***
У них есть всего пара недель отпуска на зимних каникулах, им нужно подготовить Maserati для поездки в Колумбию. Багажник полон чемоданов, а рюкзаки и сумки забиты в пространство для ног. — Что вы, блять, взяли — ворчит Кевин, сидя по центру, когда Ники и Аарон прижимаются к нему по бокам. — У тебя нет права голоса, — отрезает Аарон. — Ты притащил свою полную сумку со снаряжением, хотя мы все согласились отдохнуть от экси. Нил, который сидит со скрещенными ногами на пассажирском сиденье со стопкой сумок, вытягивает шею, чтобы заглянуть назад. — Ты набил целый чемодан одними учебниками. — Некоторые из нас действительно намерены использовать своё образование в будущем. — Тише, — говорит Эндрю, заводя машину. — Уже два часа. Ты выживешь. — Вместо меня здесь должен сидеть Нил, — ворчит Кевин. — Нет никакого здравого смысла в том, чтобы запихивать двух самых высоких людей на заднее сиденье. — Нет, — машинально повторяет Эндрю, выезжая с парковки задним ходом. — Глупый Кевин, — говорит Ники, упираясь коленями в спинку сиденья Миньярда, пока тот устраивается удобнее. — Ты не можешь прибегать к логике в ситуации привилегий парня. Эндрю сворачивает с дороги на обочину гораздо резче, чем нужно. — Господи Иисусе, — бормочет Аарон в ответ на поворот, слова Ники или и то, и другое. Эндрю включает радио, фактически заканчивая разговор. Он чувствует хмурый взгляд Кевина с заднего сиденья. Доехав до шоссе, Миньярд нажимает на педаль, пытаясь хоть немного уменьшить раздражение. У Нила нет проблем с радио. Он не пассивно-агрессивен и остается спокоен, когда разбирается в маршруте на незнакомых дорогах. Также он всегда проверяет слепую зону с правой стороны машины, Эндрю даже не спрашивает. Кроме того, Миньярду легче контактировать с Аароном, Кевином и Ники, когда они все находятся позади него. Но если быть честным, Миньярд ни о чем таком не думал, когда говорил Кевину «нет». Он вообще ни о чем не думал. Эндрю молчит до конца дня. Он чувствует на себе взгляд Нила, но не оглядывается. Таким образом, ему не нужно говорить ему, чтобы он остановился.***
Эндрю и Кевин находятся в продуктовом магазине в субботу днем несмотря на то, что это самое худшее время для посещения. Промежуточные экзамены начинаются на следующей неделе, и Миньярд просто отказывается выносить долгие часы учебы без наполненной хорошей едой кухни. — Черт, — говорит Кевин, когда они проходят примерно три четверти пути бесконечной очереди к кассе. Мужчина перед ними оборачивается, чтобы посмотреть на него, но решает заняться своими делами, когда встречается взглядом с Эндрю. — Я забыл, что Аарон хотел сыр. — Очень жаль, — говорит Эндрю. Они слишком близки к цели, чтобы Кевин успел за это время добраться до молочного отдела и вернуться назад, даже если он, предположительно, один из величайших спортсменов поколения. — Он не ходит по магазинам — он не выбирает закуски. — Верно, — Кевин закатывает глаза, указывая на тележку. — Поэтому у тебя мандарины и лимонный сорбет. Эндрю держит рот на замке, потому что сказать Кевину, чтобы он заткнулся, было бы слишком большим вниманием. Вместо этого он сосредотачивается на оплате, на дороге домой, на разгрузке продуктов, на просмотре своих заметок для исследовательской работы. Он занимается этим уже пару часов, когда Нил ставит кофе на угол стола Эндрю. Он не убирает руки с кружки, а Миньярд смотрит на блестящую кожу его покрытых шрамами костяшек пальцев. Часть Эндрю хочет протянуть руку и потереть их большим пальцем. Он не понимает. Через несколько мгновений рука Нила исчезает из поля зрения. — Я собираюсь поужинать с Мэттом и Ники, — говорит он. Голос у него нормальный, слова нормальные, но у Эндрю отчетливое ощущение, что его хотят прочитать. — Хочешь пойти или мне принести что-нибудь? Эндрю пожимает плечами. Еще несколько секунд и Нил оставляет его в покое. Когда Миньярд слышит щелчок закрывающейся двери, то опускает голову на стол. Есть что-то, заставляющее его лицо пылать — ярость, стыд, дискомфорт? Наверное, также голод. Он должен был пойти в столовую. Он должен был коснуться руки Нила. У Эндрю нет причин впадать в изоляцию привычек и утаиванию только потому, что он… что? Купил Нилу фрукты? Сейчас слишком поздно. Нил приносит куриные наггетсы и морковку. Позже, на крыше, Эндрю протягивает руку и берет его за руку.***
