Пигмалион

Сны очень опасны. Они опасны для взрослых и для детей, но опаснее всего они для тех, кто забыл, что собой являет настоящий сон в царстве мудрости. Кавех работал над дворцом Алькасар уже полгода, не смыкая глаз. С раннего утра и до глубокой ночи они корпел над расчетами и макетами, проверял сметы и просчитывал бюджет. Ему даже сделали выговор в библиотеке, когда он заснул прямо над одним из толстых иллюстрированных томов по древней архитектуре Ли Юэ, которые ленивый Совет мудрецов так и не дал распоряжение загрузить в Акашу. Библиотекарь брезгливо держал между двух пальцев влажную страницу на которой только что лежал Кавех. Почувствовав влагу в уголке рта, Кавех в ужасе сжался ожидая позорного выговора, но библиотекарь лишь покачал головой и посоветовал ему спать в своей постели. Джафар, сидевший за три столика от Кавеха, захихикал в свои мерзенькие усишки и теперь пялился на Кавеха. Губы его зашевелились словно бы мерзкий сплетник уже репетировал завтрашнее выступление в кафе. — Как твое исследование, Джафар? — дерзко спросил Кавех, собирая разбросанные на столе вещи. — Слышал, что ты выбрал темой посиделки с приятелями и ежедневно проводишь полевые исследования? — Я хотя бы не заливаю слюнями бесценные тома в библиотеке, — окрысился Джафар, но взгляд опустил и теперь без всякого энтузиазма рассматривал собственные расчеты. Кавех и не думал продолжать перепалку и быстрым шагом покинул Дом Даэны, мечтая поскорее оказаться на свежем воздухе. Ночь была очаровательно теплой, пели сверчки, а луна в небе мягко освещала город, разросшийся на гигантском дереве. Именно это чудо и стало причиной по которой Кавех выбрал своей стезей архитектуру. Он был одаренным скульптором и неплохо рисовал, но строить целые города, облекать человеческие жизни в структуру и форму, среди которой они будут жить из поколения в поколение, казалось чем-то почти божественным, утраченным даром архонта, которая и была архитектором этого города. Впрочем это было лишь легендой и одновременно темой для дипломной работы Кавеха: он собрал и тщательно реконструировал разные источники, пускай и самые нелепые. Вроде тех, что говорили будто бы великая Рукхадевата породила чудесный город во сне, а на утро он не растаял как другие грезы, но воплотился в нашем мире. Конечно же, это было абсолютно невероятной версией, но, как написал в своем заключении Кавех, даже она была убедительней предыдущих работ по данному вопросу, которые строили совершенно несостоятельные гипотезы на основе выдуманных ими данных. Погруженный в свои мысли, он добрался до небольшого дома, доставшегося ему от родителей, переехавших глубоко в провинцию, и улегся спать. Кавех так и не понял, что сподвигло его стянуть с себя вместе с украшениями терминал Акаши, но именно тогда в его жизни начали происходить очень странные вещи. Он не сразу понял, что происходящее случилось с ним во сне. У него появился друг, противнейший тип с волосами цвета серого песчаника — того самого, который он планировал использовать для строительства Алькасар. Во сне он увидел серую макушку неизвестного человека, который хмуро пялился в окно и бубнил что-то под нос про бестолковых людей с которыми приходится иметь дело. Кавех, естественно, принял эти слова на свой счет и закричал на неизвестного хама, чтобы тот убирался из его дома. На что хам ответил, что этот дом принадлежит вообще-то ему, и Кавеху, раз уж он блистательная звезда на небосклоне архитектуры, стоило бы построить свой собственный. Уловив в странной манере речи незнакомца комплимент своей работе, Кавех как-то сразу проникся к нему доверием и принялся изливать душу, сетуя на жадного заказчика и непомерную сложность поставленной перед ним задачи. Незнакомец, заварив им обоим кофе в турке, спокойно выслушал его и даже сделал несколько ценных замечаний. Это было таким приятным воспоминанием, что оно грело Кавеху душу несколько дней, пока он снова не снял терминал, измученный в очередной раз придирками заказчика и капризами эксперта-ботаника из Амурты, который занимался озеленением будущего дворца. Во сне они