***
— Поедешь с нами вечером на игру или с друзьями? — интересуется миссис Пак за завтраком, от которого Чимин по вредной привычке крутит носом. С момента сепарации от родителей и переезда в университетский городок, к утренним лекциям Чимин едва ли успевал перехватить по пути кофе с легким снеком, оттого полностью отвык плотно завтракать. Вяло прожевывая поджаренный тост, он перечитывает вчерашнюю переписку со старым школьным приятелем, отвечая: — Сокджин меня подвезет. Где Джихек? — Уехал на тренировку сорок минут назад и, в отличие от тебя, съел свой завтрак. Женщина с укором поглядывает на нетронутую тарелку старшего сына и ровно в эту же секунду с улицы раздается пронзительный гудок припаркованной прямо перед крыльцом дома машины. Чимин зуб на отсечение готов дать, что за входной дверью его ожидает старая рухлядь в виде синего внедорожника Форда девяностого года выпуска, на котором его друг детства с гордостью разъезжал по всему городу с шестнадцати лет. Юноша пропихивает остатки тоста за щеку, запивает его стаканом молока и, хватая по пути свою копию ключей от родительского дома, несется на выход. — До вечера, люблю тебя! — не забывает выкрикнуть уже одной ногой за порогом. Для того, чтобы как следует поприветствовать старого приятеля, Ким Сокджин даже выбирается из салона и теперь подпирает дверцу с говорящей улыбкой на полных губах. За два года, Чимину кажется, он нисколько не изменился. То же вытянутое овальное лицо с широким носом, раскосые карие глаза и губы бантиком даже, когда Сокджин не пытается их состроить специально. Простенькая серая футболка большого размера выделяет и без того широкие плечи, в которые Чимин практически зарывается лицом в момент крепкого объятия. Сокджин выше его на пять сантиметров, но почему-то в это мгновение разница кажется внушительнее. На бардачке перед пассажирским креслом Чимина ожидает остывающий кофе со сливками без сахара. По радио вещают, что в наступающие выходные не ожидается никаких осадков, зато головы лучше поберечь и держаться в тени от жары за тридцать градусов. — Думал, ты приедешь со своим парнем, — улыбается в краешек бумажного стаканчика Чимин, не сумев сдержаться и не поддеть приятеля на горячую тему. Об отношениях Сокджина с одним их общим знакомым он узнал накануне возвращения в город. Ким Намджун не учился с ними в старшей школе, потому что на момент их выпуска ему уже стукнуло за двадцать. Он работал в магазине виниловых пластинок и распугивал соседей ревом мотора своего железного байка-круизера Кавасаки. Судьба свела их с Сокджином, когда Кавасаки завилял на перекрестке и снес левую фару дражайшему синему Франкенштейну Сокджина. Любовь не случилась на том же самом месте, как минимум со стороны Сокджина, но спустя месяцы твердолобая упертость и природное обаяние Намджуна сумели взять свое. Отчего Сокджин до последнего пытался скрыть от него факт этих отношений Чимину неизвестно, но теперь он хочет, как следует позабавиться над приятелем и выведать все грязные подробности. — Он приедет только через неделю, — не отвлекаясь от дороги, отвечает Сокджин, — и спрячь эту самодовольную улыбку, пока я не сделал что-нибудь, чтобы этот кофе оказался на твоем лице. — Да брось! Мне же так интересно, как это произошло. Бедный парень добивался тебя… сколько? Не меньше года? Он все еще нянчится со своей железной игрушкой, как ты с этим джипом? — Если бы не этот джип, ты бы сейчас тащил свою потную задницу через весь город. Брюки, Чимин, серьезно? Тридцать градусов в тени! Да еще и кофе заказал. Тот пожимает плечами, считая, что в перечисленных причудах нет ничего особенного. В отличие от… — Так Намджун еще не вставал на одно колено? Сокджин держит слово и слишком резко тормозит на своевременно подвернувшемся светофоре. Вместе с возмущенным «ауч» пара капель горячего напитка западает Чимину за ворот пастельно голубой рубашки. — Раньше с тобой было веселее, — бурчит он в бесполезной попытке стереть хотя бы одно пятно с отличной одежки. — Насколько Джихек воодушевлен твоим приходом на сегодняшнюю игру? — Сокджин переводит тему на более безопасную для них обоих. — Он… рад, я думаю. — Я знаю кое-кого, кто будет в абсолютном экстазе от твоего появления на площадке. Чимин собирается уточнить, о ком речь, но успевает вовремя сам себя остановить, мигом вспомнив слова отца о том, кто теперь является капитаном школьной баскетбольной команды. Неужели шутки про придуманную влюбленность Чонгука все еще актуальны? — Кто еще там будет? — спрашивает он вместо необходимой Сокджину реакции на устаревшую издевку. — Тэхен встретит нас на трибунах. Его поезд приезжает на вокзал через пять часов. Взгляд Чимина проясняется только от одного имени еще одного близкого школьного приятеля. Их троица все старшие классы была неразлучна и даже, когда выпуск вынудил их разбежаться в разные направления за собственными целями, они поддерживали связь, несмотря на занятость и новых друзей. — Он в диком восторге от Нью-Йорка, да? — краешком губ улыбается Чимин, — трудно свыкнуться с мыслью, что среди нас затесался будущий голливудский актер. — Только ему об этом не говори, — шутливо предупреждает Сокджин, — иначе его вечно голодающее эго никому из нас не даст жизни до конца лета. Минуя до конца поездки опасные темы, они все же доезжают до городского рынка, куда Чимина отправили с длинным списком продуктов для наступающего уикенда. Родители твердо решили отпраздновать долгожданный приезд Чимина масштабным барбекю со всеми соседями, чему юноша не сказать, что был сильно рад, но и отказаться никак не мог. Если же команда Джихека сегодня вдобавок ко всему еще и выиграет матч, то празднество на выходных грядет весьма многообещающее.***
К началу игры, в семнадцать часов, Чимина и Сокджина уже поджидают родители первого, занявшие для знакомых и соседей практически весь третий ряд трибун и организовав таким образом практически настоящую фан-зону для Пак Джихека. От уровня поддержки, которой все вокруг одаривают его младшего брата, у Чимина начинает слишком рано пощипывать где-то в самом горле, а ведь команда еще не успела заработать ни одного очка. — Тэхен опаздывает, — докладывает Сокджин, закинув ногу на ногу по правую сторону скамейки от притихшего приятеля. — С каких пор школьники стали выглядеть, как айдолы с глянцевых обложек? — недоумевает Чимин, рассматривая возбужденных от предстоящего мачта игроков команды на площадке. Все они еще даже не достигли совершеннолетия, но уже обладают ростом и мышечной массой, о которой двадцатилетний Чимин не может и мечтать. — Их тут подкармливают стероидами? — Зависть тебе не к лицу, — посмеивается Сокджин и легонько подталкивает локтем того в бок, — Джихек отлично смотрится в форме. Это правда. Черная с золотом форма с эмблемой дракона сидит на Джихеке, как влитая, подчеркивая шортами мощные бедра и икры, а джерси с номером тринадцать светит глазеющим болельщицам и прочим заинтересованным школьницам крепкие мышцы рук. От мелкого скромняги, балдеющего от нарисованных женских персонажей из компьютерных игр куда сильнее, чем от реальных одноклассниц, не осталось и следа. — Смотри, он машет нам! — восторженно замечает Сокджин, почти что подпрыгивая со скамейки. Благо Чимин додумался надеть линзы, иначе от него даже не третьем ряду не было бы никакого проку. Он машет брату в ответ чуть менее резво, чем сидящий рядом приятель, и совершенно случайно бросает взгляд на стоящего в паре шагов позади от Джихека другого игрока. Что странно, тот пристально глядит на него в ответ и вполне возможно наблюдает за ним не первую минуту. По чиминовой спине пробегает стадо мурашек. На футболке незнакомого старшеклассника двенадцатый номер. У него волнистые и блестящие от влаги черные волосы, приличной длиной прикрывающие заднюю часть шеи. В ушах столько пирсинга, что даже чертов Ньютон бы сбился со счета, а также штанга в одной брови и серебряное кольцо в нижней губе. До пугающего крупные глаза широко раскрыты и напоминают два чистейших камешка оникса. От правого плеча до костяшек пальцев руки виднеются десятки татуировок, наслаивающихся друг на дружку. У Чимина пересыхает в горле от далеко недетских мыслей насчет внешнего вида этого школьника и он запоздало додумывается перестать глазеть на него с приоткрытым ртом, как гребанный извращенец. Чимин опускает взгляд на собственные коленки, слегка подрагивающие от необъяснимой встряски всех его внутренностей после этих странных переглядок. Что это, мать его, только что было? — Мило, что ты так волнуешься за Джихека, — проговаривает Сокджин, приняв изменение в поведении друга за невинную взволнованность перед матчем. Если бы он только знал. Игра начинается стремительно и без шанса уследить за событиями тому, кто не особо знаком с ее правилами. Сокджин более подкован в происходящих на площадке событиях, потому старается накидывать Чимину разъяснения, за что тот ему премного благодарен. Первый тайм завершается в ничью. К началу второго тайма на трибуны с опозданием заявляется Тэхен, и Чимин пропускает четверть игры, шепотом переговариваясь с приятелем о важных мелочах. Перед началом третьего периода судьи объявляют перерыв в пятнадцать минут, в которые Чимин наконец-то додумывается взглянуть на табло. — В чью пользу счет? — спрашивает у Сокджина, бросившего на него в ответ осуждающий взгляд. — Двадцать четыре и восемнадцать в пользу команды твоего младшего брата, которого ты так хотел поддержать. Чимин решает промолчать, дабы не заработать еще больше нравоучений от старшего приятеля. В его оправдание, сам Джихек пока не забросил ни одного мяча в корзину, иначе Чимин стал бы следить за игрой куда более охотно. — Двенадцатый номер прямо отжигает, — замечает Тэхен, схлопывая зубами пузырь от мятной жвачки, — больше пятидесяти процентов заработанных очков — его. — На то он и капитан, — согласно кивает Сокджин и развивает мысль дальше о качестве игроков на поле в обеих командах, пока Чимин запоздало, но все же складывает кусочки мозаики в единую картину. Парень с кучей пирсинга и очаровательными влажными завитушками на висках, сложенный, как греческий бог и расписанный татуировками словно рок-звезда никто иной, как капитан команды, то есть Чон Чонгук! Также известный, как лучший друг и ангел-хранитель ака проводник в мир баскетбола Джихека, когда-то мальчик, сломавший руку на скейтборде в тринадцать лет на потеху старшеклассникам, с детской припухлостью на лице и взглядом малыша-олененька из старого мультфильма. — Черт, — Чимину не удается сдержать все комментарии по поводу этого открытия в своей голове, но друзья его, к счастью, не слышат. Будто протрезвев, он заглядывает на площадку, где игроки двух команд переговариваются с тренерами, обсуждая наступающую тактику. Перебирает различные номера среди парней в черной с золотом форме и через пять секунд уже сверлит заветную спину с номером двенадцать. Чонгук стоит сбоку от тренера, широко расставив ноги. Он выше мужчины на пол головы, крупнее его по всем параметрам и одной позой вызывает куда больше страха у своих сокомандников нежели взрослый тренер с пятнадцатью годами опыта за плечами. Среди прочих его татуировок, чуть ниже локтя на Чимина смотрит добротно прорисованный красный глаз, Бог знает, что означающий для того, кто пожелал набить себе его на коже перманентно. Пока Чимин пытается разглядеть непонятные иероглифы поверх завидных мышц и карамельного загара, Чонгук поворачивает голову вправо, демонстрируя свой скульптурный профиль. Кто-то бы мог придраться к размеру его носа, назвав слишком крупным для достаточно маленького лица спортсмена, но Чимину даже его нос кажется до раздражения идеальным. К тому же, всем известны слухи о мужчинах с большими носами. Внезапно Чонгук слишком резко разворачивается вполоборота и заглядывает себе за плечо. На него явно все это время глазел не один Чимин среди сотни болельщиков на трибунах, но при этом баскетболист, игнорируя абсолютно всех в зале, за долю секунды отыскивает в толпе зрителей именно Чимина, застывшего каменной статуей на месте, но неспособного так скоро среагировать и отвернуться по причине шока. Чонгук застает его врасплох во второй раз за последние тридцать минут. Кадык Чимина подскакивает так высоко, готовый вот-вот выкатиться напрочь изо рта, а чертов Чон Чонгук неотрывно наблюдает за ним, будто бы изучая. Теперь все те нелепые шутки про его давнюю влюбленность больше не кажутся такими же смехотворными и надуманными. Чимин облизывает пересохшие губы и мигом жалеет об этом, когда выразительные брови баскетболиста сдвигаются к переносице. Тренер толкает его в предплечье, привлекая внимание, и Чонгук наконец-то вынужден отвернуться, чтобы начать третий тайм. У Чимина нет разумных объяснений тому, что только что происходило и что означает поведение старшеклассника. Но он никак не может отрицать факт ударившего ему в голову возбуждения только от одного лишь взгляда Чонгука, что очень и очень плохо. До окончания игры и довольно предсказуемой, но от этого не менее радостной победы школьной команды, Чимин держит ноги крепко прижатыми друг к дружке, собрав всю волю в кулак и ни разу больше не задерживая взгляд на игроке под номером двенадцать. — Они здорово отремонтировали спортивный зал, — комментирует Тэхен с сигаретой в зубах уже на парковке за зданием школы. Сокджин разговаривает в джипе по телефону с Намджуном, периодически смеясь на таких высоких тонах, что Чимин пораженно думает, как старшему удавалось весь день прятать в себе эту очевидную и абсолютную влюбленность в своего парня. Они ждут Джихека, чтобы вместе поехать на традиционную пост-игровую вечеринку в загородном доме какого-то богатенького защитника из команды. Еще этим утром у Чимина не было никакого желания задерживаться среди старшеклассников на их частенько сумасшедших пятничных попойках, но после столкновения с частью своего прошлого, которое мощно ударило по всем его внутренним защитным программам, идея напиться вдрызг больше не казалась такой уж плохой. — Хэй, друг, ты с нами? Чимин встряхивает головой, отшатываясь назад от тэхеновых пальцев, неожиданно оказавшихся в миллиметрах от его лица. Не успевает ответить, ведь за железными дверями пожарного выхода наконец показывается фигура его младшего брата, судя по воздушной походке, пребывающего в эйфории после матча. Джихек сменил спортивные шорты на светлые рваные джинсы, но решил оставить именную джерси, как знак привилегированности среди своих сверстников, ожидающих их на вечеринке. Тэхен выбрасывает сигарету, задавливая подошвой кроксов, чтобы встретить младшего аплодисментами, а затем крепким рукопожатием. — Отличная игра, малыш, — подмигивает Тэхен, обзывая старым прозвищем, которое почему-то больше не смущает Джихека, как это было два года назад. — Он прав, — подхватывает Чимин и не упускает возможности прогнать пальцы сквозь влажную после душа шевелюру на макушке брата, встряхнув, как всегда делал в детстве, — горжусь тобой. Смущенный Джихек терпит целую минуту прежде, чем убрать ладонь старшего со своей головы и предупредить присутствующих: — Подождем еще немного. Чонгук должен вот-вот выйти. Пока Чимин