Нил проводит половину ночи в Eden’s, положив голову на плечо Эндрю. Это одно из тех прикосновений, которое почти всегда остается приятным — как руки Нила в его волосах или пальцы Нила, переплетающиеся с его собственными. На этой неделе Джостен был отодвинут на второй план из-за того, что можно было бы назвать самой коварной вещью, с которой он когда-либо сталкивался: простудой. Вчера Эбби наконец объявила его незаразным, но он все еще оставался уставшим и был бесконечно разочарован этим. Эндрю утыкается лицом в волосы Нила. — Если ты собираешься потерять сознание здесь, мы можем просто уйти. Нил пытается сесть, отчаянно пытаясь доказать, что с ним все в порядке, но Эндрю хватает его за рубашку, чтобы удержать на месте. Джостен снова успокаивается, вздыхая. — Мы только приехали, — говорит Нил. — Пусть танцуют. У меня в запасе еще пара часов. Эндрю только мычит, не убежденный. Он кладет ладонь на бедро Нила, и парень еще глубже зарывается в рубашку Миньярда, глубоко вдыхая. Они проводят время как обычно, наблюдая за людьми и разрываясь между комфортной тишиной и тихими разговорами о всякой ерунде, которая приходит им в голову. Эндрю останавливается после одного глотка, не убежденный, что Нил не заснет, когда вернется в теплую, тихую машину. Миньярду приходится несколько раз ткнуть его в бедро, когда дыхание Нила начинает выравниваться. Остальные возвращаются к столу, поэтому Эндрю двигает плечом, пока Нил не уберет голову и не сядет. Миньярд направляется к бару, и парень следует за ним, как он обычно делает. Аарон идет с ними — Эндрю вопросительно поднимает на него бровь после того, как он передает их заказ Роланду. — Я не верю, что он действительно может помочь тебе, — говорит Аарон, кивая на хмурого Нила, прислонившегося к стойке бара. Эндрю на всякий случай кладет руку на стойку рядом с Нилом. — Закрой наш счет, — говорит Эндрю Роланду, когда тот возвращается с подносом. — Прошло всего сорок пять минут, — недоверчиво говорит Аарон. Роланд посмеивается. — Его мальчик вот-вот упадет. — Я чувствую себя прекрасно, — говорит Нил, скрестив руки на груди. — Ники прав, — обвиняет Аарон. — Ты даешь ему особые привилегии. — Очевидно, — говорит Роланд. — Привилегии парня. Это права Нила. Рука Эндрю замирает, пытаясь схватить бумажник, но он быстро приходит в себя. Он бросает соответствующую сумму наличными на липкую стойку бара. — Вы оба, заткнитесь, — говорит Нил, снова опуская лоб на плечо Эндрю. — У меня голова от вас болит. — Да, это точно из-за наших голосов, — говорит Аарон, закатывая глаза. — Не из-за грёбанной EDM-музыки. Зачем ты вообще пришел? Эндрю смотрит на Аарона, пока его плечи не напрягаются, и он не отворачивается. — Скажи всем, что машина уезжает через пятнадцать минут, — говорит Эндрю. — Как угодно, — бормочет Аарон, хватая поднос с такой силой, что жидкость некоторых напитков выплескивается через край. Нил ухмыляется, когда Аарон ругается, и его уже розовые щеки начинают ещё больше темнеть от раздражения. Этого достаточно. Нил перестал притворяться, что с ним все в порядке, вместо этого позволив Эндрю затащить его в машину и затолкать на пассажирское сиденье с минимальными жалобами. Эндрю был бы признателен за необычный приступ уступчивости, если бы не сдерживал собственное желание выбить кулаком окно. На улице возле клуба царит хаос, людей до сих пор высаживают в начале ночи — Эндрю требуется больше пятнадцати минут, чтобы вывести машину из гаража и найти место на обочине. Остальные молчат, пока садятся на заднее сиденье, и тишина сохраняется всю дорогу домой. Это прискорбно, потому что это означает, что Эндрю откладывает особенно угрожающую