Кофе со сливками

Уэнсдей не любила сладкое. По правде говоря, она даже не пробовала, но уже подсознательно не любила. И этого хватало, чтобы держаться от любой сладкой гадости подальше. — Ну чего ты так сверлишь меня взглядом? — не выдержала Энид, скосив возмущённо взгляд на Аддамс. Они сейчас сидели в кафе, куда решили сходить отдохнуть от всех приключений. Это уже не первая их прогулка, когда девушки решаются поменять что-то опасное на обычное. И это удивляло. — Я не понимаю, как ты это пьешь, — призналась Уэнс, с лёгкой опаской посматривая на светлую пенку кофе подруги. Даже на запах, который доходит до нее, это было до ужаса сладко. — Попробуй и узнаешь, — лукавая улыбка тронула розовые губы Синклер, вызывая лёгкий интерес в черных глазах Аддамс. Она не могла не заметить очередную провокацию. Или ей это кажется? Это сбивало с толку, немного интриговало и даже будоражило что-то глубинное, то, чего никогда не касалась Уэнсдей. — Пожалуй, я откажусь, — чуть помедлила Аддамс, завороженно следя за неспешными и изящными движениями Энид. Та, словно наслаждаясь процессом, аккуратно подливала из маленькой ёмкости в свой кофе сливки. Такие же сладкие, если не хуже, чем само кофе. — Как жаль, думаю, ты бы смогла оценить, — искренне расстроилась Энид, очередным движением разогревая внутри подруги что-то, даже не понимая, насколько тонко она играет с огнем. С огнем интереса Уэнсдей. Шумный глоток. Второй. Третий. Уэнс прячется за кружкой своего невозможно горького эспрессо, не отрывая взгляда от соседки напротив. Столько наслаждения, которое резко сменяется радостью и обратно, она не видела ни у одного человека. Изначально ее очень сильно раздражал тот фонтан энергии и эмоций, из которого состояла Синклер, но с каждым днём, с каждой неделей она подсаживалась на это, как на наркотик, с жадностью пожирая любую эмоцию Энид, будь она выражена на лице или в движениях, звуках, исходящих от девушки. И с каждым разом этого хотелось ещё больше. — Уэнс…? — Аддамс вздрогнула от робкого голоса и, вновь сфокусировав взгляд, увидела виноватую мордашку Синклер. — Я тут это… Опустив взгляд чуть ниже, девушка увидела причину лёгкой паники Энид: та, видимо, настолько сильно хотела выпить свой кофе, что опрокинула огромную кружку на себя, не рассчитав свои силы и возможности. Поэтому сейчас, прямо на глазах Аддамс, вырвиглазный розовый свитер начал приобретать коричневатый оттенок на груди. — Пойдем быстрее, надо хотя бы отжать жидкость из ткани, чтобы не было ещё хуже, — со вздохом произнесла Уэнс, быстро утаскивая не сопротивляющуюся Энид за собой. Стоило двери закрыться, как Энид, что-то ворча под нос, шустро подскочила к раковине. Включив воду, она стала резкими и торопливыми движениями пытаться смыть кофе со свитера, но получалось лишь хуже. — Ты делаешь неправильно, — с едва заметно дернувшейся бровью, Аддамс четкими и быстрыми шагами подошла к Синклер за спину и, руками едва не коснувшись чужой талии, поменяла воду на горячую. — Снимай с себя свитер, будем аккуратно смывать и выжимать. Уж лучше так, чем если высохнет кофе. Энид, густо покраснев, заторможенно кивнула и, чуть медля, начала стягивать с себя свитер. Аддамс с вновь нахлынувшейся жадностью стала ловить каждый поворот рук, каждое лёгкое напряжение в плечах, в кистях, в таких невероятно красивых линиях тонкого и крепкого тела Синклер. И, поддавшись какому-то импульсу, та коснулась ледяными пальцами открытой кожи Энид, вызвав у той табун мурашек и ступор. -Уэнсдей, что ты. — Тише, — безэмоциональная просьба -приказ перебила панику в голосе Энид, заставив ту и правда безропотно замолчать и, с учащенным дыханием, лишь молча ловить порхающие касания по своим талии и рукам. Пальцы, словно в каком-то танце, исполняли свою работу в особенном темпе, поднимаясь с критичной линии чужих джинс все выше, наконец достигнув нелепо повисшего на плечах свитера. — Надо же закончить дело до конца, — голос Уэнс сейчас напоминал тихий, завораживающий шелест, который заставлял прислушиваться к себе. Подчиняться. Не спорить. И Энид позволила себе подчиниться. Заторможенно кивнув, так как голос сейчас бы ее точно подвёл, она лишь смотрела, как