переживает очередной приступ оцепенения, Тэхен заигрывающе толкает Дхихека со словами: — Сдружился с капитаном значит, хм? И какие привилегии это дает? — Мы дружили задолго до того, как он стал капитаном, — понимая, что это шутки, все равно оправдывается парнишка. — Как это произошло? — продолжает допрос самый любопытный в любой ситуации Тэхен, — я имею ввиду весь этот его образ иконы рока вперемешку с убийственной харизматичностью Джеймса Дина и навыками в баскетболе уровня НБА? Я помню его дрыщавым задротом, с которым вы вместе запирались на сутки в комнате, играясь в файтинговые игрушки на приставке. Чимину тоже очень интересно услышать ответ. — Он хотел… Вселенная плюет Чимину в лицо, не позволяя Джихеку сложить больше двух слов и вместо этого привлекает вновь всеобщее внимание к громыхающей железной двери, из которой на этот раз выходит причина сплетен и чиминовых подкашивающихся коленок. Джихек с долей облегчения выдыхает при появлении Чонгука, как если бы ему совершенно не хотелось сплетничать о лучшем друге за его спиной, пусть даже с родным братом и его ближайшим окружением. В отличие от Джихека, капитан школьной команды полностью переоделся после игры. Чимин надеялся, что как только тот снимет с себя симпатичную спортивную форму, большая часть этой его дикой привлекательности также испарится, но не тут-то было. Тридцатиградусная жара ему судя по всему ни по чем, ведь баскетболист решил нарядиться в плотные джинсы, черные футболку и спортивный бомбер, визуально делающий его еще более внушительным, хотя казалось бы, куда еще больше? Закрученные от влаги длинные пряди он откидывает пятерней назад, приближаясь к компании у джипа. Опустившиеся на город сумерки не мешают разглядеть серебряные побрякушки в его ушах, на пальцах и толстую цепь на шее. В представлении нет необходимости, ведь они все когда-то сталкивались с Чонгуком в школьных коридорах. Чимин отмечает присутствие младшего отрывистым кивком, после которого зачем-то в четвертый раз за вечер проверяет неизменный статус непрочитанного сообщения в переписке с Вону. Сокджин заканчивает болтать со своим парнем по телефону и высовывается из раскрытого окна джипа, звучно хлопая обеими руками по крыше. — Все в сборе? — на лишнюю секунду задерживает взгляд на Чонгуке, о появлении которого его заранее не предупредили, — похоже, мы везем с собой ценный груз. — Тогда, может, я поведу? – шутливо предлагает Тэхен, заранее зная ответ. — Через мой труп, приятель. Чимин не успевает вовремя сориентироваться и первым занять пассажирское место. Его по-хозяйски оккупирует Тэхен и подло подмигивает другу, как будто бы говоря «я делаю тебе одолжение, уступая место сзади рядом с Чонгуком». В силу того, что Чимин меньше ростом и более компактного телосложения в сравнение со старшеклассниками-переростками, его вынуждают протиснуться в середину, и если Джихек решает достаточно скромно расположиться поближе к окну, чтобы не зажимать старшего брата, то Чонгук действует в точности да наоборот и расставляет свои массивные, стиснутые в узких джинсах бедра так широко, что Чимину от них попросту некуда деваться в душном салоне. Но баскетболисту и этого кажется мало, поэтому он вытягивает правую руку поверх спинки кресел, скорее намеренно, чем случайно задевая кончиками пальцев чиминову шею. — Кто-нибудь поделится адресом, куда ехать? — резонно спрашивает Сокджин, готовый трогаться с места. Чонгук приподнимается, чтобы достать из заднего кармана штанов мобильник и через минуту сообщает мягким низким голосом: — Переслал. У Чимина проносятся перекати-полем в мыслях сразу два вопроса: когда они с Сокджином успели обменяться номерами? И как у человека за два года жизни даже его голос может стать в разы привлекательнее? Черт возьми! А тем временем джип выезжает с парковки, практически сходу наезжая на лежачего полицейского, отчего Чимина, по всем законам физики, слегка сносит назад и, неожиданно, он упирается затылком в мягкую преграду, которой оказывается вовсе не спинка сидений. Широкая ладонь Чонгука задерживается на его волосах и опускается обратно на кресло только, когда в их сторону поворачивается Джихек, спрашивая у Чонгука что-то о результатах экзамена по биологии. Через пять минут, которые для Чимина длятся целую вечность, Тэхен отвечает на короткий звонок и оповещает водителя и всех пассажиров о том, что по дороге им нужно захватить попутчика. — Посадим его в багажник? — уточняет Сокджин и все равно съезжает с главной дороги к рыбным ларькам, где их должен ждать общий знакомый. Тэхен разворачивается к сидящей позади троице и бессовестно предлагает: — Кого-нибудь можно посадить на колени. Чимин уверен, что слышит скрип собственных зубов, прекрасно понимая, к чему ведет беспардонный приятель. — Хосок давно в городе? — интересуется Сокджин, не давая Чимину возможности вставить свое справедливое «фи» на все, что сейчас происходит без его согласия. — Он взял академический отпуск этой зимой, — отвечает Джихек, — слышал, что его не допустили к экзаменам из-за проблем с успеваемостью. Чон Хосок учился в старших классах вместе с Чимином и его друзьями, но крутился в далеко не самых приятных компаниях, пусть и довольно популярных по меркам выпускников. Он со скрипом сдал итоговые экзамены и уехал едва ли не самым первым из города, поступив в какой-то захудалый колледж на юге страны. Чимин помнил о выдающихся танцевальных навыках парня, которые тот не желал в полной мере развивать в подростковые годы. Ну и конечно же Чимин помнил свою постыдную и некрасивую влюбленность в ровесника, когда им обоим было по четырнадцать лет. — У Чимина сегодня выходит выдающийся вечер встреч, правда ведь? — пытается пошутить Тэхен, судя по всему также не забыв о давно ушедших, но когда-то очень ярких чувствах приятеля. — Точно! — охотно подхватывает эстафету унижений Джихек и пинает старшего брата в бедро, — ты ведь когда-то сохнул по Хосоку. Чимин не знает, чего желает в эту секунду больше: придушить каждого в этой треклятой машине или наложить руки на себя, чтобы перестать сгорать со стыда каждую чертову минуту. От шеи поднимается нестерпимый жар, доходящий до кончиков его ушей, которые, судя по ощущениям, должны быть сейчас краснее идиотских тэхеновых шорт. Чимин чувствует дуновение спасительного ветра слева от себя и совершает огромную ошибку, поворачиваясь в его направлении, ведь именно с этой стороны на него неотрывно сверху вниз глядит Чонгук. На зависть любой девчонке густые ресницы подрагивают за взглядом, в котором читается что-то пугающе первобытное, какая-то эмоция, которую Чимин не в силах разгадать в это мгновение. Чонгук не смеется, как остальные, не испытывает никаких смятений или неудобств, как Чимин, и лишь… смотрит. Форточка со стороны младшего брата теперь кажется Чимину куда более заманчивой, так что он мигом отворачивается в противоположную сторону и изо всех сил пытается мысленными командами угомонить учащенное сердцебиение, вибрацией отдающее в горящих ушах. Хосок ждет их в точности там, куда ранее скомандовал ехать Тэхен. В кожаной куртке, несмотря на жару, и в черной панаме с логотипом Баленсиаги. Через опущенное стекло жмет руки Тэхену и Сокджину, отправляющего его назад. Новоприбывший забирается в салон со стороны Джихека, сталкиваясь с фактом отсутствия для него места. — Прости, Чим, но ты самый худой, — не извиняясь на самом деле, Джихек озвучивает то, что думают все остальные. Спасибо хоть за то, что не поднимают ко всему прочему заезженную тему о его росте. На колени к родному брату Чимин явно лезть не собирается, но единственная оставшаяся альтернатива не вызывает ничего, кроме очередного приступа дрожи в теле. В конце концов ему не приходится ничего делать, потому что Чонгук, видимо устав ждать, обнимает юношу за пояс и, без труда поднимая с места, усаживает к себе на бедра, позволяя поерзать сверху и найти наиболее удобную позицию. В итоге Чимин оказывается вплотную прижатым спиной к его груди, отчетливо ощущая жар его дыхания на своей коже и искристый сочный аромат цитрусов, скорее всего от геля для душа, который парень использовал после матча. Чонгук наконец-то смыкает гигантскую воронку между своими коленями, чтобы Чимин не провалился в нее своей компактной задницей. Горячие пальцы, покрытые татуировками, остаются поверх чиминовой рубашки в области его живота, который тот втягивает, что есть мочи, не желая думать о том, что Чонгук нащупает хотя бы одну складку жира под его одеждой. Каждая кочка на дороге отдается в теле юноши и заставляет того больно прикусить очередной участок кожи за щекой. Все его мысли вертятся вокруг пальцев Чонгука на его боках, тугих сухожилиях бедер под его попой, шумного дыхания на загривке, от которого, по логике, не должно закладывать уши. Абсолютно все в Чонгуке по какой-то необъяснимой причине поднимает сигналы тревоги в сознании Чимина на уровне немедленной капитуляции, но он не может сбежать. Уж точно не из переполненной машины в пути на скорости девяносто километров в час. — Почти на месте, — сообщает Сокджин, возвращая Чимину надежду на скорое завершение его внутренней пытки. По закону жанра, пляжный домик одноклассника Джихека стоит на берегу озера, привлекающий внимание еще на подъезде желтыми гирляндами, свисающими с карниза крыши, и громкой музыкой в жанре молодежного рока. Стоит Сокджину втиснуть джип между серебряным кабриолетом Астон Мартин и другим внедорожником, видавшим лучшие годы даже в сравнение с тачкой Сокджина, Чимин мертвой хваткой вгрызается в ручку и толкает дверь, выпрыгивая из салона быстрее всех остальных. Ему уже совершенно плевать, как его поведение выглядит со стороны, еще более униженным он себя навряд ли этим вечером почувствует.***
— Может тебе стоит сделать паузу? — уточняет Сокджин, пристроившись рядышком с близким другом, что за последний час намертво присосался к местным высокоградусным коктейлям домашнего производства. Словно назло его предложению, Чимин запрокидывает голову, допивая остатки гремучей смеси водки с ананасовым соком и скорее хватается свободной рукой за столешницу, уже неслабо раскачиваясь от уровня алкоголя в крови. Кроме тех людей, что составляли ему компанию по дороге на вечеринку, у Чимина больше нет знакомых в этом помпезном загородном особняке какой-то шишки из городской мэрии, потому последние шестьдесят минут он слонялся без дела, напиваясь. Джихек с Чонгуком скрылись из виду стоило им переступить порог. Точнее сказать, Джихек схватил Чонгука за грудки, несмотря на то, что второй был куда сильнее, и потащил к одноклассникам и друзьями из команды праздновать победу в матче. Тэхен заприметил в толпе одну из бывших подружек и отправился налаживать старые контакты. Хосок остался на улице, также столкнувшись со знакомыми рожами уже вдрызг пьяных местных, и только Сокджину, как и Чимину, не удалось никуда пристроиться. Судя по натужным вздохам Сокджина, тот скучал по Намджуну, а так как он являлся сегодня трезвым водителем, ему даже нельзя было утолить тоску в алкоголе. — Зачем, думаешь, я согласился сюда приехать? — вяло задает риторический вопрос Чимин, — уж явно не для того, чтобы посидеть на коленках Чон Чонгука. Последнюю фразу он бубнит себе под нос, чтобы выпустить пар, и никак не для задушевных бесед под градусом, но Сокджин отчетливо слышит каждое слово, удивляясь такой откровенности. — Ты ведь не злишься всерьез за эту поездку? — уточняет на всякий случай, — Хосок уж явно не смотрелся бы гармоничнее верхом на Чонгуке, чем… По губам Сокджина шлепает влажная ладонь младшего. Тому остается только надеяться, что влажная она лишь от алкоголя. Сокджин убирает чужие пальцы от своего лица, но не продолжает кажущуюся ему очень смешной шутку, замечая остекленевший взгляд Чимина, направленный прямо перед собой. Чонгук стоит в метре от них неизвестно как долго со стеклянной бутылкой темного пива, зажатой в руке. Оставленный где-то в доме бомбер больше не прячет от посторонних глаз роспись татуировок на его теле, а воронья челка по непонятным причинам такая же влажная, какой была час назад. У Чимина вдруг просыпается неистовый зуд в ладонях от желания смахнуть его лохмы с лица, а лучше отыскать где-нибудь резинку и убрать всю эту непослушную красоту в хвост. — Тэхен искал тебя, — обращается тот к Сокджину, дергая головой назад, где, судя по всему, должен ждать знакомый. Сокджин нервно поглядывает на застывшего Чимина, как бы прикидывая в уме, стоит ли оставлять этих двоих наедине. Чимин не умеет читать мысли, но в этот самый момент отмирает и одними губами дает тому зеленый свет, проговаривая так, чтобы услышал только он «все в норме». Перед тем, как послушно удалиться, Сокджин забирает из цепких чиминовых пальцев пластиковый стакан, бросает в раковину и просит: — Больше никакой водки, иначе домой тебя повезет какой-нибудь сопливый школьник, — спешно смотрит на Чонгука и одаривает того самой своей очаровательной улыбкой, — без обид. Чимин с тревогой провожает его широкую спину, осознавая наконец, что в кухне остались лишь они с Чонгуком. Несколько минут назад организаторы вечера объявили запуск салюта на берегу озера, так что преобладающая часть гостей успела выйти на улицу. Возможно Чимину стоит к ним присоединиться пока не поздно. — Тебе некомфортно рядом со мной? — Чонгук впервые обращается к Чимину напрямую, что в первые секунды не укладывается в голове старшего, заставляя того нещадно тупить. — Что… почему… с чего ты взял? — мямлит он, путаясь в словах, как полнейший идиот. И дело тут далеко не в алкоголе. — В машине ты выглядел так, будто бы с большей охотой выбросился из салона на ходу, чем просидел со мной еще хотя бы одну лишнюю минуту. Он в общем-то прав, но Чимин, конечно же, собирается все отрицать. — Мы давно не виделись и все. Ты… ты сильно изменился. — С Тэхеном и Сокджином ты не виделся столько же, — уверенно заявляет парень, отчего-то нисколько не сомневаясь в этом утверждении. — Да, но… это другое. — Почему? То ли от разлитого по крови спиртного, то ли от большой нелюбви к оправданиям, Чимин начинает раздражаться такому напору и по привычке, испытывая подобное, перекрещивает руки перед грудью, защищаясь. — Ты друг Джихека. Не мой. Какой реакции ты ждал? Долгожданные живые эмоции Чимина вызывают на лице Чонгука косую усмешку и таким образом между ними начинает наконец складываться что-то, кроме пугающих гляделок. — Что смешного? — хмурится юноша. — Ничего. Просто рад возможности поговорить с тобой. Его ответ звучит искренне и это выбивает Чимина из колеи куда сильнее, чем если бы Чонгук, как и все прочие его знакомые в этом городе, без конца пытался его поддеть референсами на школьные годы. Чимин без задней мысли, возможно дольше положенного рассматривает безапелляционно красивое лицо старшеклассника и замечает под его нижней губой милую родинку, неотрывно глядя на которую продолжает этот странный диалог: — Родители рассказали, что ты сделал для Джихека, чтобы он попал в команду. Он мечтал об этом, сколько я себя помню, так что… — поднимает взгляд наверх, с тяжестью сглатывая от уже знакомого пронизывающего до костей зрительного контакта, — спасибо тебе. Тот