атмосферу. Следующие десять минут он восстанавливает контроль, отгораживается, остывает. В доме он открывает дверь, затем садится на ступеньки крыльца со своими сигаретами. Сквозь тонкие стены дома он слышит остальных — звон спиртного, доносящийся из шкафа, веселые звуки Mario Kart, начинающиеся в гостиной. Эндрю сосредотачивается на меняющемся цвете светофора в конце улицы, считая секунды между красным и зеленым, зеленым и желтым, желтым и красным. Он не может игнорировать звук открывающейся двери. Он не может игнорировать куртку, которую держат прямо в поле его зрения, Эндрю тушит сигарету и ловит её в воздухе. Разве не забавно, что цель жизни Нила когда-то была утеряна? Это невозможная вещь. Неудивительно, что он изрешечен шрамами. Нил — что-то неземное, и Эндрю еще предстоит выяснить, как сопротивляться его притяжению. Эндрю поворачивает голову. Нил наблюдает за ним, и он не скрывает озадаченного выражения на лице. — Почему ты все еще не спишь? — спрашивает Миньярд. Нил не отвечает, просто продолжает смотреть и теребить шнурки своей толстовки. Его дыхание прерывается случайным горьким всхлипом. Эндрю вздыхает, оглядываясь на уличный фонарь, который становится желтым, а затем красным. — Это слово? — спрашивает Нил. — Какое слово? — Парень. Эндрю засовывает холодные пальцы в карман куртки, сжимая кулаки. — Когда все говорят, что у меня есть «привилегии парня», — продолжает Нил. — Тебя беспокоит это слово? Или смысл? — Меня это не беспокоит, — говорит Эндрю. — Что-то беспокоит. — Этот разговор беспокоит меня. Нил позволяет светофору смениться еще несколько раз, прежде чем снова заговорить. — Не имеет значения, что они говорят. Ты говорил мне, что не позволишь мне пересечь ни одну из твоих границ. До тех пор, пока это остаётся правдой, я не сделаю ничего лишнего. — Это слово для меня ничего не значит, — говорит Эндрю. — Эндрю, — говорит Нил, и в его тоне есть нотка раздражения, от которой у Миньярда сжимаются челюсти. Он смотрит в его сторону. — Я пытаюсь понять, почему ты злишься. — Прямо сейчас потому, что ты не оставишь меня в покое. Нил дотрагивается до лица, затем опускает руки на колени. — Ты хочешь сегодня быть в спальне один? Слова Эндрю звучат автоматически. — Мне все равно. Нил не издает ни звука, когда возвращается внутрь. Это, конечно, только ухудшает настроение Эндрю. Становится холоднее с каждой минутой, приближающейся к утру. Светофор перестает менять цвета, вместо этого мигает желтым, желтым, желтым. Свет в доме медленно гаснет. Становится тише. Огни на улице гаснут один за другим. Эндрю ждет, пока его глаза привыкнут к тусклому лунному свету, прежде чем войти внутрь. Кровать пуста, когда Эндрю поднимается наверх. Он берет сладости, принимает душ, чистит зубы и возвращается в тихую комнату, но не залезает под одеяло. Все, что Нил делает — это существует. Это само по себе является занозой в заднице, но Эндрю простил его с тех пор, как он почувствовал, каково это было бы, если бы Нил не существовал. Эндрю не хочет злиться на Нила. Он не хочет, чтобы Нил думал, что сделал что-то не так. Он не хочет убирать Нила из пространства, которое принадлежит ему в равной степени, что и Эндрю. Это все чертовски драматично. Слишком много думал, слишком много ходил на цыпочках, слишком много делал что-то ужасное из ничего. И над чем? Эндрю возвращается вниз. Кевин храпит на диване. Дыхание Нила ровное, несмотря на остатки заложенности его носа. Эндрю приседает рядом с креслом, обхватывая пальцы и слегка сжимает их. — Ты идиот, — шепчет Эндрю, когда Нил начинает просыпаться. Его пальцы сжимают Эндрю, когда он снова расслабляется. — Больные люди спят в кроватях. — Я больше не болею, — бормочет Нил. — Мне здесь хорошо, если тебе нужно место. Эндрю встает, тянет парня за руку, пока тот не поднимается за ним по лестнице.***
