The Makings Of Greatness | Задатки величия.

      Большинство воспоминаний, которые Артуру удалось сохранить о своей матери, были самыми приятными.       В каждом из них она представлялась ему как тёплая и мягкая женщина. Её волосы отливали ярко-золотистым в свете приветливого солнца; её глаза были цвета голубого неба в ясный весенний день. Её объятья были нежны и желанны, и пахло от неё душистой лавандой, которая росла на пастбищах около их деревни.       Его лучшие воспоминания о ней связаны с этими пастбищами. Она приводила его туда нарвать цветов или поискать фей. Артур помнит, как мама всегда брала с собой кусок пирога и других угощений, устраивая небольшое чаепитие на свежем воздухе среди ромашек, лаванды и пасущихся овец. Она притягивала его к себе, запускала пальцы в его беспорядочно подстриженные волосы и рассказывала ему сказки о могучих драконах, хитрых феях, дерзких гномах и прекрасных русалках.       Иногда, когда его отец уезжал на работу, она брала Артура с собой на утесы. Мама и он спускались по часто посещаемой тропинке к пляжу вниз и искали ракушки и другие выброшенные на берег безделушки. Днем, когда вода становилась словно парное молоко, она стаскивала с сына ботинки, наблюдая, как Артур хохочет, пока ласковое море щекочет его пятки.       В его воспоминаниях мир тогда был совершенен. Не было такой проблемы, которую его мать не могла бы решить с помощью рассказа или ласкового поцелуя. Она знала всё, каждое решение на каждый вопрос. У нее всегда был способ заставить его забыть о других детях, издевающихся над ними, или о ноющей пустоте в животе зимой.       За пару дней до седьмого Дня Рождения Артура мама мягко взяла его руку в свою и с трепетной улыбкой положила на свой живот. Он был чуть округлившимся и выпуклым (Артур даже в мыслях не мог назвать его толстым). Вдруг что-то легко пнуло его в ладошку. Он отшатнулся в испуге, и мама весело засмеялась (позже он не смог точно вспомнить её смех), поглаживая живот.       Вскоре последовал ещё один пинок, и Артур сердито ткнул пальцем в негодяя, который посмел бить его маму.       Она сказала ему, что скоро у него появится младший братик; с такой же копной непослушных светлых волос, как и у него. Тот, кто будет смотреть на него маленькими глазками, прося любви и привязанности — и Артур сразу решил, что во что бы то ни стало во всём защищать своего брата, в отличие от других.       Нет, он был бы совсем не похож на своих старших братьев. Алистер всегда подшучивал над ним и его воображаемыми (но они были, Артур их видел) друзьями. Симус часто издевался над младшим братом из-за светлых волос и веснушек — чёртовы веснушки! — которые особенно выделяли его. Дилан никогда не замечал и вечно игнорировал Артура.       Однажды ночью он проснулся от странных звуков. Его мать стонала и всхлипывала, как будто от боли. Артур вскочил на ноги и, на удивление, столкнулся с милой леди, которая иногда угощала его на улице чересчур приторными конфетами. Она сказала мальчику, что всё в порядке и повелела немедленно ложиться спать. Артур, конечно, послушался, но всё равно был слишком напряжён, чтобы так же безмятежно заснуть, как и вчера вечером.       В то утро он проснулся от того, что его отец громко кричал и хлопал дверями. Помня, что мама обычно приходила и забирала его от отца, когда он переставал бушевать, Артур забрался под одеяло и схватил в руки зелёного кролика, свою любимую игрушку. Соседская собака однажды схватила его, и он слегка порвался, но мама смогла пришить ему на верху спинки крылышки, утверждая, что он стал летающим.       Когда крики прекратились, его мать не пришла за ним, но через минуту он услышал её слабый голос, зовущий сына. Артур вскочил со своей кровати и бросился к постели мамы, резко остановившись у неё. Она выглядела устало, её некогда красивые голубые глаза покраснели и опухли, но мама почему-то улыбалась.       — Поздоровайся со своим братиком, — тихо и нежно прошептала мама, покачивая на руках свёрток, — его зовут Питер.       Она немного отодвинула одеяло в сторону, и Артур увидел сморщенного и красного ребёнка с маленькими, похожими на булыжника около озера ручками.       Когда малыш зевнул и показал беззубый ротик, Артур поморщился. Но потом братик посмотрел на него яркими, небесно-голубыми глазами, и вся его неприязнь исчезла, как снег после оттепели.       — Привет, Питер, — Артур осторожно протянул руку ребёнку, — Я твой старший брат и лучший друг!       Мама начала плакать. Артуру показалось это странным, но он был слишком увлечён новорождённым, чтобы задаваться вопросом.       