на городского сумасшедшего… но это ладно, он просто не слышал, как некоторые мудрецы себя ведут, когда думают, что их никто не видит. Наконец сборнику переводов удалось получить к себе всё внимание. Аль-Хайтам так увлёкся им, что потерял счёт времени, пока не услышал неловкое покашливание. — Я же сказал, что тебе надо просто позвать меня по имени, — бросил он, откладывая книгу, и Сайно с постным лицом приподнял брови. — Какое-то определённое число раз? Потому что я звал тебя дважды, и ты не ответил. Нет, он не «наверное», а «точно» запишет аль-Хайтама в городские сумасшедшие! — С чем нужно помочь? — сменил тему аль-Хайтам, и Сайно протянул ему тетрадь. Читать вверх ногами было неудобно, как и пытаться объяснять ошибки, поэтому аль-Хайтам встал со своего места, огибая стол, и сел сбоку от Сайно, придвинув стул почти вплотную. Внезапно ему в плечо упёрлись ладонью. — Ты чего так близко? — пробормотал Сайно, пока на его скулах всё темнее проступал румянец. Аль-Хайтам вопросительно выгнул брови, меряя взглядом пространство между ними — вполне себе приемлемое, к тому же они ведь в одежде сидят и посреди библиотеки. Как не крути, а смущаться тут будет только какая-то наивная душа, перечитавшая бульварных романов. — Не реагируй на меня как объект своей влюблённости, — отрезал аль-Хайтам, придвигая к ним тетрадь. — Итак, насчёт твоей грамматики… — У тебя, видимо, не очень много друзей, — пробормотал Сайно, склоняясь ближе, и аль-Хайтам гордо проигнорировал его подколку. Много чести вестись на такую грубую провокацию! У Сайно оказалась не просто проблема с формой языка, а прямо-таки война: он писал правильно лишь половину предложений, использовал устаревшие словообразования и ставил запятые так, словно хотел нанести ими психологическую травму. Когда аль-Хайтам закончил исправлять самые основные ошибки, то понял, что ему пора уже возвращаться, если он хочет попасть домой дотемна. Сайно, проследив за его взглядом, тоже уставился на покрасневшее от закатного солнца небо. — Ох… — виновато произнёс он. — Мне пора на обед, а потом на пару. — Значит спрошу про пустыню в следующий раз, — неожиданно для самого себя нашёл компромисс аль-Хайтам. Он терпеть не мог говорить пустые слова утешения и давать обещания в стиле «может как-нибудь», но рядом с Сайно было так просто и спокойно находиться, что каким-то образом все социальные рамки, которые он ненавидел, взяли и оказались как раз. — Я бываю в Академии по пятницам, когда сдаю промежуточные тесты, но могу прийти и в воскресенье. — Хорошо, — Сайно воодушевлённо кивнул. — Тогда до воскресенья. Я освобожусь в час и буду ждать тебя здесь. Идёт? — Идёт, — запоздало откликнулся аль-Хайтам, когда Сайно уже через ступеньку взбегал по лестнице и лишь у самой двери быстро махнул ему рукой. В голове не укладывалось, что он действительно предложил ему встретиться ещё раз! Что у него правда получилось так просто завести знакомство со студентом! И тот его даже ни разу не выбесил. Аль-Хайтам неуверенно улыбнулся, прислушиваясь к непривычному чувству радости, щекочущему в груди, но быстро себя одёрнул — стоять посреди библиотеки и улыбаться как дурак всё-таки стоило прекращать. Они встретились в воскресенье. И в пятницу. И опять в воскресенье. Где-то на пятую встречу аль-Хайтам понял, что и вправду сидит к Сайно слишком близко: когда тот наклонялся над тетрадью, белые пряди волос падали на руку аль-Хайтама, а когда поднимал голову и внимательно смотрел в глаза, слушая объяснения, то между их лицами едва можно было всунуть свод правил Академии. Это точно было ненормально, и возможно не зря некоторые студенты оглядывались на них, проходя мимо, но разве ему не плевать на чужое мнение? Просто так удобнее. На десятую встречу, когда их колени столкнулись под столом, аль-Хайтам покрылся ледяным потом, не понимая, что с ним происходит — сердце колотилось, словно он пробежался по всем лестницам Дома Даэны, а язык стал сухим и неповоротливым, как деревяшка. Сайно продолжал как ни в чём ни бывало писать в тетради, его кисть двигалась прямо перед аль-Хайтамом — просто поднять бы руку, и он сможет коснуться, накрыть всей ладонью, ощущая, насколько всё же Сайно маленький и как царапают кожу его вечно разбитые костяшки. Что с ним происходило? Он не мог понять, как