Месяц высокого солнца

Месяц высокого солнца, 15 Долгожданная поездка к морю, которую мне несколько раз пришлось откладывать и переносить по тем или иным причинам, кажется, наконец состоится. Будь на то моя воля, я давно бы отправился к морю и уже вернулся обратно, но, к превеликому сожалению, никому из нас не дано управлять превратностями судьбы. Впрочем, стоит быть благодарным за то, что поездка вообще состоялась. Надеюсь, в мое отсутствие в поместье ничего не случится. Месяц высокого солнца, 16 В последний момент все едва не сорвалось. Рандир, видите ли, не хочет возвращаться в Скайрим, хнычет и грызет корни моего особняка. Я едва сдержался в ту минут, пытаясь объяснить Рандиру, что ему просто надо привыкнуть, что там его родные, его там любят и ждут, он хлюпал носом и кивал, крепко обнимая корень, прижимаясь щекой к давно окаменевшей коре. Отчасти мне было жаль парнишку, но я не мог позволить себе пожалеть его. Такие, как Рандир, могут не только поездку сорвать. Такие, как Рандир, могут все наши планы под удар поставить, а что тогда, многолетняя работа пойдет прахом? Оторвал Рандира от пола, поставил на ноги, отряхнул и отправил в Скайрим. Он плакал. Месяц высокого солнца, 21 Чем ближе к морю, тем труднее дышать. Месяц высокого солнца, 22 В такую жару воздух особенно тяжел, словно в соленых рудниках, теплый липкий ветер слюнявит кожу, отчего одежда прилипает к телу, и утирать пот с лица просто бесполезно. Жители приморских деревушек прячутся от полудня, запираются в своих хижинах и валяются в тяжелой полудреме, лениво переворачиваясь с боку на бок. Совсем как просоленные свиные окорока, только живые и запрелые. Слуга пытался сегодня поболтать с одним из них – безуспешно, тот лишь отмахнулся от него, как от ленивой мухи. Месяц высокого солнца, 25 Кажется, скоро я сам одурею от этой жарищи и превращусь в лупающий глазами окорок. Незавидная кончина для потомка высокого рода. Месяц высокого солнца, 26 Наконец-то побережье! Не могу передать словами, как я рад чувствовать свежий морской бриз. Несмотря на явное неодобрение охранников и слуг, выкупался в заливе, нырнув с утеса прямо в одежде. Долго обсыхал, бродя нагишом по песку. Порезал палец на ноге обломком ракушки. Капитан охраны набежал, размахивая руками. Я прекрасно понимаю, что опасности могут поджидать везде, где угодно, и что охрана лишь выполняет свою работу, но излишнее рвение напрягает. Во-первых, я старше, а во-вторых, кто кому платит? Месяц высокого солнца, 27 Продвигаемся вдоль побережья – капитан считает, что так безопаснее. Перестал бродить при нем без одежды, кажется, это здорово отвлекает его и выводит из колеи. Никогда в жизни не увлекался крепкими мордоворотами-охранниками, и начинать не собираюсь. К тому же, в конце пути меня ждет куда более изысканное лакомство. Месяц высокого солнца, 28 Прошли мимо семи валунов, значит, осталось уже немного. Море лижет черные спины камней, греющихся на солнце. Хотел бы я спрыгнуть с одного из них в ласковые набегающие волны. Но времени нет, совсем нет. Завтра будет самый жаркий день в году. Ох, И"фр, не дай мне превратиться в окорок! Месяц высокого солнца, 29 Лучше б я вчера превратился в окорок. Загноился порез на ноге. Если б не маг, остаться бы мне без ступни, а то и без ноги по самое колено. К счастью, он был рядом и вовремя пришел на помощь. Подумать только, а я еще не хотел брать его к морю! Месяц высокого солнца, 30 Еду в паланкине, возлежа на подушках. Болею. Писать не хочется. Скучно. Месяц последнего зерна, 9 Только что проехали семь валунов – уже по дороге обратно. За последние дни столько всего случилось, что и писать некогда было. Во-первых, все пошло наперекосяк. Во-вторых, да и в-третьих тоже. Но все же по порядку. Странно, что мер моего возраста, положения и происхождения самолично путешествует по стране, вместо того, чтоб заказать требуемую вещь и заплатить за доставку. В том-то и дело, что некоторые сделки нельзя доверять чужим рукам и глазам. В портовой деревушке у моря я должен был встретиться с некой Змеюшкой. Вышеупомянутая Змеюшка известна тем, что занимается соединением одиноких сердец, а попросту – сводничеством. И вот, два месяца тому назад она известила меня, что некий юноша, сведущий в искусстве любви, ищет себе богатого и щедрого покровителя. Надо сказать, что Валенвуд вовсе не испытывает недостатка в девах и юношах, желающих пойти в содержание. Не составляет никакого труда отправиться в столицу и подобрать себе там любовника по вкусу. Однако, как я уже упоминал, сделка была непростой: Змеюшка нашла для меня не просто юношу, но альтмера. Именно так. Самого настоящего высокого эльфа, с кожей, поблескивающей, как золото, из тех, что любят считать себя хозяевами мира. Я не мог упустить своего шанса и отправился на западное побережье лично. Чтоб самому забрать свой драгоценный груз и проследить за доставкой в поместье. Предвкушение сводило меня с ума. Я нигде не мог найти себе места, то и дело твердил себе: «Ллирдис, во что ты ввязываешься?». Но я не мог противиться дивному искушению. Мой отец общался с этими заносчивыми высокомерами на равных, напоминал я себе, и пусть даже мой народ подчиняется им, но в глубине души каждый босмер знает, что его хозяева – не саммерсетские господа. В глубине души каждый босмер сам себе хозяин. Тем более, такой босмер, как я. Раздобыть альтмера себе в любовники оказалось делом чести. Я искал и я нашел. К сожалению, явиться к морю сразу я тоже не мог – слишком много безотлагательных дел, тонкости политических игр, требующих присутствия, да и отсутствие свое афишировать я тоже не хотел. И это оказалось роковой ошибкой. Змеюшка, нервная, обкусавшая пальцы до кровавых заусениц, дребежала хвостом и просила прощения. Альтмер, раздосадованный долгим ожиданием, не стал ее слушать, и на всех парусах укатил пытать счастья в Империи. Не желая терять времени, я обратился к тому эльфу, что стоял выше. Им оказался важный, нагловатый босмер, который, сразу впрочем, понял суть проблемы, и постарался разрешить ее как можно лучше. И разрешил ведь. Ох, И"фр, даже слишком хорошо разрешил! Разрешение проблемы сидит рядом со мной, осторожно поводит точеным носом с красивой, породистой горбинкой, принюхивается к запаху гнили, который пропитал паланкин. Клянусь, я не хотел подвергать его такому испытанию – но помилуйте, где в этой глуши можно купить новый паланкин?! Но дела это не меняет – от неприятного запаха дергается верхняя губа, приобнажая зубы. Гримаса презрения искажает прекрасное лицо. Глаза скрыты широкой черной лентой, но готов поклясться, в них тоже застыло презрение и брезгливость. Положительно, я не в силах больше писать сегодня. Месяц последнего зерна, 10 Нет, и спать я тоже не в силах. Лишь только я закрываю глаза, как события последней недели предстают передо мной на изнанке век. Внутри что-то тянет и требует записать, и я вновь тянусь за пером. Я не могу забыть момент, когда я впервые увидел Эльсинора. Я не могу перестать его вспоминать. Важный босмер-сводник, видимо, заведовал всеми борделями побережья – я понял это по пухлой, аккуратно сшитой книге-каталогу, которую он аккуратно разложил на столе. Там было много портретов, и, надо сказать, весьма привлекательных, но, хлопнув в ладоши, я вынудил сводника прервать свое занятие. – Позвольте мне сэкономить ваше время, – сказал я. – Вам нужно что-то особенное? Судя по всему, вы ищете нечто… драгоценное?– догадался тот, и я кивком подтвердил его догадку. И тогда он, облизнув мясистые губы (их капризный изгиб выдавал в нем знатока и любителя удовольствий), он поднялся из-за стола, и, поглаживая ладони, вышел, оставив меня в одиночестве. Минуты тянулись одна за другой, и я гадал, что же такое он хочет мне показать, и сколько денег затребует за свою услугу. Я не собирался щедро платить за его труды, деньги любят счет, а я знаю цену живому товару. – Эльсинор! – громко объявил сводник, втолкнув в помещение приличного одетого мальчишку, и дверь громко хлопнула за его спиной. Почувствовав новый, незнакомый запах, я затаил дыхание и скучающе обернулся, не выдавая своего интереса. Эльсинор замер, стоя навытяжку, словно маленький солдат. Он был ростом с самого сводника, но угловатые локти и колени, худощавая фигура, тонкая шея однозначно выдавали в нем подростка по сравнению со взрослым босмером. Я смотрел, оглаживая взглядом длинные ноги, ровные, стройные, обтянутые черными брюками из хорошей ткани. Лицо мера было почти полностью скрыто низко, по самые губы надвинутым капюшоном. – Господин доволен? – сверкнул глазами босмер-сводник, звонко шлепнул альтмера по заду, и тот непроизвольно ахнул, разомкнув тонкие губы. И тут же умолк, сжал губы в нитку. – Его лицо, – проговорил я небрежно, – вдруг он страшен, как прабабка нордского короля? – Что вы, мой господин… Глаза у него завязаны, а уши заткнуты воском, – усмехнулся босмер. – Его же безопасности ради – а то убежит, дурной, и пропадет, поминай, как звали. Места здесь глухие. – Откуда же у вас это сокровище? – Выбраковка, – сладко улыбнулся тот. – Выбраковка? – Да, господин. Человечьи детеныши и то лучше магией владеют. – Разве они доживают до такого возраста? – Его маман солгала комиссии, что он умер во младенчестве. – А он выжил? – Выжил… чтоб в один прекрасный момент попасться на глаза тому, кому не следовало. Созвали срочное совещание. А один мой хороший друг, вернее, – босмер вновь улыбнулся, – друг моего хорошего друга обманом сохранил ему жизнь. Словно знал, что найдется покупатель на такое сокровище. – Неужели альтмеры за деньги готовы расстаться со своим священным правом убивать собственных детей? – За деньги, мой господин, можно многое, если не все. Вам ли не знать? Вот уж действительно, мне ли не знать. А Эльсинор, по-прежнему стоявший с гордо выпрямленной спиной, тщетно пытавшийся уловить происходящее, напоминал попугая, на клетку которого накинули платок. – Он чему-нибудь обучен? – кисло спросил я, – мне нужен опытный любовник, а не грелка в постель. – Мой господин, столь приятно самому обучать девственное тело… – Значит, грелка. – Что вы, что вы… – Неумелый строптивый мальчишка, к тому же, скверно доставшийся вам. Вы хотите от него избавиться, и боитесь держать у себя? – подытожил я. – Мой господин… – Еще и денег, наверное, за него хотите? – Хочу, – нагло кивнул босмер. Я поднялся со стула, подошел к альтмеру, мимоходом оценивая его вблизи: рост, разворот плеч, едва уловимый, но приятный запах. Такой чужой и незнакомый. От предвкушения у меня скулы свело, и пересохло во рту. Скучающе я взял его за руку, делая вид, что лишь оглядываю его тело – на самом деле, я не мог сейчас и слова сказать, так сильно происходящее срывало мою бедную голову с плеч. Рывком я потянул Эльсинора на себя, наши тела соприкоснулись, и словно искра пробежала по моему позвоночнику, вздыбив коротко остриженные волосы на затылке. Эльсинор попытался отстраниться, но я крепко обхватил его талию и прижал к себе, потерся пахом о его живот, заставив ссутулиться и стыдливо склонить голову. Он вновь попытался вывернуться и цепь тихо зазвенела. Босмер не вмешивался, отойдя в сторону, догадывался, что не стоит мешать нам знакомиться. В этот момент не существовало никого, кроме альтмера передо мной – гордо вскидывающего голову и одновременно дрожащего от ужаса и страха. Я не полез ему в штаны, не стал щупать меж ног. Не знаю, что меня остановило, быть может, захотелось продлить целомудренные отношения между нами. В конце концов, парень совсем ничего не слышал, не видел и мало что понимал. Я лишь мягко огладил его ягодицы, ощутив их упругость сквозь плотную ткань. Пусть даже он страшен, как престарелая нордка, но одна его фигура – уже нечто великолепное. Меня смущал его возраст, смущало его несогласие и неопытность, но все же это был альтмер, мой личный альтмер. – Сколько вы за него хотите? – Пять тысяч. Золотом, – нервно облизнулся босмер, желваки на скулах дернулись. Похоже, он боялся, что цена не понравится мне, но я не стал торговаться. Велев ему обратиться за деньгами к моему капитану охраны, я подхватил Эльсинора под локоть и поволок на выход. Паланкин ждал у дверей – как я и требовал. Светить альтмера перед чужими глазами мне вовсе не хотелось. Ухватив Эльсинора за шкирку, я вынудил его склонить голову, ловко втолкнул его внутрь и сам забрался