Его мать и отец много ссорились после рождения Питера. Она практически не вставала с кровати, говоря Артуру, что немного приболела и что он может брать малыша с собой на пастбище, так как безгранично доверяла теперь уже не младшему сыну.       Однажды летом, после своего восьмого Дня Рождения, он пришел домой и обнаружил, что матери больше нет в постели. Ее также не было ни на кухне, ни в его спальне, ни где-либо еще в доме.       Алистер сказал, что она ушла. Симус ответил, что мама умерла. Их отец вообще не смотрел на детей. Дилан выглядел немного грустным. Артуру вдруг нестерпимо захотелось плакать, но Питер, видимо, почуявший напряжённую атмосферу в доме, начал отчаянно шмыгать носом, и Артур дал себе слово, что не будет больше рыдать.       Артур не помнил совсем ничего о своём отце.       На самом деле, он всегда немного побаивался этого человека. Он был высоким и широкоплечим, а его голос был громким и раскатистым. Он не часто улыбался, а когда улыбался, то делал это вовсе не из-за и не для Артура. Он никогда не похлопывал его по щеке и не носил на плечах, как, по его наблюдениям, многие другие отцы поступали с детьми его возраста. «Работает», — объясняла мать, когда он спрашивал об отце.       Когда он разговаривал с Артуром, часто делал это для того, чтобы сказать ему отойти с дороги или сделать сыну выговор за что-то. Когда мама была ещё жива, отец называл Артура «маменькиным сынком», но Артур искренне не считал это прозвище оскорбляющим.       Когда Питеру исполнилось два года, отец начал называть его также, как и брата. Артуру на тот момент было девять, но он уже не чувствовал себя ребёнком.       С тех пор как умерла мама, он был вынужден быстро взрослеть. Ему было поручено ухаживать за младшим братом, потому что никто в семье не волновался о нем. В перерывах между работой по дому и скудно оплачиваемыми поручениями он учил малыша ходить и говорить; это было утомительно, но пока Артур был готов делать это ради улыбки Питера.       Затем, когда Питер простудился, Артур попросил у отца немного денег, чтобы купить какое-нибудь лекарство.       — Тс-с, это не мой ребёнок, с какого хрена я за него должен платить? — проворчал отец, будучи пьяным по словам старших братьев.       Артур почти сразу понял значение его слов.       Всё старшие братья были с тёмно-рыжими волосами и бледно-зелеными глазами, как и у отца. Артур всегда чувствовал себя белой вороной в семье из-за своих светлых волос, веснушчатой кожи и теплых зеленых глаз. Потом родился Питер; с голубыми глазами своей матери, но со светлыми волосами и веснушками Артура.       Таким образом, он понял, что прозвище «маменькин сынок» означает, что они не были детьми для своего отца.       На следующее утро он украл немного денег из тайника под матрасом Алистера. Побои, которые он получил за это впоследствии, того стоили, потому что Питер быстро пришел в себя.       Когда Артуру было десять лет, его старшие братья начали уходить один за другим.       Симус ушёл в британскую армию, и никто из семьи больше никогда о нем ничего слышал. Дилан уехал попытать счастья в колониях и тоже безвозвратно пропал. Их отец потерял работу и пал жертвой сильного и вызывающего привыкание алкоголя, который будто звал и манил его каждый вечер. Каждую ночь он ссорился с Алистером, который, из какого-то давнего чувства долга или чести по отношению к их покойной матери, оставался, чтобы Артур и Питер не умерли с голоду.       Их крики часто разносились по всему дому, но Артуру легко удавалось отвлечь Питера: он проводил руками по его светлым волосам и шептал ему истории об отважных мореплавателях-исследователях, пиратах, о которых он слышал на улицах, прячась в домике, который сам же прозвал «фортом», построенный из подушек и одеял.       Однажды Алистер собрал те скудные пожитки, которые у него были. Не говоря ни слова, он дал Артуру простой кинжал. Бросив последний, непроницаемый взгляд на него и Питера, он затем ушел. Они тоже больше никогда о нем не слышали.       Их отец начал вымещать весь накопленный гнев на Артуре. Он ругался, проклинал, но Артур легко переносил любые словесные удары — в конце концов, оскорбления и насмешки не делают телу больно. Когда папа начал бить Артура, тот также с мужеством переносил все побои. Пока отец бьёт его, он не делает больно Питеру.       Когда Артуру было одиннадцать лет, их отец первый и последний раз ударил Питера, потому что Артур в свои ранние годы впервые испытал, каково это — вонзить кинжал в живот человека.       — Перестань плакать, — взмолился Артур, сжимая пальцами маленькую ручку Питера в попытке заставить его ускорить шаг, — Мы должны убираться отсюда.       Питер продолжал всхлипывать, хоть и тихо, но раздражающе. Артуру захотелось слегка вздёрнуть брата — всё же, он спас его!       