сдержанно кивает и интересуется: — Тебе понравилась игра? Чимину неловко признаваться в том, что он практически пропустил второй и третий периоды из-за болтовни с Тэхеном, и судя по едва заметным гармошкам в уголке век Чонгука и появившейся складке над левым уголком рта тому это прекрасно известно. — Я не большой поклонник баскетбола. Выстрелы первых зарядов салюта за стенами дома врезаются между глухих битов музыки из гостиной. Чонгук сходит с места, чтобы поставить бутылку у раковины и остановиться гораздо ближе к Чимину, чем раньше. — В выпускном классе ты не пропускал ни одной игры, — Чонгук склоняет голову набок, опираясь ладонью о тот же участок столешницы, к которому приросла поясница старшего в течение этого разговора. В выпускном классе Чимин умудрился втрескаться в форварда школьной баскетбольной команды, ради которого ему приходилось таскаться не только на матчи, но порой даже на тренировки. Именно с ним Чимин потерял девственность на выпускном, после чего последовало скоропостижное расставание, не оставившее после себя ни капли печали. Странно, что Чонгук об этом помнит, ведь в то время он сам держался от любых спортивных факультативов, как от чумы. — Если ты это знаешь, то должен знать и ради чего я на них ходил, — предполагает юноша, посмев немного расслабится и осмелеть. Чонгук подносит ладонь к воротнику чиминовой рубашки и зажимает уголок между пальцами, что-то бережно растирая. Чимин вспоминает про пролитое с утра кофе в машине и очаровательно краснеет. — Некоторые вещи помнить куда тяжелее, — тише прежнего говорит Чонгук. Чимин округляет глаза, задержав дыхание. Можно ли считать это своеобразным признанием? Боги, неужели его друзья все эти годы были правы насчет чувств младшего? Они стоят так близко друг к другу, что Чимину достаточно только самую малость подтянуться на носках, дабы прощупать заветную родинку под его нижней губой своим языком. И, черт возьми, ему хочется этого! Вполне вероятно, что все это вина трех стаканов ананасового сока с водкой, но что если не только? Чимин еще сидя на тех чертовых трибунах это почувствовал: дикое притяжение, не поддающееся его логике. Что-то темное. Что-то будоражащее. Взрывоопасное. Еще один взрыв фейерверка и тут же догоняющий его следом второй лопают невидимый пузырь вокруг парочки, напоминая Чимину о том, где они и как оказались в текущем положении. Он распускает замок рук перед собой и опускает их по швам. — Хочу в туалет, — не врет, ведь с момента приезда выпил почти литр. В поисках уборной Чимина разрывает на части и вовсе не от позывов мочевого пузыря. Ему хочется, чтобы Чонгук оставил его в покое также сильно, как хочется в эту же секунду развернуться на сто восемьдесят градусов, прошагать обратно на кухню и, схватив Чонгука за шею, расцеловать каждую чертову родинку на его потрясающем лице. Как один человек может вызывать столько мучительных противоречий? И, что Чимину еще сильнее не дает покоя, зачем он сдался такому, как Чонгук? Черт, да он может поставить перед собой на колени любого или любую в этом доме. Почему именно Чимин? В нем ни сейчас, ни два года назад нет и не было ничего выдающегося. Он не был какой-то значимой фигурой для младшего поколения в старших классах. Его оценки не были самыми высокими. Факультативные успехи казались вполне заурядными. Чимин не поступил в Лигу Плюща и не превратился из гадкого утенка в белого лебедя за эти два несчастных года. Лишь прибавилось проблем в башке и, как вишенка на торте, расстройство пищевого поведения, наличие которого он категорически отказывается признавать, обманывая себя и окружающих. Так что же гребанному Чон Чонгуку от него нужно? Чимин со злостью растирает потяжелевшее лицо ледяной водой в найденной не без труда уборной, и трет до тех пор, пока чувствительная кожа не приобретает насыщенный розовый оттенок. К несчастью, кажется, он практически протрезвел. Как назло, будто бы ему и без того недостаточно сиюминутных душевных конфликтов, Чимин в который раз за день вспоминает придурка Вону, решившего, судя по всему, игнорировать его до самой осени. Чимин давно не испытывает к нему теплых чувств, а эта связь ему нужна, если задуматься, лишь для того, чтобы не остаться в чужом городе совсем без эмоциональной поддержки, какой бы редкой и никудышной она не являлась. Им стоило разойдись еще много месяцев назад, когда они все еще могли надеяться сохранить между собой хоть мало-мальски добрые отношения. Чимин в моменте принимает серьезное решение, начиная хлопать себя по карманам, в которых его телефона больше нет. Предполагая, что оставил его на кухне, юноша устало прикрывает глаза. Правда в том, что ему до чертиков страшно возвращаться назад и вновь встречаться лицом к лицу с Чонгуком. За дверью, которую Чимин открывает с неохотой, ему вдруг преграждает путь фигура, скрытая в тени коридора. Он отшатывается, искренне пугаясь, но уже через пару секунд узнает знакомую физиономию, успевшую за последний час местами раскраситься светло-фиолетовыми подтеками. — Что с тобой случилось? — ахает и на всякий случай оглядывается по сторонам, но, кроме Хосока, никого больше не замечает на этаже. Хосок, шипя, пытается прощупать большим пальцем разбитую нижнюю губу. — Встретил старых друзей, — язвительно хмыкает, — там есть аптечка? Заглядывает Чимину за спину, где в ящиках над умывальником обычно держат подобные принадлежности. Чимин осознает, что преграждает ему путь в уборную и делает шаг в сторону. Первые секунды наблюдает за тем, как, удачно наткнувшись на пузырек с йодом и пачку ватных дисков, Хосок пытается разорвать зубами полипропиленовую упаковку, и, не сдержавшись, вмешивается. — Дай мне, — выхватывает заслюнявленный пакет и справляется с проблемой быстрее, чем Хосок успевает возмутиться. Вот уж чего Чимин точно никак не ожидал от сегодняшнего вечера, так это того, что ему придется обрабатывать боевые раны своей школьной любви в незнакомой ему ванной комнате незнакомого ему дома, будучи при этом уже практически трезвым. По большей части Хосок ведет себя вполне мужественно и только считанные разы демонстрирует во взгляде или в мимике лица истинные ощущения от первой помощи. Чимин с жалостью обводит подушечкой пальца самое здоровенное воспаление от удара на височной доле знакомого, представляя, как оно потемнеет к утру и какой болью будет отзываться его владельцу. — Я не сразу тебя узнал, — говорит Хосок, видимо желая разбавить беспокоящую его тишину пустой болтовней, — тогда в машине. Чимин издает неопределенное мычание, не зная, как еще ему следует реагировать. Не хватало еще с первым встречным призраком из прошлого, сидящим поверх опущенного стульчака в туалете, завести демагогию про сброшенный вес и болезненный вид. — Ты ведь раньше был блондином, да? — Хосок одаривает юношу белозубой улыбкой, словно хваля самого себя за сообразительность и хорошую память, — этот цвет тебе тоже подходит. Чимин натянуто и фальшиво улыбается одними губами в ответ. Ни разу за свои двадцать лет он не красил волосы, но пусть уж лучше Чимин считает себя глупым за давнюю влюбленность в человека, который его никогда не замечал, чем Хосок узнает о том, что он глупец, спутавший симпатичных мальчиков в поле своего зрения в школьные годы. — Извини, друг, занято, — громко заявляет Хосок, обращаясь к кому-то за чиминовой спиной, — найди себе другой толчок. Чимин не справляется с любопытством и оборачивается, где Чонгук уже глядит на него в ответ с многозначительно приподнятой правой бровью, срезанной на краешке металлической штангой. Он молча ступает вперед и оставляет на крыле умывальника плоский гаджет в синем силиконовом чехле. Размыкает светло-розовые губы, но, видимо передумав говорить вообще, тихонько выдыхает и удаляется туда, откуда пришел. Чимин стоит с замеревшей ладонью над вытянутым и бледноватым лицом Хосока, глупо моргая на свой потерянный на пятнадцать минут телефон. Именно в этот момент, без предупреждений или каких-либо следственных заключений, что-то гулко, но выразительно щелкает в его сознании, вынуждая вложить ватные диски Хосоку в руку со словами «дальше сам», подобрать мобильник и выбежать из комнаты. А дальше догнать у верхних ступенек главной лестницы Чонгука и окликнуть его, теряя собственный голос за ошеломляюще громкой дробью сердцебиения в грудной клетке. — Что ты имел в виду тогда на кухне? С виду невозмутимый Чонгук дает себе время задуматься над неожиданным вопросом, пока Чимин нервно перебирает пальцы на руках, готовый от волнения и страсти к самокопанию вот-вот потерять сознание. — А поконкретнее? — в считанные шаги сокращает между ними расстояние, необходимое Чимину для сохранения рассудка, склоняясь над юношей пугающе прожорливым сгустком тени. — Те вещи, которые тяжело помнить, — повторяет дотошный Чимин слово в слово, — о каких вещах шла речь? Чонгук отворачивает лицо в сторону и языком цепляет серебряное кольцо в нижней губе. Судя по выражению лица, этот маленький ритуал помогает ему собраться с мыслями. Со спрятанными в передних карманах джинсов руками он неотрывно глядит куда-то вглубь темного коридора, единственная полоска света в котором падает из дверного проема уборной со скрывающимся внутри Хосоком. Фейерверк уже должен был закончиться, так что в дом с минуты на минуту потянутся толпы жаждущих шума и веселья подростков. Когда это произойдет, Чимину определенно точно перестанут казаться разумными идеи в заболевшей голове, сподвигнувшие его броситься вдогонку за младшим. Но если Чонгук не хочет отвечать, значит ли это, что Чимин все, как обычно, преувеличил в стократ и додумал то, чего нет? — Знаешь, забудь, — не своим голосом, содрогающимся на гласных, проговаривает он, — глупо было… не знаю, зачем я спросил. Мобильник в его руке мигает холодным белым светом. Чимин разворачивает гаджет экраном вверх, которое, в текущем момент, может видеть не только он. На дисплее всплывает переписка с Вону и сообщение от него, опоздавшее на сутки: «Решал дела, малыш. Можешь говорить? Есть новости». Чимин не хочет разговаривать с Вону. Ему неинтересно, какие новости тот хочет ему сообщить, не потрудившись даже извиниться за задержку с ответом. Несколько минут назад он твердо желал разорвать эти отношения раз и навсегда. Но сейчас, опростоволосившись перед Чонгуком кажется уже трехкратно, его ненадежная уверенность в очередной раз сбоит и дает шанс прокрасться под кожу противным сомнениям. — Я должен… — Чимин дергает рукой с погасшим телефоном, — мне нужно позвонить. Его простой план заключается в том, чтобы найти какую-нибудь пустующую комнатку и попробовать не потерять самообладание или, хуже, чувство собственного достоинства в разговоре с Вону. Комнату он находит все на том же втором этаже. С аккуратно убранной двуспальной кроватью, довольно скудным набором мебели из комода и прикроватных тумбочек. Чимин заключает, что это гостевая спальня, посещение которой вряд ли сильно потревожит хозяев. От схожести с непримечательным и бюджетным номером в любом четырехзвездочном отеле, спальню отличает только горизонтальный велотренажер, стоящий у окна. Чимин репетирует в мыслях обязательные фразы, которые собирается сказать парню, с которым хочет расстаться, когда прикрытая им ранее дверь распахивается, а мгновением позже уже захлопываются, но только в этот раз на замок. Испуганному Чимину с трудом удается поймать выскользнувший из вспотевших пальцев мобильник, вскрикивая: — Какого хрена?! — Похоже мне не следовало возвращать тебе телефон, — без единого намека на шутку заключает Чонгук, продвигаясь вглубь спальни. Уровень чиминового возмущения поднимается так высоко, что впору наблюдать выстреливающий из его ушей белый пар, но в реальности юноша шокировано стоит на одном месте, пока его мобильник грубо выхватывается цепкими пальцами и выбрасывается ему за спину, благо, на застеленное пуховое одеяло. В разрез максимально скромному поведению у лестницы, теперь Чонгук, не церемонясь, хватает Чимина за пояс одной рукой, а другой впивается короткими ногтями в подбородок, чтобы приподнять его до смешного охреневшее личико под необходимым углом и поцеловать почти что с размаху в губы. Сначала Чимин зажмуривается на автомате, но стремительно находит в себе усилие распахнуть веки и поднять ладони, чтобы толкнуть ими Чонгука в грудь. Чертовому баскетболисту удается даже не шелохнуться в то время, как его горячий язык слизывает с чиминовых губ частицы практически высохшего бальзама для губ, который тот использовал больше часа назад. Чимин не сдается и продолжает биться в невообразимо твердые грудные мышцы, нащупывая пальцами холодные кольца серебряной цепи. Вцепляется в них мертвой хваткой и тянет вниз, надеясь не сломать говнюку шею или дорогую бижутерию, но хотя бы причинить тому ощутимый дискомфорт. Оригинальная тактика действительно срабатывает. Чонгук отводит по всем параметрам недовольное лицо на несколько сантиметров, облизывая собственные губы. — Ты не знаешь, чего хочешь, верно? — сбивает с толку слишком серьезным вопросом, никак не пересекающимся с тем, что он только что вытворял с чиминовым ртом. Озадаченность Чимина вперемешку с непередаваемой злостью и первыми ростками панической атаки можно было бы запечатлеть и поставить в рамку, настолько редко такой эмоциональный фейерверк может выдать за раз человек. — Ты больной? — искреннее и с опаской интересуется, с радостью бы отойдя от младшего подальше, но тот все еще крепко держит его за пояс. Да с такой силищей, что отметины на талии Чимину обеспечены. — Чего ты хочешь, Чимин? — Чтобы ты меня отпустил! — брыкаясь, почти кричит юноша, но безрезультатно, — почему… ты… такой… сильный, черт тебя побери?! — Чего ты хотел, остановив меня у лестницы? — не унимается Чонгук. Пальцы левой руки все еще удерживают Чимина за подбородок, но, в отличие от хватки на поясе, это прикосновение нежнее и терпеливее. — Ничего! — врет Чимин тому в лицо, краснея от злости и стыда одновременно, — ничего не хотел! — Тогда знаешь, чего хочу я? Старший едва не закатывает глаза. Не нужно быть гадалкой, чтобы это понимать после попытки через поцелуй высосать из него душу. — У меня есть парень. Невпечатленный Чонгук бросает насмешливый взгляд на валяющийся на постели мобильный телефон, ласково поглаживая щеку Чимину. — Почему он не приехал вместе с тобой? — Он не обязан таскаться со мной повсюду. — Я бы приехал. Остальные слова, большая часть их которых матерные, застревают у Чимина в горле. — Ч-что? — Я бы приехал с тобой, не смог бы отпустить, и уж точно не стал бы игнорировать и исчезать без предупреждения. У Чимина уже и так достаточно болит голова от всего происходящего, чтобы дополнительно задумываться, откуда Чонгуку столько всего известно? — И что… — сглатывает, мечтая сейчас о стакане воды, — что с того? Я должен броситься к тебе за это на шею и сделать все, что ты попросишь? Я похож на идиота, которого можно купить сладкими речами? Несмотря на агрессию в чиминовом тоне, Чонгук с неподдельной нежностью улыбается и, сгорбившись, наклоняется ниже, чтобы достать губами до заманчивых паутинок сине-зеленых вен на молочной шее старшего. Зарывшись лицо в выбранный