те самые ледяные пальцы, которые оставляли словно горячие следы на ее коже, аккуратно сняли с нее свитер, оставляя в бюстгальтере, и с той же аккуратностью поднесли одежду к воде, давая пострадавшей ткани намокнуть. После с несвойственной им силой выжимали жидкость. Взгляд Энид с тонких рук переместился на зеркало, в котором отображалась до жути смущающая ее картина: она стояла полуголая с лёгким румянцем на щеках, боясь даже шевельнуться, когда за ее спиной выглядывала Уэнсдей, с удивительным вниманием смотря на ее свитер, который полоскался не без ее помощи в раковине. Девушки стояли так близко друг к другу, что каждая из них могла уловить учащенное дыхание и едва уловимый жар, идущий друг от друга. — Уже стало получше, — почти что на самое ухо, обжигающе приятно произнесла Уэнсдей, касаясь губами чувствительной кожи Энид. Это был удар. Удар ниже пояса для самообладания Энид. Внутренние инстинкты оборотня буквально закричали о том, чтобы наброситься, сделать то, что с таким трудом держалось взаперти глубоко внутри, там, где даже сама Энид не догадывалась. Но теперь, когда это нечто внутри нее настолько провокационно будоражат, оно дало о себе знать. Синклер глубоко и рвано вдохнула воздух, чтобы хоть как-то вернуться в реальность, но это было ошибкой: обострившееся обоняние уловило запах стоящей сзади Аддамс настолько ярко и чутко, что, будь сейчас шерсть на Энид, она бы встала дыбом. — С тобой все хорошо? — и снова этот чертовски глубокий голос, который проникает в самое естество оборотня. Энид, даже сама не заметив, тихо заскулила от внутреннего хаоса, но оторваться от зеркала и оттолкнуть Аддамс она не могла. Все тело словно парализовало, и ей оставалось лишь заворожённо смотреть на девушку сзади себя, как та, не забывая отмывать уже к черту забытый свитер, иногда ловила ее взгляд своими гипнотическим глазами. Уэнсдей же, получая от этой ситуации невиданные ранее чувства превосходства и азарта вкупе с неожиданно возникшим возбуждением, решила впервые поддаться тому, что сама плохо понимала. Почему бы это не воспринимать, как интересный эксперимент? Поэтому, оставив уже замученную и замоченную одежду (которая от усердия Аддамс представляла из себя мокрую разноцветную тряпку), девушка властно прижала собственным телом Энид, заставив ту неосознанно облокотиться руками о холодный кафель раковины. — Нельзя, будь хорошей девочкой, — рвущийся наружу вопрос Энид и растерянный ответ вместе с ним грубо заткнули одной рукой, не давая что-либо говорить. Синклер могла вырваться. Могла убежать. Но предательски ослабшее тело и все также действующий на нее паралич конечностей никак не давал рациональной части девушки начать действовать. Сама Энид могла лишь наблюдать, как обладательница рук, которые начали собственнически проходиться по ее телу, делает то, о чем оборотень старалась не думать, но своими действиями провоцировала Аддамс для исполнения того, чего так стеснялась. — И правда хорошая девочка, — довольно мурлыкнула Уэнс, лёгкими полуукусами проходя от шеи до начала плеча подруги, вызывая у той рваный выдох и мурашки по всему телу. И эта реакция не прошла мимо внимательных глаз Аддамс, которые фиксировали любое изменение в девушке, что сейчас находилась в такой необычной и приятной власти своей хозяйки. — Думаю, тебя стоит вознаградить. С этими словами и больше не медля, девушка стянула мешающийся бюстгальтер Синклер, заставив ту ещё гуще покраснеть, чем тогда, когда Аддамс попросила снять свитер, с которого всё, собственно, началось. И, видя свое до невозможного красное лицо вкупе с возбуждённо торчащими сосками, Энид закусила губу и отвела взгляд от зеркала. — Смотри на себя, — вновь над ухом прозвучал властный голос Уэнс, заставив Энид вздрогнуть, но всё-таки упрямо и сильнее закусить губу в отрицательном жесте. Она пусть и сильно возбуждалась от открывшейся картины, но смущение заставляло гореть от неловкости и стыда. — Не заставляй меня действовать грубо, — спокойный тон Аддамс никак не вписывался в данную ситуацию, где они, стоя вдвоем в туалете перед раковиной, занимались настоящим непотребством… Пусть и дико возбуждающим. Ведь по-другому это