Кису жалко

Никогда Хенк не видел Кису таким. Вся агрессия, которой славится его характер, сейчас вылезла наружу, обнажая душу и, на самом деле, молочные клыки Вани. Да он орал, да размахивал кулаками во все стороны, да крушил все вокруг с такой силой, что со стен заброшки сыпалась штукатурка. Эта злость была самым настоящим криком отчаиния, боли, зовом о помощи. Возможно этого не понимал сам Кислов, но Хенк вместо неуравновешенного подростка видел перед собой мальчика лет 4-5, которого никто не может защитить кроме него самого. Впитывал в себя весь этот смрад обвинений, ругани и ударов доктор Антон, который знал о всех тайных скелетах своего сына, но все равно решил ему признаться, открыть глаза. Он понимал, что безумно виноват перед ним, лучше бы молчал, хотя невозможно молчать, когда самое родное постоянно крутится рядом. А ведь Ваня правда стал ему родным, несмотря на все эти маты и унижения. Антон ведь ничего не знал о нем, абсолютно ничего. – Отец нахуй! Папаша блять! Ты в курсе, что я матери с трех лет мозг тобой долблю?! Что ты, как ты?! Сука-а! Космонавт, разведчик, летчик...художник, блять! А все оказалось намного проще - обычный торч, который даже имя свое иногда забывает! – Киса впихнул револьвер доктору и толкнул его к самодельному барьеру, в виде пустой стеклянной бутылки. Мел бросился к парню, схватил того за грудки и попытался встряхнуть, но тут же получил грубую, жгучую пощечину и приказ считать. Киса направил револьвер. Его лицо болезненно побелело, скулы пульсировали от напряжения, губы сжаты до посинения. – Вань, у тебя все получится, правда – дрожащим голосом сказал доктор и выстрелил в воздух, затем утер лицо рукавом. – Не смей меня по имени называть, блять! Что это за выкидыш сейчас был?! Ты думаешь, я тебя не пристрелю после этого?! – Киса увереннее перехватил пистолет. Он весь трясся от смеси внутренних эмоций, из которых мог показать только ненависть. Хенк, все это время стоящий в стороне и думающий, как остановить это безумие, заметил, что угольно-черные глаза Кислова стали предательски блестеть. Кису надо удержать любым способом, вариантом, маневром. Боря не может позволить, чтобы лучший друг повторил его судьбу. Взвалил на себя такую ужасную, непосильную, даже непробиваемому Кисе, ношу. Хенкин не мог допустить, чтобы единственные мысли Вани были о том, как пустить самому себе пулю в лоб, как он когда-то. – Слушай, у тебя жив дед. Он всю жизнь работал хирургом. Я думаю, ему будет безумно приятно познакомиться с тобой – Антон пытался скрыть эмоции, но голос ужасно дрожал, а на пол заброшки стали капать слезы. Он смерился со своей смертью, даже желал ее, либо внушил это себе сам. Киса завис на месте, его рука стала невольно опускаться. Хенк заметил, с какой силой он закусил нижнюю губу, сдерживая собственные рыдания. Кислов резко запрокинул голову и шмыгнул носом. – Мел, считай, блять! – крикнул он с прежней уверенностью. Только Хенк заметил, что Киса держит оружие уже двумя руками, а не одной. Вместо счета Егор встал между дуэлянтами, подняв руки. – Я все равно в него попаду, блять! – проревел Кислов, крепче сжимая оружие. – Да, Егор, лучше отойти, ты ведь знаешь какой он нервный – тихо сказал доктор и сделал шаг в сторону, чтобы было удобнее целиться. Тут у Кисы снесло крышу. Он охуел от наглости своего, так называемого, отца. Какое право этот нарик имеет что-то говорить об его характере. Как реальный папа, будто не уходил никуда. От шока парень опустил револьвер и тут же поднял руку, сопровождая это диким криком. Когда Ваня взвел пистолет второй раз, Хенк был уверен, что он выстрелит и бросился под дуло, наставив его прямо себе в лоб. – Мне терять нечего – процедил Боря сквозь зубы. Киса в ту же секунду швырнул оружие прочь и отшатнулся в ужасе назад, прикрывая рот рукой. Его замутило, ноги подкашивались, начался странный приступ. Вся атмосфера давила, ломала. Ваня чувствовал собственное сердцебиение, стало страшно, что оно сейчас выпрыгнет и покатится по этому грязному полу. Хенк бросился к Кисе, хватая того за плечи и тут же ощутил мертвую хватку на своем затылке. Борю оглушил громкий, но будто бы неживой, крик Кислова. Вибрация исходящая от него проникала в каждую порю, доводила до тряски и могла ввести в отчаяние. Спустя минут десять все четверо вышли из заброшки живы и здоровы, хотя второй момент очень спорный. Антон сел на кисин желтый мопед и закутался в ворот своего пальто. Мел со всеми попрощался под предлогом, что спать давно пора, но по его взгляду было понятно, что сон в ближайшие планы точно не входит. Хенк пожал руку Кисе и хотел было тоже удалиться, но тот его остановил. – Слушай, езжай сейчас на базу. Я буду через полчаса где-то, только родственничка домой закину – сказал Кислов, утирая нос рукавом. – Зачем? – – Я не смогу сегодня дома спать. Борь, прошу тебя – Хенкин коротко кивнул. Естественно он придет, когда кто-то из компашки называет друг друга по имени это очень-очень плохой знак, да и что за друг будет Хенк, если бросит Кису в таком состоянии.

