Несчастный случай

Этот идиот очень хрупкий. Низкий и хрупкий. А ещё он очень доставучий и надоедливый. Вообще не представляю, как ОН мог стать высококлассным вратарём. Я уж молчу про того, чья идея была сделать ЕГО капитаном. Честно говоря, может проблема и вовсе во мне? Ведь если задуматься… хотя нет, тут и думать не надо – другого я не полюбил бы. Наверное, потому что он один такой – особенный, чёрт возьми. Только вот его хрупкость, походу дела, замечаю лишь я. Мои удары в створ его ворот чаще всего заканчиваются выбитыми пальцами, а он, неугомонный чёрт, всё равно лезет и лезет, неймётся ему. Вот прямо как сегодня: только вышли на поле, а он уже во всю скачет возле меня, прося пробить ему парочку ударов. Я, как обычно, отпрашиваюсь у тренера и лениво направляюсь к одиннадцатиметровой отметке. Нет, мне уже совершенно не жаль Анхеля, ведь это его дело – хочет он поломанную руку или нет. Кстати, говоря о нём: он особо сексуален во вратарской форме, но я стараюсь об этом не думать, ибо мне не нужны лишние «проблемы» ниже пояса. Первый, второй, третий, четвёртый… Чего он добивается, не отбив даже половины? Жалкое зрелище. Я разворачиваюсь и машу ему рукой, мол «хватит, пора тренироваться», а этот придурок догоняет меня и чуть ли не на коленях умоляет пробить последний. Чёрт, не могу отказать. Он смотрит на меня такими глазами, словно вот-вот расплачется. Бесит, что с ним я становлюсь каким-то мягкосердечным. В общем, я ставлю мяч, разбегаюсь, уже заранее зная в какой угол направлю мяч и пробиваю, вкладывая в удар всю мощь. Поднимаю глаза и в долю секунды пытаюсь сообразить, почему Анхель валяется на газоне и держится за нос. Мяч не в сетке, и даже не где-то около боковой. Мяч лежит возле Анхеля, который с трудом пытается подняться на ноги. Он немного приподнимает голову и я вижу на его перчатке кровь. Мне становится как-то не по себе, но я не теряюсь и резким шагом подхожу к нему. - Эй, Анхель. Ты как? – всё же помогаю ему подняться, замечая, что он немного шатается и стоять явно не в силах. - Оично, - зажмурившись, промямлил сквозь перчатку он. Обстановка не подходила для разбирательств, к тому же срочно нужно было осмотреть его нос. По-честному, я изначально не хотел в этом участвовать. Мне следовало тренироваться со всеми и не заниматься всякой хуйнёй. Я взял его за руку и потащил в сторону раздевалки. Самое сложное было объясняться с тренером, ведь криков, в любом случае, было не избежать. Меня отчитали по полной, хоть и виноват, на самом-то деле, Анхель. Маленький гадёныш. Когда мы зашли в раздевалку, я сразу же, не отходя от Анхеля ни на шаг, взял его лицо в руки и стал осматривать. Нос сильно кровоточил и практически всё его лицо было измазано в крови. Он нервно кусал губы и хотел что-то сказать, но не решался. Я повёл его в душевую, намочил одно из полотенец холодной водой и приложил к носу. Тогда я начал медленно и осторожно ощупывать его нос пальцами. - Бляяять, - завопил он дёрнувшись, когда я коснулся переносицы. - Тише, идиот, - попытался я его усмирить, - сам виноват. Он тут же успокаивается, даже не ответив. Мы просто молча стоим и выжигаем друг друга взглядом. А я, уже оставив его нос в покое, держу его за скулы, крепко вцепившись в них. Он вновь начинает облизывать и кусать губы, словно заставляя меня сорваться с цепи. Я осторожно притягиваю его к себе: очень близко, чтобы чувствовать его дыхание. - Глупый малыш, - выдыхаю ему в губы и преодолеваю расстояние между нами. Медленно провожу языком по нижней губе, затем по верхней и не могу сдержать ухмылки от того, как дрожат его руки у меня на плечах. Затем мгновенно целую его. Сначала медленно и нежно, а потом требовательно, грубо и яростно кусаясь. Случайно задеваю его нос своим и Анхель недовольно мычит, но прижимается лишь сильнее. Примерно так, что становится невыносимо жарко от этого обоюдного тепла, исходящего от наших тел. Этот жар дурманит разум настолько, что я всё безжалостнее продолжаю срывать поцелуи с губ Анхеля. Прокусываю их до крови, до этого манящего вкуса во рту. Прокусываю до той степени, пока вратарь сам не начинает скулить от жгучей боли. Касаюсь языком его нёба и вновь наслаждаюсь этими вспышками удовольствия у моего мальчика. Он очень чувствителен к каждому моему прикосновению, что бесспорно радует меня ещё больше. Наигравшись с его сладкими губами, спускаюсь к его не менее притягивающей шее, на которой ещё не успели зажить предыдущие последствия моих стараний. Вцепляюсь в его тонкую кожу мёртвой хваткой. Стараюсь оставить как можно больше меток, чтобы закрепить их как клеймо – навечно. Чтобы все, чёрт возьми, знали, что он мой. А если кто и посмеет к нему прикоснуться, то не советую, чтобы я узнал об этом. Отгоняю злостные мысли и возвращаюсь к своему делу. Только вот одной шеи мне мало и я одним резким движением стягиваю с него уже ставшую ненавистной футболку. На секунду отстраняюсь и любуюсь его безупречным телом. Правда, пресса у него нет, во что я всегда тыкаю его носом, а он обижается, как маленький, и посылает меня к тому, у кого этот пресс имеется. Мой глупый малыш, главное, что это твое тело и оно целиком покрыто малейшими, едва заметными шрамами от зубов и царапин. Ты же знаешь, что