Но Питеру не было и пяти лет, и он никак не мог понять, что только что произошло. Кажется, он совсем не испугался внезапного пробуждения посреди ночи.       Артур, по крайней мере, нашел время, чтобы смыть кровь с лица и рук и переодеться в чистую одежду. Но он забыл прикрыть тело своего отца, и Питер наверняка увидел это, выходя из комнаты.       Артур повернулся к своему младшему брату, и его сердце сжалось, когда он увидел вместо обычного жизнерадостного малыша красное и опухшее от слез и потрясения лицо. На них лил дождь, заставляя обоих мальчиков дрожать. Их одежда прилипла от влаги к коже, но они продолжали идти.       — Ладно, иди сюда, — Артур присел на одно колено и поправил свою сумку. Питер, зная, что брат имел в виду, вразвалку подошел и обнял его за шею. С ворчанием Артур выпрямился, подсунув руки под колени младшего.       Питер был достаточно лёгким, как и подобает мальчикам в его возрасте, но Артур, в виду своей врождённой недостаточности в росте и полученной в результате непримечательной жизни с отцом худобы, через минуту почувствовал, что у него начинают болеть руки и спина.       По крайней мере, Питер перестал рыдать. Теперь он время от времени хныкал и шмыгал носом, его лицо было плотно прижато к шее Артура, дыхание мальчика было холодным порывом воздуха на влажной коже Кёркленда.       — Куда мы направляемся, Арти? — спросил Питер через некоторое время. Его голос был невероятно тихим и неуверенным.       Артур не знал.       — В какое-нибудь хорошее местечко, — медленно ответил старший, — Хэй, кстати, я уже рассказывал тебе о короле Артуре и рыцарях круглого стола?       — Нет…       — Отлично. Когда-то давным давно…       Каким-то чудом пожилой мужчина с повозкой наткнулся на Артура и Питера через два дня после того, как они покинули свой родной город.       Он спросил мальчиков, куда они направляются, но Артур сначала проигнорировал его. Он не знал этого человека, и у него был младший брат, которого нужно защищать. Артур был бы вполне способен сделать это сам — он жил в страхе уже почти пять лет.       Рука Питера выскользнула из его собственной, как только мужчина предложил им что-нибудь выпить. У Артура не было сил останавливать младшего брата. Когда он повернулся, чтобы последовать за Питером, то споткнулся и рухнул, теряя сознание от усталости, голода и начинающейся лихорадки.       Неделю спустя он проснулся в чужой постели в чужом городе. Несмотря на то, что он все еще чувствовал слабость, Артур поднял шум, как только заметил, что Питера нет рядом с ним. Даме, одетой в черно-белое, удалось успокоить его, объяснив, что он находится в Доме Божьем и что Питер ужинает с другими детьми своего возраста в другой комнате.       В течение нескольких дней им было позволено отдохнуть и прийти в себя после путешествия. Никто не спрашивал их, откуда они родом или что случилось с их семьей. Артур был рад, что Питер слишком мал, чтобы по-настоящему осознать случившееся и случайно донести на него за убийство отца.       Обычные блюда, хотя и не очень вкусные, были несравненно хороши после продолжительного затворничества и дороги, и Артур впервые с момента их ухода позволил себе вздохнуть свободно, когда увидел, как белые, слегка впалые щеки Питера медленно возвращают себе цвет и прежнюю пухлость.       В то время как Питер был слишком мал и беспомощен, что значило, что о нем будут заботиться еще несколько лет, тринадцатилетний Артур считался достаточно зрелым, чтобы находится в этом месте, так же безмятежно получая все блага жизни.       Деньги, удававшиеся зарабатывать на любой случайной работе, которую он подыскивал в городе, позволяли ему делить постель со своим младшим братом в монастыре. Артуру этого было вполне достаточно, даже если он больше не получал еду в прежнем объёме.       Однако он не возражал; не в его характере было позволять себе роскошь требовать с людей, спасших его и брата от голодной смерти, дополнительных подачек. Артур был счастлив, что Питер чувствует себя отлично.       Большая часть «случайных подработок» заключалась в обчищении карманов, но монахини ничего не подозревали, когда Артур лгал им, что ему платили деньги за то, что он выполнял работу по дому для городских пекарей, кузнецов и моряков.       И какое-то время все шло хорошо, действительно хорошо. То есть, конечно, до тех пор, пока он не залез не в тот карман.       Засунул, высунул.       Это была мантра, которую Артур постоянно повторял, пробираясь сквозь толпу людей.       