Влюблённость

Сложно быть подростком, правда? А влюблённым подростком? Ох, ещё сложнее. А подростком, что влюблён не в своего друга, сверстника, и даже не в одноклассника или преподавателя, а в собственного дядю? Сложно это всё… сложно было осмыслить, сложно было смириться, а потом ещё сложнее было с собой бороться и пытаться пересилить себя, забыть и перестать смотреть в его сторону такими влюблёнными глазами. А ещё сложнее было то, что ПиДжи это совсем не удавалось. Ни перебороть, ни разлюбить, ни отвести глаза. Да и Фреш, словно издеваясь, так и вертелся последним временем перед глазами, вроде и приходя в гости к папе Пеппера, но не отходя от мелкого визуально скелетика с чёрными костями и вечно парящей кляксой возле черепа ни на минуту. Эррор хмурился задумчиво, наблюдая за этим, Инк барабанил нервно пальцами по столу, всё передвигая чашку то ближе то дальше, оценивая с сомнением выражение сыплющего разнообразными вопросами, спорами и подколами Цветастого и робеющего от этих его вредных прикольчиков собственного мелкого сына. Но ничего не говорили, будто не понимая происходящего, в упор не видя покрытых румянцем щёк Джи, а может просто вспоминая себя и проводя параллели. Ведь чем больше «против» находится на пути, тем желательнее оказываются отношения. Возможно и они, умудрённые жизненным опытом, пытались молчанием и пассивным визуальным согласием свести возможную проблему на нет. Ведь их сын был упрям. Не зря же его отцами были разрушитель и защитник миров. И стоило им сказать: «Нет, мы запрещаем», как его глаза загорались пламенем несогласия и азарта, и остановить его было уже практически невозможно. Особенно в его восемнадцать. Вот и сейчас, он вперился упрямым взглядом в лицо напротив, игнорируя несерьёзную тему спора, смешливое и немного некультурно-обидное FUCK LOL! на очках с яркой оправой, и цедя через зубы: — Нет, ну что за глупости! Да если бы я только захотел, я бы обязательно смог! Тоже мне, подумаешь, умение. Ничего ж особенного! — Ты не сможешь. Тебе слабо́. Ты уже пробовал когда-то и не смог, так что не говори, что это как два пальца об асфальт. Ты мелкая вошка с завышенной самооценкой. И не надо доказывать дяде, что он нихрена не понимает и не умеет. Я зачётно катаюсь, а ты зачётно можешь только закатить глаза… Инк фыркнул на такие слова и толкнул Фреша кулаком в плечо: — Нихрена! Фреш, что за слово? Сколько я тебе говорил о пошлостях и ругательствах при ребёнке? Цветастый поднял широкие брови в удивлении, но решив не приколупываться к насмешившему его «при ребёнке», выдал, понижая голос до хриплого страстного баса: — Пошлостях? И-инки, а чем же таким тебе не угодил Хрен? Что это невинное растение тебе сделало? Или ты сейчас подумал совсем не о нём? Ах, какой пример же ты подаёшь своему… к-хм… ребёночку? Как тебе не стыдно! Художник подавился вдохом, с возмущением уставившись на криво ухмыляющегося не в меру наглого скелета и уже открывая рот, чтобы начать возмущаться по-настоящему, но трёхмастная рука, упавшая тяжело на его плечо остановила, заставив замереть. Эррор, что прислонился вдруг сзади, шепнул ему что-то на ухо и кивнул, выдавая вголос лишь: — Да ладно тебе, Фреш, не начинай. Ведёшь себя, словно подросток. И от Пеппера тебе тоже стоило бы отстать, не беси его, он и сам прекрасно знает, что езда на скейте это не так уж и легко, и что у него не получится тоже знает, просто спорит из-за своего упорства ослиного. Инк ткнул его локтем в бок, пытаясь вразумить глупого разрушителя. Зря он сказал это, зря подвергнул сомнению возможности сына. Дальнейшие слова Пеппера стали тому подтверждением. Он поднялся из-за стола резко и порывисто, упрямо