следом. Босмер-сводник, не ожидавший, видимо, такой щедрости, завидев меня, рассыпался в благодарностях, но капитан, отсчитав нужную сумму, тут же довольно грубо отогнал его от паланкина. Мой эскорт был уже в полной готовности, и мы покинули эту деревушку еще до наступления сумерек. Месяц последнего зерна, 11 Входить в лес все равно, что в воду – каждый раз словно первый, и нельзя войти дважды под сень одних и тех же деревьев. Оставив Эльсинора в паланкине, я присоединился к своему пешему эскорту, несмотря на возражения капитана охраны. Лес был опасен даже для нас. Караваны иноземцев все время замирали на пороге, привлекая внимание, но нашему отряду удалось мгновенно раствориться в лесу, оставшись почти незамеченными. Правда, мой альтмер умудрился стянуть повязку с глаз и высунулся наружу, а я не сразу это заметил. Этот безрассудный поступок едва не стоил ему жизни – сразу несколько ядовитых колючек вонзилось в дерево, просвистев мимо его уха. Не было ничего удивительного в том, что жуки заметили нас. Бой был коротким, но ожесточенным: одному из юных лучников жуки свернули шею и уволокли с собой в гнездо, и еще двое получили ранения. Несмотря на это, мы продолжили путь, предоставив магу лечить раненых на ходу. Возбужденный и злой, я вернулся к паланкину и без лишних слов отвесил Эльсинору хорошую оплеуху, а после сразу же затолкал его внутрь. Подросток почти не сопротивлялся. – Где… я? – снизошел он, наконец, до разговора со мной и, щурясь от яркого света, снова непроизвольно потянулся к зашторенному выходу. Я ухватил его за плечо и вернул на место, усадив напротив себя. И впервые встретился с ним взглядом. В его взгляде много чего можно прочитать было – и волнение, и интерес, и страх, маленький еще альтмер, не научился владеть собой, держать лицо не научился, жизнь не научила. Я прикоснулся к его подбородку, провел по щеке и коснулся теплого местечка за ухом. Он оказался еще красивее, чем я себе представлял, и злость моя быстро улетучилась, уступив место радости от удачной сделки. Эльсинор смотрел на меня в ответ, изредка облизывая тонкие губы. На левой щеке расцвело малиново-алое пятно, и мне вдруг стало неловко за собственную несдержанность. Вспомнив слова торговца, я попытался вынуть воск из его ушка – небольшого такого золотисто-розового ушка, на свету оно казалось полупрозрачным, с сеткой кровеносных сосудов. Эльсинор вначале не понял, что я хочу сделать и попытался отползти, но потом послушно затих. Я хотел положить его головой к себе на колени, но решил не торопить события. – Так-то лучше, – заметил я, покончив с этим, – теперь мы сможем пообщаться. – Да, – кивнул тот, – и для начала я желаю, чтоб с меня сняли наручники. Я едва сдержал смех. Такие как он, не желали общаться с босмерами иначе, чем отдавая приказы. Но мой альтмер, кажется, и правда ждал от меня подчинения. – Эльсинор, – проговорил я, все еще улыбаясь. – Быть может, ты до конца не понимаешь, что с тобой произошло… – Меня должны были убить, – сказал он так равнодушно, насколько мог это сделать. – Но не убили. Если называть вещи своими именами, тебе решили сохранить жизнь, списали по бухгалтерии и продали как живой товар. Я думал, это смутит его, быть может, он вскрикнет, или даже заплачет – все-таки он был благородных кровей и весьма юн. Его глаза, изжелта-зеленые, словно прожилки листа на свету, едва заметно блеснули. И тут он ответил. – Я подозревал нечто подобное, – медленно протянул Эльсинор. Сморгнул несколько раз, отвел взгляд и принялся рассматривать паланкин. В какую-то секунду я думал, что он притворяется, играет, но нет, он явно был альтмером до самых кончиков ногтей. Не желая, видимо, продолжать беседу, он подогнул под себя ноги и устроился в противоположном от меня углу паланкина. Мне тут же захотелось растормошить его, слегка встряхнуть, но от свалившихся на его голову бед Эльсинор впал в оцепенение и так тихо сидел в своем углу, что я не стал его тревожить. Месяц последнего зерна, 12 Всю ночь не спал толком. В паланкине, оказывается, невозможно путешествовать вдвоем – если хочешь нормально уснуть. Эльсинор занял добрую половину паланкина и уснул в подушках. От постоянного соблазна у меня сводило все тело, но я стоически терпел, твердо решившись дождаться дома. В конце концов, я ведь не животное?! Хоть я и старался не прижиматься к альтмеру, но под утро проснулся в обнимку с ним. Эльсинор брезгливо дергал во сне плечом, стряхивая мою ладонь, но я все равно поглаживал его и прижимал к себе. Мой альтмер. Месяц последнего зерна, 13 Маг не смог восстановить нервные окончания в искалеченной руке одного из лучников, и ампутировал ее чуть повыше локтя. Парень сильно подавлен. Месяц последнего зерна, 14 Остановились, наконец, на полноценный привал. Капитан охраны торжественно пожарил мясо в кипящем масле, принес нам немного. Эльсинор впервые за все время немного поел, соблазнившись ароматом. Я сказал, что лучник все еще страдает из-за потери руки. Эльсинора стошнило. Задал ему трепку, на что он почти не отреагировал. Отполз в свой угол и спал там, свернувшись комочком. Этот комочек опять занял половину паланкина, но я не возражаю. Месяц последнего зерна, 15 Проснулся от холода. Распахнутый полог трепещет, внутри гуляет сквозняк, Эльсинора нет рядом. Я тут же высунулся наружу. И увидел то, чего никак не ожидал. Мой бедный альтмер топал вместе с остальными, пошатываясь и оскальзываясь на прелой листве. Привязанный к опоре, он едва поспевал за всеми, шагал из последних сил, прикусив губу. Негромким окриком я велел остановиться и выпрыгнул из паланкина на ходу, потребовав объяснений. Эльсинор упорно молчал, глядя сквозь меня, а капитан охраны доложил, что «паскудный мальчишка надумал смыться». И только благодаря бдительности капитана был замечен, поскольку господину Ллирдису (то есть мне) даже не пришло в голову как следует связать альтмера. Поблагодарив капитана, я, к его вящему неудовольствию, отвязал моего беспутного Эльсинора и втащил обратно в паланкин. – Зачем ты это сделал? Эльсинор смотрел на меня упрямо и безразлично. В светлых волосах запутались липкие древесные семена, на лбу красовалась свежая ссадина – видимо ветка хлестнула. Или капитан. – Зачем? – Я не могу, – выдохнул тот, наконец, – я не могу работать на босмера. – Ты мой, – объяснил я. – И не должен сбегать, иначе я буду вынужден наказать тебя. На лице Эльсинора промелькнул страх, но усилием воли он подавил возникшее чувство. – Я сбегу, – он крепко сжал губы. – Куда? – усмехнулся я, – на Саммерсет? – Да. – Чтоб тебя уничтожили свои же? – Моя мать будет рада спрятать меня! – Ей не дадут сделать это снова. – Значит, – проговорил он упрямо, но глаза его влажно заблестели, – меня просто не должно быть на этом свете. Эльсинор замолчал, уставившись куда-то в сторону, всем своим видом показывая, что лучше умереть, нежели подчиняться босмеру. Кажется, сейчас он и правда был полон решимости. – В джунглях Валенвуда, – терпеливо проговорил я, потянувшись к нему, – ты не проживешь и часа. Хищные, плотоядные растения исполнят твой смертный приговор. И, я думаю, ты пожалеешь, что это не палач Саммерсета. Очень пожалеешь. Думаю, альтмеры умерщвляют ненужных детей мгновенно. С нашими растениями на это не стоит и надеяться. Вначале ты почувствуешь лишь легкое прикосновение, – Эльсинор отдернулся от моей ладони, но я всего лишь снял налипшее семечко с его шеи, – зеленая плеть обовьется вокруг твоей лодыжки, потом туго стиснет и рванет вниз. Ты будешь вырываться и кричать, но от этого гибкие лианы лишь сильнее стиснут тебя в смертельных объятьях. Либо ты оступишься и соскользнешь в скрытый в листве кувшин. – Кувшин? – не понял Эльсинор. – Да, – кивнул я, и принялся осторожно выбирать семена из его волос, тонких и встрепанных. – Такое растение. Огромный кувшин, с гладкими, скользкими стенками, по которым ты будешь взбираться, но каждый раз – соскальзывать и падать вниз, на мягкое дно, разбрызгивая едкий сок. Постепенно твои силы будут иссякать, а едкий сок – прибывать, и, наконец, когда он смочит твою одежду и примется за кожу… сначала ты будешь чувствовать легкое жжение, которое будет становиться все сильнее и сильнее, и ты ничего не сможешь с этим поделать, лишь смотреть на недоступное горлышко кувшина, умоляя смерть наступить поскорее. Возможно, я наговорил слишком много, но все это было чистой правдой. Лес не трогает нас. Нас, но не чужаков. Передернувшись, Эльсинор стряхнул с себя оставшиеся семена и замолчал, опустив голову. Я достал гребешок и попытался причесать его, но липкие капли древесного сока склеили пряди. – Ты думаешь, что попал в отвратительное место? – спросил я, уложив его головой к себе на колени. Эльсинор даже не попытался вывернуться, а равнодушно улегся, прикрыв глаза. – Да, – проговорил он, помолчав немного. – Лучше умереть. – Всегда успеется. Живи. – Это не жизнь, – возразил он и умолк, не реагируя больше на прикосновения и слова. Я чувствовал его приятную тяжесть, тепло его тела и безотчетно гладил его по щеке. Месяц последнего зерна, 20 Мы прибыли в поместье. Капитан крайне доволен – мы добрались почти без потерь. Правда, он сразу невзлюбил Эльсинора и едва не убил на последнем привале. А все потому, что Эльсинор, впав в черное отчаяние, попытался выхватить его кинжал. Все это случилось почти мгновенно, я едва успел вмешаться. После трепки, которую ему задал капитан, Эльсинор, кажется, впервые действительно осознал, что находится во власти тех, кого привык считать слугами. Испросив разрешения, он улегся спать, зализывая ссадины в темноте паланкина, а я еще долго шел пешком вместе с остальными и объяснял капитану, что альтмер – моя собственность. Что он нужен мне целым и невредимым, и что капитан будет отвечать за каждую царапину на альтмерской щеке. Потому что мне важен внешний вид. Эльсинор, кажется, услышал и что-то понял, потому что его тихие всхлипы сразу затихли. Капитан тоже что-то понял и пообещал научиться бить, не оставляя синяков. Месяц последнего зерна, 21 Эльсинор знакомится с поместьем. Он обнаружил, что поместье буквально уходит корнями в старину. Глубоко в землю впивались корни моего дерева, они были пусты изнутри, и в каждом из корней скрывались древние помещения, названия некоторых из них не знал даже я. Но Эльсинору не слишком по душе спускаться вниз, в душные, затхлые залы, пропитанные запахом сырости, разложения и гниения. Эльсинору больше по душе пришелся мой кабинет, с новой, имперской мебелью и высокими окнами нараспашку. Он целыми часами мог сидеть на подоконнике и глазеть в окно, созерцая смену листвы, движение облаков в далеком небе. Кабинет мой просторен, и я, сидя за столом, всегда могу, в свою очередь, любоваться им, его хорошо сложенной фигурой, точеным профилем. К сожалению, во-первых, в моем кабинете полным-полно важных документов, не предназначенных для прекрасных глаз моего будущего любовника, если он обучен чтению. А во-вторых, его длинные, стройные ноги в черных облегающих сапогах, крепкое бедро, затянутое в замшу… Невозможно работать. А дел у меня немало. Навалились сразу по приезду: в первую очередь, это была целая стопка писем от несчастного Рандира, замерзающего в снегах Скайрима. Справедливости сказать, остальные агенты тоже писали мне, но их короткие, ясные отчеты ни в какое сравнение не шли с пухлыми конвертами Рандира, полными отчаяния, нытья и просьб. Чтоб прочитать все отчеты, узнать новости и как следует обдумать информацию, пришлось запереться в кабинете и позволить альтмеру осмотреть окрестности без меня. Он особого интереса спросил меня, в чем же будут заключаться его обязанности. Похоже, Эльсинор считал, что сам факт его нахождения в поместье уже делает мне честь. Я сказал, что это мы обсудим позднее и отослал его, занявшись делами. Месяц последнего зерна, 22 Вчера вернулся в свои покои лишь под самый вечер. Хотел отложить все на завтра, но слуги уже постелили Эльсинору в моей спальне – на полу у кровати. Сон осенней листвой слетел с меня. Я не представлял себе, что надо было сделать с альтмером, чтоб он пошел на это, не представлял себе альтмера, устроившегося на тонком шерстяном покрывале. Я послал за ним. Вскоре у двери раздался легкий, неуверенный шорох. – Входи, – велел я, но Эльсинор, сделав пару шагов, замер на пороге. Он был уже готов ко сну: вместо плотной, темной