с незнакомцем скучали в его кабинете на верхнем этаже Академии, где тот с ленивым видом перебирал заявки исследователей с прошениями об увеличении финансирования. Глаза у него были чудесного бирюзового цвета с красно-золотым зрачком, похожим на символ царя Дешрета, на который Кавех смотрел последнюю неделю, наверное, раз пятьсот, пока выискивал ценные идеи в справочниках по архитектуре древних пустынных царств. Вот где было настоящее раздолье для выпускников Кшахревара: целые экспедиции ученых будто муравьи окучивали наиболее близкие к границе храмы и каждый умудрялся ухватить хотя бы крошку знания, которую и тащил потом в Академию. Кавех и сам немало ночей провел под открытым небом в пустыне, любуясь на древние пирамиды и отбиваясь от мелкой нечисти вроде скорпионов, которые так и норовили составить тебе компанию в палатке. Лучше бы Кавеху составлял компанию такой симпатичный мужчина, как его новый знакомый. Впрочем, при ближайшем рассмотрении тот оказался существом не менее ядовитым чем скорпион, одна только насмешливая манера комментировать переживания Кавеха о борьбе с ботаниками чего стоила, и в потенциальной ночевке ему было отказано. В третий раз приснившийся ему сон был излишне волнующим. Он вернулся с организованной бывшими одногруппниками попойки и уже привычным жестом стянул с себя терминал. И жестоко жалел об этом утром, вспоминая как ему приснилось будто бы они с незнакомцем — Кавех так и не удосужился узнать его имя, устроили тренировочное сражение среди барханов неподалеку от оазиса Собека. Кавех никак не могу понять почему он до этого не обращал внимание каким красивым было его тело: будто бы высеченным из мягкого монштадского мрамора заботливыми руками скульптора. Совершенные по форме мускулы обвивали пропорциональный торс и длинные стройные ноги тела, гибко и яростно бросавшегося будто в танце на вооруженного тяжелым мечом Кавеха. Ему вспомнилось, что в ранней юности, когда он еще не сосредоточился на архитектуре, у него была целая серия эскизов вооруженного двумя мечами воина, которым так и не суждено было воплотиться в материальной форме. Но сейчас она, слепленная лишенным защиты Акаши сознанием, сдувала влажную челку с потного лба. Испугавшись капризов собственного разума, Кавех долго не решался снять терминал. В своих расчетах он перешел к важнейшему аспекту — дворец должен был стать жемчужиной не только снаружи, но и внутри, а важнейшую роль в определении будущего здания является расположении окон. Он проводил долгие часы в за своим рабочим столом, задавая все новые и новые вопросы Акаше и привычно уже посещал Дом Даэны, где ему из архивов вытаскивали трактаты по оптике. Поэтому, когда незнакомец все же представился аль-Хайтамом, Кавех уже начал догадываться, что это его собственный разум подобно скульптору высекает из материи сна нечто, порожденное его чувствами, знаниями и вкусами. — Ты ведь мне просто снишься, ты знаешь об этом? — спросил он, глядя на то, как бережно аль-Хайтам держит в руках ситар. — А, может, это ты снишься мне, — пожал плечами тот. — Говорят, что сны беспорядочны и эмоциональны, и если кто-то из нас и похож на сон, то это определенно не я. — Ах ты! Не сбивай меня с мысли, я знаю, что все это просто сон и ты тоже мой сон. Я создал тебя, ты воплощение моих… Аль-Хайтам поднял на него свои удивительные глаза и ехидно улыбнулся, готовясь выслушать продолжение фразы. — Да хватит, я совсем не это… — смущенно взвился Кавех. — Послушай, я перестал носить терминал ночью и теперь каждый раз мне снятся сны. В основном про тебя, про то, как ты появился в моей жизни. — Это должно мне льстить? Что я являюсь объектом твоих ночных фантазий? — губы аль-Хайтама расплывались уже в откровенной улыбке. — Все совсем не так, я… это вовсе не фантазии, ты соткан из моих мыслей и воспоминаний, понимаешь? Ты даже сражаешься как на эскизах, которые я нарисовал в юности. Это правда! — Кавех топнул ногой, чувствуя что закипает под несмешливо-скептическим взглядом аль-Хайтама. — Я сейчас принесу их. Хотя нет, просто пойдем со мной! И он схватил аль-Хайтама за