светя разномастными зрачками в розовых глазницах. — И совсем я не упрямый! И ничего это не тяжело! Я докажу, если не верите! Дядя Фреш, ты мне дашь твой скейт? Правда же? Да? Фреш зашелся смехом. Он знал, что этим всё и закончится. Он ни капельки не сомневался, что малый будет доказывать свою правоту. И что его провокация пройдёт на ура. Он мотнул головой, скрещивая руки у себя на груди, смущая ПиДжи острой улыбкой, прямым взглядом из-под вечных тёмных очков и широтой плеч: — Нет. Джи зацокал фалангами по столешнице нервно: — Как так нет? Ты мне отказываешь? Почему? Как так, Фреш, как так? Как «нет»? Цветастый улыбнулся ещё шире, довольно наблюдая за растерянностью и потешной злостью, что окрасила скулы мелкого монстра розовым румянцем: — А вот так. Нет. Так как «да», только наоборот. Инк улыбнулся ему благодарно, и Фреш едва удержал серьёзное выражение на лице. Его неправильно поняли. Совсем и категорично. Он совсем не собирался отказывать мало́му в общении, наоборот, он собирался его увести из дому и сомневался, что Инк бы сказал ему за это спасибо. — Но как же я должен доказать, что могу так же, если ты мне запрещаешь даже попробовать?! — возмущению не было предела. Странно. Фреш хмыкнул задумчиво. Он, если честно, не представлял, почему даже самая несущественная мелочь, что хоть как-то касалась его, так остро воспринималась этим молодым и упрямым монстром. Не понимал, но против совершенно не был. Ему это... жутко нравилось. — Я тебе не запрещаю пробовать, я говорю, что не собираюсь давать тебе свой скейт. Если так уж хочешь что-то кому-то доказать — милости прошу, он всегда лежит у меня дома. Как говорится — Вэлкам. На самом деле, это уже был не первый раз, когда он пытался выманить это мелкое чудо к себе домой. Фреш не понимал почему, но его тянуло к этому мелкому упрямцу неимоверно. Ещё когда тому исполнилось лишь четырнадцать, когда это мелкое чёрное недоразумение ещё толком, по мнению самого Фреша, не похожее на монстра, принялось доказывать на своём дне рождения, что возможно съесть целый торт за четыре минуты. Он фыркнул. Да, они всегда, с самого начала находили наиглупейшие темы для споров. И оба доказывали свою правоту до последнего, будто от этого зависела жизнь Мультиверса. И Фреш всегда получал после этого звиздюлей от Инка и осуждающий но молчаливый взгляд от Эррора. Получал, но не мог отказаться от их маленького противостояния, своеобразной игры, которая позволяла ощущать себя нужным и интересным. А следом маленькое недоразумение стало расти. И Фреш стал приходить всё чаще, больше уделяя внимания самому подрастающему Пепперу, нежели хозяевам дома. Ему тогда казалось, что это норма. Ему казалось, что так проявляется эта таинственная дружба, о которой все вокруг так часто говорили, особенно Инк. Но время шло и вот ПиДжи уже шестнадцать, он закатывает глаза, когда ему предлагают задуть свечи на торте, фыркает, когда его называют ребёнком и жутко краснеет, когда Фреш на нычку за спиной передаёт ему первую в его жизни бутылку пива со словами «Хочу стать первым, кто тебя испортит». Фреш тогда не понял почему Пеппер отвёл глаза, и почему с тех пор ходил за ним хвостиком, стоило прийти в гости, и почему его ладони иногда мокрели, если дядя Фреш задерживал его мелкую ладонь при рукопожатии дольше положенного. А потом было семнадцать. Когда ПиДжи сам Инк подарил новую «авторскую супер-крутую» футболку, и тот умудрился примерить её прямо перед всеми. Фреш тогда чуть не выпал из реальности, раздевшись не стесняясь по пояс. Душа, что за столькие годы уже практически срослась с личностью паразита выдала такой спектр новых эмоций, что у Кошмара из