одежды – легкая ночная рубаха до пояса и свободные штаны. Гибкое, стройное тело просвечивало сквозь тонкую светлую ткань. Светлые, слегка волнистые волосы как всегда, слегка растрепаны. – Вы звали? – уточнил он, прижимаясь рукой к косяку, твердому и упругому, сделанному из черствого телванийского гриба. – Да. Проходи, и закрой за собой дверь. Эльсинор замешкался. Аккуратно задвинув дверную щеколду, он прошел через спальню – широкую и просторную, и тут я впервые заметил странность в его походке. Он шел не только неуверенно, но и неровно, слегка западая на один бок. – Ты хромаешь?! – воскликнул я. – Неужели капитан…? – Нет, – криво улыбнулся он, – я родился таким. Одна нога короче другой. Мама сразу заметила это, сразу поняла, что я буду хромать и пустила слух о моей смерти во младенчестве. – Храбрая женщина. Эльсинор облизнул губы, но ничего не сказал. Он явно чувствовал себя неуютно стоя, и старался поскорее присесть, но не решался – сесть можно было только на кровать. – Зачем вам это? – спросил он, указав на покрывало, когда пауза меж нами слишком затянулась. – Слуги решили, что будешь спать здесь. – Я не хочу, – он помотал головой, – маленькая комната рядом с вашей куда лучше. Там есть комод с зеркалом, и такая уютная кровать… – Хорошо, – кивнул я, – ты не будешь спать на полу. Тебе там не место. – Вы позволите мне остаться в маленькой комнате? – несмотря на гордость, в его голосе проскользнули высокие просительные нотки. Эльсинор явно чувствовал опасность и понимал, что сейчас лучше просить, чем приказывать хозяину поместья. – Маленькая комната твоя, – сообщил я с легкой улыбкой, развязывая пояс. – Спасибо, – он улыбнулся в ответ и изящно поклонился, – вы хотите спать? Я тоже собирался, я пойду… – Эльсинор, – проговорил я, подходя ближе, – спать ты будешь здесь, когда я того захочу. На его лице отразилось непонимание, и он невольно сделал шаг назад. – В моей постели. Ложись. Эльсинор едва заметно помотал головой. После прогулки по поместью и близкого знакомства с охраной он уже не помышлял о побеге, но и выполнять мои приказы он не желал. – Я лучше на полу, – сказал он решительно. Я не стал спорить попусту и просто положил ладони ему на плечи. – Помнишь, я говорил тебе о твоих обязанностях? – Вы обещали объяснить позднее. Но не сейчас, сейчас уже поздно… – В самый раз, – улыбнулся я, огладив его плечи. Эльсинор молчал, словно не догадывался или не хотел догадываться. Конечно, он не идеально подходил мне – окажись сейчас в моей спальне опытный в любовных делах мужчина, я бы не раздумывая отослал Эльсинора прочь или продал бы. Какой прок от девственности? Но в моей спальне не было никого, кто раздевался бы сейчас, медленно и плавно, приковывая к себе внимание. В спальне был лишь нервно краснеющий ушами подросток, высокий, ростом почти с меня самого, но все же подросток. В тонкой ночной сорочке было еще заметнее, как мало у него мышц, какой он худой и гибкий. Кадык его, крупный и нервно подрагивающий, заметно выделялся на шее. На золотистой коже выступили капли холодного пота. В конце концов, это был чистопородный альтмер, и я ощутил легкое возбуждение. – Ты будешь моим любовником. – Я не девица, – проговорил Эльсинор сквозь зубы. Опустил было голову, но я вынудил смотреть в глаза, приподняв за подбородок. – Неужели ты еще не понял? – спросил я, – мужчина может поиметь не только женщину. – Не знаю, – помотал головой Эльсинор, вновь уставившись на свои колени. – Я не хочу об этом думать. – Но ты должен был давно задуматься об этом. Ты ведь жил в борделе, – усмехнулся я. – Я... я не думал, что это случится со мной! – воскликнул он, потеряв остатки самообладания, щеки пошли малиновыми пятнами, – в доме у моря было просто ужасно, постоянно слышались стоны возбуждения, в первый же день я ужасно перепугался, что похотливые меры доберутся и до меня! Что меня заставят лечь в одну из постелей и принимать клиентов! Я запаниковал, и попытался прокусить себе вены, но хозяин сказал, что оставит меня в покое, если я буду тихим и послушным, и потом... потом мне завязали глаза и залили уши воском, но... он обманул меня! Зачем он меня продал!!! Эльсинор пристально уставился на меня, требуя ответа, закушенная нижняя губа припухла. Вот она, прелесть потери невинности. Наивны те, кто считает, что девственники – это как умелые шлюхи, только чистенькие морально и физически. Я схватил Эльсинора за плечи и хорошенько встряхнул: – Я не собираюсь делать с тобой ничего плохого. – Правда? – он недоверчиво уставился на меня. – Конечно, правда. Тебе понравится. – А как это бывает? – часто задышал Эльсинор, жалобно сведя тонкие светлые брови. – У меня между ног нет... – Ничего нет? – рассмеялся я. – Нет... ну такого... нужного отверстия, – он побледнел, и пятна сошли с его лица. Я невольно прижал альтмера к себе и погладил по горячему уху. Эльсинор часто вздрагивал в моих руках. – У тебя есть все, – сообщил я, очерчивая пальцем ложбинку меж упругих ягодиц, – что нужно. Я возьму тебя сзади. Он тут же сжался, вывернулся из моих рук и уселся на кровать. – Нет! – выдохнул он, – это ужасно! Такого не может быть! – Хватит паниковать. Будь умницей и ложись в постель. Эльсинор помотал головой. Я уже начал злиться, но он вдруг поднял взгляд. – Господин Ллирдис, – прошептал он, прижавшись вдруг ко мне, – пожалуйста! – Пожалуйста что? – Не трогайте меня! – взмолился он, – я больше никогда не буду считать босмеров ниже себя! Я буду служить вам, я хорошо читаю вслух, вы любите, когда вам читают? – Это приятно, – усмехнулся я. – Я буду вам читать всегда, когда вы захотите. Петь... Играть на арфе. У юного альтмера явно было какое-то свое понятие о работе. Похоже, он думал, что пребывание в моем доме – и есть работа. Сейчас от спокойного, надменного альтмера не осталось и следа. Эльсинор нервно дышал, не находя себе места – явно не хотел расставаться с девственностью и цеплялся за нее, как за ботинки, из которых давно вырос, не желая расставаться с ненужной, но такой привычной вещью. – Идем ко мне. – Я не хочу. Правда! – шумно сглотнул он, отодвигаясь. – Я не буду. Я не дам! – Кто же будет тебя спрашивать? – улыбнулся я, и, ухватив его за отворот рубашки, потянул на себя, и, наконец, прижался губами к его губам. Альтмер не открылся для поцелуя, зажавшись как снаружи, так и изнутри, и напрасно я поглаживал тонкие, гладкие волосы, напрасно пытался разомкнуть упрямо сжатые губы. Все зря. – Встань на четвереньки, – велел я, отстранившись. Больно ущипнул Эльсинора за ухо, и он, словно очнувшись ото сна, не слишком изящно заполз на кровать и распластался на ней. Я попытался приласкать альтмера, но мышцы его были напряженными и твердыми, словно камень. Можно подумать, он явился на прием к цирюльнику, и ждет, чтоб пытка поскорее закончилась. Какая странная вышла ночь! Эльсинор был сильно напуган. А я...? Я был разочарован. Мое возбуждение не было настолько сильным, и даже внешний вид обнаженного альтмера не помог. Эльсинор не сопротивлялся, и не убегал, нет, Эльсинор лежал покорно, словно теленок, которого ведут на бойню. Он был просто очарователен сзади – упругие бедра, рельефные ягодицы и туго сжатые мышцы, в которые я с удовольствием попытался пропихнуть палец. Слишком туго, да, и Эльсинор даже не старался помочь мне. Доставлять удовольствие ртом он вряд ли умел – я и спрашивать не стал. – Ты бесполезен, – проговорил я, как следует ощупав его юное, стройное тело. – Правда? И вы вернете меня... домой? – проговорил он с затаенной надеждой. – Ты представляешь, сколько это будет стоить? Проще вышвырнуть тебя в лес – и забыть навсегда. – Я там не выживу, – сказал он тихо. – Конечно, тебя сразу же сожрут. Но ты все равно не годишься на что-то большое, чем стать кормом. – Я умею петь... – Я тоже умею. И танцевать, и колдовать, в отличие от тебя. Эльсинор сдержанно выдохнул и подтянул спущенные штаны. – Я, пожалуй, пойду. – Слуга из тебя тоже отвратительный, – лениво и разочарованно пробормотал я, откинувшись на подушки, – кто же так просит разрешения уйти? – А как надо? – Эльсинор решил не пререкаться. – Ну, например... "Господин Ллирдис, я могу идти?" – Господин Ллирдис, – упрямо повторил альтмер, – я могу идти? – На пол? Спать? – Наверное, на пол, – не сразу согласился Эльсинор, но все же сполз с кровати и уселся на покрывало. – Как тебе там? – Холодно, – равнодушно отозвался тот. – Если хочешь, можешь вернуться на кровать. – Нет, господин, – ехидно отозвался тот, – мне здесь хорошо. Видимо, на полу он считал себя в безопасности. Однако с утра я едва не сломал ему руку, наступив на нее – совсем забыл про альтмера, свернувшегося в клубок от холода. Месяц последнего зерна, 24 Эррин написал, что готов приехать, и попросил организовать эскорт. Я согласился. Такими агентами, как Эррин, я рисковать не мог. Месяц последнего зерна, 25 Капитан охраны отказался покидать меня, отправив на встречу с Эррином нескольких проверенных воинов. Говорит, что должен охранять меня. Начинаю подозревать, что он точно неравнодушен ко мне, бедолага. Месяц последнего зерна, 30 Третьего дня заметил, что Эльсинор слегка поправился. Ему это оказалось очень к лицу, к тому же, округлый зад приятно ущипнуть. Подарил ему малахитовую заколку для волос. Эльсинор заметил, что я доволен им и смутился. Такой славный парень. Месяц последнего зерна, 31 Я разгневан. Выяснил, что капитан повадился подкармливать Эльсинора медовым салом. Эльсинор, даром что альтмер, принял дружелюбие капитана за чистую монету! Пришлось объявить, что медовое сало для альтмера – только по праздникам, а капитану устроить головомойку. Надо же, какой хитрец. Месяц Огня очага, 3 Орсин, еще один мой босмер из Скайрима прислал пространное письмо. Похоже, нордский эль совсем задурил его глупую круглую голову! Он не только отказывается проводить должную работу как следует, но и информацию мне высылает постольку-поскольку. Или я чего-то не понимаю, или Орсин вздумал сменить жаркий уют родных лесов на сугробы Скайрима? Норды ему милее своего народа? Не иначе, потому как он даже пишет как норд. А ведь поначалу я радовался, что Орсин ассимилировался. Слишком хорошо ассимилировался, старая песчаная оса! Оса в сугробе. Надо придумать, что с этим делать. Месяц Огня очага, 6 Эльсинор, цветок саммерсетских садов, высаженный во влажный враждебный лес. Когда он, заметно прихрамывая, прогуливается по двору поместья, сердце заходится от жалости. Ненастоящий альтмер. Игрушечный. Выбраковка. Настоящий альтмер не должен покоряться судьбе. А Эльсинор, чужой везде, упрямо хромал по дорожке, разглядывая клумбы. Что у тебя в мыслях, альтмер-неальтмер? Я следил за ним, сидя у окна, и он словно почувствовал мой взгляд – обернулся и вскинул тонкую кисть. Я ощутил, что улыбаюсь ему в ответ и тоже взмахнул рукой. Месяц Огня очага, 7 Написал письмо Орсину. Вежливое, рассудительное и доброжелательное – три раза переписывал набело, перечеркивал и подбирал слова. Кажется, подобрал. Надеюсь, у Орсина сохранилась еще хоть капля босмерского самоуважения и мозгов. Месяц Огня очага, 10 Альтмер по-прежнему сторонится меня. Выучил мое расписание дня и отчаянно старается не попадаться на глаза, что не так-то просто с его ростом и совсем не бесшумной походкой. Периодически ловлю себя на мысли, что следует написать старым знакомцам в Фалинести, и, плюнув на пересуды, открыто попросить подобрать мне другого альтмера. У кого-то из моих знакомых была любовница с Саммерсета. Но это все праздные мысли, которым я не могу предаваться слишком долго. Месяц Огня очага, 11 Светло-серебристые пряди в густых волосах Эльсинора напоминают седину. Мне удалось настичь его днем у пруда и рассмотреть в солнечном свете. Приятное зрелище. Тишина над водой – сонная, влажная, подрагивающая от звона крыльев стрекоз. – Расскажи о себе, – проговорил я негромко, желая разорвать молчание. – Вы и так все обо мне знаете, – ответил он, помолчав немного, – после той ночи. – Что за вздор, – усмехнулся я, пододвигаясь ближе, – ничто не скрывает лучше наготы. – Пустые умствования, – оборвал он меня, – что вы хотите узнать? Что я из благородной, богатой семьи? Что я никогда не видел отца ближе, чем за сотню метров? Что я жил в своем маленьком, солнечном саду... Все это недоступно теперь, какой смысл говорить. Я ваш альтмер. Вместо ответа я аккуратно вытянул