назвать было нельзя: прижавшаяся сзади Аддамс провокационно и нагло поглаживала изгибы гибкого тела Синклер, одной рукой же более отдавая предпочтение небольшой груди, медленно лаская ту, но не касаясь особо чувствительных сосков; Энид же никак это не останавливала, лишь глубоко дышала и едва сдерживала желание прогнуться под такие уверенные ласки, так, чтобы эти чёртовы руки наконец-то сделали то, что она хотела. Пусть и дико стесняясь этого. Увидев же, что Синклер не спешит следовать словам Аддамс, та грубо нагнула ее над раковиной, заставляя почти что касаться обнаженной кожей холодного кафеля. Не остановившись на этом, Аддамс задрала такую удобную юбку и с чувствительной силой шлепнула по соблазнительным ягодицам Энид, да так, что мгновенно отпечатался след от руки, вызвав этим едва ли не звёздочки в глазах от вспыхнувшей боли и приглушённый вскрик. После этого Синклер чуть не вырвалась из захвата, но Уэнсдей предусмотрительно крепко держала ту. — Смотреть. На себя. Ясно? — ещё раз членораздельно повторила Уэнс, смотря черными бездонными глазами в отражение зеркала, где отображалось покрасневшее лицо Энид. Девушка рвано и быстро утвердительно кивнула. Синклер же недоумевала. И возбуждалась. Собственная поза, покрасневшие щеки, блестящие глаза и Аддамс сзади вызывали тугой узел внизу живота, из-за которого хотелось заскулить в голос. Ей безумно хотелось касаний, которые, к ее глубокому разочарованию, прекратились, как только она не послушалась Уэнсдей. Разочарованный вздох всё-таки вырвался из груди. — Что, неужели так хочешь, чтобы тебя трахнули? — такая непривычная и неожиданная грубость, вырвавшаяся с губ Аддамс, была как гром среди ясного неба, но точно попавшая в самое яблочко. — Уэнсдей, ты… — Да или нет? — грубо прервала поток лепетаний Аддамс, чуть сжав руками талию все также почти лежащей на раковине Энид. — Д-да… — Тогда покажи мне. — Пожалуйста… — голос Энид совсем подводил, став тихим, высоким и наверняка жалким. — Мало. Покажи. Приказ и не единого намека на просьбу. Щеки Энид снова вспыхнули, но она, сглотнув резко ставшей вязкой слюну, прогнулась в спине и чуть шире расставила ноги, надеясь, что намек Уэнсдей поймет. И она поняла. С удивительной для себя несдержанностью, та сдернула с Энид последний элемент одежды и, нащупав самое чувствительное и горячую от возбуждения точку девушки, вошла на всю длину двух пальцев, вырывая из лёгких Синклер полувскрик-полустон. Аддамс же наслаждалась. Наблюдала через зеркало, как Энид, боясь издать ещё какой-либо звук (все же, они были в кафе), старательно кусала свои губы и жмурилась, когда Уэнс особо глубоко или резко проникала в нее с тихим влажным звуком, как это ещё больше смущало и возбуждало ее, да так, что оставалось лишь иногда поскуливать от наслаждения, удлиннившимися ногтями оставляя борозды линий на белом кафеле. Все это было настолько приятной картиной для Уэнс, что та, не заметив, сама завелась не на шутку. Поэтому, не доводя Энид до логического конца, девушка вышла из нее и, уверенно схватив за ослабевшие руки, повернула к себе, утягивая в глубокий поцелуй, не забыв задействовать язык. Столь быстрая смена позы почти никак не повлияла на помутнившийся рассудок Энид, из-за чего она безропотно увлеклась в поцелуй, дрожащими руками обхватывая шею Аддамс. Все буквально просилось, чтобы Уэнсдей не прекращала. И, словно вновь услышав мольбу Синклер, та вернула руку вниз, вновь проникая в девушку и возвращая тот грубый и несдержанный темп, который только и делал, что вырывал из уже не сдерживающейся Энид стоны. Однако, это не продлилось долго: стоило Аддамс прижать к себе свободной рукой ногу Энид, заставляя почти обхватывать той себя за талию, Синклер особенно громко вскрикнула, цепляясь когтями в плечи девушки. — Блять, — неожиданно раздавшийся голос у двери, а потом хлопок оповестили увлекшихся девушек, что их видели. — Как же ужасно, — Энид же, какой раз за этот день покраснев, спрятала лицо в ладонях, начав что-то бурчать себе в ладони. — Согласна, было слишком сладко, — задумчиво ответила Уэнсдей, облизнув губы и сделав вид, что вовсе не заметила возникшего казуса. — Надо будет повторить.