зачарованный глядя на чужие пальцы с короткими светлыми ногтями, и желание сжать их, скользнуть своими пальцами между, сплетая руки в замок, всё росло, росло, росло… но страх, что Сайно заметит, пересилил любопытство. Аль-Хайтам с трудом пропихнул воздух сквозь горло, осторожно отодвигая ногу и крепче сжимая ручку, но чужое прикосновение ожогом осталось на коже. Может быть это просто пубертат? Аль-Хайтам заходил в секцию с книгами даршана Амурты, да и Акаша, стоило её только попросить, услужливо предоставила ему столько смешной информации, что он сразу понял — это не про него. Он определённо не будет вести себя как дурак, краснеть, бледнеть и днями думать о каком-то другом человеке, пока в мире существует столько книг и раздражающих людей. Но с тех пор не позволял себе сидеть близко к Сайно, просто так, ради перестраховки. Не хватало только ещё всё испортить. Впервые ему оказалось так просто с кем-то общаться, особенно учитывая, что Сайно не любил огрызаться на подколки, а вместо этого смотрел на аль-Хайтама как на идиота. С каждым разом его тяжёлый непроницаемый взгляд становилось всё проще выносить, пока тот и вовсе не стал чем-то вроде награды за очень хорошую шутку. Сайно не подшучивал над «тепличным цветком», который обучается дома, как это делал Кавех, не задирал нос, когда оказывался прав, и не дулся, когда аль-Хайтам его переспоривал. А то, что иногда ему в глаза становилось тяжело смотреть, и виски сдавливало, если он снизу-вверх смотрел на аль-Хайтама, доверчиво открывая горло с манящей полоской чокера… Это ничего не значит и ничего не стоит. Спустя месяц аль-Хайтам знал о пустыне больше, чем прочитал за всю свою жизнь. Простые факты вроде «ночью там холодно», теперь обросли историями Сайно о том, как он пытался приспособиться к дальним походам в пески, картинка скорпиона в учебнике Амурты приобрела цвет и яркость, пока в ушах звучал пугающий рассказ, как ловко эти твари прячутся в дюнах и могут клешнёй переломить кость, а справочник съедобных растений на деле оказался позорно неполным, потому что в пустыне, судя по всему, можно было питаться всем, кроме камней. — Мне кажется, ты придумываешь половину своих рассказов, — заключил аль-Хайтам, пытаясь переварить тот факт, что в пустыне водят стервятники размером с человека и плюются огнём. Сайно насмешливо фыркнул, лукаво глядя на него из-под взъерошенной чёлки. Из-за узкого зрачка, который то расширялся, то сужался совсем как у кошки, у аль-Хайтама порой появлялось ощущение, что он заглядывает в глаза ришболандскому тигру. Некоторые студенты, как он слышал, считали из-за этого Сайно пугающим… а он не мог отвести взгляд. — Пойди в пустыню и сам проверь. Аль-Хайтам попытался представить себя исследователем Алых Песков, и по спине пробежал холодок — перед глазами сами собой вставали могилы родителей. Разумеется, однажды он справится с этим окончательно, но пока мысль сидеть в библиотеке и изучать чужие исследования, выискивая ошибки как у Сайно в домашней работе, было куда интереснее. — Не горю желанием столкнуться с чем-то, что плюётся огнём, вызывает ураганы или бьёт меня молниями, — парировал он. — В отличие от некоторых, я не нахожу удовольствия в боли. Сайно подкатил глаза. — Как будто бы я нахожу. Это просто тренировки матр. Аль-Хайтам опустил взгляд на его забинтованное запястье, борясь с неуместным желанием утешающе провести по нему ладонью. До сих пор не верилось, что Сайно, невысокий, нелюдимый и любопытный, решил стать матрой вместо того, чтобы использовать все свои таланты для исследований. Он столько знал о пустыне, что наверняка мог бы сделать множество открытий… а вместо этого чередовал посещение лекций Спантамада с тренировками, на которых его возили носом по полу. Аль-Хайтам не понимал этого и не принимал, но с Сайно было проще промолчать, чем переспорить. Бабушка, услышав это, расхохоталась и сказала, что не аль-Хайтаму на это пенять. — Не сказал бы, что эти тренировки имеют успех, — пренебрежительно бросил он, поддевая пальцем широкий рукав мантии и приподнимая его. Ссадина на руке Сайно шла до самого локтя, словно его протянули по предплечью чем-то очень длинным. — Синяков на тебе всё больше. Скажи честно, что у тебя хромает сильнее — орфография или боевые умения? Сайно внезапно