заколку из его волос, позволив им рассыпаться по плечам. – Знаете, – добавил он горько, – что я еще вам скажу, господин Ллирдис? – Что же? – подбодрил я его на откровенность. – Не слишком-то я вам нравлюсь, не так ли? – И тебя это заботит? – А как вы думаете? Не слишком-то приятно быть чьей-то ненужной вещью... Хотел бы я родиться великим воином! – Воином? Не магом? – Магия бесполезна, уж лучше вообще без нее. – Какой же из тебя воин?! – рассмеялся я, пожалуй, слишком громко и обидно. Эльсинор тут же стиснул челюсть, отодвинулся подальше и прошипел что-то сквозь зубы. Вот и весь разговор. Я не знал, как еще объяснить необходимость быть мягче, ласкаться ко мне, доставлять удовольствие. В конце концов, это куда приятнее, чем быть мертвым, правда? Месяц Огня очага, 12 Эррин явился в поместье. Месяц Огня очага, 13 Втайне от себя, я надеялся удивить Эррина, но оказалось, что тот весьма искушен в таких делах. Он лишь скользнул ленивым взглядом по Эльсинору, оценив его. И первым же делом спросил: – Зачем тебе это? Я объяснил, не считая нужным скрывать свои постельные привычки, поскольку они не являлись секретом. Эррин лишь покачал головой, явно задумавшись о чем-то. Однако он молчал на эту тему целый день, пока его, наконец, не пробрало. Месяц Огня очага, 14 Лучше бы Эррина вчера не пробирало на откровенность. От разговора осталось неприятное ощущение, будто отхлебнул из молочника, не заметив плесени на сливках. – Ты знаешь, – начал он негромко, когда мы бродили по саду, нагуливая аппетит перед ужином, – меня беспокоит твой альтмер, дорогой друг. И не смотри на меня, он беспокоит меня вовсе не в том смысле, что и тебя. – В каком же тогда? – Этот юноша может навлечь беду. Ты и сам знаешь, что такое слухи... мало ли до чьих ушей они дойдут. – Думаешь, за ним явится спасательный отряд из Золотой Башни? Или карательный? – Спасательно-карательный, – усмехнулся он, – ты ведь знаешь, что случилось с тем парнишкой, которого ты отсылал на Саммерсет? – Он был убит, – пожал я плечами, – такое случается, Эррин. – Случается, – кивнул тот, – однако после этого убийства желающих ехать на Саммерсет не наблюдается. Да и те, кто там живут, кого с таким трудом удалось отправить и уговорить остаться, часто просятся назад. – Все просятся назад. – Провались оно все, Ллирдис, отчего ты такой упрямый, как дуб? Не стоит злить альтмеров. В конце концов, мы имеем общее дело. – И как мой домашний цветок может их разозлить? – Ты сам знаешь, – покачал головой Эррин. – От него лучше избавиться. – Он стоил мне, как домик в столице! – фыркнул я. – Так он и отработал эти деньги. Или нет? Почему ты молчишь, Ллирдис? А что я мог сказать? Что мальчишка работает у меня домашним альтмером, не позволяя лишний раз себя погладить? А я, вместо того, чтоб вышколить его, позволяю вести себя, как вздумается, и ничего не запрещаю. Беседа наша кончилась тем, что я настоятельно попросил Эррина не совать носа в мою личную жизнь, но, боюсь, эти просьбы пропали втуне. Месяц Огня очага, 18 Эльсинор, по своему обыкновению, спал у пруда. Слуги жаловались, что он ленив, презрителен и помыкает ими. Вот и сейчас, в то время, когда почти все заняты на уборке поместья он разлегся под деревом с бутылкой дорогущего скайримского эля, который хранился на леднике. Волосы его растрепались, губы были приоткрыты, и над ними вились две осы, привлеченные сладким запахом. Недопитый эль остывал, брошенный на солнце. И тут я подумал, что могу доставить ему удовольствие... еще большее, чем он испытывал, отдыхая в тени. Быть может, он поймет, как это хорошо и приятно – быть любовниками. Погладив его промежность, я встал на колени и аккуратно расстегнул пряжку его ремня. Она тихо звякнула, но альтмер не проснулся. Не проснулся он и тогда, когда я запустил руку в его штаны, поглаживая его невставший член. Он был золотисто-розовый, и такой привлекательный на вид, что у меня холодок пробежал по спине и сладко заныло в паху. Я прикрыл глаза и потерся о его член кончиком носа, подышал, лаская ладонью у основания. Внизу живота разлилось жгучее тепло, ударившее в голову, и я, не в силах сопротивляться инстинктам, взял в рот головку и пососал, ощущая, как быстро она становится тверже и крупнее. Эльсинор застонал сквозь сон, дернулся, царапнув каблуками песок, от его стона меня повело, словно пьяного, и я продолжил ласкать его ртом. Это было так хорошо, так правильно, что на душе моей воцарилось спокойствие. Эльсинор успешно имитировал сон и постанывал тихо, его ладонь опустилась мне на затылок, вороша коротко остриженные волосы – и меня вновь пробило холодом по всему позвоночнику. Я крепко сжал собственный член, не забывая приласкать его. И осторожно запустил палец меж ягодиц, ощутив как туго сомкнулись мышцы. Эльсинор взвыл, жалобно и требовательно. Удивительно, чего стоит палец в заднице: вот перед тобой наглец и храбрец, но стоит воткнуть в него палец – и все, сразу куда-то улетучивается, противник беззащитен и деморализован. От чуждого вторжения у наглеца кишки сводит тугой, ноющей болью, дыхание сбивается, ему хочется поскорее избавиться от постороннего предмета – а ты стоишь и медленно, по часовому кругу, вводишь палец поглубже. И слаще всего мысль: палец-то ты вынешь, а член уже медленно твердеет в штанах, трется нетерпеливо о ткань. Вот и Эльсинор, будто почувствовав нарастающую угрозу, дернулся, застонал, причмокнув негромко. И вскрикнул мучительно, дернувшись всем телом, соскальзывая с пальца. – Что с тобой? – Ох... Больно! – невнятно проговорил он, касаясь пальцами губ. Я пригляделся и понял, в чем дело. Одна из ос все-таки ужалила его. – Я уж подумал, что тебе неприятно. – Ммм...нет, мне блоприятно... – пробормотал он, застрявшее жало пульсировало, а яд разливался по нижней губе. Я тут же склонился к нему, аккуратно выхватил пенечек жала зубами и пососал нижнюю губу, стараясь удалить яд. Эльсинор сидел ни жив, ни мертв. – Ллирдис? – спросил он негромко, когда я отстранился. – Да? – Я умру? – От чего? От укуса осы? Нет, дурной альтмер, от этого не умирают. – Ненавижу здешних насекомых, – прошипел он, приходя в себя, – ненавижу здешнюю природу, ненавижу все здесь. – И меня? – И вас, – сердито фыркнул он, и продолжил фырчать, когда я привлек его к себе и обнял, подышав в ухо. Он скривил свои припухшие губы, но ничего не сказал, позволяя мне вновь приласкать его рукой. Месяц Огня очага, 21 Пару дней я не видел Эррина, а вскоре пропал и Эльсинор. Я и не знал, что думать, когда вдруг объявился Эррин и сказал, что подготовил сюрприз. Я ответил, что не больно-то люблю сюрпризы, но Эррину все возражения до свечки. Месяц Огня очага, 22 Сюрпризом от Эррина оказался стеклянный кинжал, зачарованный на удар электричеством. Придется теперь идти в лес, чтоб испробовать подарок, не то Эррин обидится. Месяц Огня очага, 23 Только что вернулся с охоты: прогулка по вечернему лесу едва не оставила меня без ног. Вечер был пасмурным и хмурым, стемнело задолго до заката – мы шли напряженные, готовые вовремя заметить смертельную опасность. В серых сумерках любое движение настораживало, я чутко прислушивался к песне леса, которую пели деревья и листва, жуки и стрекозы. Не успели мы выйти за плетеную ограду поместья, как на нас напала кошачья орда. Сумасшедшие твари едва не прорвались внутрь – так что за дракой далеко ходить не пришлось. Меня окружили, едва не разодрали когтями и ранили в бедро, но все обошлось – я сумел продержаться до прихода охраны. По пути дома (меня нес капитан) я размышлял о том, как тяжело быть чиновником, если твоя родина Валенвуд. Приходится держать остро отточенным не только ум и язык, но и тело. Как хорошо, должно быть, толстым чиновникам Сиродиила гулять по просторных дорогам! А в Валенвуде нет плохих дорог. У нас их просто нет. Поэтому... Но некогда писать – Эррин зовет отметить убитую добычу. Месяц Огня очага, 24 Эррин сошел с ума! Я до сих пор не могу придти в себя, запах жареного мяса преследует мой несчастный мозг, я хочу засунуть голову в колодец и никогда не вынимать ее оттуда. Месяц Огня очага, 24 Когда мне станет немного получше, я обязательно напишу о том, что произошло. Бедняга Эльсинор. Месяц Огня очага, 25 В ту ночь я спустился вниз по корню, гораздо глубже, чем обычно. Тени плясали в редком сиянии грибов и сальных свечей, тяжелый подземный воздух давил на грудь. Я чувствовал себя семенем, посаженным во влажную землю, и больше всего мне сейчас хотелось развернуться и подняться наверх. Но низкий рокот барабанов, доносившийся из глубин уже завладел моим сердцем – и я спускался все ниже и ниже. Когда-то давным-давно на корне моего поместья вырос клубень-паразит. Клубень выскоблили изнутри, оставив твердую, как сталь, кожуру, и устроили там ритуальный зал. Эррин не поскупился на свечи – под землей было ярко, словно под солнцем, глухо и ритмично звучал барабан, а на зеленом алтаре возлежал Эльсинор, мой любимый альтмер, абсолютно нагой. Я кинулся к нему, сминая листву, провел ладонью по щеке – он был в сознании, узнал меня и, кажется, выдохнул с облегчением. – Эррин, – проговорил я, поглаживая по щеке Эльсинора, – что ты вытворяешь? – Так надо, – отозвался тот, стоя у меня за спиной. – Чужаку не место в твоем доме. – Эльсинор не... – хотел было возразить я, но почувствовал, что ладонь моя в чем-то масляном и липковатом. Я принюхался, осматривая пальцы – жирный пряный сок покрыл их, словно смола. Связанный Эльсинор тяжело дышал, его грудная клетка вздымалась и опускалась. Его невнятный стон резанул меня по сердцу, и я, просунув пальцы в его рот, кое-как вытащил тряпичный ком, забитый в его горло. Слюна потекла по пальцам, смешиваясь с плотным соком, и я невольно облизнул их, теряя голову. – Ллирдис...? – прошептал Эльсинор, его зрачки были черными и глубокими, словно разверстая земля. – Любимый, – проговорил, впервые назвав так моего дурного альтмера. Пожалуй, я и правда любил его. Тем приятнее мне было продолжать. – Ай! – вскрикнул Эльсинор, когда я, стиснув его сосок в пальцах, резко развел в стороны его ноги. Сосок, смазанным маслом, ускользал, никак не давался мне, и Эльсинор сладко страдал от моих попыток как следует ущипнуть его. – Ллирдис, что происходит? – выдохнул Эльсинор, подаваясь под мою ладонь – он так и не научился дрочить самостоятельно. – Так надо, – ответил я, не сумев найти нужных слов. Но так действительно надо было сделать, Эррин прав, тысячу раз прав. – Затопи печь, – велел я, сам не узнав свой голос. Тяжелый воздух пронизал всего меня, все мои мысли, подарил мне цель. – Уже затоплена, – с тихим торжеством отозвался Эррин. – Где цепь? – Здесь. Звенья, сухие и начищенные до блеска, прошелестели по листве. Я взялся за наконечник цепи в зачарованных ножнах – и одним движением выхватил его, округлый и продолговатый. Эльсинор следил за моими действиями напряженно, просто не сводил с меня глаз. Мышцы его напряглись, облитые маслом, они выглядели так рельефно и аппетитно, что я не сдержал восхищенного стона. И тут заметил, как облизывается Эррин. Старый бродяга-шпион Эррин, сухой, как щепка, был известным гурманом. – Он мой, – объявил я, положив ладонь на грудь Эльсинору, и тот расслабленно выдохнул, прикрыв глаза – уверовал в то, что я не причиню ему вреда. Эррин же промолчал, вновь протягивая мне цепь. – Мой хороший, – пробормотал я, поглаживая беззащитную задницу альтмера. Тот промолчал и вдруг сам раздвинул ноги, требуя ласки – и мое бедное сердце зашлось в бешеном темпе. Эррин тут же подхватил кувшин с соком и облил Эльсинора с головы до ног. Тугие густые струйки потекали по его волосам, склеивая их в блестящие сосульки, сползали по золотистой коже, а альтмер выгибался, как будто его ласкали тысячи пальцев. Масляный сок покрыл все его тело, плотные капли, как медленно ползущие слизни, щекотали промежность, и Эльсинор бессильно то стискивал ноги, то разводил их все шире, не в силах коснуться себя между ног. – Помоги... – проговорил он, указывая вниз жадным взглядом, вытянулся, приподнимая зад, – хочу, чтоб ты... чтоб вы... Это испытание я выдержать не смог – и тут же ввел в него прохладный стальной наконечник. Смотрел и не мог отвести взгляда: чуть растянутые, блестящие и розовые мышцы его отверстия двигались, затягивали наконечник все глубже, будто медленно целуя и облизывая. Наконец, он исчез целиком, и первое