о музыке, зависимостях и поцелуях.

Холодные пальцы юной Аддамс стучат по чёрным, как и всё в ее жизни, клавишам печатной машинки. Ежедневный час на роман сегодня идёт как-то не так, хотя погода за окном должна бы вдохновлять её. «Это всё вина проклятого Торпа с его подарками.», — думает Уэнсдей. Девушка осторожно вынимает, испорченный невнятным набором слов, лист бумаги из машинки. Вещь тут же комкает его и кидает в мусорное ведро. Девушка встает с рабочего места и направляется к окну. Музыка всегда помогала ей в таких ситуациях. Выйдя на балкон, черноволосая достает виолончель и привычно касается смычком металлических струн. Но в этот раз звук не такой твердый и печальный, как и сама девушка, в этот раз ноты звучат как-то тревожно. Капля дождя капает на лицо Аддамс, и та поднимает голову к небу. В голове пустота и в то же время мыслей так много, что этот клубок не распутать даже самой терпеливой бабушке около камина, а терпение не было сильной стороной Уэнс. Злость накрывает с немыслимой скоростью. Любимая черная виолончель возвращается на своё место, кулаки сжимаются, а девушка срывается на бег. Дождь самая отличная погода для прогулок и высвобождения мыслей. Комендантский час, как и все остальные правила школы, никогда не волновал Уэнсдей. Даже если её исключат она будет рада. Или же нет? Школа Невермор завораживала своими загадками, которые Аддамс должна была распутать. Кому она была должна это? Только себе самой, но больше никто её в этом мире не волновал. Первая тайна уже была раскрыта, но что же делать со второй? Для начала надо устранить причину её помутненного разума. «Конечно же, Уэнсдей, стоит всего лишь прекратить контактировать с Ксавьером. Ему не привыкать. Да и когда это тебя волновали чужие чувства?» В гараже-студии Ксавьера в это же время происходило полное безумие. Карандаш за карандашом ломались от стараний вывести ровные линии на бумаге, лист за листом летели по углам. Глаза, впавшие, с желто-фиолетовыми синяками, давали знать о бессонных ночах. Из гортани вырывается сдавленный крик ярости на самого себя. «выкинь её из головы». Глаза закрываются от усталости. Он перепробовал уже все способы забыть её. Даже просил бывшую о песне сирены, лишь бы только не помнить бесконечно черные глаза этой безумной девчонки. Он бы отдал всё, только бы прекратить рисовать эти черные волосы. Монстр раскрыт, школе ничего не угрожает, так может она наконец прекратит мелькать перед глазами, раздражая уставший мозг. О, нет, Ксавьер не был бы рад этому, но это его последняя надежда на спасение от этого сумасшедшего омута. Она разбила его сердце несколько раз, а он всё ещё бегает за ней преданным щенком. Сумасшествие — это ведь нормально для изгоев? Торп скидывает ткань с одной из недавних работ и заставляет девушку на картине заиграть. С улицы льётся музыка, кажется, она другая сегодня, эта музыка вызывает волнение и дрожь по всему телу. «Что же случилось, Аддамс?» Эта ночь, казалось, длилась вечно для обоих. Лежа в кровати, оба думали, правильно ли они поступают. Аддамс всё никак не могла смириться с собственным решением вычеркнуть Торпа из своей жизни, в то время как он не мог решить, что же ему стоит предпринять далее. Комната парня пустовала после смерти его соседа. Тишина давила и разрушала последние попытки Ксавьера мыслить трезво. Мысли проносились в сознании с бешеной скоростью одна за одной. Парень был абсолютно вымотан, но уснуть всё никак не удавалось. Утро началось не лучше. С рассветом Торп решил пробежаться по прохладному лесу, чтобы взбодриться и прийти в себя перед лекциями, но снова всё пошло не по плану и, увлекшись своими мыслями, он врезался в ветвь ели. Не очень большая рана на скуле кровоточила, но почему-то парень не заметил и не почувствовал этого и продолжил бежать в неизвестном направлении. Ветер пробирался под голубую, запачканную на рукавах, кофту и обвивал худощавое тело ледяными ручонками. «Наверное, так и ощущаются ее объятия.» Утро Уэнсдей не особо отличалось от предыдущих. Ночь без сна не сильно отразилась на ее бледном, и без того болезненном, лице. Девушка накрасилась, в этот раз