Руки

      Аяно проверяла членов своей семьи почти каждую ночь. Она знала, что её братья и сестра многое пережили, и хотела убедиться, что им не нужна помощь. А помощь была нужна.       Цубоми снилось, что она сгорает заживо. Девочка быстро просыпалась и сразу шла к сестре. Она цеплялась за Аяно, боясь исчезнуть, и вместе они стояли под душем, чтобы вода смыла с её кожи фантомные языки пламени.       Коскэ снилось, что он тонет. Мальчик задыхался и тихо плакал, пока Аяно не начинала выполнять дыхательные упражнения вместе с ним.       Мысль о том, что к этому придётся привыкнуть, была болезненной, но оказалось, что кошмары тех двух — не самое худшее.       Однажды ночью Аяно проснулась от неистового крика, который исходил из комнаты её братьев и сестры. Она вскочила с кровати и побежала туда, распахивая дверь без стука.       В изножье кровати съёжились Цубоми и Коскэ, держась друг за друга и широко распахнутыми глазами глядя на сбитые простыни. Там, полусидя, кричал Шуя.       Страшно даже представить ситуацию, что ты сидишь перед трясущимся и душераздирающе вопящим ребёнком и не можешь никак помочь, но ещё ужаснее, когда такая ситуация происходит на самом деле.       Аяно паниковала. Шуя, кажется, не понимал, где находится. Его тело мерцало, должно быть, из-за активизировавшейся способности. Жёлтые, синие, фиолетовые — одни гематомы сменялись другими. Ожоги от сигарет, царапины, и старые, и, казалось, свежие. Они выглядывали из-за воротника и рукавов пижамы, максимально закрытой, как и остальная его одежда. Аяно не знала, привычка это или что-то другое, но она была уверена, что под пижамой в тот момент мелькало бесчисленное множество ран. Самое ужасное было в том, что она не смогла бы понять, настоящие ли эти шрамы, даже если бы увидела их. Шуя в любом случае не подпустил бы никого настолько близко.       В тот раз никто не смог облегчить его страдания. Аяка, их мама, остановила попытки Аяно достучаться до брата. Она сказала, что это навредит ему, и они могут лишь ждать, пока он не успокоится сам.       Шуя пришёл в себя спустя пятнадцать минут агонии. Он обнял напуганных родных в попытках сделать вид, что всё хорошо, и быстро уснул, лёжа между обнявшими его братом и сестрой.       Прошла неделя. Он вёл себя так, как обычно, и все уже начали думать, что это был единичный случай, но кошмар повторился. И это было… ещё тяжелее.       Шуя дёргал себя за волосы и царапал ногтями голову, раскачиваясь взад-вперёд. Аяно пыталась остановить его, но он отчаянно дёргался и неразборчиво визжал мольбы о чём-то. Девушка разобрала лишь «Хватит» и «Не трогай». Вероятно, это было направлено не на неё.       Коскэ и Цубоми, кажется, тоже начали плакать от страха, да и их старшая сестра была близка к этому. Она не могла ничего сделать, и на этот раз с ними не было больше никого, кто мог бы помочь. Утром Аяно заверила родителей в том, что может побыть главной несколько дней, и они уехали в командировку.       Аяно не могла смотреть на страдания брата и ничего не делать. Она лихорадочно прокручивала в голове способы вывести его из кошмара. Он не просыпался уже довольно долго. Как же…       В один момент Аяно озарило. Она вспомнила, как мама потирала её ладони своими большими пальцами, чтобы расслабить. Это давало чувство безопасности и комфорта, ведь так делала только мама. Мама, которая всегда будет на твоей стороне.       Поэтому Аяно рискнула и взяла дрожащую руку Шуи, который слабо дёрнулся от прикосновения. Было видно, что он устал, но не мог успокоиться. Пользуясь этим, Аяно положила свой большой палец в центр его ладони и стала мягко тереть её круговыми движениями. Потом она осторожно взяла вторую руку брата и начала делать то же, что и с первой.       Удивительно, но это и правда сработало. Тело Шуи перестало мерцать, неразборчивые мольбы стихли. В конце концов он обмяк.       Аяно продолжала растирать его ладони ещё минуту, а потом начала медленно отпускать. Почувствовав это, Шуя крупно вздрогнул и сжал руки сестры.       — Не… — он запнулся и разразился слезами. Посмотрев в его глаза, Аяно увидела почти животный страх. — Не уходи. Пожалуйста… Я не хочу быть один…       Она удивлённо вскинула брови, но наклонилась ближе к дрожащей сгорбленной фигуре.       — Ты никогда не будешь один. Правда, ребята? — девушка посмотрела на других двух. Те закивали и закопошились, пододвигаясь ближе. Цубоми бесцеремонно обхватила брата руками, заставив его дёрнуться, а Коскэ обнял его медленно и осторожно, чтобы не пугать ещё больше.       Аяно переместила свои руки на спину и голову Шуи, мягко прижимая к собственной груди.       Так они нашли способ выводить его из кошмара. Он боялся остаться один и этим был похож на Коскэ и Цубоми. Но эти двое предпочитали приходить в комнату Аяно и спать с ней вдвоём после страшного сна, а Шуя не чувствовал себя в полной безопасности наедине с кем-то. Аяно могла понять это: прошлое заставляло его всегда ожидать удара в спину, а в людном месте вероятность того, что кто-то стал бы плохо обращаться с ним, уменьшалась в разы. Но теперь ему не придётся беспокоиться: сестрёнка учла это!       Когда дети стали старше и должны быть получить личные комнаты, Шую оставили вместе с Коскэ. Аяно иногда видела, как Цубоми пробиралась в комнату мальчиков ночью, но решила оставить это в секрете. Главное, что им было комфортно.       