звено цепи потянулось внутрь. Я прикоснулся ножнами его животу – и цепь зазвенела. Эльсинор стонал, ему было мало, так мало, что он дергался судорожно, пытаясь получить больше. Я вел ножнами по его коже – а цепь тянулась за ними как нитка за иголкой. Тихо позвякивали звенья, отсчитывая длину, капало масло, а в печи догорали последние поленья. Я был готов продеть цепь сквозь моего альтмера, который до сих пор не понимал, что его ждет и впервые начал получать удовольствие от моих действий. Я ласкал его, а он ластился ко мне, и мы вели тихую, неспешную беседу без слов. – Угли почти готовы, – встрял в наш бесшумный разговор Эррин, – не забудь сделать надрезы там, где мясо потолще. Эльсинор встрепенулся, уставившись на меня, а я, повинуясь разумному совету, схватился за нож. Месяц Огня очага, 28 Эррин сегодня уезжает. Я не вышел провожать его. Все, что я мог ему сказать – я сказал накануне. И Эррин принял это к сведению. По крайней мере, этим мы выгодно отличаемся от имперских чиновников – умеем говорить правду друг другу в глаза. Месяц Огня очага, 30 Зарядил серый затяжной ливень. В устьях листьев набрались лужи, и по ним плывут пузыри – верный признак того, что ливень надолго. Месяц Начала морозов, 3 Эльсинор болеет. В ту ночь он надышался испарениями сверх меры. Его мутит. Я заходил к нему, пытался поговорить. Бесполезно. Месяц Начала морозов, 5 В ту ночь я был готов насадить альтмера на цепь и пожарить его по собственному рецепту – заживо, используя нужные заклинания, чтоб мясо равномерно прожарилось. Его хриплый, надорванный крик, испуганный взгляд и пальцы, судорожно скребущие алтарь, не могли меня остановить – только вдохновляли. Пожалуй, я был бы счастлив сделать это, ведь тогда мой милый Эльсинор перестал бы меня отрицать и стал со мной единым целым. Но, в тот самый момент, когда я, вдохновленный боем барабанов, взялся за нож, чтоб взрезать его мышцы и вскрыть грудную клетку, мое сердце вдруг замерло и перестало биться. Во мне заиграла иная музыка, я посмотрел на альтмера и вдруг всем сердцем ощутил предстоящую тоску. Мне так хотелось приручить его к рукам, заставить пить из моих ладоней... Пусть даже жаркое из альтмера – редкое и изысканное блюдо, которое не каждому доведется попробовать, но я не жалею о том, что отложил нож. Месяц Начала морозов, 6 Решил сегодня зайти к нему. Лучше бы не заходил. Эльсинор возлежит в своей крохотной комнатушке, длинные ноги высовываются из-под одеяла, рука бессильно свешивается с кровати. Два метра скорби и печали. Я принес ему постный бульон на имперских овощах и мисочку с пельменями. Эльсинор отвернулся, демонстрируя полное нежелание есть. Его глаза были закрыты, нос и веки покраснели, около уголка глаза блестело влажно. Даже всегда волнистые волосы распрямились и лежали тяжелыми грязными прядями. – Эльсинор, – пробормотал я негромко, запуская пальцы в его шевелюру. – Меня тошнит, – отозвался он тихо. – Поешь, – сказал я, поглаживая его плечо. – Что там? Пельмени из альтмеров? – Нет, ну что ты, – усмехнулся я, – я не стал бы предлагать тебе подобное. – Нда? – Конечно, альтмерятина – сухое мясо. В идеале его следует тушить с добавлением сметаны, жирного сока и различных пряностей. Подавать с тушеными грибами. – С грибами? – ухмыльнулся он, – вам религия не запрещает? – Грибы не растения, – отмахнулся я и попытался запихать в него пельмень. Процедура эта мало того, что однообразная, но и лишенная очарования. Поэтому я поручил слугам кормить Эльсинора, а сам ретировался. Кажется, его это огорчило. Месяц Начала морозов, 12 У нас гости, да еще откуда – из самого Сиродиила! Путешественник, будучи проездом в Фалинести, услышал про меня краем уха и решил увидеть меня лично. Я, по своему обыкновению, принял его в кабинете. Эльсинор терся рядом, сидя на окне, но я запустил в него пустой чернильницей, чтоб он слез и принял подобающий вид, а я принял посетителя, как полагается. Посетителем оказался мальчишка, едва ли старше Эльсинора по человеческому летоисчислению. Явно бывалый путешественник, несмотря на возраст, и побывавший в бою – от уха вниз белый рубец от меча. И симпатичный, к тому же: стройный, подтянутый, волосы цвета прелой соломы, светло-рыжие глаза, в которох будто медовуха плескалась. То ли норд, то ли бретонец, скорее всего, последнее – уж больно аккуратно и изящно сложен. Мальчишка стоял передо мной, поглядывая нагло и заинтересованно одновременно. – Добрый вечер, – поклонился он низко, но тут же выпрямился. В честных круглых глазах отражался живой интерес. – Впервые в Валенвуде? – догадался я. – Да, господин Ллирдис, – улыбнулся он обезоруживающе, утер дорожную пыль со щеки, – долго же я сюда добирался. – Должно быть, ты хочешь отдохнуть? – Если того хочет хозяин Ллирдис, – вежливо кивнув, вновь улыбнулся он, и я поймал себя на том, что невольно улыбаюсь в ответ. Он не требовал ни еды, ни питья, но я посчитал своим долгом накормить его, как иноземного гостя – редко где в Валенвуде можно отведать салат или овощное рагу, но у меня в поместье были запасы имперских продуктов. Мальчишка, кажется, оценил, а Эльсинор весь ужин просидел надут и обижен, хотя тоже любит овощи. Месяц Начала морозов, 14 Разговаривал сегодня с Мортьером (так зовут мальчишку-бретонца) о политике. Оказалось, что тот неплохо в ней смыслит. Появление такого смыслителя в моих краях весьма подозрительно, о чем я и сказал ему. А он сказал, что его послал Рандир, с которым он виделся в Скайриме. Неужели Рандир в кои-то веки сделал нечто полезное? Но доверять Мортьеру все еще рано. Он будто понимает это и не задает лишних вопросов. Неплохо было бы, конечно, сделать его своим агентом. Он весьма неглуп и самостоятелен. Приставил капитана охраны тайно следить за Мортьером. Уж не знаю, насколько тайно у него получится, но каждый шаг его будет под контролем. Мне так спокойнее. Месяц Начала морозов, 15 Эльсинор приходил ко мне. Спрашивал, зачем мне этот парень, зачем я столько общаюсь с ним. Попытался поговорить с ним, объяснить про босмерское самосознание, менталитет и прочие, очень важные вещи. Эльсинор вроде слушал, глядя сквозь меня. Глупый альтмер. Я и не надеялся, что он поймет. С другой стороны, как все-таки хорошо, что мой альтмер ничего не смыслит ни в политике, ни в шпионаже. Месяц Начала морозов, 21 Капитан охраны с утра пришел ко мне просить банку краски. Просить он, конечно, не умеет, только сопеть и требовать, но я был слишком занят, чтоб учить его хорошим манерам. Банка краски целиком ушла у него на легкий доспех. Приклепав к кирасе новые ремни взамен прогнивших, капитан предстал передо мной при полном параде. – Ты, видно, куда-то собрался? – спросил я. – Да, господин. Я хочу отправиться за диким медом. Я похолодел, посмотрел на капитана в упор, но он и бровью не повел. – Жужелицы расплодились сверх меры, – сказал он, помолчав немного. – Если сейчас ничего не сделать, они перейдут границу и оплодотворят наших жирных личинок. – Тогда иди, – распорядился я, скрепя сердце, – и будь осторожен. Капитан молча кивнул мне и удалился. Месяц Начала морозов, 24 С утра я смотрел, как слуги, выкатив на поляну огромные чугунные котлы, растапливают дикий мед на солнце. Добавив растертые в порошок минералы для вязкости, они мерно помешивали липкую жидкость, от запаха кружилась голова, на него слеталась мошкара и осы. Эльсинор, который тоже любил отведать меда на ужин, подошел и недоверчиво коснулся моего плеча. Он слегка похудел, а глаза поблескивали сердито. Я неделю уже не общался с ним – не хватало времени на отдельную встречу, а есть он предпочитал в своей комнате. Почти постоянно общаясь с Мортьером, я и не заметил отсутствия альтмера. – Что здесь творится? Откуда у тебя столько меда? – Мы ограбили одну из подземных кладовых. Это стоило жизни троим парням, но теперь у нас полным-полно дикого меда. – О, – он прикрыл глаза задумчиво, – такого я еще не ел. Пожалуй, я пойду, попробую... – Никуда ты не пойдешь, – сказал я, крепко ухватив его за пояс. – Смотри. И Эльсинор замер, разглядывая, как один из слуг вспарывает огромное брюхо пойманного накануне паука. Из разреза тут же начала сочиться густая белесая дрянь. Капли повисли на волосках. Обрызганный слуга ловко собрал жидкость в миску, и перешел к следующему пауку, который уже корчился в силках, потрясая связанными жвалами. – Он не ужалит? – поинтересовался Эльсинор. – Нет, жало заблаговременно удалили. Я вначале подумал, что он переживает за слугу, но потом увидел, что ему просто любопытно. Альтмеры всегда были жестокими созданиями. Тем временем, смешав мед и паучью жидкость, слуги размазали эту теплую массу по прочным тканым лентам и, размотав как изгородь, натянули со стороны загона с личинками. Эльсинор посмотрел на меня вопросительно: – Зачем это? – Против насекомых. Так что не вздумай приближаться к этим лентам – запутаешься, прилипнешь волосами и придется тебя, чего доброго, налысо стричь. – Налысо? – Да. Если ты облысеешь, то я не смогу тебя трахать. Не люблю лысых. – Пожалуй, пойду, побрею голову, – фыркнул Эльсинор и повернулся, чтобы уйти. Я вздохнул, вернулся было к наблюдению, но тут почувствовал тепло его пальцев в своей ладони. – Ллирдис, – проговорил этот нахал, властно и напряженно одновременно. – Что? Вместо ответа он приопустил ресницы, отведя взгляд. – Я приду ужинать с тобой. Месяц Начала морозов, 24 Ужин не удался. Месяц Начала морозов, 25 Не хочу писать даже ничего. Альтмеру зачем-то помешал Мортьер, который пришел в кабинет. Вчера он помешал ему за ужином, сегодня – после обеда. Демонстративно встал и ушел. На вопрос, чем ему досадил бретонец, ответить не может – фырчит и говорит, что «тот ниже его достоинства». Восхитительно-то как! – Осмелюсь утверждать, что ваш друг ревнует, – вскользь заметил Мортьер, когда поведение Эльсинора нельзя было не заметить. Я лишь пожал плечами, не обсуждать же личную жизнь с будущим агентом. Подоконник, занятый обычно Эльсинором, пустует. А я никак не могу к этому привыкнуть. Месяц Начала морозов, 28 С альтмером ничего не выходит в постели, он ужасен. То есть, ведет себя просто ужасно. Если раньше он зажимался, пищал, краснел и слабо сопротивлялся, то теперь он не отказывает, а просто-напросто лежит неподвижно, словно золоченая кукла, холодная и равнодушная. А бревен в лесу полно, и ни одно из них не капризничает. И не ест столько дорогих импортных овощей, сколько некоторые! Альтмер сообщил мне, что я омерзителен, как паук. Или даже хуже. Ушел спать в кабинет. Месяц Начала морозов, 29 Странная же выдавалсь ночь! Среди ночи меня разбудил легкий холод, скользнувший по ногам. Я, не привыкший спать в кресле, потер глаза и сел. Не заметив вначале ничего необычного, я улегся обратно. Сон не шел, и, обхватив член ладонью, я представил себе того, кто мог бы согреть мою постель... меня... мой одинокий член своими розовыми губами... Того, кого я мог бы сейчас толкнуть в бок и попросить закрыть окно. Окно! Из окна сквозило, ночной ветер колыхал полог. Я, натянув штаны и кое-как зашнуровав их на непослушно торчащем члене, выбежал из кабинета, столкнувшись с сонным слугой. Тот ничего не соображал со сна, и я, оттолкнув его с дороги, помчался к выходу. Сам я тоже не больно-то хорошо соображал, но ночной воздух и холодная роса, облизнувшая босые ноги, отрезвили мой разум. Вор (а кому еще понадобилось убегать из моей комнаты через окно?) не должен был уйти далеко. Редкие фонари качались на ветру, тени метались по земле, и я прикрыл глаза, ориентируясь на слух и магию. Позади меня медленно просыпалось поместье, протирала глаза охрана, но я сам следовал за вором. Почуяв его магией, я рванулся вперед, схватил плотный воздух, в мгновение ока превратившийся в серый плащ на моих руках. Вор же, оставшись без зачарованного покрова, метнулся вперед, не разбирая дороги. И вскрикнул вдруг, коротко, будто крик оборвали ножом. Я затаил дыхание, подходя ближе, и никак не мог поверить своим ушам. – Мортьер? – спросил я негромко. Тот не откликнулся, только простонал слабо, и я подошел ближе. Мальчишка умудрился свалиться в обрыв, который ограждала липкая лента от жужелиц, оборвал крепления ленты и запутался в ней. Я хотел было спросить, что он делал в моей комнате, но в зачарованном плаще отчетливо хрустели бумаги. Мортьер трепыхался, стараясь оторваться от ленты. – Забрался в вашу