У стен Эребора

Странно было стоять тринадцатью против тысячного войска, но Кили не боялся. Не боялся он, и когда эльфы, оскорбленные выходкой вождя, разом вскинули луки, бросив к тетиве блестящие жала. Пусть жалят – он бы вороном упал со стены, смешал стройные ряды заполнившей долину рати, и тогда пусть побережется решившийся скрестить сталь со сталью его топора. Кили ни разу не был в большой битве, но Махал, которого эльфы зовут мастером Ауле, отделил ему яростного пламени сражений не меньше, чем его древним предкам, и сквозь это разгоравшееся пламя он сумел залюбоваться красотой слаженных движений врага. А потом среди них он увидел ее. По молодости и по горячности нрава он досадовал на рану, воображая себя обузой, но от нее принимать помощь не казалось досадным. По-эльфийски веселая и по-женски заботливая, она посиживала у его постели, развлекая разговорами так, как не могли развлечь его ни Оин, ни даже братец Фили. Она рассказывала ему об охоте на белого оленя в светлых лесах Ласгалена, о пирах, когда древние звезды освещали лесные поляны, и древний народ танцевал и пел гимны Владычице, которую они почитали. И немного – о той силе, что еще хранила светлым островок изначальных лесов, где жил ее народ. Однажды Кили спросил ее: - Ты добра, и я не держу зла на твоих собратьев. Так откуда же столь упорная распря между нашими племенами? – и пока она молчала, собираясь с мыслями, добавил: – Я не о преданиях древности спрашиваю, о том мне известно не хуже любого мудреца. И все же – отчего? - Это искажение, - наконец, ответила она. – То же, что душит в дурманных снах деревья в нашем лесу, что плодит жестоких тварей в тенетах и в подгорных пещерах Хитаэглира. Искажение Замысла, что древнее наших распрей и многие, столь же печальные, распри породившее. Он не обладал ясностью эльфийского взора, но все же глаза его были молоды, и он увидел ее. Она стояла у стремени своего короля, среди сверкающих доспехов, и без шлема рыжие волосы развевались по ветру. Она была со своим народом и тоже натягивала лук, и он знал, что рука ее не дрожит. Разумеется, она видела его высоко на крепостной стене. В кого из них смотрела ее стрела? В Оина, носившего ей травы? В Фили, со смехом примерявшего ее волосы к собственной рыжей гриве? Или в него самого? Хотелось вскрикнуть, остановив не начавшуюся еще битву, пусть берут золота сколько им надо и идут с миром. Но Торин молчит, и Кили не подобает встревать. Слеза ли сверкнула на ее лице, или то лишь ветер принес речную каплю в своих ладонях? Это искажение, вспомнил Кили. Верность, высшая доблесть, плотью и кровью связующая их с их народами, нынче снова обращалась против Замысла. Не ими все началось, и ни ему, ни ей не выпадет положить этому конец. Быть может, однажды найдется смельчак, что решится остановить искажение, но его назовут предателем и трусом. Что это там Бард достает из-за отворота куртки?