участок солоноватой на вкус кожи, он хрипло отвечает: — Ты не похож на идиота. Чонгук не просто обнимает, он цепляется за острую, угловатую фигуру Чимина с таким невысказанным отчаянием, которое человек не способен подделать, и от осознания этого Чимину вдруг хочется заплакать. Никто еще его не держал так. Ни одни громкие слова или обещания до сих пор не поднимали каждую чертову волосинку на теле. Ни одному любовнику не удавалось сотворить с его физическими реакциями такой лютый, но восхитительный беспорядок. Ни один его возлюбленный прежде не терял свою голову лишь от одного поцелуя с ним. Чимин отпускает цепь, успевшую отпечататься на изнанке его ладони, и вытягивает неуклюжие коротковатые пальцы поверх впадинки между грудными мышцами Чонгука. Даже плотная ткань футболки не мешает ощутить под пальцами мышцы, стоящие парню сотни часов в тренажерном зале. Чимин поднимает ладонь выше и с долей восхищения замечает, как тело Чонгука реагирует на ответную ласку с его стороны. Оно будто бы заходится от крошечных вибраций на пару с сердечными сокращениями. На шее Чонгука под волосами виднеются капли пота, завитками стекающие за шиворот футболки. Его кожа до сих пор ярко пахнет уже знакомым Чимину по аромату апельсиновой цедры гелем для душа, а еще чем-то древесным и таким же свежим, как воздух в пробудившейся после дождя чаще леса. В этом запахе хочется раствориться. Чонгук выпрямляется, восстанавливая зрительный контакт, и Чимин замечает на его левой щеке мелкую бесцветную отметину, сумевшую отозваться в сердце ностальгией. — Я тоже кое-что о тебе помню. Неугомонная бровь вновь поднимается в ожидании продолжения. Чимин позволяет себе коснуться карамельной кожи и слегка надавить. — Этот шрам. Помню, как Джихек оставил его тебе после вашей дурацкой ссоры из-за компьютерной игрушки. — Не самый мой лучший момент, — улыбается глазами баскетболист и Чимин наконец-то видит в парне, стоящем напротив, кого-то знакомого ему с детства. Все-таки за всей этой напускной невозмутимостью, бравадой крутого выпускника и слишком быстро повзрослевшего мальчишки с района все еще остается тот Чонгук, которого Чимин запомнил до своего отъезда. Определенно где-то очень глубоко но все же. Что Чимин теряет, позволив себе провалиться в кроличью нору заплутавшей от внутренних переживаний Алисы? — Ты запер дверь? — спрашивает тише прежнего. Чонгук кивает. Их второй поцелуй происходит уже по инициативе Чимина. Тот обхватывает подрагивающими ладонями заднюю часть шеи парня и, несмотря на плотно закрытые веки, отчетливо ощущает его улыбку на своих губах. Чонгук сплетает их языки, отпуская тормоза, но пока еще не до самого конца. Будто бы выжидает подвоха и мгновения, когда Чимин очнется от наваждения и как всегда сбежит. Но этого не происходит даже, когда пальцы Чонгука сползают по вытянутой струной спине юноши и добираются до заветной попы. Рискуя, но не собираясь отступать теперь, он сжимает через брюки мягкую плоть, сминая и массажируя ее в свое удовольствие. Чимин вдыхает через его губы хриплый гортанный рокот, чувствуя, как в уголке рта собирается слюна. Страшно представить, какой бардак они устроят после того, как избавятся от одежды. Что бы Джихек подумал, если бы увидел их сейчас? Мимолетная мысль о младшем брате оставляет после себя горькое послевкусие, вынуждающее Чимина собрать всю оставшуюся волю в кулак и разорвать поцелуй. — Тебе семнадцать, — будто запыхавшись, кряхтит он, съезжая ладонями до чонгуковых плеч, впечатляющих своими размерами даже больше, чем плечи Сокджина. — И? — недовольно тянет Чонгук, а пальцы глубже впиваются Чимину в захваченное полушарие попы, как бы предупреждая, что старшему уже никак не выкрутиться из этого положения, — ты ведь слышал о возрасте согласия? — Конечно, но… — Я по-твоему похож на ребенка? Ответ очевиден и в доказательство этому Чонгук неожиданно отпускает юношу, отступает на шаг назад и за долю секунды избавляется от футболки, стягивая ее через голову. Длинные волосы спутываются волнистыми прядями, ненужный кусок ткани приземляется куда-то в угол комнаты, а оставленная вокруг шеи цепь звенит, сверкая поверх обнаженной груди. В интимном оранжевом свете от фонариков за окнами множественные рисунки татуировок невозможно разглядеть все до единой, но общая картинка, без шуток, здорово впечатляет. Чимин, к своему смущению, издает странный звук или скорее даже писк, говорящий Чонгуку все, что он хотел услышать. — Мне достаточно лет, чтобы понимать, чего я хочу, — предупреждающим тоном продолжает старшеклассник, — хочешь, чтобы я произнес это вслух? Быть может по слогам? Как мне это сделать, чтобы ты понял? Если Чонгук хотел построить конструктивный диалог, ему не стоило так рано избавляться от футболки. — Чимин? — Как… — подает голос тот, натягивая на пальцы рукава собственной рубашки, — как ты этого хочешь? Беспощадная стрела Купидона пронзает Чимина прямо в голову, когда Чонгук, слегка оторопев от вопроса, улыбается во все тридцать два. Его очаровательные передние зубы выделяются особенно сильно, будучи чуть длиннее и шире остальных. В обжигающем темном взгляде пляшут хитрые, безбашенные чертята. Благодаря Чонгуку они вновь прижаты друг к другу. Чимин нижним туловищем упирается в изножье кровати, балансируя практически на одних пятках. Чонгук придерживает его за бока, не желая пока что менять удобное положение. — В смысле, насколько сильно или интересуешься моими любимыми позами? — наслаждается каждой секундой, подначивая менее храброго партнера. Чимину приходится проглотить наступающее ругательство, будучи заткнутым ухмыляющимся ртом младшего. — Хочу тебя так, как ты позволишь, — шепчет, целуя в за подбородком, в щеки и даже в кончик носа. Вытаскивает рубашку из-под пояса чиминовых штанов, чтобы свободно забраться под нее и убедиться, что его ладони идеально обхватывают звонкую талию. Чимин помогает расстегнуть пуговицы и, оказавшись по пояс обнаженным, начинает по закону подлости переживать, что из-за своей худобы и чрезмерной бледности теряет в глазах безукоризненно сложенного Чонгука очки привлекательности. Но стоит ему оценить выражение лица партнера, как эти сомнения со свистом вылетают в форточку. — Как можно быть таким красивым? — восхищенно выдыхает Чонгук, качая головой, — не верится, что ты настоящий. «Ну все» — думает Чимин, окончательно и бесповоротно утопая в глубокой опасной норе, что Чонгук вырыл лично для него голыми руками. Баскетболист подхватывает Чимина под ноги, чтобы поднять с пола и прошептать: «обхвати мои бедра», жадно глотая его сбитое дыхание. Тут же укладывает поверх одеяла, довольный сильной хваткой чиминовых пальцев в своем скальпе. Ему не жалко вырванных волос, ведь их потеря означает, что Чимин не желал его отпускать тоже. До сих пор нетронутая шея Чимина на следующие пару минут становится главным объектом жадности младшего. Он лижет ее, кусает и тычется носом в родимые пятнышки, проговаривая без остановки, как давно об этом мечтал. Каждым движением Чонгук все плотнее прижимается пахом между бедер Чимина, дразня их обоих. — У тебя есть… — юноша не договаривает, вдруг почувствовав язык Чонгука в ушной раковине. Похоже, что тот собрался не оставить ни одного дюйма чиминовой кожи без того, чтобы не попробовать ее на вкус. Порыскав в заднем кармане полминуты, Чонгук бросает на кровать, у лица старшего, две бумажные глянцевые упаковки с презервативами. Неужели он был настолько уверен в том, как именно закончится этот вечер? Чимин хмурится, не оценив такую самоуверенность. — Предусмотрительно. Парень чмокает его в губы, как бы успокаивая, и убеждает в довольно невинной истине: — Я оптимист. По правде, даже если это все было спланировано им заранее, Чимину уже все равно. Он хочет этого. Хочет Чонгука не меньше, чем тот хочет его, и в доказательство этому, проталкивает колено между ног младшего, бессовестно надавливая на его заметную эрекцию. Одновременно с этим покрывает губами соленые ключицы и сильнее стягивает на костяшках исключительно мягкие, будто мечта любого парикмахера, густые волосы. Чонгук в ответ прикусывает того за мочку правого уха и рокочуще просит: — Перевернешься для меня? Чимин с каплей удивления заглядывает ему в блестящие от предвкушения глаза и запоздало кивает. Успевает повернуться набок, когда Чонгук нетерпеливо хватает за пояс и помогает упасть животом на матрас. Чимин подбирает упругую ортопедическую подушку и утыкается в нее пылающим от смущения лицом. Чонгук управляет его телом словно марионеткой: расставляет колени на ту ширину, какая ему необходима, прогибает в спине так, чтобы верхняя часть туловища оставалась прижатой к постели, а бедра и круглая задница гостеприимно предстали перед его нетерпеливой физиономией. Длинные пальцы Чонгука оглаживают два верхних шейных позвонка юноши, повторяя по краям фигуру полумесяца, нарисованного перманентно на его молочной коже. — Красивая татуировка, — проговаривает он одобрительно и даже особенно деликатно целует в то самое место, улыбаясь через мгновение чиминовой забавной реакции в виде попытки задавить высокий стон в подушку. После этого брюки и нижнее белье Чимина весьма стремительно летят на пол, а лицо Чонгука замирает на уровне самой аппетитной во многих смыслах части в теле старшего. — У меня нет смазки, — решает запоздало предупредить, оставляя на одной из половинок выставленной напоказ попы ярко-розовый засос, а также светлые следы от зубов, — поэтому придется импровизировать. — Что ты имеешь… Не только окончание вопроса, но и весь чертов алфавит вылетает из чиминовой головы, стоит ему ощутить нечто горячее и мокрое поверх туго сжатого от напряжения кольца мышц, где только что щекотали кожу волосы Чонгука. — Хочу помочь тебе расслабиться, — все же отвечает младший, ни на секунду не переставая массажировать и поглаживать внутреннюю поверхность бедер Чимин, — доверься мне. Чимин судорожно всхлипывает себе в локоть, не веря, что Чонгук на полном серьезе собирается вылизать его, чтобы подготовить в самую первую ночь. Еще ни один его прошлый любовник, во время секса, не вызывался это совершить по собственной инициативе. Тем временем, Чонгук повторяет попытку, но в этот раз помогает пальцами растянуть покрытую мурашками кожу, чтобы проникнуть языком глубже. У Чимина взрываются в животе крошечные бомбочки, от которых по всем конечностям проходится заряд тока, разливаясь в кончиках пальцев и рук, и ног потрясающим теплом. Стиснув челюсть, он шумно выдыхает через нос вместе с нутряным мычанием. Чонгук удовлетворенно усмехается и целует снова и снова в белую кожу, решая поделиться частью своих мыслей: — Даже у девушек, с которыми я был, больше волос на теле, чем у тебя, не говоря уже о парнях. Чимин еле открывает голову от подушку и кое-как заглядывает себе за плечо, чтобы разглядеть только макушку Чонгука. — Что ты несешь? Тот без остановки сминает чиминовы ягодицы, почти что жонглируя ими то вправо, то влево. — Хочу похвалить тебя, — с некой детской твердолобостью признается парень, — хочу дать понять, как долго ждал этого момента. — Чонгук… Заслышав предупредительные нотки в его томном голосе, Чонгук все понимает и возвращается к своей главной задаче на сегодняшний вечер. Как никак, все разговоры они могут отложить на потом. Достигнув своим языком предела в растягивании начинающих поддаваться его напору мышц, Чонгук добавляет указательный палец, а вскоре еще и средний, на толчки которых начинает резко отзываться сам Чимин, двигая бедрами назад. Он что-то скулит себе в предплечье, большую часть слов просто на просто сжевывая, а Чонгук ускоряется, с голоданием наблюдая, как между ног старшего одеяло пропитывается природной смазкой. — Черт, да ты течешь больше, чем любая девчонка, — с восхищением замечает Чонгук, — ты хочешь кончить, Чимин? В ответ он слышит набор несвязных звуков, зато голова старшего усиленно дергается вниз и вверх, подтверждая его догадки. — Не думаешь, что это эгоистично с твоей стороны? — наклоняет голову набок, а пальцы, погруженные в обволакивающие стенки, чуть сгибает, таким образом упираясь прямо в заветную простату, — мой член уже онемел от возбуждения, а ты заботишься только о себе. Давит на простату один раз, второй, третий, отчего пальцы на ногах Чимина сжимаются, а колени дрожат, несмотря на твердую опору. — Пожалуйста… — скулит Чимин, тычась носом в следы собственных слюней на руке. От необходимости достигнуть пика и давления на все его нервные окончания, голова тяжелеет в стократ, а кровь превращается в раскаленную лаву, обжигая изнутри. — Ш-шш, — где-то над самым его ухом доносится убаюкивающий бархатный голос Чонгука, — я же попросил довериться мне. Чимина не утешают эти слова и он предпринимает попытку прокрасться собственной рукой между ног, чтобы довести дело до конца, но Чонгук успевает перехватить за запястье и, в наказание, завести локоть за спину, чуть вывернув ладонь, но без причинения настоящего вреда. — Скажи мне, чего ты хочешь, и я это сделаю, — обещает, целуя того во влажный от пота висок. Пальцы Чимина с такой яростью впиваются в подушку, что, будь у него ногти подлиннее, та бы уже разошлась по швам. — Помоги… — Где? — невинно уточняет Чонгук, — я ведь помогаю. — Ты знаешь! — из последних сил повышает голос юноша, с радостью представляя на месте подушки физиономию любовника. Добродушный Чонгук отпускает его затекшую кисть и, закончив с прелюдиями, хватает мокрую голову члена всеми пальцами. Большим надавливает по центру, после чего Чимину хватает меньше десяти секунд, чтобы вскрикнуть, извиваясь под партнером, и заработать один из лучших оргазмов в своей жизни. Он кончает так долго, что, кажется, на финишной прямой у него даже отнимаются ноги. Колени расходятся в сторону и Чимин падает на одеяло, забыв о том, что находится в чужой спальне и пускает в расход недешевое постельное белье хозяев. Ему однозначно нужно время, чтобы прийти в себя, но похоже, что у Чонгука совершенно другие планы. Он переворачивается Чимина, как тряпичную и все же невероятно красивую куклу, любуясь последствиями своих действий в отпечатках своих ладоней на тонкой пергаментной коже, в блеске пота в области ключиц и в мазках спермы на впалом животе. Выражение лица Чимина в эту секунду — божественное видение, никак не меньше. — Теперь я могу тебя трахнуть? Опускает подушечкой большого пальца нижнюю губу Чимина, раскрывая нижний ряд зубов, пользуясь моментом его слабости. — Я бы хотел сначала трахнуть твои губы, но в таком случае ты точно не продержишься до третьего раунда, поэтому мы оставим эту фантазию на следующий раз, ладно? Чонгуку не дожидается реакции, а вновь хватается за чиминовы колени, чтобы подвинуться между ними вперед. Спешит расправиться с джинсами, не сводя взгляда с вернувшего сознательность юноши под собой. — Ты шутишь, — не в силах скрыть изумление, хрипит Чимин. Все его слюни похоже остались на бедной подушке и слава Богу, ведь от вида размера достоинства в тесных боксерах с резинкой Calvin Klein, они бы уже собрались в уголке его раскрытого рта. — Эта штука во мне не поместится, — категорично заявляет юноша, приподнимаясь на локтях, чтобы, в крайнем