девяностых чуть не случился припадок. Ему ещё никогда не приходилось чувствовать подобного. С тех пор стало ещё интереснее. Он шутил и всячески задевал, ловил на себе странно-длинные взгляды и сам не мог отвести глаз подолгу, постоянно думал и вспоминал, когда сидел сам один дома. И начинал сомневаться, а называлось ли это действительно дружбой? Потому что то, что иногда хотелось сделать… он подошёл раз к Инку, как к специалисту, что мог рассказать о проявлении эмоций буквально всё, имея в своей коллекции практически все чувства, зная наизусть: их названия и проявления. И спросил напрямую. Попросил расшифровать, что же такое он чувствует и какое оно носит название. И оторопел, когда Инк, выслушав и подняв брови в удивлении выдал: «Да ты, по-ходу влюбился! Не может такого быть! И кто она? Кого можно поздравить с приручением твоего бесчувственного несуществующего сердца?» Не было никакой её. Фреш тогда промолчал и пропал с их дома на долгие три недели. А потом вернулся. С четким желанием раз и навсегда разобраться с этой ситуацией. Только решать должны были лишь он с ПиДжи, а совсем не сующие свой нос повсюду его родители. Он конечно уважал разрушителя и защитника альтернатив, но не настолько сильно. Именно потому он уже несколько месяцев к ряду пытался украсть мелкого скелета из его родового гнезда, и ему порой казалось, что добыть золотое руно было бы в разы легче… Но в этот раз ему вроде удалось. Он поднялся, бросив короткое «спасибо за чай» и поспешил к себе. Оставаться не было смысла. Взгляд Эррора не предвещал ничего хорошего, да и он знал — никто лучше ПиДжи не справится с переубеждением этих упрямцев. А если они, Фреш видел это по их глазам, не хотели отпускать сына из дому, значит желание Пеппера из этого самого дома смыться будет увеличено вдважды. А если Пеппер что-то хотел — он добивался. Любой ценой. Так что цветному только и оставалось что ждать его в гости, пытаясь про себя решить, стоит ли поднимать интересующую его тему сразу, или лучше дать мелкому привыкнуть и расслабиться… мысль накурить мелкого скелета была тут же отметена как недостойная, и Фреш уселся у себя на диване в позе лотоса, настраиваясь на долгое ожидание. … ПиДжи справился со своими отцами за неполных три часа, и услышав в свой адрес тысячу и одно ругательство от одного отца и обиженное «не вернёшься к полуночи — схлопочешь кистью» от другого, с довольной улыбкой шагнул в открытый самолично разрушителем портал. И застыл в замешательстве. Ну, во-первых он не ожидал, что его посреди дня встретит громкий храп, а во-вторых… во-вторых ему вдруг стало не по себе. За своей упрямостью он пропустил самое основное — он не просто пришёл доказать свои несуществующие умения, он пришёл доказать эти умения не кому иному, как самому Фрешу! К нему домой!!! Ладони тут же взмокли, а во рту пересохло. Да, он мог свободно и ненавязчиво, не смущаясь общаться со своим дядей в присутствии посторонних, или родителей, но один на один! Стало почему-то совсем страшно и волнительно, будто это не он сам нагло напросился к Фрешу в дом, а его пригласили сюда на свидание. — Успокойся Джи, он взрослый и серьёзный монстр, он не будет тебя трогать… даже если ты попросишь, — было добавлено немного грустно и он, вздохнув тяжело, приблизился к спящему Фрешу. Ладонь с трёхмастными фалангам замерев на недолгих пару секунд в сомнении опустилась на гладкий череп, а следом, не заметив изменений в дыхании спящего, поползла по виску ниже. ПиДжи зацепил пальцами яркую оправу очков, не долго думая потянув ту на себя, лишая знакомое лицо привычного аксессуара и опустился на колени: — Дядя Фреш… — позвал он неуверенно, скривившись