меньше, чем обычно, и надела свою черную форму. Время до занятий ещё оставалось, а страница романа за вчера так и не была написана, а так как Энид уже проснулась и пробовала сделать какой-то слишком радужный макияж, не было причин беспокоится о вероятности получить цветной подушкой в виде единорога по лицу за стук клавиш печатной машинки. Но даже через час слова так и не сложились в необходимый текст. Телефон, подаренный Ксавьером, периодически вибрировал от уведомлений, за что был выключен и спрятан на дно потертого чемодана под кроватью. Это также не помогло. Почему же этот парень так плотно засел у неё в голове. Ну уж нет. Она не сдастся. Вопрос только в том, насколько хватит её терпения? Вот-вот начнётся первая лекция. Ксавьер забегает в комнату накидывает на себя фиолетовый в черные полосы пиджак, закрывает комнату на ключ и вновь срывается на бег по длинным коридорам академии Невермор. Торп остановился перед дверью в аудиторию, чтобы отдышаться, и несколько секунд спустя зашел. Весь класс смотрел на него, кроме, конечно, Аддамс. Ей не было дело до опоздавшего и до того, что он сел рядом с ней, поэтому она продолжала читать какую-то, давно ей известную, тему о мифологических существах. Ещё одна стрела прямо в сердце Ксавьера, но он ей всё простит. Он простил ей и обвинения в убийстве и нескольких нападениях, он простил ей несколько дней в тюрьме, на которые она его обрекла. Только вот позволит ли она быть хотя бы просто рядом? Не сейчас. Сейчас Уэнсдей решила полностью игнорировать парня, который помутнил её разум. Всю жизнь она отрицала возможность идиотских людских чувств у нее, а она ненавидела ошибаться, поэтому она избавиться от этой привязанности и всё на этом. «Не замечать его присутствия, сообщений и фраз.» Первые два пункта у нее получались пока что, но что же делать с последним? «давай же, Уэнс, забей на его чувства, как всегда делала. Это не сложно.» Где-то по венам Ксавьера текла боль. Она как кислота разъедала изнутри медленно, убивала бесшумно и незаметно. Он не мог отвести взгляда от губ цвета запекшейся крови, черных пустых глаз, прикрытых длинными ресницами. Он хотел впитать этот образ в себя, ввести внутривенно, хотя забудь он об этой девушке мир стал бы куда проще. Но влиятельный отец учил ещё с раннего детства идти до конца. Только вот он не учил как добиться самой холодной девушки во Вселенной. Подарки, комплименты и внимание на ней не работали. Какой же у неё язык любви тогда? Лекции тянусь невыносимо долго, но за всё время Аддамс не проронила ни слова. Её и саму разъедало от желания поговорить с Торпом, но она была сильнее. Уэнсдей подавляла в себе любую мысль о зелёных глазах или худощавом теле. Но всё тщетно. Как только с лекциями было покончено девушка вернулась в комнату, упала на кровать и провалилась в сон. Но организм человека устроен так, что когда мы впитываем человека настолько глубоко, как это произошло с Уэнсдей, то он может появиться в наших снах. И не всегда наши сны приятны и безмятежны. Этот сон точно не был сказкой для Аддамс, как бы она ни любила пытки и убийства, но почему-то над мертвым телом Ксавьера она даже пустила скупую слезу. Но всё это оказалось сном. Настоящий ад ещё впереди. Он в одиноких ночах наедине со своими мыслями, в страхе за чужую жизнь. Но тогда, казалось, воздух вылетел из легких в тот же момент, как Тайлер кинул обессилевшее тела Торпа в дерево, проткнув его веткой насквозь. Немой крик вырвался изо рта спящей Уэнсдей, поразбивав пару десяткой стекол в округе школы. —Уэнсдей, Уэнсдей. Ты в порядке? – Энид беспокойно тормошила подругу. Она не в порядке. Она потеряла контроль над своим разумом. Это ей совершенно не нравилось. Аддамс привыкла держать всё вокруг в своих ежовых рукавицах, а как только контроль пропадал, девушка начинала паниковать. Только вот в этот раз вернуть здравый рассудок будет куда сложнее. Чувства – это совсем не её специализация. И спустя неделю полного игнорирования Ксавьера стало только хуже. Каждый раз при взгляде на него у Уэнсдей сжималось что-то внутри, её так и тянуло взять его за руку или хотя бы просто поговорить у него в