случае, попробовать сбежать от, мягко говоря, одаренного природой любовника. Чонгук награждает его за непрошенный комплимент белоснежной ухмылкой и умелой игрой бровями. Нижнее белье успешно летит за своими предшественниками джинсами, не оставляя больше никакого простора для фантазии. — Мы должны хотя бы попытаться, — подмигивает самодовольный засранец. Одной коварной задней мыслью Чимину все еще хочется сбежать, но также ему хочется протянуть руку и коснуться до чертиков привлекательного члена перед своими глазами. Насыщенно розовый, гладкий и твердый, как камень, он похож на результат очень удачного фотошопа из порно-журналов. Но тяжелее всего у Чимина выходит заставить себя отвести пораженный взгляд от выпуклых вен, проходящих по всей длине и становящихся менее бугристыми только за пушком темных волос на нижней части живота спортсмена. Новая волна возбуждения накатывает словно цунами, окатывая юношу с ног до головы. Он самостоятельно расставляет ноги еще шире, несмотря на то, что в этом нет необходимости, но с его стороны это добровольное приглашение продолжить, и, желательно, поскорее. — Ты хотя бы приблизительно догадываешься, какой ты сейчас сексуальный? — с придыханием интересуется Чонгук, раскатывая выуженный из пачки презерватив по вытянутой плоти. Чимин осматривает олицетворение своих самых грязных подростковых фантазий прямо перед собой и не верит, что выглядит сейчас хотя бы наполовину так же фантастически, как сам Чонгук. С резвым первым толчком их тела сливаются, а любые сомнения покидают разум вместе с напоминаем контролировать уровень громкости в чужом доме, пусть и за запертой дверью. Ноги перепутываются, сбитое дыхание становится единым, а гибкие тела блестят в густом медовом освещении с улицы. Комната наполняется удушливыми ароматами секса, которые ни за что не выветрятся отсюда за одну ночь. Следы зубов Чонгука остаются на чиминовых плечах, за подбородком и даже вокруг затвердевших и потемневших сосков. В ответ Чимин также оставляет отметины на прекрасном теле Чонгука в виде борозд от своих ногтей по всей его спине. Они целуются практически без передышек: сошедшие с ума от удовольствия, обнаженные, как снаружи, так и внутри, гонющиеся за долгожданной разрядкой с некой первобытной жаждой. Чимин кончает первым, не сдержавшись после того, как Чонгук, сжимая в течение двух минут основание его члена, наконец-то отпускает, толкаясь куда-то ему в кишечник с такой силой, что спинка кровати врезается в стену. Спасаясь от сносящей крышу смеси боли и удовольствия, Чимин обхватывает обеими руками шею Чонгука, трясясь от сверхчувствительности, пока тот продолжает долбиться в его распухшую простату за собственной наградой. — Больно… — плачет, размазывая слезы по закрашенному татуировками плечу любовника. Чонгук целует его в соленые губы, свободной ладонью вытирая мокрые разводы на очаровательных пудровых щеках. Просит потерпеть еще совсем немного, унося каждый его всхлип своим языком. Долгожданный оргазм находит Чонгука с сокрушительной мощью. Несмотря на то, что горячая семенная жидкость остается в презервативе, Чимин ощущает, как она наполняет его внутри и, к своему удивлению, жалеет, что они использовали резинку. Очевидно, что им обоих хочется задержаться в моменте, никуда не торопиться и даже не двигаться, но очень скоро вес Чонгука начинает мешать придавленному под ним Чимину дышать, так что младший крайне осторожно и нарочито медленно выходит из него, чтобы откатиться набок. — Ты в порядке? — растирая припухшую щеку Чимина, спрашивает он, — я ведь не причинил тебе вреда? Чимину, которому необходимо чуть больше времени, чтобы прийти в себя, удается покачать головой и, чуть погодя, признать заплетающимся языком: — Не чувствую ног. Чонгук с улыбкой целует его в плечо, отвечая без доли шутки: — Готов взять на себя полную ответственность и, если придется, носить тебя на руках повсюду с этой минуты. Они лежат в обнимку еще несколько минут, целуясь не столь страстно, сколь непривычно нежно, и позволяя себе еще самую малость повариться в этих до преступности интимных и сокровенных мгновениях пережитой друг с другом близости. Когда магия потихоньку спадает, а нагота начинает доставлять больше стеснения, чем удобств, Чонгук ныряет в джинсы первым, вызываясь украсть из ближайшей уборной пару влажных полотенец. Пока его нет, Чимин, хромая, решает собрать разбросанную по полу одежду и попутно осмысливает все, что только что произошло, но ему не удается как следует погрязнуть в самобичевании из-за сигнала входящего вызова на его мобильном. — Куда ты пропал? — сходу застает того врасплох близкий друг, пытаясь перекричать громкую музыку на первом этаже. — Решил прогуляться, — брякает первую пришедшую на ум отговорку, отлично понимая, что как только они столкнуться с Сокджином лицом к лицу, тот невооруженным глазом заметит свежие засосы на его шее, не говоря уже о походке в раскорячку после отменного секса. — Я собираюсь уезжать, так что неси свою тощую задницу ко мне. Буду ждать у машины. Чонгук возвращается ровно в ту же секунду, когда Чимин мямлит «уже иду», все еще стоя в одном нижнем белье посередине гостевой спальни. Не решаясь поднять на Чонгука глаза, он принимает салфетки, чтобы вытереть белесые разводы от собственной спермы на животе и груди. Скорее одевается, слыша, как младший за спиной открывает форточку. В комнату сразу же залетают аккорды электрогитары из колонок и заливистый смех гостей с вечеринки. — Сокджин уезжает, так что мне тоже пора, — решает все-таки объясниться, неловко переступая с ноги на ногу. Чонгук возвращается на прежнее место и становится перед ним так близко, что Чимину не остается выбора, кроме как, несмотря на внутренние протесты, встретиться с ним взглядом. — Я присмотрю за Джихеком, так что можешь не переживать за него. Чимин чуть озадачивается, но тут же рассеянно кивает. После всего, что между ними произошло, он ожидал от Чонгука каких-нибудь пошлых шуток или распусканий рук, но никак не подобного заявления, прозвучавшего крайне серьезно. Похоже, что из них двоих именно Чимин куда больше озабочен грязными мыслями. — А кровать и белье… — Об этом я тоже позабочусь, — перебивает баскетболист, — Мингю не впервые проводит вечеринку в загородном доме своих родителей и знает, на что способны старшеклассники, оставшиеся без присмотра. Чимин не может остановить свои мысли и не задуматься, со сколькими еще везунчиками Чонгук спал в стенах этого дома? Спрашивать вслух, конечно же, он ни в коем случае не будет. — Ладно, — сухо выдает и неловко вытирает вновь вспотевшие ладони о свои брюки, после чего медленным шагом ретируется к выходу. Чонгук остается стоять все там же, не двигаясь, развернутый спиной к двери. Уже одной ногой за порогом, Чимин вдруг решает, что не хочет заканчивать, чем бы это ни было, на такой неоднозначной ноте, завернутой в десятки слоев неловкости. Уже куда шустрее, он возвращается, разворачивает Чонгука за плечи и целует на прощание в губы, приподнимаясь на носках. С мурашками под рубашкой, ощущает опустившиеся на его талию сильные руки и не может себя остановить от облегченного выдоха Чонгуку в легкие. — Спасибо тебе. Благодарит Чонгука не за что-то конкретное, а за весь вечер вкупе: за все его смелые слова, за бросающие в жар взгляды и поцелуи, за честность и за безумность; за лучший секс в чиминовой жизни и за то, что, даже получив желаемое, тот проявил зрелость и уважение. Этой ночью Чимин возвращается в дом родителей без сожалений, но с багажом куда более новых опасных чувств. Тех, которые он не планировал провоцировать этим летом, но, если быть с собой абсолютно честным, у него не было ни единого шанса этого избежать с момента встречи с Чонгуком. Тот попросту не оставил ему иного выбора.***
Избегать любого общества, включая даже членов своей семьи, Чимину удается ровно до утра воскресения, когда начинаются основные приготовления к торжественному барбекю на заднем дворе с приглашением всех соседей, в том числе, и в честь его долгожданного всеми приезда из университета. Чимину приходится израсходовать больше половины тюбика тонального крема для того, чтобы скрыть потемневшие отметины на шее и плечах. Жара плюс тридцать градусов скорее всего уничтожит его маскировку уже к полудню, но возможно крепкий алкоголь из отцовских запасов сыграет на руку и понизит уровень внимательности его друзей. На следующее утро после вечеринки в доме у озера, Чимину тяжелее всего было сталкиваться с позеленевшим от похмелья Джихеком. Переспать с одноклассником младшего брата — это одно, но переспать с его лучшим другом и, очевидно, в некой степени примером для подражания для него — это совершенно другой уровень предательства. Кроме этого, Чимину так и не удалось до сих пор вызвать Вону на откровенный разговор и покончить с разваленными отношениями окончательно. Ему не хотелось делать этого через текстовое сообщение, а дозвониться до никудышного бойфренда вот уже больше двадцати часов никак не удавалось. — Из-за кого ты портишь свой чудесный лоб и прибавляешь на нем морщин? Тэхен деликатно устраивается рядом с юношей, успевшим недавно спрятаться в саду под домиком на дереве от слишком навязчивых гостей. Мягко тычет в складки между его бровей и обворожительно улыбается, предлагая один из двух хот-догов на бумажной тарелке. Чимин неуверенно разглядывает жир, капающий с сосиски, поджаренной на гриле, на белый хлеб, прекрасно помня, что отказался сегодня от завтрака, как и вчера от ужина. — Без майонеза и лука, — добавляет приятель, поднося тарелку ближе к чиминовому носу, чтобы соблазнить не только видом, но и отменным ароматом сочного мяса и пряностей в заправке. Желудок Чимина умоляет сдастся, что тот и делает. Сидя на ухоженном газоне, опираясь о покореженный ствол старого орешника, они разделяют друг с другом скромную трапезу, наблюдая издалека на празднество вокруг дома. Белые шорты Чимина уж точно не скажут ему спасибо за посиделки на траве, но в эту минуту он чувствует себя слишком хорошо, чтобы что-то менять. — Так все-таки кто это: Вону или Чонгук? — слизывая с пальцев острый соус, спрашивает Тэхен. Застигнутый врасплох Чимин тут же перестает разжевывать кусок мяса за щекой. — Я был не настолько пьян, чтобы не заметить, как вы с Чонгуком неожиданно пропали на вечеринке, не говоря уже о том, какое напряжение между ваши проскакивало с момента встречи на школьной парковке. — У нас с Чонгуком был секс на вечеринке после игры, — вздыхает Чимин, покончив с легким перекусом, — доволен? Нисколько не впечатленный Тэхен, ослепляя приятеля улыбкой, игриво толкает того в бок. — А ты сам-то хоть доволен, я надеюсь? Я не заглядывал Чонгуку в штаны, но готов поспорить, что ему было, чем тебя удивить. — Независимо оттого, насколько хорошим был секс, это все равно было ошибкой. — Почему? — сокрушается Тэхен, отлично разбираясь в разного рода заморочках в голове лучшего друга, — потому что он лучший друг Джихека? — И потому что ему семнадцать. — Кажется у него День Рождения осенью, — припоминает Тэхен, — выходит через три месяца это уже не будет проблемой? Разумеется у Чимина и на это замечание имеется контраргумент. — Через три месяца я вернусь в университет. — К Вону? Стоит Тэхен еще один раз повторить это имя, как лицо Чимина на автомате «преображается» гримасой. — Не уж, — твердо озвучивает уже принятое им ранее решение, — с ним покончено. Осталось только наконец дозвониться до него, чтобы он тоже был в курсе. Им не удается продолжить разговор по душам из-за общего сбора гостей для торжественного тоста. Отец Чимина выступает с трогательной речью, подчеркивая успехи младшего сына в спорте и его грядущий выпускной, за которым последует горький для родителей отъезд в университет. Чимин впервые из отцовской речи узнает, что Джихек уже получил приглашение для зачисление на первый курс в небольшой коммьюнити-колледж Вест Хиллс в трех часах езды от Сан-Франциско, и на том же самом месте узнает, что, оказывается, Джихек даже подавал заявку на поступление в университет Чимина, но, к сожалению, попал лишь в лист ожидания. Дождавшись окончания выступления, Чимин подходит к младшему брату, слегка недовольный тем, что его держали в неведении все это время. — Почему не сказал, что рассматривал для поступления Честер? После вечеринки друзей, Джихек решил держаться как можно дальше от секции с алкогольными напитками и теперь попивал через трубочку яблочный сок из маленького бумажного пакетика. — Все равно ведь не поступил, — пожимает плечами тот. — Лист ожидания — это не то же самое, что и отказ. — Да, знаю, — Джихек смущенно прячет от родственника взгляд, разглядывая вместо этого лучезарные лица соседей, заполонивших их двор, — но это все равно расстраивает. — Ты так сильно хотел учиться вместе со мной? — не пытаясь скрыть радость, уточняет Чимин. Джихек вытягивает весь сок из трубочки и неловко сминает опустошенную упаковку и руках. — Типа того, — признает едва слышно, — тем более, что мне было куда проще адаптироваться там, учитывая, что и Чо… — Милый, принеси, пожалуйста, с кухни черничные кексы, — к ним подлетает взбудораженная от обязанностей хозяйка домашней вечеринки, обращаясь к старшему сыну, — Джихек, а тебя уже больше получаса ждут твои кузены. Они хотят сыграть в мяч. Веселясь от вымученных страданий брата, Чимин уходит в дом, чтобы выполнить просьбу матери. Заветные кексы, найденные им на кухонной столешнице, заранее выставлены на трех пластиковых подносах и выглядят слишком аппетитно, чтобы Чимин смог устоять перед соблазном попробовать один перед подачей. Его губы и кончик подбородка вымазываются в шоколадной помадке, а крошки стряхиваются на светлую футболку и, некогда, чистый пол. Неожиданно раздавшийся за спиной знакомый голос портит идиллию и едва не провоцирует падение куска теста из чиминовых дернувшихся пальцев. — Всегда надеялся однажды застать тебя за чем-нибудь неприличным, но тайное поедание кекса и твое бесценное выражение лица при этом меня тоже устраивает. Со скрещенными руками перед грудью, облокотившись плечом о закрытую дверцу холодильника, стоит Чонгук. В широких спортивных штанах и в свободной серой футболке, он заметно отличается от эталона девичьих грез, с которой Чимин переспал позавчерашним вечером, но все еще выглядит до несправедливости хорошо. Множественные пирсинги на месте и все еще блестят под натянутой на голову кепкой. Чимин позволяет себя проглотить кусок десерта и тыльной стороной ладони протереть рот прежде, чем доложить: — Вечеринка на улице. Чонгук подтягивает зубами кольцо на нижней губе, задавливая усмешку. — Но ведь ты здесь, — отвечает, не колеблясь. Чимин откладывает недоеденный кекс на стойку, не думая, что теперь в него влезет еще хотя бы крошка. Присутствие Чонгука вызывает в нем слишком бурные внутренние смятение, от которых мутит похлеще, чем от морской болезни. — Хотел поговорить о чем-то? Чонгук молча глядит на него приблизительно полминуты, а затем отталкивается от холодильника и идет вперед, останавливаясь только перед самым чиминовым носом. — Вообще-то хотел, — подтверждает, — спросить у тебя, каким тональными кремом