Осень

Дазай, по ощущениям, тратит время на бессмыслицу целую вечность. Он хочет пойти домой и согреться под горячей водой в душе, он хочет просто уйти и вопрос "куда именно?" не имеет высокой важности. Дазай мысленно гадает о надобности прихода сюда, само сердце взяло вверх, повело прямиком к учебному заведению, которое покинул несколько месяцев назад. У него нет причин жалеть, кроме одной единственной. Если это вообще считается за причину. А если Осаму хотя бы перестанет винить себя – станет ещё проще. Взгляд, наивно растерянный в первые секунды, медленно рассматривает парней впереди, особенно долго задерживается на одном из них, а потом вновь переходит ко второму. Ни у кого другого два болтающих у ворот студента не вызывают тяготений, никто и внимания не обращает, предпочитая обойти, не оглянувшись, даже не пытаясь прислушаться. Он же отдал бы всё, желая услышать, и тело машинально поддаётся вперёд. Останавливает себя одной истиной: ему не будут рады. Но он уже здесь, Чуя так или иначе поднимет голову и заметит. Не исключено, что это произошло по приходу. Юноша, стоящий рядом с ним – стоящий фактически вплотную – не выделяется на фоне остальных. Он обычный, у него обычная улыбка и одежда, полный бардак на голове с растрёпанными волосами, а сумка на плече приоткрыта. Пейзаж олицетворяет начало осени и стоя на золотых, упавших листьях, поправляя коричневый шарф, неизвестная личность ассоциируется с пугалом на грядке. И нежная-нежная улыбка Накахары, лёгкие жесты и прикосновения к чужой руке заставляют брови подняться вверх, медленно опуститься, и пока полное опустошение накрывает душу с головой – сердце теряет терпение, готовясь обратиться в каменную миниатюру. Особенная боль: доступ к кислороду перекрыт, ноги меньше слушаются и чудо, что шатен не упал. Держит за локти что-то свыше. Чуя такой счастливый. Он действительно так и выглядит, не стесняясь смеяться во весь голос. Осаму бы заплакал от неописуемого горя, но, услышав это, сам невольно улыбается и шумно сглатывает. И, наконец, видит: голубые глаза устремлены точно в его собственные. От того, как медленно тот прекращает улыбаться, и как с обеспокоенным видом его партнёр накрывает ладонью щёку, снова становится плохо. Всё в мире становится плохим, грубым, бессмысленным. Нет, всё-таки приходить сюда не надо было. Дурацкая затея, идиотская. Опять отступился, руководствуясь не тем, чем нужно. — Привет, — раздаётся голос прямо позади. Он уже отвернулся и собирался покинуть территорию. — Ты чего здесь? Тот блондин с места не тронулся. Когда Чуя так рядом и наклоняет голову, вглядываясь в лицо – остаётся глупо и медленно хлопать ресницами, позабыв слова, мысли. И когда Чуя так рядом – на секунду забывает, что между ними было что-то плохое. Словно Накахара никуда и не уходил, словно происходящее – дурной сон на нервной почве. — Ничего, просто гулял. — Ого у тебя прогулки. Он, как обычно, пытается держать дружелюбную обстановку, но нервно усмехается. Дазай тоже, более горестно. — Как твои.. дела? Как учёба на новом месте? — продолжает уже не так уверенно. — Думал, будет хуже, — кивает на свои же слова, пряча в карман ледяные руки, — у тебя что да как? — Нормально. Они давно не стояли так близко друг к другу. Темноволосый не согреется от тёплого дыхания и не возьмётся за такую же холодную ладонь, но, однако, видит его. Лучше бы не видел. Точно не с тем парнем. И точно не тут. — Я пойду, меня— — Чуя. Его ждут, да, несомненно, но эта встреча впервые за долгое время и понятное дело: мог прийти намного раньше и что-то изменить, но пытается действовать сейчас, когда, очевидно, поздно. Собственные принципы роют глубокую ловушку. Едва ли Накахара подошёл, едва ли заговорил, а перед глазами всё энергично вращается. Знакомое, приятное чувство надёжности, ускользающее в тёмные дворы из-под кончиков пальцев. Осаму остановил бывшего не для того, чтобы продолжать мяться на одном месте и на ходу продумывать продолжение неудачного диалога. Но ничего не лезет в голову. Соображать наедине с ним всегда было трудно, а тут нежданная, пропитанная сырой ревностью и злобой обстановка. Шансы на нуле. Глупо. — Я скучаю по тебе. Проигрывающиеся, чёткие эмоции, нервный кашель – всё выдаёт Чую, напоказ он строит из себя жертву ради убеждения в непричастности. Так было раньше, покрытое пылью прошлое настигает в похожие моменты и делает их ещё плачевнее. Различить эмоции конкретно в данный момент – непостижимая задача даже для Осаму. Старший ни то злится где-то внутри себя, ни то не понимает смысл сказанного в четырёх словах, но в одном младший наверняка успел убедиться: проскользнуло недоверие. Будто словам не верят. Одних слов мало, и они порой ничего не значат. — Почему ты.. — откликается спустя полминуты молчания, мотая головой, — для чего ты говоришь это сегодня? Последнее в вопросе выделяет и вздыхает. Дурацкое пожатие плечами и, казалось бы, окончательно потеряет его, только Чуя ещё здесь. Следит за взглядом, или же опускает свой под ноги. Так томительно. Дазай ведь и не понимает, чего ждёт. Но он правда соскучился по крепким объятиям, копошением руки в собственных, тёмных волосах и по их родным разговорам ночами у окна. Когда вокруг лишь дым от сигарет и музыка из телевизора на фоне. И скучает по особым дням: вместо того, чтобы пойти на учёбу, они шли в парк и сидели на скамейке. Пили апельсиновый сок, доедали сделанные заранее бутерброды и наслаждались погодой. Именно в эти моменты чувствуешь свободу, молодость и счастье. — Если тебе нечего добавить, я пойду, — со строгостью в голосе отчеканивает студент и поворачивается спиной. — Успехов в учёбе. Я уже не нуждаюсь в тебе. Почему-то только сейчас Осаму подозревает о предположении Чуи такого исхода, с их самого первого дня знакомства. На экскурсии, в холле музея. Потом целый вечер Дазай шутил, мол, "творчество объединяет людей и дарит светлые надежды". Оба хороши и наивны, но вина на одной паре плеч. Провожает уставшими глазами, смотрит, как с веток летят листья, подгоняемые ветром. Они кружат над сухим асфальтом в плавном вальсе, изящные и разноцветные. Яркие волосы донельзя вписываются в осенний маскарад одиноких деревьев. Вместе с Накахарой уходит доля счастья. Печаль можно назвать красивой дамой и искусной пожирательницей душ всех влюблённых до беспамятства, уж она-то преследует по пятам. Но не утешает, а губит предрассудками. Чуя оборачивается и смотрит не менее уставши. Почти слышен вздох и полное разочарования лицо запечатывает в памяти, как последнее воспоминание. Он закрепит его. Уходит всё дальше, держит за руку другого человека. И ему пора вернуться домой, но сначала ждёт, пока те двое исчезнут за углом. Увы, боль не уйдёт так же торопливо, и прогнать её, как сумел прогнать Накахара лишнее из головы, не готов. Но ничто не вечно.