я не буду собой, если не найду способ побесить тебя. Склоняю голову к его кадыку и старательно выцеловываю каждый миллиметр пути до ключиц, а затем и грудной клетки. Кладу руки на бока Анхеля и медленно начинаю поглаживать их. Нежно, подушечками пальцев. Словно хищник, но по новой играюсь со своей жертвой, успокаивая её. И лишь потом, спустя секунд десять, едва только касаюсь его торса – пускаю в дело ногти и усердно оставляю кровавые дорожки. При этом мой слух так приятно ласкают всхлипы Анхеля, которые вырываются из его уст то ли от боли, то ли от наслаждения. Мои руки автоматом тянутся к шнуровке на шортах и торопливо развязывают её. Я уже почти ничего не соображаю. Я просто чувствую, что мы оба почти на пределе ожидания и стараемся быстрее получить долгожданную разрядку. Он дрожащими пальцами поддевает края моей футболки, намекая, что её пора снять, и я послушно снимаю её, а он, в свою очередь, вновь кладёт свои горячие ладони мне на плечи. Я запускаю руку в шорты Анхеля и начинаю поглаживать его член сквозь ткань боксеров. Вратарь глубоко вздыхает и задерживает дыхание на пару секунд. А когда я в одно мгновенье грубо сжимаю его достоинство, он вводит свои ногти мне в плечи. Его ногти слишком плохо на меня действуют – от них мне напрочь и безвозвратно сносит голову. Внезапно оторваться меня заставляют чьи-то голоса, которые я слышу в коридоре. Я в долю секунды пытаюсь сообразить, что сейчас делать, ведь два стояка не скроешь, да и объясняться совсем не хотелось. Может, когда-нибудь мы надумаем открыться перед командой и близкими, но не сейчас. Не сегодня. Голова идёт кругом, и я замечаю немой вопрос в глазах Анхеля, но стараюсь не паниковать и побыстрее скрыться от приближающихся голосов. Оглядываюсь, и вдруг меня осенило, что скрыться можно в подсобке, но не факт, что сейчас это прокатит. Хватаю Анхеля за руку и быстрым шагом тяну в сторону этой маленькой и тесной комнатки. Только мы успели туда зайти, как сразу же кто-то зашёл в раздевалку. Мой разум был слишком затуманен и уши были словно водой забиты, чтобы различить голоса пришедших. Было темно и настолько тесно, что нам нужно было прижаться к друг-другу, чтобы поместиться тут. Когда я немного подвинулся, я нечаянно потёрся своим вставшим членом о его. Я закусил губу, а вот Анхеля пришлось затыкать. Я наклонился к нему и нежно поцеловал. - Их здесь нет, - сказал кто-то, пройдясь по всей раздевалке. - Пошли, в медпункте поищем. Сразу, как они ушли, я решил не рисковать больше и остаться тут, ведь, когда мы зайдём ещё дальше, я не смогу остановиться, как тогда. Анхель обхватил мои бёдра ногами и горячо прошептал, что хочет меня. Ох, я не представляю с какой скоростью колотилось моё сердце в тот момент. Я приспустил его шорты вместе с бельём и без всякой подготовки вошёл в него. Резко, грубо, со зверским рыком. Пару секунд точно был в отключке. Ощущения были настолько приятными, что ноги подкосились, но я из последних сил старался твёрдо стоять на земле и, не дай бог, не споткнуться обо что-нибудь. Я продолжил двигаться и каждый мой рывок сопровождался громким стоном Анхеля. Я вбивался в него со всей силы, со всей дури, как только могу. Меняя углы, старался подстраиваться под ощущения, которые получал мой мальчик. Я сбивал своё дыхание сотни раз, сотни раз меня посещала мысль, что сейчас задохнусь, но не останавливался. Я понимал, что охрип, но продолжал дышать глубоко и быстро. Я шептал Анхелю всякие несвязные вещи про любовь и вновь про то, что он только мой, но в ответ получал лишь стоны, перерастающие в настоящие крики. На самом деле, я уже давным-давно потерял счёт времени. Сейчас для меня существовал лишь ОН. Мой любимый, мой самый лучший. Тот, которого я постоянно ревную, тот, которого я очень часто обижаю из-за своего идиотского характера. Это тот, который терпит все мои капризы также, как и я терплю его. Я входил в него безумно быстро и полностью. При каждом очередном рывке сжимал зубы, кусал губы, лишь бы не сойти с ума. Я чувствовал, что вот-вот кончу и понимал, что у нас это обоюдно. Последние движения я исполнял с особым усердием и со зверской силой. Это было очень сильно. Мы кончили вместе, даже почти в одну секунду. Такое чувство, что последние пару последних секунд, я провёл в Астрале или в космосе, или где-нибудь ещё, где разум отключается и человек лицом к лицу встречается с нереальным. Я жадно хватал воздух, хотя его было очень мало. Мне казалось, что я пробежал ультра-марафон, установив новый мировой рекорд. Мы долго пытались прийти в себя и совсем забыли о том, что у нас могут быть проблемы. Я даже не представлял, как нам придётся оправдываться перед тренером и вообще перед остальными. Ещё хуже, что нас мог кто-нибудь услышать, но именно в эту минуту, меня это мало волновало. - Я люблю.. тебя, - в беспамятстве прошептал я. Вратарь поцеловал меня в ответ, и ещё какое-то время мы находились в той раздевалке, хотя я был настолько измотан, что хотелось уснуть прямо там, а ведь Анхелю ещё нужно было в медпункт. Поверьте, это волшебно, в очередной раз становиться одним целым со своей половинкой. Это крышесносно. Это невероятно и, на самом деле, слова бессильны, чтобы описать то, что мы сейчас чувствуем.