пользуешься. Пальцы правой руки поднимаются до шеи юноши и, касаясь кожи лишь ногтевой пластиной, проводят дорожку поверх еле выступающих за слоем маскировки отлично знакомых ему отметин. — Наверное очень качественный продукт, раз сумел спрятать то, над чем я так усердно трудился. Он склоняется над Чимином, зажатым в ловушке между его мощной фигурой и кухонным шкафом, практически сталкивая их грудными клетками. Мятным дыханием беспокоит приглаженные волосы на чиминовой макушке, а затем так же резко и без предупреждения отстраняется, невинно откусывая начатый до этого старшим кекс. — Не большой любитель сладкого, но эти кексы — что-то с чем-то. Понимаю, почему ты решил уединиться с ними, спрятавшись от гостей. Вспомнив об изначальной миссии, Чимин выходит из транса, навеянного подлым Чон Чонгуком, и, решив побыть немножко таким же инфантильным, взмахом руки сбрасывает кепку с его головы, после чего хватает два подноса из трех и возвращается во двор, слыша за спиной приятный хрипловатый смех. Чуть позже, вокруг баскетбольного кольца за гаражом собирается толпа поглазеть на любительский матч между Чонгуком и Джихеком в одной команде и соседскими детьми и родственниками в другой. Конечно, Чимина также тащат в первые ряды, где ему предлагается еще одна возможность запечатлеть в памяти отменные спортивные навыки капитана местной школьной баскетбольной команды. Тэхен, стоящий рядом, следит за игрой с таким интересом, будто бы перед ним выступает высшая лига. В Чимине задора поменьше, но сегодня он хотя бы не отвлекается на пустую болтовню. — Присутствие здесь Чонгука, в кругу твоей семьи, много о чем говорит, ты в курсе? — уточняет Тэхен полушепотом. Чимин надеется, что это не очередная попытка выйти на разговор о его любовных похождениях позавчерашней ночью. — О чем ты? — Для выпускников первый месяц после экзаменов — самое горячее время. Ежедневные вечеринки, море алкоголя, долгожданная свобода от предков и уход в полнейший разгул. Они переживают последние недели в окружении знакомых лиц перед тем, как отправиться за сотни миль от дома и перевернуть чистый лист. Ты ведь помнишь, как мы были выпускниками? Это было не так давно, чтобы Чимин успел забыть лето двухлетней давности, перед своим отъездом в Честер. — Я слышал сегодня ребята из баскетбольной команды арендовали яхту для вечеринки на озере. Какова вечеринка команды без ее капитана, как считаешь? Чимин внимательно слушает приятеля, неотрывно наблюдая за передвижениями Чонгука вокруг кольца. Даже такому профану в баскетболе, как Чимину очевидно, что он играет далеко не в полную силу, и во многом поддается младшим противникам. Парень как раз специально промахивается в трехочковом броске, позволяя четырнадцатилетнему чиминовому кузену перехватить мяч и забросить его с радостным кличем. Чонгук одаривает его белоснежной улыбкой и взлохмачивает каштановые волосы на макушке. Трудно представить, что это тот же самый человек, что сорок минут до этого бесстыдно флиртовал с Чимином на кухне его родителей. — Он заботился о Джихеке все эти годы куда лучше, чем когда-либо заботился о своем младшем брате я сам, — невесело заключает Чимин. Ему не хочется заставлять слишком доброго Тэхена напрягаться и выдумывать для него оправдания, так что он извиняется и возвращается в дом чуть раньше окончания матча. На кухне в раковине красуются три горы немытой посуды, которой он и решает себя занять. Любая работа лучше самоанализа, не сулящего для его и без того нестабильной самооценки позитивных влияний. В наступившем вечере задний двор преображается от развешенных повсюду очаровательных гирлянд с бумажными фонариками, коими отец Чимина увлекся около трех лет назад. В отличие от большинства их соседей, в доме Паков нет бассейна, зато его отсутствие более чем компенсируется мастерски постриженным газоном, кустарниками чайных роз и роскошными персиково-розовыми пионами. Чимин слышит громкие переговоры гостей о результатах просмотренной игры вперемешку с незатянутыми прощаниями, а также благодарности за шикарный прием. Через кухню то и дело кто-то проходит, кивая Чимину или перебрасываясь с ним парой слов. Сам юноша продолжает намыливать и вытирать посуду, даже не обратив внимания на звуки приближающихся к нему шагов. — Нужна помощь? Взмокший от беготни на площадке Чонгук, не дождавшись ответа, перехватывает у Чимина вафельное полотенце и вытирает следующую на очереди тарелку. Его длинные черные волосы завязаны в милый хвостик, а на спине виднеется здоровенное темное пятно от пота. При этом пахнет он, как и в ту самую ночь, прохладным дождем и свежей листвой. — Чем закончилась игра? — пробует завязать непринужденный разговор, как и всегда, смущенный Чимин. — Мы проиграли, — пальцы Чонгука соприкасаются с чиминовой ладонью, забирая следующую тарелку под краном с теплой водой, — наверное, я слишком сильно отвлекался. Чимин поджимает губы, мужественно справляясь с первой волной ошалелых бабочек у себя под ложечкой. Ждет, когда мимо них пройдет пожилая парочка соседей, перед тем, как продолжить. — Очень мило, что вы решили им поддаться. Чонгук преувеличенно возмущается: — Кто тебе сказал, что мы поддались? Это была честная победа с их стороны. Улыбающийся Чимин выключает напор воды, начинает стряхивать с ладоней воду и задумывается об одной дурацкой шалости, не понимая, как Чонгуку удается снова и снова возвращать его в детство. В результате, капли воды с его пальцев прыскают баскетболисту прямо в лицо, а звонкий смех слетает с языка следом за прищуренными от веселья веками-полумесяцами. Чонгук не торопится вытираться и лишь в глупом восторге разглядывает выражение лица старшего, улыбаясь в ответ. — Я рад, что ты сегодня здесь, — выпаливает Чимин до того, как успеет подумать о сказанном и пожалеть. Глаза Чонгука по цвету невольно напоминают расплавленный горький шоколад: обжигающий, но одновременно с тем целительный. В них что-то надламывается с чиминовыми словами. Если напрячься и прислушаться, то можно расслышать, как трещит по швам его огромная воля. — Я тоже рад, — отвечает Чонгук вместо сотни других слов, желающих быть озвученными. Забыв проверить все доступные входы и выходы помещения, Чимин нарушает свои собственные правила и бойко хватает Чонгука за шею, чтобы дотянуться до его губ. Ароматы леса и теперь еще лимонного средства для мытья посуды ударяют ему в нос сию же секунду. Чонгук прижимает его спиной к столешнице с раковиной, вдавливая в скрипящую дверцу нижнего шкафа. У обоих дрожат тела словно от лихорадки. — Чи… ох черт! Чимин разрывает поцелуй, ощущая острую боль в нижней губе, на которой остались следы чонгуковых зубов. Сквозь пелену пробудившегося возбуждения разглядывает за спиной младшего, к счастью, только лишь Тэхена. Тот зачем-то прикрывает глаза и заканчивает новость, ради которого ранее отправился искать лучшего друга: — Тебе стоит выйти на улицу. Чимин мягко отталкивает явно недовольного Чонгука, с тревогой оценивая уровень озабоченности в голосе приятеля. — Что случилось? Тэхен большим пальцем указывает в сторону гостиной и слегка плавает в построении полного предложения: — Там… кое-кто приехал тебя увидеть. Тебе лучше пойти его встретить. Тэхен с большим волнением поглядывает на нахмуренного Чонгука, как будто бы появление таинственного гостя касается и его тоже. Перед тем, как уйти, Чимин ласково проводит ладонью по предплечью младшего, чтобы зачем-то его успокоить. Тэхен ведет его к главному выходу, ни о чем дополнительно не предупреждая. В этом нет необходимости, ведь Чимин сходу узнает высокую и широкоплечую фигуру за порогом. Он останавливается в пяти шагах от молодого парня в бежевой хлопковой рубашке и темно-синих джинсах, с наушниками-капельками, виднеющимися из-под выбеленных волос. Заметив его, Вону расставляет руки по сторонам и голосит «сюрприз», шагая навстречу возлюбленному. У Чимина не хватает ни силы, ни ума его оттолкнуть до того, как к ним в гостиной присоединяются Джихек с Чонгуком. Немногих позже они рассаживаются в гостиной, пока приветливая мама Чимина заваривает чай и кофе даже для тех, кого в их дом не приглашали. Она слышала о Вону и его роли в жизни своего старшего сына только однажды, когда чуть больше полугода назад Чимин случайно обронил информацию в телефонном разговоре с ней о том, что встречается с однокурсником. Чимин не любил делиться подробностями личной жизни со своими родителями, тем более ничего интересного ни об одном из своих бывших возлюбленных он сказать не мог, даже если бы сильно потрудился. Вот уж он не думал, что один из них когда-нибудь окажется в доме, в котором он вырос, сидящим на диване напротив его лучшего друга, младшего брата и парня, трахнувшего его где-то сорок часов назад. Тот еще каламбур. Понимая, что все ждут объяснений его внезапному появлению в вечер воскресения, Вону рассказывает, что решил устроить Чимину сюрприз, навестив его по дороге в родной город, где задержится на пару недель. После этого он отправится в полуторамесячный тур по Европе с компанией университетских друзей. Именно в этот тур, судя по всему, он намерен уговорить Чимина поехать вместе с ним, когда они останутся наедине. — Я много слышал о тебе от Чимина, — обращаясь, ко всеобщему удивлению именно к Чонгуку, подает голос Вону после продолжительного монолога. Чимин, сидящий рядом с ним на диване, шокировано распахивает глаза и едва не давится слюной. Чонгук с подозрением сужает веки, переспрашивая: — Обо мне? Ты уверен? — Ты ведь Джихек, его младший брат, — уверенно говорит тот, — скажу честно, я представлял тебя немного по-другому. Чимин отчетливо слышит тэхеново «фу», вполне объяснимое после подобного предположения, учитывая историю отношений названных кровных братьев. Чимин бледнеет. Благо, ситуацию спасает его настоящий младший брат, скромно поднимая руку и исправляя тем самым ошибку новичка в компании. Они переговариваются между собой, делясь сухими и необязательными фактами, пока Чимин, наконец-то набравшись храбрости, с беспокойством смотрит на Чонгука. Скрещенные руки, выпрямленная по струнке спина и плотно сжатая челюсть отлично передают степень его недовольства происходящим. И его можно понять, ведь еще двадцать минут назад он целовался с Чимином на кухне, а теперь вынужден наблюдать, как тот сидит в обнимку со своим бойфрендом, приземлившимся им на головы, как гром с ясного неба. К тому же ему неизвестно о том, что Чимин вот уже как два дня безуспешно пытался дозвониться до Вону, чтобы с ним порвать. Пропуская мимо ушей контекстную часть разговора между Вону и Джихеком, его триггерит упоминание о баскетболе. Он включается в беседу уже после того, как Вону узнает о том, что Джихек и Чонгук играют за школьную команду и являются выпускниками этого года. — В университете Честера отличная спортивная программа, а местная команда — одна из лучших в штате среди студенческих сборных, — хвастается Вону так, если бы являлся членом указанной команды. — В курсе, — сдержанно говорит Чонгук, опережая Джихека. Рефлекс срабатывает быстрее шестеренок в мозгу Чимина, когда он спрашивает у младшего: — Откуда? — Нужно было узнать побольше об университете, в который мне придется ехать в августе для зачисления. Пока Чимин проваливается духом сквозь подушки дивана и улетает в далекую прострацию, его мама, порхая, появляется с подносом напитков и угощений, отвлекая на себя внимание. — Отойду в туалет, — не узнавая собственный голос, мямлит он, и выпутывается из тяжелых рук Вону, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Вместо уборной уходит в свою детскую комнату, не до конца понимая, для чего конкретно. Но ему не суждено в одиночку справиться с нахлынувшими эмоциями, ведь следом в спальню залетает и Чонгук. Хочется надеяться, что он сбежал из гостиной под логичным предлогом, иначе через минуту здесь вполне может собраться вся любопытная толпа с нижнего этажа. — Когда ты собрался сообщить, что поступил в Честер? — первым делом уточняет разозленный юноша. — Скоро, — Чонгук бесшумно закрывает за собой дверь на всякий случай, — возможно рассказал бы завтра или через неделю, разве это важно? — Важно ли это?! — вспыхивает Чимин, взмахивая руками, — как это может быть не важно после… Он заикается, боясь продолжить опасную фразу. — Потому что ты собирался просто поразвлекаться этим летом и осенью вернуться к своему недалекому парню? — заводится следом за ним и Чонгук, — в таком случае извини, что подпортил тебе планы. Чимин хватается за виски, не веря в то, что только что услышал. — Вау, — выдыхает, ненавидя, как предательски подрагивает его голос, — теперь понятно, какого ты обо мне мнения. — Считаешь, это несправедливо? — Чонгук ступает на шаг ближе, чтобы склониться над старшим и, при желании, дать ему волю выпустить злость кулаками, — как, по-твоему, я должен себя чувствовать, сидя там внизу, притворяясь, что у меня не чешутся руки схватить этого недоумка за шиворот и выбросить на улицу? В отличие от тебя, я не врал и не притворялся в эти дни. Ты с самого начала знал, что я чувствую. Ощущая подкатывающую к горлу истерику, Чимин решает озвучить мысль, о которой, без сомнений, он тысячу раз пожалеет после. — И что ты предлагаешь мне сделать? Круто поменять свою жизнь только от того, что я узнал, что ты в меня влюблен с моего выпускного года? Господи, ты хотя бы пытался рассмотреть другие университеты или у тебя маниакальная идея преследовать меня, наплевав на все остальное? Чонгук вздрагивает, как от хлесткой пощечины по лицу. Прогоняет со лба выбившиеся из хвоста волосы и запрокидывает голову назад, чтобы, широко раскрыв глаза, уткнуться ими в потолок. На Чимина смотреть у него больше не хватает ни терпения, ни желания. — Ты действительно ничего обо мне не помнишь, — хрипло проговаривает для самого себя, — и с чего я вдруг решил, что теперь тебе стало не плевать? Глядя на него и слишком медленно осознавая масштабы принесенных своими словами разрушений, Чимин больше всего на свете хочет открыть свой проклятый рот и извиниться тысячу раз, вернуть слова назад, а еще больше схватиться за его плечи и обнять до хруста позвоночника. Но правильные поступки почему-то всегда совершить гораздо труднее нежели какую-нибудь дичайшую глупость, в итоге погубившую нечто прекрасное. Чонгук морщит нос, будто бы на последнем усилии сдерживая слезы. Чимин вдруг вспоминает, что видел, как тот плачет всего один раз до этого момента… после смерти своего отца два с половиной года назад. — Тебе не стоит переживать о моем поступлении в Честер, — подает Чонгук голос снова, отступая к выходу, — я не стану тебя доставать, обещаю. За захлопнутой с обратной стороны дверью, окончательно запутавшийся в себе Чимин забирается с ногами на свою детскую кровать и все-таки дает волю слезам, задыхаясь в прикушенную ладонь, дабы не перепугать ни о чем неподозревающий народ в доме.***
