blue lights

Мы не вправе выбрать дом, в котором родимся, семью, которая нас взрастит, и, главное, родителей, что приведут нас на этот свет. Кого-то в этой жизни ещё с первых секунд рождения Удача благословляет, берёт на руки и нежно покачивает, дабы успокоить, обнадёжить, что будущее ждёт хорошее, счастливое, а других же она обходит стороной, даже не одарив мимолетным взглядом, проходит, будто мимо пустого места. Таким точно суждено прожить ад на земле, родиться в ненавидящей семье с родителями, что готовы продать тебя за копейки, лишь бы хватило на бутылку дешевого пойла и пачку отвратительных сигарет, с детством полным криков и боли, с туманным будущим то ли от табачного дыма, то ли от того, что дожить до этого будущего будет крайне тяжко, если вдруг решишь пойти по дорожке, которая когда-то сможет вывести тебя в люди, в мир возможностей. Но ключевое слово здесь «когда-то». Когда-то не в этой жизни, но, может, в следующей Удача всё-таки зайдёт к тебе на секунду и возьмёт на руки, покачает… Чонгука никто никогда не качал ни госпожа Удача, ни родная мать, что вместо ребенка любила на руках держать лишь алкоголь. О да, в нём она души не чаяла, в отличии от чада, что она же и породила. Детство не вспоминается с улыбкой на лице, в памяти лишь синяки на теле и холодная улица, где было намного теплее, чем в родном доме. Улица всегда была добрее. Будто бы жалея бедных детей, она выступала в роли их приемной матери, воспитывала, учила жизни, а точнее — выживанию. Возможно, не всегда чему-то правильному и законному, но всему, что знала сама. На этих убитых улочках среди заброшенных гаражей и ржавых детских площадок другому и не научить.  Часто дети видят пример для подражания в своих родителях, видят в них тех, кем хотят стать в будущем. Чонгук же, смотря на мать и вспоминая отца, что оставил их ещё лет семь назад, отойдя в мир иной, боялся стать тем, кто будет жить от бутылки к бутылке и видеть смысл лишь в алкоголе, что давно убил в этих людях всё хорошее и всё человеческое, что когда-то в них было.  Алкоголь убил душу, а Чонгук — тело.  Тот день никогда не покинет память. Он въелся навечно, каждый раз напоминая о себе и будоража в памяти отголоски приближающиеся сирены, синие огни и руки, по локоть измазанные в чужой крови. Вспоминать день, когда Тэхён вытащил его из той злосчастной квартиры, привез в их дом и уехал обратно, оставив Чонгука на всю ночь один на один с паникой и воспоминаниями о теле, что, так и всплывало перед его глазами каждую секунду пребывания в одиночестве. Вспоминать, когда вернувшись под утро, уставший и грязный, Тэхён заверил, что всё позади и бояться нечего, он всё уладил. Уладил то, за что Чонгук должен был понести наказание, уладил преступление, которое всплывает в кошмарах младшего каждую ночь, уладил всё, кроме навечно засевшего страха. Чонгук каждый раз шарахается проезжающих полицейских машин и старается не попадаться людям в форме. Он боится, что те увидят в его глазах труп, и Тэхён больше не сможет ему помочь, не сможет вовремя спасти.  Но вечно прятаться он не мог. Возвращаясь однажды поздним вечером домой из круглосуточного магазина, Чон выдал себя сам. В момент, когда он увидел полицейские машины, что преследуют его в кошмарах, он побежал. В голове было лишь «лучше беги, когда слышишь приближающиеся сирены, беги, потому что синие огни пришли за тобой». Невиновный не побежит. Невиновный на то и не имеет вины, чтобы можно было не бояться, а Чонгук боится, потому что уверен, что огни эти как раз таки по его душу.  Бежал он, кажется, вечность, ощущая преследование, ощущая, как машина догоняет его. Он слышал, как по громкоговорителю его просят остановиться, слышал, как его преследуют, но ноги уносили его всё дальше — в бездну собственного страха, что завела его в тупик, где его и поймали.  В конце туннеля нет света, убедился Чонгук, там кромешная тьма и парализующий всё тело ужас.  

***

— Почему вы побежали, услышав полицейскую сирену? — задаёт вопрос участковый, заинтересовано приподняв бровь. В голове снова старая квартира, мать, что кричит, срывая голос о деньгах, которые Чонгук якобы должен за своё никому не нужное рождение и за то, что, по её словам, она вырастила его, поэтому теперь он обязан отплатить.  Чонгук стабильно приходил туда раз в месяц, проверить жива ли та, благодаря которой он сейчас тут находится, или, лучше сказать, вопреки которой. Каждый раз разговор начинался и заканчивался лишь одной темой — деньгами. Его мать никогда не видела и не любила ничего кроме этих бумажек, а точнее алкоголя, который она на эти бумажки сможет себе купить. И каждый раз Чонгук лишь молча уходил, оставляя заранее купленный пакет с продуктами.  Каждый раз, кроме этого. В тот вечер в организме его матери было что-то похлеще чистого спирта, что-то, что заставило её взять нож и напасть на своего сына. Дальше всё было будто в густом тумане, происходящее больше походило на странный замыленный кошмар, после которого просыпаешься в поту, но проснулся, а точнее очнулся, Чонгук не на кровати, а возле дергающегося тела своей матери в луже крови и с ножом, торчащим из её живота. А после: звонок Тэхёну, их квартира, утро и слова о том, что всё улажено. Позже Чонгук узнал, что вместе с Намджуном и Юнги его любимый подстроил всё так, будто произошло это не дома, где они всё тщательно отмыли, а на улице в пьяной драке с местными собутыльниками. Полицию того района не особо волновали такие происшествия. Никто не кинется расследовать смерть пьяниц и наркоманов: слишком много чести и забот. Поэтому дело замяли, даже не успев его открыть.  Тэхён каждый день с того момента напоминает Чонгуку о том, что это была просто самооборона, и он в этом не виноват. Это просто стечение обстоятельств, просто страх за свою жизнь в момент, когда на тебя бегут с ножом.  Как много «просто», когда всё до ужаса сложно.  Но жить нужно дальше, ради себя, Тэхёна, матери, которая зачем-то привела его в этот мир, и ради того, чтобы утереть нос этой Удаче, доказав, что и без её благосклонности Чонгук сможет счастливо прожить данную ему жизнь и сможет показать всем, чего он стоит.  — Забыл пробить шоколадку в магазине, простите, — Чонгук достает из кармана батончик и виновато улыбается участковому, пока перед глазами квартира, мать и руки, что всё также по локоть в крови.