руку и потащил за собой в спальню, где в огромном сундуке у стены располагались ценные, но не слишком нужные в данный момент вещи. Вытащив оттуда папку с рисунками он протянул ее аль-Хайтаму и тот недоверчиво начал рассматривать рисунки. На каждом из них был изображен обнаженный воин, держащий в руке два клинка. Его движения точно повторяли боевой стиль аль-Хайтама, а последний рисунок был самым странным — на нем нерешительно, будто сомневаясь, Кавех нарисовал подобия зеркал, которые аль-Хайтам создавал с помощью своего Глаза Бога. — Теперь ты видишь? Посмотри на даты, — потребовал Кавех. Аль-Хайтам придирчиво посмотрел на датировку и пожал плечами. — Это одновременно смешно, жалко и льстит, — резюмировал он. — Кажется, мне нужно повысить тебе арендную плату. — Это мой дом! — закричал Кавех. — Он достался мне от родителей, какая к Бездне арендная плата! — Обычная, — равнодушно пожал плечами аль-Хайтам. — Если ты в отрицании своего положения дошел до того, что сам себя убедил будто не снимаешь у меня жилье, то это твое дело. Главное, не забывай мне вовремя платить. И еще один совет: в Сумеру бесплатная медицина, советую тебе обратиться к доктору. Ты весь красный — это может быть признаком сердечной болезни. Не дожидаясь пока озверевший Кавех кинет в него чем-то тяжелым, аль-Хайтам выскользнул из его спальни. Вопреки доводам рассудка, Кавех больше не решался оставлять терминал на ночь. Разумнее было бы поступить как раз наоборот, но тот сон все не шел у него из головы и он раз за разом пытался его осмыслить как ночью, там и днем. Но сон больше не повторялся, вместо него ему снились всякие волнующие глупости про не-дружеские попойки, совместные завтраки и даже поход на выступление театра Зубаир, где аль-Хайтам едва не довел Кавеха до сердечного приступа, когда принялся очень громко и бестактно комментировать происходящее на сцене. Именно тогда он первый раз почувствовал чье-то незримое присутствие. Оно могло и должно было быть пугающим, но вместо этого Кавех почувствовал удивительное тепло, будто бы кто-то подсветил его сны. После этого он несколько раз видел повторяющийся сон про то, что аль-Хайтам забрал с утра оба комплекта ключей и Кавеху приходилось изобретать разные способы как вернуть свой комплект, чтобы спокойно выйти из дома. И в одном таком сне его невидимый гость решился подать голос. Вернее решилась. — Если он такой раздражающий, то зачем ты его создал? — спросил его нежный детский голосок. Каверх обернулся на звук и увидел бледную эльфийскую девочку. Она походила на нежный полупрозрачный росточек из тех, что высаживали сейчас вокруг Алькасара. — Я тоже задаюсь этим вопросом, — усмехнулся Кавех. — Но уж что есть, то есть. — Он еще не совсем «есть», — серьезно заметила девочка. — Но совсем скоро, если ты будешь продолжать в таком же духе, то он сможет «стать». Я уже давно наблюдаю за твоим творением, ни разу не видела, чтобы люди так настойчиво творили сны. Впрочем, у нелюдей это тоже не всегда хорошо получается. — Малая властительница Кусанали, — понял наконец Кавех. — Какая честь… — Никакая это не честь, — грустно отмахнулась девочка, глядя куда-то в пол. — Нахида. Это мое имя. — Кавех, — ответил он и машинально протянул руку, которую немедленно пожала девочка. Рука у нее была очень маленькой и теплой, а хватка нежной. — Я, честно говоря, не знаю что сказать… Нахида замялась. Она, видимо, тоже не знала что сказать и потому широко развела руки. От ее неожиданно сильного движения облака на небе лопнули и оттуда посыпались незнакомые цветы. — Какие красивые, — Кавех поймал один цветок и принюхался к нежному аромату. — Это сесилии, один ветерок очень их любит и пока он спал я часто видела их в его сне, — шепотом, будто раскрывая большой секрет, заявила Нахида. — Теперь он, конечно, проснулся и я лишь изредка с ним вижусь, только когда он подхватывает меня под крыло и несет над волнами. — П-понятно, — нервно облизнув губы, пробормотал Кавех. — Так тебе помочь? — Нахида пытливо заглянула в лицо Кавеху. — Он уже почти готов быть, нужно только немного подтолкнуть вас обоих. Честно