вдруг от того, как по-детскому это по его мнению звучало, — Ок, звучит не очень. А если просто: Фреш? Не слишком неправильно? Ведь я же настолько младше. Ну-у, не слишком, — решил он для себя и продолжил рассуждать вслух. — Но вообщем, кому нужна эта официальность? Вон папа так вообще тебя называет Кошмар из девяностых, или Паразит и ничего… — А ещё он называет иногда меня Червяк. Ты тоже хочешь меня так называть? Донеслось до слуха тихое, и ПиДжи вздрогнул. Ему не хотелось обидеть Фреша и он, услышав кто слова, немного даже запаниковал. Это же надо было умудрился поднять такую тему! — Н-нет, нет конечно, ведь это обидно… наверное. Фреш хохотнул. Ему не было обидно, он не умел обижаться. Ему так и не удалось понять и освоить это чувство, а потому единственным, что он ощущал сейчас был интерес. Интерес и жуткое желание коснуться. И он не стал себе в этом отказывать — провёл по чёрным скулам с цветными яркими пятнышками: — Не обидно. Вот совсем. А знаешь почему? А, мелкий? А потому, что на правду не обижаются. Паразит — это не оскорбление, паразит это я… — увидел не совсем выразительное выражение в глазах, понятое им как сомнение, и взялся объяснять: — Не говори только, что ты не знаешь… Оу, ну в таком случае, я могу продемонстрировать. Хочешь взглянуть, что у меня внутри? — хрюкнул он, — О, мне будет о-очень интересно увидеть твою реакцию… — Фреш поднялся резко, усаживаясь подогнув под себя колени, схватил бесцеремонно Пеппера и усадил того практически насильно возле себя. Уставился на последнего, буквально замирая в предвкушении: — Ну так что? Показать? Джи кивнул немного ошарашенно. О, он знал, что у Фреша нет стандартной души, какая была обычно у монстров… он скривился мысленно, вспоминая тут же своего папу — у Инка тоже не было души, но это не помешало ему ни найти себе вторую половинку, ни создать семью, ни завести Пеппера. А потому такие мелочи его не особо и пугали, даже наоборот, было интересно: — А покажи! — махнул рукой он, наклоняясь поближе. — А покажу! — ответил с таким же азартом Фреш и… приподнял голову, позволяя оценить вид фиолетово-розового щупальца, оплетающего позвоночник и уходящего вниз — в грудную клетку, — Смотри! — он открыл рот и выпустил наружу три острых отростка, чем-то напоминающих привычные языки. ПиДжи хрюкнул весело: — А знаешь, мы похожи, — выдал он наверное последнее, что был готов услышать Фреш и показал уже свои языки. Три разноцветных кончика застыли в воздухе и скелет в яркой одежде фыркнул возмущённо: — А вот и нет! Это не то! У меня лучше! У меня длиннее! — Зато у меня цветные! — прозвучало ему ответом. И Фреш придвинулся ещё ближе, нависая фигурой, что была ощутимо крупнее, над мелким монстром. Тот в общем-то не особо и испугался: — Зато я могу сделать вот так! — и два розово-фиолетовых отростка скользнули из полости черепа вниз. По позвоночнику под рёбра. Он приподнял край салатовый футболки, выпуская на свободу целых три достаточно длинных отростка и замер, разглядывая покрытое нежным розовым румянцем лицо напротив. — Это не языки… — выдохнул ПиДжи вдруг понимая и протягивая вперёд руку, — Это… — Я. Настоящий я… — добавил Фреш почти шёпотом и схватил эти разноцветные тонкие руки не в состоянии сдержаться, не отпуская, заставляя понять, что то что ПиДжи собирался сделать… то, куда он тянулся — желаемо… — Коснись. Не бойся. Мне и самому интересно. ПиДжи не надо было просить два раза. Гладкие и немного скользкие кончики нырнули в руки будто сами, и Фреш вздрогнул. Он не ожидал, что чужое касание принесёт с собой… удовольствие. Он сжал плечевые кости щуплого монстра, сидящего перед ним сильнее, бледная душа вспыхнула в