комнату, – выдохнул капитан, – простите, недоглядел. Я ничего не ответил, услышав над ухом горячее дыхание альтмера, невесть откуда взявшегося. Луна вышла из-за облаков, осветив обрыв мертвенно-голубым сиянием, от сонных слуг доносился запах еды и огня. – Пристрелить? – спросил капитан, подняв крепкий лук, но я покачал головой. Смотрел на елозившего по липучке Мортьера: ему удалось оторвать руку, и теперь он старался отчистить другую. Намертво прилипшую рубаху он догадался снять. – Сбежит, – вздохнул капитан, но Эльсинор тихо шикнул на него. Здоровенная жужелица, которая прилипла совсем недавно и лежала на боку, встрепенулась, почуяв рядом свежую кровь. Мортьер, не замечая того, что происходит у него за спиной, деловито очищал пальцы. Жужелица, волоча слипшиеся ноги по светлой полосе, подбиралась все ближе и ближе, бока ходуном ходили. – Что сейчас будет? – затаив дыхание, спросил Эльсинор. Я прижал его к себе, а он не отстранился, такой теплый и близкий. Отвлекшись на альтмера, я вздрогнул, услышав дикий крик: жужелица, впившись жвалами в плечо Мортьера, медленно, но верно залезала на него, стараясь оседлать. Эльсинор вскрикнул, задышал часто, увидев острый, сочащийся слизью яйцеклад. – Нет, – проговорил он мне в ухо, – это невозможно. – Увы, – выдохнул я, – с тобой она проделала бы то же самое. – И поделом, – фыркнул капитан, не убирая оружия. А Мортьер истошно, долго закричал, заметив поднятый яйцеклад. Он попытался увернуться, и тот вошел в его живот под углом, вспоров нежную кожу. Крылья жужелицы затрепетали, загудели, черные пластины на бокам раздвинулись плавно, и по яйцекладу медленно прокатилось нечто округлое, вошло под кожу и осталось там. От ужаса Мортьер сорвал голос и мог только хрипеть и ворочаться под жужелицей, когда та, сама намертво прилипшая, следовала инстинкту размножения. – Аррррх! – выдохнул Мортьер сипло, когда другое яйцо оказалось над поясницей. Он дернулся, отчего яйцеклад выскочил, и следующее яйцо упало на липучку. Жужелица, кусая его за плечи, забралась сверху, загудела и вновь воткнулась яйцекладом в распростертого, подрагивающего бретонца. – Прямо в жопу, – констатировал капитан, в то время как Эльсинор пытался сблевать мне на плечо. Но капитан был прав: Мортьер стонал от боли, пока жужелица, шипя и жужжа, сношала его своим твердым и упругим яйцекладом. Блестящий от крови, он вошел глубоко, и по нему, словно по узкому шлангу, прокатилось несколько крупных яиц. Каждое из них Мортьер принимал в себя с тихим, задушенным криком, пульсирующее отверстие его ануса пыталось сжаться, плотно обхватывая яйцеклад. Казалось, в такую маленькое отверстие невозможно пропихнуть ничего толще трех пальцев. Но каждое яйцо, размером раза в три больше куриного, все же проталкивалось внутрь и упорно раздвигало стенки прямой кишки, причиняя ему сильную боль. После пятого он уже был настолько растянут, что перестал кричать и сжиматься, просто лежал, подрагивая судорожно. – О небо, они сейчас у него через рот полезут! – пробормотал Эльсинор горячо и жарко. Я стиснул его, притягивая к себе, мимоходом отметив, что его член напрягся и оттянул брюки. – Мерзость эти жужелицы, – фыркнул капитан, и, получив мое одобрение, пристрелил ее. Жужелица громко загудела, попыталась обломать стрелы, но не смогла и издохла – прямо на Мортьере. Яйцеклад словно сдулся, обмяк и вывалился из тела. А затем пошли яйца – вымазанные в крови и дерьме, они выходили, одно за другим. Мортьер напрягся, стараясь выдавить их все и, кажется, потерял сознание. – Раздави яйца, – велел я капитану, – и разберись с тем, кто сегодня спал на посту, не уследив за порядком. Капитан послушно кивнул. А Эльсинор смотрел на Мортьера заворожено, даже не пытаясь прикрыть разинутый от удивления и омерзения рот. *** – Это было отвратительно! – воскликнул он, как только мы оказались наедине. – Это было самым отвратительным из того, что я видел. – А ты, наверное, повидал многое, – хмыкнул я, предполагая, что он скажет что-нибудь насчет моего члена, но Эльсинор был не в том состоянии, чтобы шутить. Он бегал по комнате и возбужденно сопел, прося бадью, чтоб стошниться. – У тебя встал, золотце, – сказал я, усевшись на нашу кровать. – Я видел это. – Ну и что, что встал?! Я видел его зад, это было просто ужасно! – Что, мой дорогой, – я поймал пробегавшего мимо взволнованного альтмера и уложил рядом с собой, – хочешь, чтоб с тобой произошло нечто подобное?! – Нет, конечно же, нет! – возмутился он, упершись ладонями в мои плечи, – я не хочу тебя. Меня сейчас стошнит! Но я не стал слушать его глупые крики. Приспустив его штаны, я увидел стояк, превосходный стояк у точеного, породистого альтмерского члена. С него натекло столько смазки, что мне хватило на два пальца. Которыми я и уперся в его туго сомкнутое отверстие. – О нет! – застонал Эльсинор, рывком перевернулся на живот и закрыл лицо ладонями. Но его тело жаждало ласки, требовало просто, и я, погладив пульсирующую, чуть припухшую от прилившей крови дырочку, пропихнул скользкие пальцы внутрь. Потянул его сосок, отчего он вздрогнул и призывно выгнул спину. – Ты хочешь, – сообщил я, и Эльсинор больше не отпирался. Словно отключил мозг, наплевав на древние традиции требовать от босмера подчинения, и отдался мне весь целиком. Я быстро вытянул пальцы и взял его сзади, стискивая крепкие бедра и входя так глубоко и резко, как только мог. А мой несчастный альтмер, раскрасневшийся и встрепанный, задыхался подо мной. И просил, просил еще, приподнимая зад. Кто мог подумать, что ему понравится грубое обращение?! – Ты мой, – подсказал я ему, обхватив его член, и Эльсинор, придвигаясь ближе, повторил это, лаская мой слух. Он выл, повторяя на все лады, что принадлежит мне, и ему это нравится. Вел себя, как дурная кошка, потеряв всякий стыд, и я не смог продержаться долго – кончил, как только почувствовав теплую сперму на своей ладони. Эльсинор глубоко и шумно вздохнул, будто вынырнул из глубины, а потом выполз из-под меня, откатился в сторону и натянул одеяло на голову. – Ты чего? – погладил я его по голове, пропихнув ладонь под одеяло. – Ты похотливый жук, – застонал он глухо, – и заразил меня этим. – Чем? – Тем! – он выбрался из-под одеяла и посмотрел на меня укоризненно. Раскрасневшийся, с блестящими от удовольствия глазами и светлыми волосами, прилипшими к губам. Я отвел пряди волос в сторону, и альтмер не сопротивлялся. А потом его прорвало. Он разревелся, освобождая душу от накипевшего. Я прижал его к своей груди, поглаживая по мягким, тонким волосам, тискал и тормошил его, целовал в уши, успокаивал, как мог. – Ты! – выдохнул он, когда смог говорить, - ты купил меня! Как скотину, как уличную девку! Да еще и со скидкой! Ты пытался меня сожрать, твой капитан хотел меня сожрать, весь этот проклятый лес хочет меня сожрать. А ты еще и оттрахать. А потом все равно сожрать. Я так больше не могу! - Я не хочу тебя сожрать, - только и сказал я. – Это в прошлом. Ты нравишься мне таким, как ты есть. - Правда? - Да. Пусть даже ты ленивая скотина со скидкой. - О, - выдохнул Эльсинор, - ты врешь, чтоб я не плакал. - Да плачь, мне-то что, - пожал я плечами. – Если хочешь. - Я не хочу плакать. Я хочу к маме, - признался Эльсинор и вытер красные глаза, - на Саммерсет. - Это невозможно. - Я знаю. Но все равно хочу, - выдохнул он тяжело и прижался ко мне лицом. Ему явно полегчало, и меня радовало, что он излил душу. Мы долго лежали в темноте и молчали, слушая дыхание друг друга. Я и сам не заметил, как его дыхание выровнялось, и словно слилось с моим. Просто лежал и поглаживал его в темноте, милого, близкого, опустошенного после любви. Он редко моргал, уткнувшись головой мне в шею, и я чувствовал движение его ресниц. Наконец, он закрыл глаза и задремал, прижимаясь ко мне. Одинокий, потерянный альтмер. За окном рассвело. Месяц Начала морозов, 30 На следующий день я не выходил из спальни, поручив поместье заботам капитана охраны. Мы с Эльсинором провели весь день в постели, лаская друг друга – он уже не стеснялся так, как раньше. Или привык ко мне, или еще как, но холодная стена меж двумя незнакомцами была сломана: я уже не воспринимал его как игрушку для интима, а он перестал бояться меня. Я еще никогда не испытывал подобного. - Разве я дурно с тобой обходился? – проговорил я, пропихивая теплые от моих рук виноградины в его упругие губы. - Недурно, - проговорил он с набитым ртом. – Ты просто пытался сожрать меня. - Это было один раз! - Но я никогда его не забуду! – фыркнул тот и зубами выдернул из моих пальцев всю ветку винограда, - а еще этот твой Мортьер. - А что Мортьер? Причем здесь этот несчастный? - При том, - буркнул Эльсинор, - ты слишком много возился с ним. - А я что, должен возиться только с тобой? - Конечно. Ведь ты мой босмер. Я даже не нашелся с ответом, и альтмер довольно слопал весь виноград. Месяц Начала морозов, 31 Мортьер стоял передо мной, скорчившись, словно беременная женщина. Поддерживал живот, встопорщившийся угловато. Эльсинор обошел парня кругом, разглядывая с каким-то стыдливым интересом: на пояснице у того дыбился жуткого вида горб, заметный даже под свободной рубахой. – Спасите меня, Ллирдис, – проговорил Мортьер тяжело, – я раскаиваюсь. Эльсинор подошел ко мне, положил подбородок на плечо. Я отмахнулся, он мешал мне думать. Отошел и начал просматривать свои бумаги. – Ллирдис, я вас прошу. – Я отпущу тебя, – сказал я, подняв взгляд. – Вы дадите мне лекарство… от этого? – Да, – кивнул я. – Посмотрите, – он потянул рубаху, обнажая пульсирующие полости, заполненные густой, янтарной жидкостью. Я услышал, как Эльсинор хватает воздух ртом, а капитан напрягся, положив ладонь на рукоять. – Не стоит, я видел такое, – хмыкнул я. В шкафу нашлось несколько пузырьков восстановления сил, противопаразитарных средств. Я передал все это Мортьеру через слугу, и тот с благодарностью забрал их, не зная, что зелья помогают лишь в случае успешно проведенной операции по удалению кладки. Шпион императора выпрямился с достоинством – насколько позволяли тяжелые пузыри под кожей, – и едва заметно улыбнулся: – Я не забуду вашей доброты. – Не стоит, – отмахнулся я небрежно, словно для меня плевым делом было вот так отпускать шпиона, способного впоследствии не только убить меня, но и развалить всю мою агентурную сеть. Мортьер кивнул, выложив мне все свои бумаги, в том числе те, что были надежно зашиты в одежду. Он оказался клинком императора. Я попросил капитана охраны лично проводить его в Сиродиил. Когда его труп, сожранный изнутри, найдут на подходах к Империи, никто и никогда не обвинит меня в его смерти. Валенвуд не любит чужих. Месяц Заката солнца, 2 В тот же вечер я написал Эррину, что, возможно, наше дело в опасности. Из бумаг, изъятых у Мортьера, я заключил, что его визит в мое поместье не был запланированной акцией – скорее всего, мальчишка был проездом в Фалинести и решил нанести удар наугад. Если он, конечно, не успел уничтожить приказы перед кражей. И сразу же запросил своих агентов в Фалинести проследить, откуда, как и с кем Мортьер пришел в Валенвуд. Дело нельзя было оставлять без внимания. Месяц Заката солнца, 4 Мой юный альтмер пришел ко мне, когда я умудрился уснуть на кипе неотправленных писем. Это было большой промашкой с моей стороны. Не следовало допускать в кабинет никого, кроме капитана охраны. Но Эльсинор разбудил меня, ласково подув в ухо. – Не спи, – шепнул он, тычась носом в шею. – Я слегка задремал. Сколько времени? – Два часа до рассвета, – проговорил он мне в ухо таинственно и тихо. – И чего же ты хочешь? – спросил я, ухватив его за ворот и потянув к себе, – прочитать мои секретные документы? На лице Эльсинора отразилась растерянность, но потом он засопел обиженно. – Зачем мне нужны твои бумажки? Кстати, почему они такие секретные? И что плохого тебе сделал несчастный Мортьер? – В самом деле хочешь узнать? – я потянул его за золотистое ушко, – могу рассказать, но мне придется убить тебя. – Ты делаешь это регулярно, – отмахнулся альтмер, и глаза его заблестели в неверном свете поганок, – расскажи. – Я всего лишь хочу захватить весь мир, – улыбнулся я. – Всего-навсего. Эльсинор не успокоился. Поцеловав меня в щеку, он просопел мне на ухо что-то нежное, а потом принялся теребить ворот моей кожаной куртки. – Многие босмеры, в том числе и нынешнее правительство в Фалинести, считают, что