мастерской, только вдвоём. Ситуация со стороны Торпа была не лучше. Эту неделю он писал Уэнсдей, наверно, каждый день, постоянно пытался начать диалог, но в ответ получал холодное молчание. Это ломало. Помогало лишь рисование. Мастерская беспорядочно заполнялась картинами черноволосой девушки с вечно холодными глазами. Только в картинах он находил необходимое успокоение. Только в своей студии он мог выплеснуть все свои чувства к юной Аддамс на холст или бумагу, разницы не было, главное избавиться от её образа из головы хотя бы на одну ночь. Уже казалось, что монстр в его снах был куда более дружелюбным чем Уэнсдей. Но к концу 10 дня игнорирования девушку уже будто ломало. Она любила пытки, но эта ей пришлась не по душе. Пришла пора её прекратить. Как-никак у неё ещё загадка с преследованием не раскрыта, а она не может не думать о Торпе и пяти минут. Сказать словами лицом к лицу о своих непонятных чувствах было бы, наверно, правильнее, но излагать свои мысли для Аддамс было куда проще с помощью печатной машинки. Клавиши постукивали в этот раз реже, чем когда она писала роман, ведь приходилось ещё думать, как правильнее сложить слова, чтобы мысль была верно истолкована. В случае с романом это получалось само собой, но сейчас ситуация иная. Пять минут и скомканный лист летит в мусорный бак, и ещё один, и ещё, и ещё десять. Видимо это куда сложнее, чем она думала. «Привет», - уже четырнадцатый раз печатает Уэнсдей. «Я привыкла быть холодной и отстранённой. Я была такой всю свою жизнь. Но почему-то при виде тебя моя уверенность в собственной безупречности пропадает, но появляется желание поговорить или, чего хуже, прикоснуться к твоим волосам. Я пыталась избавиться от этих безумных мыслей, избегая тебя, но становилось только хуже. Меня будто ломало от нехватки тебя. Как ломает наркомана без веществ. Все эти непонятные для меня чувства затуманивают мой рассудок и мешают здраво мыслить, поэтому прошу тебе помочь мне разобраться со всем этим. Сегодня. В твоей мастерской в 19.00. Не дай бог это увидит кто-то ещё ты останешься без пальцев или глаз. Ещё не решила.» «Уэнсдей Аддамс.» – Ну вроде не так и плохо, - произносит девушка, забыв, что находиться в комнате не одна. – Что? – интересуется Энид. – Роман. – Дашь прочесть? – Нет, – твердо и резко прилетает в ответ. Уэнс берет письмо, складывает пополам и направляется в комнату Торпа. В этот раз она идёт неспеша – размышляет о правильности своих действий. Стучит в дверь уверенно, ну или по крайней мере старается. В дверях спустя пару секунд показывается знакомое лицо. – Чего тебе, Аддамс? Черноволосая лишь молча протягивает письмо, сложенное вдвое, разворачивается и уходит. По приходу она решает достать наконец подарок Торпа. Уэнсдей включает телефон и видит огромное количество непрочитанных уведомлений, из которых половина – сообщения Ксавьера. Что-то внутри подсказывает ей открыть переписку и прочесть, что же он ей писал всё это время. Там были и фотографии картин, и пожелания доброго утра и хорошего вечера, и даже беспокойство по поводу этого безосновательного игнорирования. В какой-то мере Уэнс стало даже жаль Торпа. Она так нечестно поступила с ним. Стоп. С каких это пор её волнует его состояние? Ах, да, с тех самых, как он начал занимать все её мысли. На часах светящегося экранчика уже светилась цифра 18.00. до встречи остался ещё час. Самое время подправить макияж и переодеться. Выбор пал на черную водолазку, черно-белую жилетку и, очевидно, черные джинсы. Во время сна у неё слегка смазались стрелки, да и подкрасить помаду уже пора бы. Темно вишневый тинт лишь подчеркивал её бледность, а стрелки делали акцент на холодном немигающем взгляде. – Может ещё чего-то добавить? - Уэнсдей поворачивается к соседке. – Что? – Синклер отвлекается от переписки с Аяксом и вопросительно смотрит на собеседницу. – Макияж, – коротко и четко поясняет свой вопрос Аддамс. – Можешь только нижнее веко подкрасить черным, – отвечает Энид, прокручивает в голове варианты причин внезапной прогулки Уэнсдей и добавляет, – чтобы гармонично выглядело. – Спасибо, – как всегда резко и сухо отвечает Аддамс. Уже 