Он делал это десятки раз раньше и, скорее всего, сделает это еще десятки раз. У него хорошо получалось подчищать карманы благодаря тому, что он был маленьким, быстрым и проворным. Он мог незаметно засунуть руки в карманы и схватить все, к чему прикасались его пальцы, прежде чем убежать.       Он не сомневался, что однажды удача отвернется от него, но надеялся, что это будет ещё нескоро. Артур надеялся (довольно глупо), что, возможно, ему удалось бы украсть достаточно, чтобы позволить Питеру безбедно жить, прежде чем его поймают, бросят в тюрьму и казнят.        К сожалению, жизнь часто складывалась не так, как планировал Артур. Где-то летом, после того, как ему исполнилось тринадцать лет, удача отвернулась.       Когда его пальцы сомкнулись на чем-то круглом и тяжелом в кармане, мужчина вздрогнул. Артуру не удалось вовремя высвободить руку, и прежде чем он осознал это, его кисть схватили и вывернули за спину, вызвав вспышку боли в локте и плече.        Мужчина, его цель, быстро и сердито разговаривал с ним на французском, при этом насильно разворачивая его и чуть не загибая ему руку назад в процессе. Артур зарычал и ударил ногами в надежде причинить мужчине достаточно боли, чтобы заставить его отступить.       – Отвяжись от меня, свинья!       Мужчина свирепо посмотрел на него и оскалил зубы, протянул руку и сильно ударил его по лицу. Острая боль пронзила подбородок, когда Артур почувствовал, что его губа рассечена. Он выругался, плюнув кровью в мужчину в отместку.       Следом прилетела ещё одна оплеуха. Зрение расфокусировалось, в зобу спёрло, а в глазах помутнело, когда мужчина ударил его в висок.       – Теперь послушай сюда, ты, маленький засранец... - начал мужчина. Сильный акцент обвивался вокруг его слов, как змея, готовая нанести удар.       Артур боролся и, наконец, сумел нанести мужчине сильный удар ногой в живот. Он отшатнулся, но с новой силой сжал руки мальчика, доставая из кармана пистолет и направляя его на щёку подростка.       Холодное прикосновение металла заставило Артура замереть, и он почувствовал, что начинает паниковать. Он отказывается - он отказывается вот так погибнуть. Всё было не так, как должно было быть. Это было не то, что уготовила ему жизнь.        Его жизнь не стоила потрепанных карманных часов, которые он все еще сжимал в руках.        – Маленькая крыса, – мужчина сплюнул, и изо рта у него вырвался горьковатый запах рома, – будешь в следующий раз думать, прежде чем лезть своими ручонками. Может, мне захватить тебя с собой, чтобы как следует преподать тебе урок?       Кровь вскипела в ушах у Артура. Он был пойман, ранен, да ещё и так сильно, что в ближайшее время точно бы не смог воровать, а только выпрашивать объедки на улице. Его неимоверно пугала мысль о том, что он больше не сможет увидеть Питера, если заразится какой-нибудь дрянью, скитаясь по помойкам.       – Attendez!, – где-то послышался молодой французский голос, останавливая мужчину на полпути.       Артур, однако, не обращал особого внимания на голос; его мысли были сосредоточены на раздумьях по типу «что, если...», которые скоро станут реальностью. Это была его собственная глупая ошибка - он решил обчистить карманы при входе в доки, а не посреди оживленной улицы. Он не смог раствориться в людском потоке; никто из окружающих не уделил бы ему внимания в толпе. Их не заботила судьба такой уличной крысы, как он.       Если бы он обратил внимание, то заметил бы, что хватка мужчины на нем ослабла. Возможно, он даже смог бы освободиться и убежать. Но все, о чем Артур думал, был Питер, предстоящая расправа и невозможный в этой ситуации побег.       И поэтому он схватил кинжал, спрятанный у него в кармане, и вонзил эту проклятую штуку прямо в живот ничего не подозревающего человека.       Время как будто замедлилось. Мужчина снова повернулся к нему с широко распахнутыми глазами и приоткрытыми губами. Кровь немедленно потекла из раны в его животе, попадая на руку и рубашку Артура. Артур посмотрел прямо на него в ответ такими же широко раскрытыми глазами. Он не имел представления, куда нанес ему удар ножом, но знал, что подобные ранения обычно смертельны.       Его мгновенно отпустили, потому что мужчина отшатнулся назад и споткнулся о землю, все это время держась за бок. Артур стоял, застыв от шока, уставившись на развернувшееся перед ним представление, в то время как его сердце чуть не выпрыгивало из груди.        Затем он увидел то, что привлекло внимание мужчины – подросток, примерно возраста Артура, с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, и голубыми глазами. Его губы приоткрылись от шока, рука лежала на таком же, как и у поймавшего Кёркленда с поличным человека, пистолете. Его голубые глаза переключались с умирающего человека перед ним на Артура и обратно.       Артур начал убегать.