А поглаживание по ладоням стало их «фишкой», которую они использовали, чтобы незаметно и эффективно успокоить Шую. Даже после смерти мамы эта привычка сохранилась и стала островком стабильности для всех них.       Но однажды Аяно исчезла, а с ней исчезли и большие пальцы, мягко потирающие ладошки Шуи. Шуи, кошмары которого, в отличие от сестры, остались вместе с ним. Они становились сильнее, а момент пробуждения оттягивался, ведь Аяно и её нежных рук больше не было. Она покинула его, Цубоми, Коскэ, — всех… Потому что Шинтаро — слепой дурак. Потому что Шуи не было достаточно. Потому что в этом мире нет места счастью.       Шуя перестал чувствовать себя в безопасности. Он постоянно был начеку, готовый защищать тех, кто остались у него. Аяно ушла, а остальные могли отправиться вслед за ней в любую секунду. Он должен был заботиться о них, как самый старший. Он должен был расшевелить их и побудить двигаться дальше. Он должен был заставить себя двигаться дальше.       Так Шуя стал Кано, Цубоми — Кидо, а Коскэ — Сэто. Они переехали от отца и стали жить каждый в своей комнате. Кано определённо не был в порядке, он это понимал. Обманывать себя куда сложнее, чем других. Но он чувствовал себя обязанным сдерживать это. Молчать. Не ухудшать шаткое состояние оставшейся у него семьи.       Кидо давала ему подзатыльники в надежде на то, что хотя бы боль заставит его быть откровенным, но Кано научился мысленно дистанцироваться от своего тела в такие моменты. У него было много времени для практики, когда ночью кошмары заставляли биться в истерике и кусать себя до крови, чтобы заглушать крик.       Когда кто-то касался Кано, ему было сложно не думать о том, как нежные руки сестрёнки гладили его, а на следующий день соскальзывали с перил крыши. Всё вокруг напоминало об Аяно и о призрачном, упущенном счастье.       Иногда казалось, что мир давит на парня со всех сторон, что всего слишком много. И когда Кано почувствовал, что его голова может вот-вот взорваться даже от простого тиканья часов, он начал ходить на могилу Аяно.       Конечно, в гробу никого не было, ведь девушку поглотил тот чёртов грёбаный ненавистный мир, а её переломанный труп изображал Кано. Она не могла его слышать. Но тем лучше: он мог вылить всё без стыда. Мог проклинать её, просить прощения, умолять вернуться, плакать и кричать. Это стало его отдушиной. Он был там один, полностью беззащитен и растоптан, открыт для каждого, кто захочет причинить ему боль. И он шёл на этот риск осознанно, в какой-то степени желая наказать себя.       Кано ходил на могилу Аяно всё чаще и чаще. Ему не хватало раза в неделю, потом раза в три дня. За пару месяцев до второй годовщины её смерти он стал ходить туда каждую ночь.       Такие прогулки стали сказываться на его самочувствии. Он игнорировал это столько, сколько мог, но однажды понял, что слишком слаб, чтобы прийти туда.       Кидо заставила его измерить температуру, а Кано не нашёл сил сопротивляться. Увидев отвратительные тридцать восемь градусов, она отправила его спать. Прикрывая за собой дверь в комнату, он услышал её бормотание:       — Догулялся, идиот…       Кано был вымотан, но не мог уснуть. Он привык спать всего два-три часа, прислонившись к холодному надгробию. Поэтому, оказавшись в тёплой постели в их квартире, парень нервничал и надеялся, что ночь пройдёт спокойно.       В итоге усталость взяла верх, и Кано, поворочавшись, провалился в беспокойный сон.       Шуя открыл глаза и не увидел ничего. Как будто не открывал их вовсе. Постепенно впереди появились силуэты, собравшиеся в единую монохромную картинку. Впереди стояли Кидо, Сэто и Мари. А перед ними — Кано и змей в личине Кенджиро Татеямы.       — Убей их, — сказало существо и дало Кано пистолет. Тот принял его, прицелился и без колебаний начал стрелять. На его лицо была надета театральная маска, как будто он пытался скрыть стыд перед семьёй, которую убивал собственными руками.       Родные Шуи падали к его ногам, один за другим. Застывшие, развороченные тела с остекленевшими глазами, полными ужаса. Шуя хотел защитить их, спасти, в конце концов, убежать, но не мог двинуться. Он стоял и смотрел. А когда к его ногам упал последний бездыханный труп, Кано повернулся к Шуе и, сняв маску, обнажил безумную улыбку.       В этот момент Шуя наконец смог сдвинуться с места. Задыхаясь от страха и спотыкаясь о пустоту, он убежал. Истерический смех Кано эхом расходился по пустоте. Сзади было слышно, как лужи крови сливались воедино и преследовали беглеца.       — Лжец. Монстр. Вот ты и остался один, — пустота нашёптывала ему на ухо.       Шую начали заливать потоки крови. Они были единственным, что имело цвет здесь; слепили до жжения и предательской влаги в глазах. Волны ярко-красного прибывали, пока не сбили преследуемого с ног. Он боролся с потоком, как мог, но что-то всё время мешало. Силы угасали. «Почему это продолжается? — подумал он. — Я так устал…»       Внезапно парень почувствовал, как тепло начало медленно обволакивать его. Он ощущал прикосновение, но уже не мог ему противостоять. Оно казалось знакомым, но давно забытым. Шуи касались мягко, даже неуверенно. Кажется, он… скучал по этому.       Поток крови, несущий парня, как будто расступился перед этим светлым чувством. Он понял, что это сон, и в тот же миг открыл глаза.       Увидев Цубоми, потирающую его ладони с беспокойством на лице, Шуя заплакал.