Валенвуд изнутри смертельно опасен для чужеземцев, и это правда. Но только отчасти правда – дикие кошки уже лезут к нам, наплевав на опасности. Они готовы гибнуть тысячами, если при этом небольшая горстка сильных и смелых зверей останется жить – у нас, в наших исконных землях! Поэтому правительство ведет себя не так, как следует в нынешних условиях. Да, наши традиции и обычаи позволяют успешно отпугивать изнеженных имперцев, но, оставаясь дикарями, отгородившимися частоколом, мы не может повлиять на передел мира. Мы должны сами его переделать под себя. – Какие амбиции! – насмешливо фыркнул Эльсинор, но я стиснул пальцами его нос. – Представь себе, у босмеров тоже есть амбиции, – сказал я, разжав пальцы, и альтмер отодвинулся, обиженно потирая и без того покрасневший нос, – дикая агрессия хороша, но не менее важен дух независимости и самостоятельности. Этот дух требует жить собственными силами по своей воле и требованиям вне зависимости от других наций и ориентации на них. Дух босмера – чистый источник для прославления чести и достоинства нашей нации. Эльсинор ехидно захихикал и ловко увернулся от моих пальцев. – А босмеры, подчиняющиеся альтмерам, похожи на глупых личинок без души: жирное рыхлое тело, отравленное чуждыми идеями жужелиц, тупо и слепо выполняющее чужие приказы. Все наши славные традиции ничего не стоят, если мы не можем следовать им вне нашей территории. Но ведь мы можем быть не только слугами тех, что выше, сильнее и золотистее, – я все-таки ущипнул его, – мы ведь можем преодолеть влияние устаревших идей, в том числе низкопоклонства и традиций, заменяющих нам душу. Если мы сможем проявить дух нашей самостоятельности, то сможем прогнуть, переделать мир своими силами и по собственному усмотрению. – И будете жрать всех подряд, трахать в жопу гусеницами… – не сдержался Эльсинор, – и как ты планируешь этого добиться? – Разными способами, – уклончиво ответил я, – воздействие на правительство, нужные связи, хорошо подготовленные агенты. И вербовка босмеров, пока еще не имеющих души и духа, – улыбнулся я, наконец, – агенты, хорошо ассимилировавшиеся, ничем не напоминающие приезжих, уже считаются «своими» во многих провинциях. Они тихо, исподволь изображают недовольство действиями императора, привлекают всех разобщенных босмеров Тамриэля. Мы можем стать новой силой в этом мире. И, – я насмешливо ткнул Эльсинора пальцем в щеку, – обойтись при этом без господ-альтмеров. – Какой ты умный, – заворчал Эльсинор, потирая виски, – и трепаться не устаешь. – Приходится. Иди ко мне, золотко. – Надеюсь, ты не станешь трахать меня гусеницей, – проворчал он, нерешительно усаживаясь ко мне на колени, лицом к лицу, – мне хватает и твоего мерзкого члена. Месяц Заката солнца, 9 Капитан охраны вернулся с Эррином и головой какого-то норда. Я спросил, откуда голова, на что капитан ответил, что обнаружил его на пути в Фалинести и убил. Я спросил, зачем. Он ответил, что на всякий случай. Но ни документов, ни ценностей не обнаружив, он отрубил норду голову и скинул тело в вонючую нефтяную яму. Отрубил умело, оставив язык нетронутым. Поужинав, мы с Эррином сели за бумаги, разбирая письма и донесения, привезенные им из столицы. Эррин был весел, доволен и находился в приподнятом настроении. Приятно видеть его таким. Месяц Заката солнца, 13 Разобрал все письма, ответил на них и почувствовал себя таким усталым, будто работал в лесу целую неделю без перерыва. Хотел трахнуть Эльсинора, но этот балбес опять дорвался до запретного медового сала. Объелся его до желтой рвоты и лежал, едва дыша, в обнимку с бадьей. Какая уж тут любовь. Я напоил его зельями, подождал, пока он очистит желудок с кишечником и уложил в кровать, предварительно умыв. Спросил у капитана, какого скампа он кормит Эльсинора запретным салом, от которого у альтмера развивается толстожопие в тяжелой форме. Капитан ответил, что не кормит. И что наглец мог сам проникнуть на кухню, а если бы капитан захотел бы убить наглого альтмера, то использовал бы яд осенней жужелицы. Я спросил, откуда у него этот яд, ведь готовить его сложно, долго и муторно, вываривая жвалы. Капитан ответил, что на хорошее дело у него всегда найдется время и попросил разрешения смазать мой клинок. Слегка поколебавшись, я протянул ему кинжал, на что капитан сказал, что для него моя безопасность – самое главное в жизни. А смазать мой клинок ему всегда приятно. Я смутился и спросил капитана, почему он так считает. Капитан ответил, что от хорошо смазанного клинка зависит крепость и сила духа. Я не нашелся, что ответить, и просто похвалил. Месяц Заката солнца, 14 Сидел в саду после обеда. После нашей беседы с альтмером я решился, наконец, записать все свои идеи. Возможно, моя книга получит широкий резонанс в будущем. Месяц Заката солнца, 16 Похоже, что Мортьер и правда был случайным гостем, наведавшимся на свой страх и риск. Как удалось разузнать разведке, он встретился с Рандиром, который так и не прижился в Скайриме, испугавшись суровых, неприветливых нордов, все бросил и тайком вернулся в Валенвуд. И этот хитрец слово за слово вытянул из Рандира все: и про босмерский дух, и про работу в Тамриэле, и про меня. Оплатив глупому Рандиру несколько кружек забродившего молока из своего кармана, Мортьер выведал все и скинул его на нижние ярусы, где беднягу и сожрали насекомые. Поделом ему, конечно, но мне было жаль мальчишку. Не надо было посылать его в Скайрим, но сделанного не воротишь. А Мортьер, составив план, решил быстренько наведаться ко мне – как хорошо, что я сумел его разоблачить. Не идут у меня дела со Скайримом, хоть плачь. Рандир пропал, а Орсина, похоже, перевербовали. Остальные тоже не внушают особых надежд. Хоть плачь. Из хороших новостей: агентура в Сиродииле доложила, что меньше всего императора занимают босмеры. Зря, конечно, не занимают, но мне это на руку. Месяц Заката солнца, 17 Альтмер выздоровел, но все еще возлежит в кровати по своему обыкновению. Сказал, что никогда, никогда не будет есть запретное сало. На вопрос, откуда сало, он возмутился – ведь я сам принес его в спальню. И ответ этот мне понравился, очень не понравился. Я все еще в своем уме, чтоб не кормить Эльсинора жирным. И я прекрасно помню, что никому не позволял делать этого. Надо найти того, кто это сделал. Напоследок сказал Эльсинору, что сало варят из личинок золотого жука. Его не стошнило – нечем. Месяц Заката солнца, 18 Допросил слуг по поводу сала. Все молчат, никто ничего сказать не может. И как жаль, что все уже вымыто, включая кишки альтмера – можно было бы попробовать по кусочку сала определить, не отравил ли его кто. Но сейчас уже поздно. Ни с кем не стал делиться подозрениями. И дневник тоже надо прятать более тщательно. Месяц Заката солнца, 19 Временно прекращаю вести дневник. Похоже, в моих документах рылись и что-то искали. Как ни прискорбно это сознавать, но в доме есть предатель. Месяц Заката солнца, 25 Позавчерашним вечером ситуация получила свое неожиданное разрешение. Никак не мог собраться с силами и это написать. Но надо, иначе картина выйдет неполной. В поисках вероломного слуги я провел несколько мучительных дней, стараясь ничем не выдать себя, не показать, что я узнал об изменнике. Я вел обычную жизнь, но вдвое, втрое настороженней, чем всегда. Изменил всем своим привычкам – и вот к чему это привело. Целую неделю, в одно и то же время я запирал кабинет, уходил в сад, и там, созерцая падающие спелые плоды, писал свой трактат об идеях национального самосознания, ведь мой дневник – только летопись не слишком примечательных событий, а идеи заслуживают куда более вдумчивого изложения. И вот, заявив о том, что я ухожу и буду писать пару-тройку часов, я спрятался в кабинете, отправив вместо себя в сад капитана охраны в моей куртке. Мы с ним издалека весьма схожи друг с другом. Вначале я не слышал ничего и едва не задремал в шкафу. Но потом меня насторожил тихий звук поворачиваемого в замке ключа. Я замер, затаив дыхание. Скрип двери. Осторожные шаги. Опять скрежет ключа – теперь в замке тайника. И тихий шорох бумаги. Я не выдержал и выбрался наружу, как можно более бесшумно – и увидел моего дорогого альтмера с бумагами в руках. Не слыша меня и не замечая ничего вокруг, он увлеченно переворачивал страницы. Совал свой любопытный нос, куда не следовало. Уже не таясь, я прошел внутрь и уставился на Эльсинора. Тот вздрогнул, за руку пойманный на горячем – и, подняв ладони, тихо, быстро заговорил, умоляя меняя не сердиться. В этот момент пачка контрактов вывалилась из-под низа его рубашки, и мое дурное предчувствие обратилось в скверную уверенность: мой альтмер шпионил за мной. Моя зеленоглазая радость... – Только не пытайся ничего отрицать, – горько усмехнулся я, стоя напротив него. – Не буду, – проговорил альтмер, гордо вскинул голову, но его глаза влажно заблестели. В любой другой момент его честность обезоружила бы меня, но не сейчас. Я был не то, что зол и рассержен. Просто мое бедное сердце, бешено застучав, перевернулось в груди, оборвав вены, заныло, заболело. Своим предательством он нанес мне тяжелую рану. И я был готов убить Эльсинора в ответ. Выхватил кинжал, пальцы плотно сомкнулись на рукояти, не дрогнули ничуть. Любимый мой альтмер только склонил голову, золотые кудри сползли вниз, обнажая шею. – Я устал, – выдохнул он, ожидая удара. Меня ничего не сдерживало, в тот момент я не сознавал, что могу убить его, навсегда вычеркнув за границу мира живых. – Ллирдис?! – раздался вдруг окрик за моей спиной, – что здесь происходит? В комнату ворвался Эррин, увидел разбросанные бумаги, кинжал в моей руке и принялся орать, что Эльсинор предатель, что его давно пора отправить к предкам и тому подобные, очевидные вещи. Странное дело, но я обозлился на Эррина. Происходящее я понял и без его истошных воплей-подсказок. А Эррин опошлил, испоганил своими криками последние минуты существования моего породистого питомца... я вышел из себя, сбитый с толку, и тут на меня словно снизошло божественное озарение. Крики Эррина показались мне фальшивыми, так как он вопил, деловито собирая бумаги с пола и просматривал их содержимое. А во взгляде Эльсинора сквозила неприкрытая ненависть. Но не ко мне, как ни странно, а к Эррину! Я вспомнил, как Эррин однажды уже подавал кинжал, чтоб лишить моего альтмера жизни, и вот опять... Руки мои дрожали, Эррин кричал, что я немедленно должен расправиться с предателем. И я, поддавшись чутью, воткнул кинжал в шею союзника. Эррин отшатнулся, но лезвие вспороло кожу и соскользнуло, споткнувшись о кость. – Ллирдис! – воскликнул он, глядя на меня округлившимися глазами, – ты... ты свихнулся! – Вовсе нет, – проговорил я, убирая кинжал в ножны. – Но что ты сделал? – Эррин беспокойно глянул на ножны, – отчего ты потерял рассудок и набросился на меня, а не убил этого мальчишку? – Зачем же мне его убивать? – Быть может, потому что он альтмерский шпион? Я выдохнул, стараясь унять бешено стучащее сердце. Окно было распахнуто настежь, но мне было нечем дышать. – Он шпион, Ллирдис, – рассудительно проговорил Эррин, видимо, списав мою агрессию на шок, – не бывает породистых альтмеров для личного пользования. Ты думаешь, тебе просто так достался этот мальчик? Впрочем, спроси его. – Ты лгал мне? – стиснув зубы, я посмотрел на Эльсинора. Тот выдохнул, провел ладонями от глаз к вискам, потирая кожу, а потом кивнул, стараясь не отвести взгляда. – Так расскажи мне, в чем дело, – потребовал я, а Эррин, недовольный моим решением, фыркнул, но настаивать не стал. – Я и правда выбраковка, – вздохнул Эльсинор, – родился неудачным, и моя мама действительно скрывала меня, вплоть до последней комиссии. Он замолчал, и я, стараясь не оборачиваться к Эррину спиной, подошел и потрепал Эльсинора по щеке. – Обычно их трое, но... меня забрали четверо, – сказал он, помолчав немного, – маги-селекционеры, и еще один, уже немолодой, но явно высокого ранга. Они забрали меня в поместье через портал и устроили мне экзамен. Который я успешно провалил, – Эльсинор перевел дух, и продолжил, – и после подлежал утилизации. Я стоял перед ними, обнаженный, чувствовал, что не такой, что не дотягиваю до нормы, и через минуту меня не станет. От сквозняка в зале было прохладно, но я не осознавал этого, просто дрожал, стоял и ожидал разряда магии в сердце. Однако тот маг высокого ранга, что