***

На базе Хенкин устроил все по уюту: достал Кисину заначку косяков, ящик пива и по дороге купил по шаурме. Он безумно хотел порадовать друга, в последние время у них не жизнь, а проблема на проблема и все это никак не рассасывается. Хоть как-то можно отвлечься. Наконец дверь отварилась с противным скрежетом, но даже этот звук был по своему родной. Киса стоял на пороге, и как только он сделал шаг, то свалился на колени, запрокинув голову, кудри облепили его лицо. Хенк бросился к нему, пытался поднять за подмышки, но оверсайз куртка мешала этому, превращая Кислова в что-то наподобие мешка с картошкой. Боря давал другу пощечины, дергал за волосы, делал все, чтобы тот хоть как-то пришел в себя. Подозрения, что это может быть, были не самыми утешительными, самое навязчивое - передоз. Если Ваня откинется прямо сейчас у него на руках, то следующим действием Бори будет пустить себе свинец в мозги. – Прости, прости, прости, прости – проговорил Киса беглым шепотом и свалился прямо в ноги Хенку, хватая того за кроссовки. – За что простить? Ванечка, ты мне ничего не сделал, слышишь? – тревожным голосом залепетал Боря, поднимая амебное тело друга. – Я мог тебя пристрелить сегодня – Сегодняшние состояние Кисы отпечатается в памяти надолго. День "X", когда грозная, придурковатая глыба превратилась в что-то очень соответсвующие кличке. Ваня все всегда держал в себе, любую мелочь. Ему реально намного проще убить человека, чем признаться кому-то, что безумно хочется плакать. Дома - мама, которая очень чувственно все воспринимает и истратит все последние нервы на сына, который и так принес ей слишком много боли. Любая мать будет не в восторге, что ее чадо занимается наркатой, но теперь у Вани сложилась картинка почему именно его так болезненно относится. Пацаны - у них тоже своих проблем выше крыши и каждому нужна поддержка, и способ это все решать, а тут Киса со своими нюнями. Девушка - ее нет, да и при девчонке не очень хорошо плакать, ты ведь должен быть защитой, а тут слабину даешь. Сегодня в Иване Кислове что-то сломалось. Хенк наконец-то смог снять с Вани эту противную куртку, закинул ее куда подальше и протянул другу открытую бутылку пива. Киса забрался на диван с ногами, обняв собственные колени. – Мне кажется, я сейчас умру – сказал он – Что я могу для тебя сделать? – спросил Боря. Тревога за жизнь друга постепенно уходила, осталась только бешенная жалость и желание помочь, забрать все его страдания к себе. Он сильный - справится, а вот Ваня слишком много пережил, ему отдыхать надо. Киса придвинулся к краю дивана и схватил Хенка за запястья, прикладывая их к своим губам. Боря опешил. Кислов никогда не был тактильным человеком, лишние касания всегда встречались сию же секундным упреком и кулаком по лицу. Хенкин обошел диван и опустился перед Ваней на корточки. Киса вновь схватил его за руки, словно старался укрыться в них, спрятаться от самого себя, потому что даже Боря не узнавал друга, которого знает с начальной школы. – Я боюсь стать, как он. Всегда думал, что от жизни такой, что другого пути нет, а тут его увидел. Как проебал все: мать, меня, будущее. Шляется по свалкам каким-то. Я так не хочу. Мне страшно – после последней фразы Киса зарыдал. Ваня уткнулся в руки Хенка и очень горько плакал. Из него выходила абсолютна вся боль, точнее показалась, подразнила и вновь юркнула в него, разрывая парня на куски. Боря вновь увидел перед собой маленького мальчика, который нуждается в защите. Он ругал и материл себя, что никогда не замечал, как ему больно, что делил с ним только радость и бухло, а на серьезные вещи закрывал глаза и оправдывал себя тем, что Ване не нужен никто рядом в такие моменты. Хенк стащил Кису с дивана и сгреб с свои объятия, не замечая, что из его глаз также струятся слезы. – Ванюш... хочешь я тебя поцелую? – проговорил Боря, ему показалось, что это единственное действие, которое может показать, как сильно он переживает за Кису. А слова Хенк в жизни не подберет, особенно в такой ситуации. Ваня затих, лишь тело подрагивало само по себе, оставляя противное напоминание об истерике. Кислов потянулся к Боре, обвивая того за шею. В момент соединения их губ Киса снова заплакал. Хенк взял друга за скулы и аккуратно отодвинул от себя, заглядывая в глаза, которые перестали быть похожи на безжизненный уголь, а походили на черные жемчужины. Боря утер большими пальцами застившие слезы на лице Кисы и вновь прильнул к губам. Эти ощущения не сравнить ни с чем. Жгучий выброс адреналина, доставляющий фейверк эмоций, которые заползают сами по одежду и в душу. Ваня заполз холодными руками под худи Хенка и стал щупать соски, иногда щипая их. Боря в ответ прильнул к Кисиной шее, изучая ее широкими движениями языка по всей длине. Ваня полез к ширинке штанов друга, но его руки тут же перехватили. –Не при таких обстоятельствах – мягко прошептал Хенк, целуя пальцы парня, каждый по отдельности. Они целовались еще долго, не переходя рамки дозволенного, смотря на ситуацию в которой произошел их первый поцелуй. Борю тоже прошибло на эмоции и оба могли просто лежать в обнимку и плакать, утирая слезы друг друга. Иногда они смеялись с комичности ситуации, но описание этого смеха будет совсем невеселым. С утра пришел Мел, застав друзей в таком положении. – Вы чего это? – удивленно спросил Егор, рассматривая опухшие от слез и недосыпа лица друзей. – Кису жалко – ответил Киса.