У Дэн есть привычка устраивать групповые ужины несколько раз в неделю. Большая часть команды идет в столовую после тренировки, и она и ее отряд веселых подчиненных любят пользоваться возможностью, чтобы поставить дополнительные стулья вокруг любого стола, за которым села семья Эндрю. Эти обеды — наркотик. Совместное сидение часто приводит к тому, что группа строит другие планы, в которые неизбежно втягивается Эндрю — вечера кино, вечеринки и поездки в торговый центр в Greenville. Сегодня ходят разговоры о походах куда-нибудь к северу от кампуса, что звучит как совершенно ужасный способ провести один из выходных. Несмотря ни на что, Эндрю не вмешивается в эти разговоры. Одной рукой он тыкает в рис/лебеду/овощи, которую столовая изобразила сегодня, а другая его рука закинута на спинку стула Нила. Плечи Джостена двигаются, когда он жестикулирует, и Эндрю позволяет себе сосредоточиться на соприкосновениях, пока не осознает произносимое им имя. Перемотка назад. Что это было? — Нам понадобится три машины, чтобы вместить всех, — говорит Дэн. — Нил, ты можешь заставить Эндрю водить машину? — Он сидит прямо здесь, — говорит Джостен, и в его голосе появляется раздражение. — Спроси сама. — На самом деле я притворяюсь, что меня здесь нет, — тихо говорит Эндрю, ударяя коленом Нила. — Нил, ты должен это сделать, — говорит Эллисон, хлопая ему ресницами. — Используй привилегии парня во благо. — Стоп, — говорит Нил, и остальные Лисы наконец улавливают резкость его тона. — Может быть, если бы вы все меньше предполагали о дерьме, о котором не знаете, Эндрю с меньшей вероятностью отмахивался от ваших запросов. — Нет, — говорит Эндрю, опуская руку обратно на бок. — Я отмахиваюсь от них, потому что они мне не нравятся. — Значит, ты говоришь, что тебе нравится Нил, — говорит Ники, потому что он, вероятно, никогда не научится закрывать свой гребаный рот. — Я ненавижу Нила, — возражает Эндрю. Он отодвигает свой поднос на середину стола, чтобы с ним мог разобраться кто-то другой, и встает. Если его подопечные хотят остаться, они могут вернуться в общежитие пешком. Нил догоняет его у машины. — Не надо, — предупреждает Эндрю, когда Нил открывает рот. В груди тесно — такое ощущение, что даже вены сжимаются, понемногу поднимая давление. Ему не хочется видеть, что произойдет, если он взорвется. И Нил слишком хорош в том, чтобы подтолкнуть его к этой грани. Он подводит черту. Нил не пересекает её. Эндрю действительно ненавидит его.***
— Я никогда не видела тебя человеком, переживающем о том, как тебя воспринимают другие, — говорит Би Эндрю на следующий день. — Мне все равно, что они думают, — говорит Эндрю. Би несколько раз постукивает ручкой по столу. — Тогда что тебя расстраивает? Эндрю хочет отмахнуться от этого. Он скучает по дням, когда считал возможным ничего не чувствовать. (Действительно ли существовали те дни? Сейчас трудно сказать. Его память была искажена всеми проклятыми эмоциями, с которыми он столкнулся в эти дни.) Прошло почти десять лет с тех пор, как его искренне беспокоило то, что люди думают о нем. Дети дикари. В детстве одежда Эндрю иногда была неподходящей, часто изношенной и всегда немодной. Иногда ему не удавалось принять душ или постирать белье. Иногда у него текла кровь через рукава рубашки. Было бессмысленно заботиться об одноклассниках, которые будут вычеркнуты из периферии его зрения, как только он переедет в следующий дом. Его проблемы были больше, чем то, что говорили другие дети, учителя или социальные работники. И как только ему стало все равно — как только он стал злым, жестким, свыкся с мыслью, что у него никогда не будет «друга» — хулиганы пошли дальше. Эндрю может признать, что следит за тем, что некоторые люди думают о нем, потому что есть люди, которых он не хочет терять. Впрочем, это не имеет к ним никакого отношения. Так в чем проблема с тем, что они обвиняют его в особом обращении с Нилом? — Меня расстраивает, что я делаю это, не осознавая, — говорит Эндрю. Брови Би хмурятся. — Что ты делаешь? — Я даю ему привилегии парня, — говорит Эндрю, морщась при этом слове. Это не то, что выбрал бы Эндрю, и не то, что он или Нил когда-либо использовали, но он не