был четвертым, все медлил и не отдавал приказа. Он оглядывал меня с головы до ног, велел мне повернуться... А потом спросил, настолько же я туп, насколько уродлив и бездарен? Я не знал, что сказать, но терять мне нечего было. И я ответил, что считаюсь самым умным ребенком в нашей семье. И тогда маг спросил меня – способен ли я выполнить поручение? Мне хотелось жить... Больше Эльсинор не сказал ни слова, вновь опустив голову, но я все понял и без него. Оторванный от семьи, отправленный в дикие края с поручением читать документы подозрительно зарвавшегося босмера и отсылать письма могущественным лицам с Саммерсета. Я должен был разделаться с ним. – Убей его! – вторя моим мыслям, зашипел Эррин. – О чем ты успел доложить? – спросил я, – и как ты им докладывал? – Через... – начал было Эльсинор, но тут же упал, скорчившись на полу, пронизанный ударом молнии. Он закричал от боли, но голос его смешался с потрескиванием разрядов. – Эррин! – едва успел вымолвить я, ударил его по рукам и оттолкнул в сторону. – Наконец-то, – довольно осклабился тот, потирая руки. Эльсинор не двигался, сжавшись в черный ком. От него шел дым. Я отвел взгляд, не в силах смотреть. Отвратительно запахло паленым. – Теперь он умрет, – заключил Эррин. – Это ты умрешь, – сказал я, с тревогой наблюдая посиневшую кожу Эррина там, где его коснулось лезвие моего кинжала. – О чем это ты? – Прости, Эррин, – глухо сказал я, отступая от него, – но мой клинок отравлен. Эррин изменился в лице. Он вытряхнул все содержимое своей сумки на стол и принялся судорожно перебирать пузырьки, откупоривая тугие крышки зубами. – Бесполезно, – сказал я, тихо дыша. – Это яд осенней жужелицы. – Провались оно все! – хрипло рявкнул Эррин, выхлебал содержимое пары пузырьков, а третьим намазал помертвевшее горло, – не думал, что все кончится так! – Это бесполезно, – вновь сказал я, но Эррин и сам знал это, глотая бесполезное сейчас зелье, чтобы продлить свою жизнь на несколько вздохов. Я с тревогой и тоской следил за ним. Эррина было жаль. Некрозные пятна, выступившие на горле, больше не распространялись – яд ушел вглубь, отравляя кровь и внутренности. Эррин подошел к окну, пытаясь вдохнуть свежего воздуха, длинные его волосы растрепались в беспорядке и легли на лицо. Я не знал, что мне делать, весь мой мозг прокис словно круг желтого сыра, а опарыши проели в нем ходы и норы. Я ничего не соображал, и все казалось мне бессмысленным и не имеющим значения. – Прости, Эррин, – вновь сказал я, подойдя к нему. Эррин лежал грудью на подоконнике, втягивая воздух, и с каждой минутой ему становилось все хуже и хуже. На коже выступили темные пятна отравы. Мне больно было видеть, как жизнь покидает моего друга и помощника, но я знал, что ничего не исправить. Капитан сварил яд по всем правилам, на беду Эррину он был дотошным и педантичным. – Это ты прости, – криво усмехнулся Эррин, – похоже, я переоценил себя. – О чем ты? – О, мой бедный глупый друг. Неужели ты даже не догадывался? Я работаю на альтмеров больше года. – Год? Но это невозможно! Ты же их на дух не переносишь! Эррин вцепился в мое запястье, стиснул крепко, и, немного помолчав, проговорил: – Это был месяц высокого солнца. Я путешествовал по Империи в поисках подходящего места… и в столице я встретил его. Высокого, властного, с красивыми, холеными пальцами. Ты знаешь, что я никому не позволял брать над собой власть, да и тебе я никогда не подчинялся до конца, потому что не считал тебя главным над собой. Босмерам не нужны хозяева, и все такое прочее. Но я погиб, когда увидел его у Башни Белого Золота… а потом я последовал за ним в Анвил, не особо таясь, и не скрывая своего интереса. И, когда я увидел, что он готовится к отплытию на Саммерсет, то вышел из тени и предложил свои услуги. Провались оно все, Ллирдис, если я не сознавал на что я иду. Но солнце в те дни и правда стояло высоко. Видимо, мне хорошо припекло макушку, – он засмеялся, а я стиснул его холодные пальцы, – но ради его общества я был готов на все. В первые дни я тешил себя мыслью о том, что войду к нему в доверие, смогу внедриться и занять подходящее место. Какое там… Он вытянул мою суть, капля за каплей. А я разомлел как кролик при виде кувыркающейся лисы, такой забавной, изящной и на вид совершенно безопасной. Мы делали это везде – в его спальне, на задворках трактира, в небольших лавчонках, скрываясь от незадачливых продавцов и их охраны. В узких, пахнущих рыбой и солью переулках, будто я портовая шлюха, а он матрос, жадный до постельных утех, только сошедший на берег. Он был одновременно властным и нет, умел смеяться над собой и над другими альтмерами, его веселила их сдержанность и холод. Может, и ему солнце голову напекло, а может, он и правда был таким славным парнем. – Вы уплыли вместе? – спросил я, когда Эррин замолчал. У меня в голове не укладывалась его история. Только подумать, ведь я доверял Эррину как самому себе! – Нет, – вздохнул он, – его убили. В порту. За день до отплытия. – Как? – Воры, – он опять усмехнулся, – пырнули отравленным кинжалом. Как видишь, мне теперь не так обидно умирать. – Но ты ничего не мог сделать? – А что я мог? Я нашел его уже мертвым. И едва не разбил себе голову, бросившись на мостовую. Мне больше не хотелось жить, как будто мое солнце зашло за горизонт и больше никогда не покажется снова. – Эррин… – тихо сказал я, перебирая его спутанные волосы. Он молчал, словно опять переживая те дни, и умирал сам, а я не знал, что ему сказать. Если б я мог отменить смерть – но И"фр говорит нам, что это невозможно, и это правильно. И все равно мне было грустно и горько на душе. – А потом мне было все равно, что со мной произойдет. Пусть наша история вовсе не достойна приличного романа, но все так и было – я потерял интерес ко всему. Откуда-то появились альтмеры, ругались, угрожали мне, утверждали, что его кровь на моих руках, уговорили меня работать на них и выведали обо мне какие-то подробности, видимо, я был настолько не в себе, что проболтался. – Альтмеры перевербовали тебя? – Да. – И как тебе? – Они трахали меня, а я их – тех, кто любит получать удовольствие от маленького скользкого босмерского члена в заднице. Но это все было уже не то, – вздохнул он, вспоминая своего первого. – И ты работаешь на них уже год, рассказывая обо мне все, что только можно? – Ллирдис, пусть я мерзавец… пусть я похотливый мерзавец-альтмеролюб, но я не настолько же я мерзок. Если им надо, пусть справляются своими силами, без меня. Кто знает о нашей дружбе в большом мире, кроме нас с тобой? Я не говорил, что мы знакомы. Но я узнал, что альтмеры собирают информацию о тебе. Узнал, что они снарядили этого хромоногого красавца для шпионажа. Хорошо, что ты хоть Мортьера разоблачил, иначе бы еще и Клинки были в курсе. – Расскажи мне об Эльсиноре? – Что рассказывать-то? – хрипло воскликнул Эррин, напрягаясь, – он просто идиот, каких мало! Он не отослал ни одного толкового письма о тебе, только о том, какой ты извращенец, какого размера у тебя член, и что ты предпочитаешь говорить в постели! Провались оно все, если альтмерам это интересно. – Может, и интересно, – усмехнулся я. – Может быть. Но Эльсинора просили узнать совершенно другое. И тогда меня послали тайком ликвидировать этого идиота, чтоб ты заскучал и получил нового. Более профессионального в постели и куда более толкового шпиона, чем этот растяпа. – Твои слуги и охрана в курсе, кому ты служишь? – Да. Ллирдис, – проговорил Эррин, – не держи на меня зла. – Не стану, – пообещал я вполне искренне. – Это все месяц высокого солнца… – усмехнулся он и замолчал. Я видел, что он еще жив, что может говорить, но он молчал, тихо дыша мне в руку. За окном падали листья, а у меня на глаза навернулись слезы. Может, я просто слишком сентиментальный для босмера, а быть может – мне было просто жаль и моего альтмера, и друга, и его странную любовь, не закончившуюся ничем хорошим. Наверное, мы, босмеры, действительно созданы для того, чтоб быть под теми, кто выше и сильнее. И даже когда мы боремся за свободу, за жизнь без господ, где-то глубоко внутри, как сияющий камень душ в сердце двемерского механизма, в нас сидит понимание того, кем на самом деле мы являемся. Я почувствовал, что тихое, прерывистое дыхание больше не холодит мою руку. Эррин, глядя в окно мертвыми полуприкрытыми глазами, замер, застыл навсегда. Листопад в Валенвуде – обычное дело. Месяц Заката солнца, 29 На торжественную церемонию прощания – есть отравленного Эррина было нельзя, и мы его сожгли, – были приглашены чиновники из Фалинести, который в это время года был рядом с поместьем. Прах захоронили вместе с останками Эльсинора, объявив об этом отдельно. Я произнес краткую речь, что никто не заменит его в моем сердце, и публично зарекся заводить любовников. Потом, выпроводив всех гостей, их слуг и охрану, мы с верным капитаном моей охраны, который никогда не забывал о безопасности, провели чистку среди обитателей поместья. Я не обнаружил никого, кто точно мог оказаться шпионом, но все же с подозрительными мы устроили тот ритуал, который я не смог провести с Эльсинором. И уже после всех чисток, после всех проверок я позволил себе вновь увидеть Эльсинора. В душном, затхлом подвале побочного корня, в крохотной комнатушке с низким земляным потолком, он едва не отдал концы. Он и так был плох после удара молнии, а тут еще и подземное заключение. Но мне надо было точно убедиться в том, что его признали мертвым. Не знаю, как об этом написать, но я рад, что мое солнце в зените. Месяц Заката солнца, 30 Сегодня заходил к Эльсинору. Он слегка оклемался, и уже в сознании, что несказанно радует. – Я страшный, да? – спросил он меня, как только я вошел. – Не страшнее, чем был, – пошутил я, но на альтмера эта шутка оказала удручающее воздействие. Он закрылся подушкой и, кажется, попытался задохнуться под ней. Я поднял подушку и погладил его по круглой лысой, поблескивающей от масла голове. Уши смешно торчали вверх, и я задумался, не проколоть ли их. – Как омерзительно, – засопел он, тоже поглаживая лысину, – какая гадость. – Скажи спасибо, что сгорела только одежда и волосы, – я притянул его к себе, поцеловал в масляный лоб, не боясь запачкаться. Эльсинор состроил гримасу, которая смешно смотрелась на его безбровом лице. – Я урод, – буркнул он, оттолкнул меня, – фу, Ллирдис, прекрати! Прекрати, я сказал. Я вынужденно отступил, оставив его в покое. Уселся на кровати и раскрыл небольшую книжицу в кожаном переплете. – «… а недавно мой извращенец совсем поехал умом – возился с отвратными насекомыми. Опять лез целоваться, но это куда ни шло, но я боюсь, что мой босмер вздумает трахнуть меня какой-нибудь вонючей хищной жужелицей, как он это сделал с тем несчастным парнишкой. О, я бы лучше взял у него в рот, чем жужелица. Мой босмер, конечно, намного лучше, если сравнивать. Еще я обнаружил, что он ведет дневник. Надо обязательно почитать, что этот наглый босмер там пишет. Наверняка какие-то гадости…» – Читать чужие дневники стыдно! – заорал Эльсинор, потянулся, выдирая дневник из моих рук. Я спас книжицу, сунув ее за пазуху, но альтмер повалил меня на кровать и попытался отобрать. Потерял всю свою стыдливость и скромность, орал на меня во всю силу своих легких и сталкивал с кровати. Я представил себе, что случится, когда он окончательно вырастет – страшное дело, взрослый, наглый, совершенно невоспитанный альтмер. Но я уже не мог от него отказаться, и мне не было страшно. – Прекрати, – осадил я Эльсинора, скинув его с себя. – Сам прекрати, – усмехнулся он, а потом неожиданно сам прижался ко мне, потерся лысой головой о мою шею, требуя ласки. И я погладил его, почесал за ухом, улегся рядом с ним, сбив промасленную простыню в комок. Эльсинор зафырчал, заурчал, прижимаясь ко мне. – Почему ты не выполнял требований альтмерской разведки? – Потому что, – проговорил он, прикрыв глаза. И губы сжал. – Почему? – продолжил настаивать я. – Ты все равно лучше, – сказал он, капризно наморщив нос, – ведь ты всего лишь глупый, похотливый босмер. Да еще и с глупыми идеями в глупой голове. – А ты ленивая скотина, – фыркнул я, – неспособная выполнить поручение. Эльсинор недовольно толкнул меня локтем в бок, а потом затих. Я лежал, обнимая его крепко, и испытывал самое настоящее счастье, с которым я впервые познакомился в месяц, когда солнце стояло высоко.