Без остатка

Джоанне Мейсон неизменно хочется огреть Джейми Новак и Хеймитча Эбернети по голове чем-нибудь тяжелым, когда те начинают соревноваться в количестве выпитого спиртного. Последний искренне рад неугомонному собутыльнику и пытается увести его прочь от надоедливой Джоанны, которой крайне сильно нравится обрывать прельщающую обстановку по кайфу. Заметно хмельная Джейми лишь хихикает, когда парочка вступает в словесную перепалку, которую Мейсон щедро красит самыми скверными словами, на что Эбернети наигранно осуждающе качает головой и велит ей промыть рот с мылом. — Не пойти бы тебе к черту, Хеймитч? — Почти взвизгивает Джоанна. — Вместе с Новак только за радость. — Ответ мгновенен. Мейсон картинно закатывает глаза и судорожно ищет взглядом в толпе капитолийцев Финника Одэйра. Первый красавец Панема натянуто улыбается собеседнику на другом конце зала. Джоанна смотрит ему глаза в глаза выразительно, после чего тот поспешно откланивается и направляется прямиком к ней. — Сейчас вам мало не покажется, — произносит угрожающе, снова оборачиваясь к непутевым собутыльникам и, не наблюдая их рядом, выносит весьма справедливый, по ее мнению, вердикт: — Сукины дети. — Снова? — Голос Финника раздается над самым ухом. Он осматривает толпу капитолийцев поверх головы подруги. — Их нужно пороть, — кивает Джоанна. — Обещай, что выпорешь Джейми. Одэйр ухмыляется, не к месту задумываясь о том, как Мейсон будет пороть Эбернети. Мероприятие весьма интимного характера, надо отметить, но он бы посмотрел на это выдающееся зрелище. — Убила бы, — цедит Джоанна сквозь плотно сжатые зубы, когда они с Финником, не найдя пропажу в здании, выходят на улицу, — если бы не любила засранца. Одэйр соглашается со словами подруги лишь мысленно. Иногда ему тоже хочется придушить Новак собственными руками. У Хеймитча и Джейми одинаковое пристрастие — алкоголь, одинаковые обещания после очередного нарушения предыдущего — больше нигде и никогда, одинаковые виноватые лица после грандиозных горячительных похождений, одинаковое отсутствие самоконтроля и выдержки. У Финника и Джоанны одинаковая проблема — алкоголизм возлюбленных, одинаковые просьбы после нарушения очередного обещания — больше нигде и никогда, одинаковое чувство тревоги, злости и отчаяния в ночь их грандиозных горячительных похождений, одинаковая вера и надежда в счастливое будущее. — Мы сукины дети, — Новак нарушает удручающее молчание жестокой правдой по прошествии часа побега от возлюбленных, сидя за барной стойкой плечом к плечу с Эбернети в одном из капитолийских баров. Их синхронное алкогольное опьянение всегда балансирует между безудержным весельем и прискорбным унынием. — Делаем им больно из раза в раз? — Бессовестно безжалостно, точно пробуя Мейсон и Одэйра на излом, точно гадая, с каким ударом те рассыплются в прах. — Просто потому что можем. — Безобразно эгоистично, не стараясь хоть чуточку поберечь бесценные души, выворачивая все существо наизнанку. — Не могу ничего с собой поделать, начинаю злиться, когда вижу проявление ее любви… — … разочарования и беспокойства. — Но мы любим их больше всех. — Непреклонно истинно и совершенно искренне. — И безжалостно выпиваем без остатка. — Незыблемо подлинно и обжигающе болезненно. Очередная стопка синхронно залпом, точно красочная демонстрация, как именно без остатка. — Браво. — Голос Джоанны впивается в пьяное сознание острой иглой. Хеймитч кривится. Он любит его звучание безудержно, но не тогда, когда в нем прослеживаются нотки разочарования и злости. — Не шуми, солнце. — Эбернети пытается улыбнуться, получается отнюдь неестественно. — Что в этот раз скажешь в свое оправдание? — Я — подонок. — Чистосердечное признание. Джейми знает, что Финник стоит у нее за спиной, и чувствует острую потребность провалиться сквозь землю, медленно поворачивает голову, с трудом фокусирует взгляд на любимом лице, ловит тревожный взор самых красивых из существующих глаз и спешно опускает свои в пол. Чувство стыда и вины достигает своего апогея. Снова хочется выпить. — Идти сможешь? — Джоанна берет Хеймитча под руку, тот лишь коротко кивает в ответ. Одэйр сгребает Новак со стула в охапку резким движением. По пути следования в отель в машине царит звенящая тишина. До лифта парочка собутыльников следует плечом к плечу, а их надзиратели — немного позади, сверля их затылки неоднозначным взглядом. В номере Эбернети беспорядочно целует Мейсон в обе щеки и лоб, едва уловимым шепотом в очередной раз прося прощения за беспробудное пьянство и шанс все исправить, а она силится не плакать от безысходности, молчит, позволяя ему снова лгать себе прямо в лицо. — Джоанна. — Почти так же нежно и с любовью, как тогда, когда у них все только начиналось. — Моя милая Джоанна… Джейми хочет, чтобы Финник кричал на нее точно безумный, но он молчит, внимательно наблюдает за каждым непослушным движением, помогает разобраться с замысловатыми застежками платья на спине и даже влезть в его футболку, что служит ей пижамой. — Снова простишь? Одэйр тяжко вздыхает и целует непутевую зазнобу в лоб. — Я тебя не заслуживаю. — Крупные слезы по бледным щекам. Крепко обвивает руками торс, прижимаясь щекой к груди к тому самому месту, где бьется безоговорочно принадлежащее ей сердце. Финник знает, что его размеренное биение становится в этот самый момент центром вселенной Новак. — Не разбивай его вдребезги. Одэйр знает, что Джейми любит его больше всех, и не понимает, что мешает ей прекратить все портить. — Кто из них сдастся первый? — Одной из последующих темных ночей Хеймитч разгоняет дымку задумчивости собственными страшными помыслами. Звучит категорически трагично. — Мы должны не дать этому случиться. — Новак не представляет своей жизни без Финника. — За это надо выпить. Очередная стопка синхронно залпом, точно красочная демонстрация невозможного. Без остатка. И всегда что-то мешает.