думает, что это неправдиво. Уже нет. — Хм, — говорит Би. Нажатие, нажатие, нажатие. — Ты бессознательно принимаешь решения, которые делают жизнь Нила проще или лучше. Эндрю закатывает глаза, но не спорит с ее фразой. — Если я ничего не упустила, это похоже на обычное поведение людей, которые заботятся друг о друге. И, ну, вот оно. Разве это не забавно, как Эндрю может сделать пять шагов вперед и все равно каким-то образом вернуться на то же место? Он помнит летний сеанс с Би, когда у них впервые состоялся разговор, сводившийся к следующему: Эндрю заботится о Ниле, и, в какой бы безопасности не был последний, он до сих пор боится этой зависимости. Несмотря на все усилия Би, реакция Эндрю на страх в лучшем случае непостоянна. Он откидывается на спинку стула, поднося кружку к подбородку и вдыхая сладкий запах какао. — Это чертовски раздражает — обсуждать это каждый второй месяц. Би ухмыляется. — Это травма. Очень цепкая. Эндрю фыркает, но часть напряжения, которое он носил в себе последние несколько недель, отпускает его. Это не неизвестность. Это зверь, с которым он сталкивался бесчисленное количество раз, и в последнее время он побеждает. — Хорошо, — говорит Би, откладывая ручку и наклоняясь вперед. — Мы нашли проблему. Что мы собираемся с этим делать? Позже той же ночью Нил находит Эндрю на крыше. Они не разговаривали со вчерашнего ужина — Нил крутился вокруг «пузыря» личного пространства Эндрю, не осмеливаясь его проткнуть. Он ждет у двери, пока Миньярд оглядывается на него и кивает. Нил садится и вытаскивает пачку сигарет из кармана пиджака Эндрю, движение хорошо отработанное и проворное — Миньярд даже не догадался бы, что происходит, если бы не смотрел. — Осталась только одна, — говорит Нил. Это, судя по всему, вопрос. — Давай, трать её впустую. Эндрю доживет до завтрашнего дня, когда он сможет заехать на заправку между уроками. Нил смотрит на него слишком долго. На его лице нет особых эмоций, но Эндрю все еще чувствует то движение американских горок, которое так часто вызывает у него существование Нила. Эндрю никому не позволил бы взять свою последнюю сигарету, не говоря уже о том, кто даже не собирался ее курить. Но Нил — не кто-то другой. Не для Эндрю. — Я на тебя сорвался, — говорит Миньярд. — Они все идиоты, но они правы. Словам Эндрю не хватает конкретики. Но поскольку Нил — это Нил, на его лице отразилось понимание. Наконец он закуривает сигарету, затем позволяет ей свободно свисать с пальцев, прижимая колени к груди. Он вздыхает, плечи слегка расслабляются. — Это работает в обе стороны, — говорит Нил. Эндрю делает еще одну затяжку, глядя на стоянку. — Ты всех балуешь. Это преувеличение, но ближе к истине. — Я не это имел в виду, — говорит Нил. Эндрю переводит взгляд на него, сожалея об этом, как только замечает намек на улыбку на его губах. — Я остался. Смертельная петля. Если Эндрю когда-нибудь сойдет с этого пути, ему понадобится мусорное ведро. — Похоже на довольно дерьмовую привилегию, — говорит Эндрю. — Ты только что обременил меня своими бесконечными проблемами. Между передними зубами Нила небольшая щель. Эндрю действительно замечает это, только когда улыбается. — Ну, что тебе еще нужно? — спрашивает Нил. Эндрю не может знать наверняка, но он не думает, что кто-то еще увидит лицо Нила в таком виде. В ухмылке нет недостатка ни в жестокости, сопровождающей его дьявольский язык, ни в свирепости, сопровождающей победу на корте. Это тише, чем это. Эндрю хочет протянуть руку и предъявить претензии. — Что бы ты мне дал? — спрашивает Эндрю. Люди изобрели американские горки не просто так — это острые ощущения от опасности без последствий. Как бы ему ни хотелось притворяться, что Эндрю не застрахован, с каждым слогом он прокладывает дорогу сам, наклон которой может быть лишь с одним возможным исходом. Нил качает головой, вытягивая ногу, пока не может постучать по подошве кроссовок Эндрю. — Ты знаешь ответ на этот вопрос. Эндрю закрывает глаза и позволяет себе почувствовать обрыв.