одной глазнице, когда как в другой, занимая почти всё пространство горел ярко-желтой плошкой глаз. Обычно тонкая и узкая щёлочка вытянутого зрачка раскрылась и раздвинула стенки, превращаясь в почти что идеальный круг, оставляя вокруг себя лишь тонкий ободок жёлто-горячей радужки. Хотелось застонать. Рыкнуть и накрыть собой сверху мелкого монстра, что своими руками так чувственно, будто и не осознавая, массировал и гладил мягкие и, как оказалось чувственные, щупальца. Накрыть и заполнить собой, проникнуть под рёбра, оплести кости, занырнуть всюду, куда только найдётся такая возможность вёрткими отростками. И Фреш вспоминает, зачем на самом деле выманил сюда этого мелкого монстра, прижимает его крепкой широкой грудью к спинке дивана, ловя его будто пьяный взгляд: — Ты знаешь, зачем я ждал тебя тут, Пи? Знаешь? Возможно догадываешься уже, или знал с самого начала? Пеппер мотает головой, он совсем потерялся. В чувствах, в ощущениях, в словах… да ещё эти крепкие широкие плечи, что вот, перед ним, эта грудь, что вжимает своей широкой крепостью в спинку мягкого дивана, этот неожиданный и такой волнующий контакт, эти глаза, что своей неправильностью заставляют душу биться ещё быстрее. И он надеялся это перебороть? Забыть? Оставить позади? Заменить чем-то? Чем это возможно заменить? Чем? Он неповторим. Он единственный в своём роде и Пеппер... пропал. Пропал окончательно в своей влюблённости, сдаваясь, опуская глаза неуверенно и спрашивая: — Я не знаю, Фреш, ох, я действительно не знаю. Подскажешь? — Скажу правду, — отвечает ему Яркий. — Я предупредить тебя хотел, и спросить. И рассказать кое-что тоже… Инк сказал, это называется влюблённость. То, что я ощущаю… к тебе, Пеппер. И я подумал, что ты должен знать. И решить, что делать дальше. — Я? — Ты. А кто же? — Фреш прижимает, выглаживая ладонью по предплечью, как и всегда неравнодушный к телесным контактам, сейчас выбивая этим из колеи конкретно, — Мне что, стоит спросить твоих отцов, что нам делать? Или всё-таки тебя? — Меня… — шепчет Джи едва веря в то, что происходит с ним сейчас. — Вот я и спрашиваю. Вот, какая у нас ситуация... Твой дядя оказался влюблён в тебя. Что ты намерен с ним делать? Пеппер покраснел от такой прямоты постановки вопроса, он ожидал, что выбирать если и придётся, то не ему. Он взглянул в такие странные и не похожие ни на что глаза. — Встречаться. Я намерен с ним встречаться, — ответил он уверенно и добавил уже более робко, теряясь в нахлынувшем неожиданно смущении и заглядывая в эти разные глаза: — Только родителям чур рассказывать будешь ты. Фреш улыбнулся. Уж с кем-кем, а с разрушителем он справиться точно способен. «Встречаться»… — Пеппер? А чем обычно занимаются те, кто решил… м-н-м-м… встречаться? ПиДжи залился румянцем ещё больше. Неужели Фреш серьёзно спрашивает его о таких элементарных вещах, ну разве он и сам не знает? Разве ему не приходилось никогда… ох… — Целуются… — выдохнул тихо ПиДжи, и закрыв глаза, подался навстречу. Он больше не чувствовал себя значительно младше. Ему вдруг показалось, что у некоторых его ровесников знаний и практики и то значительно больше, чем у Фреша, с которым он сейчас позволил себе сплести языки. — И ещё кое-что интересное… — добавил тихо он, заныривая руками под цветастую футболку, ловя руками щупальца, а слухом тихие стоны. — Интересное… — повторил эхом Фреш и откинул голову назад. Ох, он даже и не думал, даже не представлял себе, что простое слово «влюблённость» может нести в себе столько приятных бонусов… — Люблю тебя… — произнёс он на пробу и задохнулся в волне удовольствия и ласк, что последовала в ответ, — Люблю... — повторил снова уже увереннее.