говоря, это очень волнующий момент! Я такого никогда не делала. Властительница Рукхадевата смогла «сбыть» целый город! Мне до нее далеко, но попробовать можно. Даже нужно. Это так интересно. Ты же не против? Она так тараторила, что Кавеху показалось будто еще немного и он провалится куда-то, почва под ногами у него стала немного вязкой, а голова закружилась. Нахида ухватила его за руку и все встало на свои места. — Мне надо подумать, — просипел Кавех, глядя в ясные глаза своего архонта. Та согласно закивала и беззвучно исчезла. Утром на подушке Кавех нашел слегка подвявший цветок. Не веря своим глазам и ощущениям он даже не поленился и отнес его ботанику, который как раз корпел над пальмами, обрамлявшими беседку. Тот сильно удивился, но определил цветок как сесилию. Реальность окончательно утратила свою однозначность. С каждый последующим сном аль-Хайтам становился все более четким, вещественным и настоящим. Кавех же плыл по течению, позволяя сну воплощаться, а границам между ними размываться. В один из снов Кавех эти границы преступил: уже долгие месяцы в его жизни была только работа над проектом и времени даже на подобие личной жизни не оставалось. Аль-Хайтам не оттолкнул его, но оставил у Кавеха противное ощущение будто каждое слово, каждый жест будет записан в исследовательский журнал и пронумерован. Впрочем, мускулы у него действительно были совершенными, будто слепленными руками талантливого скульптора. Одинокая тишина в доме на следующее утро настолько поразила своей неправильностью Кавеха, что тот едва мог сосредоточиться на работе в тот день и сильно ушибся, подскользнувшись на ступеньках в Академии. Следующей ночью он оставил аль-Хайтама читать какую-то книгу после ужина и вышел на улицу. Ночь была удивительно похожа на ту первую, когда он по ошибке снял с себя терминал. Так же мягко светила луна и пели сверчки. Они поднялся на самую вершину города и замер у перил рядом с храмом Сурастаны. Ему было очень страшно. — Нахида, — тихо позвал он, обращаясь к луне. — Кавех, — отозвалась она, возникая рядом и с любопытством разглядывая прохожих внизу. — Мне очень страшно, — признался он. — Но я готов. Мне нужно что-то знать прежде чем мы? Как мы вообще?.. Нахида приложила маленький пальчик к уголку рта и, кажется, тихонько загудела будто кхаэнрийский механизм. — Самое важно, что ты должен знать — это то, что реальность не терпит противоречий и сон перезапишет данные с учетом своего воплощения. Если твой аль-Хайтам во сне секретарь, то и в реальности он станет секретарем в Академии. Никто не вспомнит о том, что когда-то его место занимал другой человек. Кавех согласно закивал, звучало вполне логично. — Кроме того, даже с моей помощью для воплощения тебе потребуется очень много сил, поэтому будь готов, что можешь некоторое время болеть. Это было уже несколько неприятным, но терпимым. — Ты готов? — спросила Нахида, едва сдерживая энтузиазм. Кавех кивнул в третий раз. И проснулся от дикой головной боли. Застонав, он обхватил руками виски и поспешил на кухню, где лежала аптечка. В гостиной горел свет и сидел аль-Хайтам, уткнувшись всю в ту же книжку. На всякий случай Кавех ущипнул себя за плечо и для надежности прикусил губу. Аль-Хайтам поднял глаза от книги и теперь с удивлением наблюдал за этой странной пантомимой. — Это же не сон? — тихо спросил Кавех, не веря до конца в происходящее. Аль-Хайтам нахмурился. — Ты все еще про ту свою околесицу, что нес пару недель назад? Кавех молча помотал головой и ушел на кухню за лекарством. Аль-Хайтам за ним не последовал. Выпив таблетку, Кавех так и застыл со стаканом воды в руке. Постояв так несколько секунд, он вернулся обратно в гостиную и прилег на диван, свернувшись калачиком. Аль-Хайтам вновь вернулся к своей книге, она ему явно не нравилась и он морщил нос каждый раз, когда перелистывал страницу. На особо неприятных местах он тихо фыркал. Кавех же почувствовал, что вновь погружается в сон под мерный шелест страниц, шорох ткани халата аль-Хайтама и звуки его дыхания… ему нужно не забыть на следующей неделе заплатить за аренду.