Оттягиваемый слишком долго разговор с Вону происходит этим же самым вечером, когда Чимин находит в себе усилие спуститься и обнаружить уже опустевший дом. Его родители предлагают Вону переночевать на диване, но, до того, как тот успеет отказать либо согласиться, Чимин просит оставить их вдвоем. Все те месяцы, что они пытались что-то между собой построить, Чимин ни на секунду не обманывался в истинных чувствах к Вону. Он никогда его не любил, и признаваясь теперь ему в измене и желании расстаться, Чимин осознает, что Вону никогда не любил его тоже. Парень не теряет терпение и не обвиняет, а, простояв молча первые секунды, неожиданно заявляет, что на его совести также присутствуют измены, и Чимину даже не интересно уточнять, сколько их было за прошедший год. Оставаться на ночь в одном доме, после сказанного и услышанного, кажется не слишком удобно, но за полночь в маленьком городке не найти ночлега. Вону сообщает, что уедет на поезд ранним утром. Чимин искренне желает ему хорошо провести лето в Европе и уходит в свою спальню. Одним грузом на его душе меньше. Утром за завтраком, поглядывая на смятое постельное белье поверх пустого дивана в гостиной, родители узнают об отъезде не задержавшегося гостя и об обновленном статусе в их отношениях с Чимином. Новость воспринимается ими почти безразлично ведь они ничего не знали о Вону и общались с ним вчера не больше часа, зато эмоциональное состояние их старшего сына волнует их очень даже сильно. — Я в порядке, — уверяет Чимин, грея ладони о чашку с черным кофе, — честно. Давно нужно было это сделать. После этого его оставляют в покое отправившиеся на работу мать с отцом, но не Джихек, хмуро поглядывающий на него все это время, но не обмолвившийся до сих пор с ним ни единым словом. — О чем вы вчера говорили с Чонгуком, когда он пошел за тобой на второй этаж? Не бровь, а в глаз, как говорится. — Что… зачем… зачем ты спрашиваешь? — теряется Чимин, не думая, что ему придется перематывать самый поганый момент вчерашнего вечера так рано с утра. Джихек выглядит крайне недовольным и, похоже, сильно злится на старшего брата, хотя пока и не знает, за что конкретно. — Затем, что после разговора с тобой, он вылетел из дома в состоянии, в котором я не видел его очень много месяцев. О чем вы говорили? — Я спросил, почему он поступил именно в Честер, — если задуматься, даже и не врет юноша, пусть и опуская важные детали, — ничего криминального. — Все знают, почему, — отвечает Джихек и смотрит на брата так, словно тот полный идиот, раз додумался об этом спрашивать, — и это явно не все, что вы обсуждали. — В каком смысле «все знают»? — хмурится Чимин, — ты тоже знаешь? Мысль о том, что Джихек может быть и в курсе того, что его лучший друг и старший брат делали в домике на озере два дня назад вызывает холодный пот под чиминовой футболкой. Только этого разговора сегодня не хватало. — Да что с тобой такое? — качает головой Джихек, а в голосе сквозит откровенное осуждение, — ты где-то стукнулся головой после того, как уехал в свой дурацкий университет? Его отец учился в Честере! Ты хотя бы помнишь, что он погиб два с половиной года назад? Отпуская кружку, Чимин откидывается на спинку стула и глупо хлопает губами, не представляя, что говорить. Хотя есть кое-что: — Какой же я тупица. — Как ты мог об этом забыть? — не унимается Джихек, начхав на основательный раздрай перед собой вместо фигуры родственника, — он жил у нас почти четыре недели, когда это случилось. Ты сам подвозил его в школу, выбирал ему новый скейтборд, когда он в отчаянии разбил старый, и собирал букеты с маминого сада на могилу, куда он ходил каждую субботу. Он месяцами ходил в отцовской кофте с символикой Честерского университета. — Я понял! — повышает голос Чимин, рвано вытирая потяжелевшие от влаги ресницы, — я долбанный эгоист и законченная свинья, ты прав! Я… я не хотел… я думал, что… Черт, какой же я кретин! Чимин вскакивает на ноги и падает с головой на спинку стула, пряча лицо за локтями. — Что ты ему сказал, Чим? — Ты меня прибьешь, если я расскажу. Джихек также встает из-за стола, но ближе подходить пока не рискует. — Я знаю, что он в тебя влюблен, — нерешительно признается он, — он никогда не говорил об этом прямо, но это было тяжело не понять. Чонгук… он очень ждал твоего возвращения. И я боялся, что в конце концов ты… — Я «что»? — поднимает покрасневшее лицо старший. Джихек отворачивается в сторону, разглядывая раскачивающееся от ветра бело-розовое цветение посаженной прямо за окном магнолии. — Разобьешь ему сердце, — заканчивает, дергая от нервов плечами, — ты не представляешь, насколько невыносимо было наблюдать эти два года за его растущими надеждами на это лето, на встречу с тобой. Возможно, тебе показалось, что он сильно изменился, потому что стал по-другому одеваться, обзавелся несколькими татуировками и слишком увлекся преображением своего тела, но это не сделало его другим человеком. Он все еще слишком добрый и открытый, вечно ставит важных ему людей в приоритете, порой забывая про собственное благополучие. Он мой лучший друг, Чимин, и я не хочу снова наблюдать за тем, как он разваливается на куски. Так что… что бы ты ему не сказал вчера, я прошу тебя это исправить. — Даже если исправить — это означает разбить ему сердце, ты все равно меня об этом просишь? — Я не могу просить тебя полюбить его, — грустно заключает Джихек, — так что сделай то, что должен, но при этом, пожалуйста, больше не будь эгоистом, свиньей или кретином. Оставляет Чимина в полном одиночестве, отчитав абсолютно заслуженно. Тот, чуть погодя, все-таки допивает свой остывший кофе, а затем звонит Сокджину и предупреждает об изменении в планах, прося заехать за ним и кое-куда подвезти через полчаса. Мамины садовые ножницы лежат на средней полке шкафа в углу гаража. Он срезает в саду небольшой букет из бледно-желтых чайных роз, на скорую руку переодевается в старые джинсы и зеленую рубашку. В джипе Сокджина называет место, куда его нужно отвезти, и спрашивает, нервно сжимая в ладони ножки цветов: — Ты знал, что Чонгук занялся баскетболом из-за своего отца? — глядит на двухполосную дорогу перед собой, боясь взглянуть на переживающего за него Сокджина за рулем. — Не спрашивал его об этом, чтобы знать наверняка, но, наверное, это было довольно очевидно. — Наши семьи стали близко общаться с рождения Джихека и Чонгука. Я помню общие поездки к озеру и что именно отец Чонгука учил меня рыбачить. Я помню, что у него была старая ржавая лодка с красной полосой вдоль борта. А еще, что от него всегда пахло вишневым табаком и на его правом мизинце не было ногтя из-за несчастного случая со станком на заводе. Он всегда умел рассмешить. Я помню, что узнал о его смерти после урока английского, когда заметил бледную и еле стоящую на ногах маму Чонгука, выходящую из кабинета директора. Она шла забирать Чонгука на обеденном перерыве. Сокджин продолжает вести машину, но начинает чаще поглядывать на своего друга нежели на дорогу. Ему хочется о многом его спросить, но похоже, что Чимину сейчас необходимо выговориться, а не становиться объектом горячего допроса. — Я помню столько всего, но не смог сложить два плюс два. — Поэтому ты попросил отвезти тебя на кладбище? — аккуратно интересуется Сокджин, подъезжая к намеченному пункту, — прекрасные цветы. — Да, я… — Чимин поджимает губы и отворачивается к окну, чувствуя, что не сможет закончить предложение без идиотской потребности вновь заплакать. К его удаче, джип вовремя тормозит у обочины перед огромным участком городского кладбища. Чимин скорее выбирается наружу и просит: — Дай мне десять минут. В действительности у него уходит в два раза больше времени на то, чтобы вспомнить путь до нужной могилы, немного прибраться у мраморной плиты и рассказать насколько у Чон Хаджуна растет прекрасный сын, которому Чимин посмел сделать больно. Он просит прощения у холодного камня за это и за то, что, торопясь когда-то уехать из родного города, решил запереть под замком слишком много дорогих сердцу воспоминаний. Клянется больше никогда не забывать, потому что они стоят того, чтобы их помнить. Возвращается к Соджину чуточку более опустевшим, чем был до этого. На обратном пути они оба молчат, думая каждый о своем.***
Неделю подготовки к выпускному вечеру Чимин использует в качестве оправдания своей трусости. По собственной глупости он упускает с десяток шансов выловить Чонгука из толпы и попросить выслушать, потому что пока еще не определился окончательно, что хочет ему сказать. Попросить прощения — это обязательное условие, но не менее важно то, что Чимин скажет после и попробует ли спасти их хотя бы дружеские отношения. Джихек не тратит на старшего брата-придурка еще больше нравоучений, а, откровенно говоря, попросту его не замечает. Чимин не обижается, ведь знает, что заслужил. В конце второй недели со дня своего возвращения в город, Чимин стоит с родителями в столовой, наблюдая со стороны, как Джихек в четвертый раз поправляет галстук-бабочку вокруг шеи и едва сдерживается, дабы не ругнуться матом при своих стариках. — Ты выглядишь чудесно, — воркует мама, уже успев до этого момента немного поплакать. — Если не выйдешь сейчас, то опоздаешь к Йеджи, — предупреждает куда более собранный отец с раритетным пленочным фотоаппаратом в руках. Как по часам, с улицы раздается гудок джипа Сокджина, добровольно вызвавшегося подвезти выпускника за своей парой, а затем и в школу. Джихек обнимает родителей и, без оглядки, зовет Чимина следом, обращаясь к нему впервые за прошедшие шесть дней. Чимин не горит желанием посещать зажигательную вечеринку до одиннадцати в школьном спортивном зале, но Джихек позвал всех его друзей, так что альтернатива торчать в одиночестве дома кажется еще более унылой. В отличие от настоящих выпускников, что Чимин, что Сокджин не стали заморачиваться насчет гардероба, и, само собой, не искали себе пару. К тому же к Сокджину наконец-то приехал Намджун, так что в их компании стало еще веселее. — За Чонгуком не нужно заезжать? — уточняет Сокджин, не до конца понимая, отчего оба брата неожиданно мрачно переглядываются, а воздух в салоне будто бы наэлектризовывается. — Нет, — сухо отвечает Джихек, — он поедет со своей парой. — О, — улыбается водитель, — и кто счастливица, которой удалось отхватить свидание с капитаном баскетбольной команды? — Ан Юджин, из группы поддержки и математического класса. Сокджин одобрительно хмыкает. — Классика. Чимин, неотрывно глядящий в окно, прикусывает язык и ядовито думает про себя, что еще большее клише придумать невозможно. — Школьный комитет явно потратился на выпускной этого года куда сильнее, чем когда-то на наш, — докладывает Тэхен, встретив друзей на школьной парковке, — они даже пригласили неплохую инструментальную группу для живого концерта. — Скажи мне, пожалуйста, что ты тоже один, — просит Чимин, — меня мутит от количества парочек вокруг. Тэхен задорно приобнимает друга за плечи и почти что силком тянет к кирпичным стенам школьного фасада. Наклоняется к его уху и обещает: — То ли еще будет. В спортивном зале, где сегодня происходит главное событие года для выпускников, Чимин не замечает каких-то поразительных отличий от злополучной вечеринки двухлетней давности, которая в итоге запомнилась лишь тем, что он потерял на ней девственность. По традиции зал украсили огромными гелиевыми шарами, бумажными глянцевыми лентами и множественными огоньками, создающими эффект звездного неба над головами веселящихся старшеклассников. Джихек с подружкой делают фотокарточку и сбегают к друзьям. Сокджин хватает Намджуна, неизменяющего старому себе и пришедшего в тяжелой кожаной куртке и высоких тракторных ботинках, чтобы переместиться вместе с ним к секции закусок. Тэхен покачивает бедрами в таск играющей неторопливой мелодии со сцены и машет кому-то в толпе. Чимин присматривается к тому, кто привлек его внимание, и узнает Хосока. Видимо организаторам выпускного совсем наплевать на то, кого пропускать в школьные стены. Конечно же, Чимин замечает и Чонгука со своей спутницей. Парочка явно является объектом сплетен большинства присутствующих здесь, а также центром всеобщего внимания, что немудрено, ведь оба выглядят поразительно хорошо. На Чонгуке приталенная белая рубашка с закатанными рукавами и с тремя расстегнутыми верхними пуговицами, что уже здорово кружит голову. Вместо джинсов или спортивных штанов, в которых Чимин привык его видеть в последние десять дней, на нем выглаженные черные брюки и даже классические броги вместо стоптанных кроссовок. Незаплетенные волосы прикрывают смоляными волнами лоб и уши, но даже густые пряди и отсутствие яркого освещения в зале не мешают разглядеть множественные серьги, как в ушах, так и на лице. Чимин вряд ли бы смог отвернуться от лицезрения дивной картинки, если бы на плечо Чонгука в какой-то момент не легла хрупкая женская ладонь. Чимин переводит взгляд на Ан Юджин, имя которой звучало в машине по дороге, и не может не признать, что она похожа на диснеевскую принцессу с блестящими темно-каштановыми кудрями, ниспадающими ей не обнаженную от особенностей кроя платья спину, с большими ясными глазами-улыбками и до сумасшествия милыми ямочками на щеках. Вместе с Чонгуком они похожи на финальную парочку главных героев какого-нибудь популярного ромкома на Нетфликсе. Любопытно, какая роль бы выпала в этом фильме Чимину? — Подозреваю, что на танцы мне тебя не уговорить? — вытаскивает Чимина из витания в облаках приятель. Чимин машет головой, произнося одними губами твердое «не в этой жизни». В конце концов, отпуская Тэхена веселиться без него, он остается в полном одиночестве среди не меньше сотни людей вокруг. Притаившись на скамейках трибун, откуда несколько дней назад смотрел за игрой школьной команды по баскетболу, а теперь наблюдая за тем, как капитана этой самой команды награждают титулом короля выпускного под звонкие аплодисменты одноклассников. Юноша тоже хлопает, потому что уверен, что Чонгук это заслужил. А еще он заслужил тех извинений, которые Чимин ему жалеет из-за того, что является жалким трусом. Через пятьдесят минут просиживания попы на скамейке, он отмораживает кончик носа и пальцы на руках. Решает прогуляться без предупреждения своих друзей по школьным коридорам, краем глаза замечая дикие танцы неведающего стеснения и страха удивительного Ким Тэхена. Уйдя не слишком далеко от спортивного зала, Чимин останавливается перед стеклянной витриной с самыми важными наградами школы, выставленными прямо в коридоре, где мимо них невозможно пройти. Не удивляется отдельно выделенной полки для фотографий баскетбольных команд разных лет, но все же задерживает взгляд на двух из них. На первой, выцветшей с годами, по центру с рыжим мячом, в узнаваемой черно-золотой форме стоит никто иной, как Чон Ханджун. А на второй, практически в идентичной позе и в накинутой на плечи спортивной куртке с таким же мячом стоит уже его сын. Их безумно просто узнать по одинаковым кроличьим улыбкам. Невероятно тяжело осознать, что Чон Ханджун никогда не увидит двух этих фотографий в одной секции. Никогда не узнает о тех поразительных успехах, которых достиг Чонгук, следуя по его стопам. Никогда не поприсутствует на его игре и никогда не поболеет за него с первых рядов. Никогда не отвезет в университет, который сам однажды закончил. Внезапный звук какого-то тяжелого шлепка заставляет Чимина встрепенуться и обернуться в направлении источника шума. Напротив