18.20. Времени ещё много, но почему тогда так тревожно? Прочёл ли он её письмо, после того как она вела себя с ним? Возможно, Уэнс будет жалеть об этом ещё не раз, но она решается отправить первое сообщение в своей жизни. «Ты прочёл?», – коротко, но главное понятно. Ответ не заставляет себя ждать: «Да, я жду тебя уже там». «Значит ли это, что встречу можно и перенести и на пораньше?», – сама не понимая зачем спрашивает девушка. – С кем переписываешься? – раздаётся почти над ухом голос соседки по комнате. – Какая разница? – Я думала мы подруги, – очень наигранно дуется Энид. – С Ксавьером, – Уэнсдей закатывает глаза. По комнате раздаётся писк и в висках темноволосой даже начинает покалывать. Это всего лишь Синклер. – Он позвал тебя на свидание? – интерес совершенно не наигранный, абсолютно настоящее дружеское любопытство. Энид была очень счастлива за подругу, хотя и не много знала о том, что происходит. – Скорее я его. Но это не совсем свидание и, если ты проболтаешься хоть одной душе, живой или мертвой, мне без разницы, ты не сможешь больше говорить никогда в жизни, – угрозы вовсе не пустые и собеседница это отлично понимает. На телефон приходит уведомление об ответе Торпа, и, как и ожидалось, ответ оказался положительным. – А теперь мне пора, – Уэнсдей вышла и пошла по коридорам в сторону выхода к лесу. Каблуки стучали размеренно и твердо, хотя внутри этой хрупкой девочки творился полный хаос. Куда же подевался её холодный и всегда трезвый рассудок сегодня? Слишком много неловкости даже для неё. На улице уже темно и ветер поднялся не слабый. Именно такая погода вдохновляет на великие дела, ну или хотя бы на банальный, для нормальных людей, разговор по душам. Аддамс шла медленнее обычного, чтобы оттянуть встречу с Ксавьером. Девушка уже подошла к двери, но замялась и простояла под дождём минут 15, обдумывая что же сказать. Было всего 19.02, но Торпа съедало волнение, поэтому он решил пойти ей на встречу, но только он открыл дверь, как увидел Уэнсдей. – Привет. Как раз собиралась заходить – почему-то за эти 15 минут уверенность в себе так и не вернулась к ней. – Господи, да ты же вся промокла – на лице Ксавьера появилось беспокойство, которое он даже не стал скрывать. К счастью, в его мастерской был припрятан плед на случай морозов. Торп накинул плед на девушку и усадил ее на матрас, предназначенный для особо беспокойных ночей, когда он не мог больше находиться в комнате, где когда-то жил уже мертвый друг. Уэнсдей держалась стойко, стараясь не реагировать не касания Ксавьера. Его руки были мягкими и теплыми, не то, что ее сухие, всегда холодные, как у трупа. Но какой бы сильной морально она не была ее выдавали мурашки по всему телу не то от холода, не то от прикосновений. Это некомфортную тишину первым нарушил Ксавьер: – Так о чём ты хотела поговорить? – Я писала в письме – ответила Аддамс. – Я хочу, чтобы ты сказала это вслух. – Ты реально собираешься заставить меня сделать это? – Скажи это, Уэнс. – Я… Я не знаю, что чувствую к тебе, но ты мне нужен – Аддамс тревожно переминала пальцы рук. – Так и чего ты хочешь? – Ксавьер смотрел на неё мягко, но более ничего нельзя было прочитать на его лице. Уэнсдей закусила губу изнутри и посмотрела на парня так, будто смотрела сквозь него. Минуту она молчала, а позже выдала: – Поцелуй меня. – Нет. Сначала давай закончим с тем, за чем ты пришла. – За этим я и пришла – на лице девушки не было ни одной эмоции, да и в голове уже тоже. Торп приблизился к ней и теперь между их лицами оставалось всего парочка миллиметров. Дыхание парня ласкало губы и заставляло желать почувствовать его губы еще больше. (Хотя куда уже больше?) – Скажи, что теперь будет между нами? – Ксавье дразнил такой близостью губ, но желаемого не давал. – Пригласи меня на свидание – на выдохе произнесла девушка и тут же прильнула к его губам. И парень не оттолкнул. Он и сам хотел этого. Новая пара целовалась медленно и порой неумело, но у них еще достаточно времени, чтобы научиться. У них впереди весь вечер, и вся ночь, а в конце концов и вся жизнь чтобы научиться доставлять друг другу максимальное удовольствие.