рассмеялся, отдёргивая руку. — Сразу видно, никакой ты не воин! Конечно синяков будет больше, ведь я теперь перешёл к тренировкам с оружием. Снисходительный тон зацепил сильнее, чем аль-Хайтам мог себе представить. Он сощурился, оценивающим взглядом окидывая фигуру сидящего рядом Сайно, и попытался представить его с оружием. На многих матрах, патрулирующих Академию, мантии еле сходились, плотно обтягивая широкие плечи, но на Сайно висела точно так же, как на аль-Хайтаме и Кавехе, вот только им-то можно, они выбрали дорогу учёных. Видимо, насмешливые мысли отразились на его лице, потому что Сайно фыркнул, вскакивая со своего места, и скрестил руки на груди. — Думаешь, я не удержу оружия? — он дождался, пока аль-Хайтам неопределённо пожмёт плечами, мол, дело твоё, я совершено точно тебя не провоцирую, и воровато оглянулся. Вокруг них никого не было — утром в воскресенье Дом Даэны пустовал. Даже матры казались сонными, негромко беседуя у самого входа в библиотеку и ни на что не обращая внимания. Аль-Хайтам обернулся к Сайно, не понимая, с чего тот вдруг стал искать лишние взгляды, и чуть не поперхнулся слюной, когда чужая мантия резко распахнулась и поползла с плеч. — Видишь? — Сайно тряхнул волосами, с которых упал привычный шарф, и повернулся спиной, заводя руки за поясницу и хватая себя за локти. — Тренировки даром не проходят. Аль-Хайтам уставился на его мышцы, соблазнительно проступающие из-под предельно обтягивающей безрукавки. Разве в регламенте Академии указаны такие вещи?! Нет, аль-Хайтам и сам носил под мантией обычную рубашку, но… но у Сайно он мог почти разглядеть кожу, которой резко стало слишком много. Он резко тряхнул головой, лишь бы перестать так пялиться на покатые плечи и острые лопатки, которые так и хотелось ощупать пальцами, и невпопад хмыкнул, теряясь между смущением и раздражением. У него самого тело было совсем другими, и теперь он не мог отделаться от мысли, что снимет мантию только под страхом смерти. Позже, стоя дома перед зеркалом, аль-Хайтам без энтузиазма коснулся своих предплечий — ни о каких соблазнительных волнах мускул, которые он видел у Сайно, тут не было и речи. Живот был плоским, но не поджарым, а талия не выглядела так, словно её отлили из металла. Аль-Хайтам поднял глаза и встретился с упрямым взглядом своего отражения — впервые за долгие годы он ощутил что-то, от чего внутри всё зудело, заставляя мысли нестись галопом. Он должен стать лучше. Просто обучаясь дома, он никогда не сможет получить настоящую свободу, никогда не выберется в пустыню дальше стены Самаэля и никогда не увидит Сайно потерявшим дар речи только от того, что аль-Хайтам снимет мантию… Последняя мысль мелькнула в голове как молния, на мгновение ослепляя, и аль-Хайтам отступил от зеркала, неловко оседая на кровать. Он… что он чувствует к Сайно?! В висках противно сдавило, мешая сосредоточиться, горло сжалось, а сердце продолжало колотиться как бешеное, и аль-Хайтам с омерзением понял, что его сейчас стошнит. Он зажмурился и усилием воли задышал ровнее, прижимая кулак ко рту. Он не хотел это чувствовать! Что это вообще такое?! Сайно ждал его в следующую пятницу, сидя на привычном месте, но ноги стали ватными, словно это был не Дом Даэны, выученный как свои пять пальцев, а кабинет незнакомого преподавателя, которому требовалось сдать экзамен. Аль-Хайтам замер, борясь с вновь подступившей тошнотой, и попытался мыслить рационально, но никаких логических аргументов не находилось, зато ладони сами собой сжимались в кулаки, стоило вспомнить, как улыбается Сайно, оглядываясь из-за плеча. Не надо было садиться с ним вместе… не надо было заговаривать, не надо было спорить. Всё это было лишним! Сайно за столом опустил локти на столешницу и лёг на скрещенные руки щекой, очевидно, преданно дожидаясь аль-Хайтама. Преданный как собака. Аль-Хайтам поморщился от этой мысли, чувствуя, как она горчит на языке, и шагнул назад, к дверям, замер у них, глядя на полное ожидания смуглое лицо, так отличающееся от хмурого и закрытого, каким он увидел его в первый раз, и вышел из Дома Даэны. Ему не нравилось это чувство. Он не знал, что с ним делать. Лишь много лет спустя, увидев Сайно в регалиях генерала махаматры, равнодушно глядящего сквозь него, он понял, что должен был за него бороться.