спортивного зала открыта дверь в мужскую раздевалку и Чимин, по правде, не горит желанием идти проверять, что именно привлекло его внимание, но звук повторяется один раз, второй и третий. Любопытство берет верх над благоразумием, так что юноша, все взвесив, отправляется на проверку. Уж лучше пусть он там обнаружит маньяка-убийцу нежели парочку старшеклассников, решившую уединиться в раздевалке, чтобы позаниматься сексом. Проходя сквозь узкий коридор железных шкафчиков членов баскетбольной команды, Чимин задумывается о том, чтобы включить фонарик на телефоне, но, выйдя наконец к промежуточному помещению перед душевыми кабинками, освещаемому лунным светом из окон, он так и не добирается до гаджета. Зато здесь же находит источник странного звука, коим оказывается обычный баскетбольный мяч в руках сидящего на скамейке Чонгука, выбивающего им о пол раздражающую дробь. Чимин на всякий случай осматривается по сторонам дважды, а то вдруг где-нибудь рядом прячется полуголая Юджин. — Я… — трудно подобрать слова для незапланированной встречи с тем, от кого бегал неделю, после того, как потратил уйму часов на то, чтобы придумать наиболее идеальный вариант извинения перед ним, — я стоял в коридоре и услышал странные звуки. — И не побоялся в одиночку заглянуть в темную раздевалку? — хмыкает Чонгук. Он глядит вниз, рассматривая мяч в своих руках, пока Чимин мнется на месте, не зная, куда ему деться. — Решил, что, если это серийный убийца с железным крюком вместо руки, то это даже сыграет мне в пользу. На это Чонгук реагирует и недоуменно заглядывает тому в лицо. — Что это значит? Чимин нервно сглатывает и присаживается на скамейку, располагающуюся напротив младшего. Сбежать сейчас от этого разговора у него нет шансов. — Я хочу тебе кое-что сказать, — даже безопасное вступление не останавливает его дурацкую физиологию и ладони потеют сию же секунду, — точнее хотел сказать уже несколько дней, но… — Это ты оставил цветы на могиле? — перебивает Чонгук, глядя на него со странным выражением лица, значение которого Чимину не хватает ума разгадать. Кивает, ощущая себя неким нашкодившим малолеткой, которого собираются вот-вот отчитать по полной программе. Но и тут он ошибается, ведь Чонгук вдруг говорит: — Спасибо. Цветы из сада твоей матери трудно спутать с другими. — Тебе не стоит меня за это благодарить, — перебирает пальцы на руках, заламывая их до хруста, — я должен был… я наговорил тебе тогда отвратительные вещи, обвинил в том, что сам себе насочинял из-за тупой неуверенности в себе, хотя это и не является оправданием… — Чимин… — Нет, дай, пожалуйста, закончить, — молит юноша, машинально пододвигаясь на самый край скамейки, — ты был прав насчет меня во всем. Я использовал тебя, потому что мои отношения с Вону меня не устраивали и мысль о том, чтобы их прекратить сводила с ума каждый день. То, как ты смотрел на меня, как говорил со мной и как… как не боялся говорить о своих чувствах, наполняло меня такой эйфорией, какую я не испытывал ни с одним из своих фактических возлюбленных. К тому же посмотри на себя… как я мог не потерять голову? Но это не оправдывает моих поступков, я знаю. И уж точно не может оправдать то, что я позволил себе забыть, когда уезжал отсюда. Чимин задерживает взгляд на бархатно-голубом бассейне лунного света на поверхности плитки, не думая, что ему хватит смелости посмотреть на Чонгука, как минимум до окончания своей пламенной речи. — Я ненавидел старшую школу, — признается, кажется, впервые в своей жизни вслух, — меня тошнило от пластмассовой того, что в ней происходило, словно я три года жил в идиотском ситкоме. Родителей пугала моя отчужденность от больших компаний и факультативных мероприятий. Пока мои ровесники веселились, пробовали свои первые алкоголь и сигареты, и влюблялись, я прятался от этого всего в своей комнате и читал бесчисленное множество статей на тему принятия себя и своей ориентации. Я не знал тогда ни одного гея и мне казались все чужими, даже мои собственные друзья. Я знаю… знаю, что в то время происходило и много хорошего, но все, что я запомнил — это отчаянный и злобный страх за то, кем я являлся. Так что, когда мне наконец-то выпал шанс уехать и оставить это все позади, я не задумывался о том, что теряю. Возможность начать со свежего старта была слишком соблазнительной. Шмыгая носом, Чимин подтирает под носом сверкающую в полумраке влагу, но не испытывает больше стыда за слезы, ведь он никогда еще не был честнее с собой, чем в это самое мгновение. — Два с половиной года назад, когда это случилось с твоим отцом… все, что я говорил тебе… я всегда жалел, что не смог сказать или сделать для тебя больше. Ты переживал самый настоящий ад на наших глазах, а мне не хватало опыта или ума, чтобы сделать хоть что-то полезное. — А вот это уже вранье, — вклинивается в чиминову исповедь Чонгук, до этого сидевший тише мыши, — ты тогда сделал для меня больше, чем кто-либо другой. Чимина не успокаивают эти слова. Напротив, он начинает всхлипывать еще сильнее, закусывая губы до кровоподтеков. — Но влюбился я в тебя намного раньше. Прокручивает мяч, не выпуская его из рук, чтобы сконцентрироваться на чем-то и не уйти слишком далеко в прошлое. — Ты говоришь, что помнишь с тех времен только страх, а я помню кучу всего противоположного ему. Помню, что ты единственный в толпе не смеялся, когда я грохнулся со своей доски, и именно ты позвонил в скорую, не дожидаясь учителей. Помню никудышную валентинку из картона и золотистых блесток, которую ты сделал в четырнадцать лет для Хосока, но не решился отдать, так и не узнав, что я подобрал ее из мусорной корзины на кухне твоих родителей. Помню, что именно ты научил меня кататься на двухколесном велике и что именно ты разнял нас с Джихеком в драке, в которой он оставил мне этот шрам, — тычет пальцев себе в щеку, не сдержав улыбки от теплых воспоминаний, — ты пересматривал с нами первого и второго Шрека двенадцать раз и плакал навзрыд весной две тысячи семнадцатого года, когда спалил половину левой брови на лабораторной по химии. Чонгук делает передышку, благодаря которой потрясенный Чимин разглядывает влагу, собравшуюся в уголке его глаз. Тот продолжает: — Ты держал меня за руку на похоронах отца. И плакал вместо меня, когда я сам не мог по какой-то причине выронить ни слезинки. Так что… поверь, ты сделал более, чем достаточно. Чимин растирает пылающие щеки, переваривая все, что только что услышал. Сделать это непросто. — Так… — начинает насколько тихо, что услышать его смог бы разве что оркестр тараканов в его голове, — ты сможешь меня простить? Отсутствие спешки в ответе со стороны Чонгука его преждевременно расстраивает, но лишь ровно до следующей фразы младшего: — Насколько подло с моей стороны сказать, что прощу тебя при одном условии? — барабанит длинными пальцами по мячу, выдавая собственное волнение. Чимин насколько рад услышать о том, что тот готов дать их воссоединению второй шанс, что ни секунды не задумывается прежде, чем выпалить: — Что угодно! Чонгук выбрасывает мяч, тут же покатившийся между шкафчиками к выходу, и приподнимается со скамейки, но только лишь для того, чтобы присесть на согнутых коленях перед старшим и попросить у него с такой трогательной надеждой, что у Чимина волоски встают дыбом по всему телу: — Сходи со мной на свидание, — не дает Чимину возможности ответить, спешно добавляя, — всего одно. Даже если ты не испытываешь ничего подобного ко мне сейчас, пожалуйста, попробуй дать мне шанс. И если ничего не изменится после — я оставлю тебя в покое, как и обещал. Чимин уж точно этого не ожидал, что заметно по его не моргающим векам и приоткрытым от удивления губам. Чонгук ошибочно принимает его реакцию за наступающий отказ. Ох, если бы только он мог прочитать чиминовы мысли за последние дни и, в особенности, в эту самую секунду. — Чуть не забыл сказать тебе еще об одной важной вещи, — мягко произносит Чимин, протягивая руки вперед, чтобы уложить их поверх плеч Чонгука. Бог знает, о чем он успевает подумать, что так быстро расстраивается, готовясь принять окончательное поражение. — Ты мне нравишься, Чонгук. Ногти цепляют горячую кожу его шеи, а внутри наступает долгожданная гармония, подтверждающая то, что все в кои-то веки встало на свои места. — Так что да, я с радостью пойду с тобой на свидание. Чонгук бегает вновь ожившим взглядом по чиминовому лицу, не веря. — Пра… Поцелуй от Чимина сбивает его с ног в прямо смысле этих слов. Он заваливается на пятую точку, но успевает схватиться за старшего так крепко, что утягивает его следом. Не развязывая узел их языков, Чимин усаживается тому на колени и ладонями обнимает лицо. А ведь все началось с пугающих звуков из раздевалки. Стоит ли проговаривать, что именно этот выпускной вечер, с сокрушающим разрывом по очкам, станет затем его любимым?***
Шесть месяцев спустя. — Я разговаривал с мамой с утра перед первой лекцией, она просила напомнить тебе про их грандиозные планы на Рождество и чтобы ты даже не думал проигнорировать их, как в прошлом и позапрошлом году. — Я же пообещал ей, что мы приедем, — заверяет Чимин, устало зевая. Джихек позвонил по видеосвязи в начале седьмого вечера, застав Чимина на постели в своей комнате общежития, перебирающего статьи к завтрашней лекции по психологии. Первый семестр третьего курса ни разу на щадил студентов Честера, вынуждая их спать не больше, чем по пять часов в сутки, привыкать к высококонцентрированным кофейным напиткам и запоминать тонны учебных публикаций. Но как бы сильно он не уставал, пропускать звонки семьи и друзей ему не хотелось. — И ты же помнишь, что вы сначала должны заехать за мной? Чимин самую малость раздраженно, потому что слышит этот вопрос от младшего брата далеко не в первый раз, бурчит в ответ: «ты не даешь мне шанса забыть» и слышит скрип дверной ручки, следом за которым в комнату заявляется гость. Чимин даже не оборачивается, прекрасно зная, кто им является. Старый матрас прогибается под весом нового тела, которое забирается на постель, стянув перед этим за пятки грязные кроссовки. Перед камерой показываются еще более длинные, чем раньше, черные волосы, похожие на растянутые пружинки, серая изношенная толстовка с названием университета Честера и пальцы с татуировками, оперативно опустившиеся на чиминовы бедра, когда Чонгук тянется к нему за далеко не невинным поцелуем. — Эй, не на моих глаза же, Господи! — возмущается Джихек, кривясь, как от съеденного лимона. Задорно лыбясь, Чонгук отпускает чиминовы губы и ласково чмокает его в обнаженное плечо, по которому соблазнительно съехала желтая футболка-пижама. — Как дела, Хек? — не переставая обнимать своего парня, Чонгук укладывает голову тому в место последнего поцелуя и, наконец, заглядывает в камеру. — Хочу выколоть себе глаза, — хмуро отвечает тот. — Поговорим позже? — уточняет Чимин, — хочу все-таки дослушать ту историю про то, как ты перепутал старшекурсницу со своим профессором по социологии, и как пытался пригласить ее затем на кофе. Они договариваются созвониться завтра приблизительно в то же самое время и стоит Чимину закрыть крышку ноутбука, как Чонгук опрокидывает его на подушки, нависая сверху. — Как обстоят дела с решением вопроса о том, чтобы нас сделали соседями? — спрашивает Чонгук и утыкается лицом тому в шею, облизывая еще совсем свежие засосы, оставленные им прошлой ночью. — Я работаю над этим, — чуть задыхаясь, отвечает Чимин, — как у моего золотого новичка прошла тренировка? Его ладони роются в гнездах густых волос, направляя голову Чонгука на наиболее чувствительные места на шее. Трудно передать, насколько Чимину нравится, что младший не торопится пока что подстригать свои прелестные завитушки. Расчесывать их сквозь пальцы и бездумно заплетать странные колоски уже успело заменить Чимину любую другую терапию. Чонгук прикусывает возлюбленного за подбородок и заглядывает в его лицо, лучась от восторга: — Твоего золотого новичка, ха? Чимин розовеет от смущения, но от своих слов не отказывается. — Мне нравится это прозвище, — убирает прядку тому за ухо, — а тебе? Вместо всяких слов, Чонгук опускается бедрами ниже и специально задевает коленом Чимина твердую выпуклость за поясом своих спортивных штанов. Чимин смеется и притягивает того снова за шею, чтобы продолжить целоваться. Между делом, успевая повторить: — Так… как прошла тренировка? Капитан команды все еще цепляется к тебе? Как там его зовут? Понимая, что Чимин не позволит им продвинуться к самому интересному, не получив ответы на все свои вопросы, Чонгук съезжает набок и приподнимается на локте. Левая ладонь остается под чиминовой футболкой, поглаживая теплый живот, который, к счастью за последние месяцы, обрел более мягкую форму благодаря тому, что Чимин наконец-то решился на помощь профессионалов и стал копаться в своих проблемах с расстройством пищевого поведения вместо того, чтобы их игнорировать. — Мин Юнги, — без прежней веселости называет Чонгук имя капитана университетской команды по баскетболу, в которую его приняли три недели назад. В отличие от своей безупречной репутации в школе, в Честере Чонгуку предстояло еще многое о себе доказать, и Мин Юнги оказался, пока что, самой непробиваемой стеной на этом и без того нелегком пути. Несмотря на то, что Чонгук являлся не единственным новичком в команде, присоединившимся этой осенью, по какой-то странной причине Юнги ни к кому другому не докапывался так же сильно. Третьекурсник с инженерного факультета заставлял его отрабатывать техники в два раза больше и интенсивнее других игроков, за каждую ошибку обзывал унизительной кличкой «зеленый сопляк» и угрожал скамейкой запасных как минимум по разу за тренировку. — Не знаю, как это возможно, но он как будто бы стал еще более невыносимым, — бурчит Чонгук, насупливая брови, — назначил меня сегодня убираться в зале после тренировки. Это уже четвертый раз за неделю. — Может, у него такой метод управления командой? — предполагает Чимин с надеждой, — он видит в тебе огромный потенциал, который пытается развивать, ставя тебя в непростые условия. Чонгук раздумывает над этой теорией ровно минуту, после чего признается: — Не хочу обсуждать Мин Юнги со стояком в штанах. Когда возвращается твой сосед? — Думаю не раньше следующей недели, — едва сдерживает улыбку Чимин, вспоминая, как этой ночью несчастный Виктор проснулся в начале первого утра от подозрительного шороха и обнаружил в постели соседа прокравшегося в их комнату Чонгука, — он ненавидит тебя, ты в курсе? Чонгук возвращается на прежнюю позицию, нависая тенью над расслабленной фигурой старшего. Пожимает плечами, заговорчески закусывая нижнюю губу с пирсингом. — Я попробую это пережить. Целует в чиминовы губы вновь, не желая больше останавливаться, но юноша зачем-то отводит того, слабым толчком в грудь, на несколько сантиметров назад. Смотрит с беззаветной нежностью и проговаривает полушепотом: — Я люблю тебя. Чонгук не в первый раз это слышит, ведь с выпускного вечера успело многое произойти и измениться между ними, но его реакция каждый раз продолжает превосходить предыдущую. Чимин больше никогда не позволит ему сомневаться в этом, а себе - забыть.