***
— Хелена, почему нет? Почему уже который месяц ты ходишь кругами? Я никогда не держал на тебя зла, как бы сильно ты себя не корила за трусость, или что ты там себе придумала. Почему избегаешь? Сэмми не любил ждать и ещё больше не любил, когда ему недоговаривали. Попытки возобновить отношения с Форальберг разбивались о невыносимо тоскливый, тяжелый взгляд изумрудных глаз, но музыкант не думал уняться. — Сэмми… на самом деле, я позвала тебя поговорить о другом. Ты… ты уничтожил Чернильную Машину. Ты убил Джоуи Дрю. Ты освободил души всех на студии… но ты не уничтожил чернила до конца… — женщина подняла глаза, казалось, смотря прямо в душу. — Что.? Но… в смысле? — Сэмми понял лишь тогда, когда Хелена указала ладонью на саму себя. — Чернила текут по моим венам, они льются из моих глаз, когда я плачу. Моё сердце — живой насос. Помнишь, когда меня окатило чернилами с ног до головы.? Я больше чем на половину уже не человек. Я не хочу… жить в боли и страхе, что однажды они окончательно осквернят мой разум. Но и умереть я не могу. Ты же видел, как чернила оживляют трупы и поддерживают жизнь в умирающих? Я не хочу закончить так. не хочу разнести заразу… пожалуйста, Сэмми, только кто-то вроде тебя может помочь мне. Чёрные слёзы потекли по бледной коже, подчеркивая усталую, отчаянную и болезненную улыбку. Улыбку человека, который хотел только смерти. — Я слышал, что женщины бывают жестоки. Но никогда не думал, что настолько… — Лоуренсу требовалось время, чтобы осознать в полной мере, о чём его просят. — Иногда жестокость — лишь последствие необходимого действия. Пожалуйста… — Хелена провела пальцами по серебряным шрамам, несмотря на то, что минеральный яд обжигал её почти что чернильную плоть подобно кислоте. Желая сделать последний подарок и попрощаться как следует, Сэмми исполнил её просьбу, оставив флакон с серебряной кровью возле чашки чая. Через два дня состоялись похороны.Часть 1
13 февраля 2023 г. в 16:31
Думая о походе на кладбище, каждый из нас представляет себе пасмурный, нередко дождливый день, где можно скрыть своё горе под холодной завесой ливня. Под ногами чавкает мох и сырая кладбищенская земля, а водяные струи омывают старые надгробия и редкие памятники богатых могил.
Однако, смерти не столь важно, снег за окном или град. Вот и сейчас участок городского кладбища утопал в солнечном свете и летнем густом, тяжёлом штиле, какой бывает во второй половине июля. Лучи светила плясали на отполированных участках металлических деталей и гладких мраморных плит, рискуя ослепить случайного гостя.
Погост пустовал, так как никто не хотел получить перегрев или солнечный удар в этот жаркий день. Исключение было только у одной из свежих могил европейского образца. Надгробие было украшено метровой фигурой джентльмена-автоматона, что застыл в снимающем шляпу жесте. Казалось, поверни ключ в спине, и чугунный страж оживёт, поклонится случайному гостю и вежливо попросит его не нарушать покой того, кто здесь лежит. Умершая предпочла последнее пристанище здесь, а не на исторической родине.
Летний жар солнца подсушил землю и поднесённые цветы: лаванда — искреннее восхищение; раскрытый хлопок — ощущение магии и чуда, что приносил этот человек при жизни; синеголовник — пусть после смерти ничто не тревожит её покой; эдельвейс — память о доме и символ бесконечной преданности и скорби того, кто принес цветы.
Поклонник со столь тонким знанием языка цветов и не скрывался, сидел здесь же, на примятой траве, уткнувшись лицом в собственные колени и утопая в своем горе. Серебряные шрамы на руках отблёскивали в свете солнца подобно позолоте на надгробной надписи, а светлые волосы казались выжженными от усталости и тоски. Сэмми сидел здесь уже третий час совершенно один, прокручивая воспоминания в голове будто старую кинопленку и потеряв счет времени.
— Если будешь сидеть на холодной могильной земле, то наверняка схватишь пневмонию, — голос слышался приглушенно из-за пелены мыслей.
— Оставьте меня. Мне не до праздных разговоров случайных сочувствующих, — отвечает Сэмми безэмоционально.
— Мда, ты всегда был человеком отвратительного характера, Сэмми.
Услышав, что его позвали по имени с явным знанием того, кто перед ним, Лоуренс поднял тёмные, мутные от бессонницы глаза. Незваный гость был одного с ним возраста, шатен с синими, такими же затуманенными от отвращения к жизни и всему происходящими глазами, как и у музыканта. По характерной манере, нагловатому взгляду, доставшемуся от отца, Сэмми признал в нём…
— Майкл.? Майкл Афтон.? — неуверенно обратился Лоуренс к собеседнику.
— Твоё тело покрыто этими странными блестящими шрамами и рассудок поврежден болью утраты, но ты всё ещё можешь узнать старых друзей. Уже неплохо для встречи, что скажешь? — хрипло усмехнулся Майкл, прикрыв глаза ладонью, — и всё-таки, если ты так и останешься здесь сидеть, то тебе может и голову насмерть напечь.
— Катись к дьяволу, Афтон, — вяло огрызнулся Сэмми, но встал на ноги.
В конце концов, та, кого он пришел навестить, наверняка бы не одобрила его упадничество.
— Да-да, прямо сейчас к нему и пойду. Через два участка буду на месте, — отмахнулся Афтон, проходя мимо старого знакомого.
— У тебя здесь кто-то похоронен? — Сэмми повернул голову следом, прежде чем ноги сами понесли его за уходящим.
В школьные годы, до того, как природный дар стал причиной перевода Лоуренса в музыкальную школу, вся округа пряталась и разбегалась, стоило только закадычной парочке в сопровождении обычно тихого Вонки. Взрывной нрав, бьющая через край энергия и невероятная тяга к разрушению сначала приводили к постоянным дракам между Сэмми и сыном бизнесмена-изобретеля Уильяма Афтона, Майклом, от чего эти двое заканчивали в кабинете директора. Потом постоянные отчитывания надоели мальчикам, и те решили работать сообща, от чего вражда перешла в большую дружбу.
Настолько большую, что даже спустя много лет Майкл узнал старого друга издалека, когда тоже решил посетить кладбище.
— Да… много кто, если подумать… Знаешь, у моей семьи тут что-то вроде участка. Хоть склеп ставь, — Афтон относился ко всему слишком спокойно, будто человек сломленный во всех отношениях.
Первая могила была украшена потрёпанным от времени темно-желтым плюшевым медведем. Вторая явно принадлежал девочке, судя по обилию бантов и кукле. Сэмми признал в надписях младших брата и сестру Майкла — видел их пару раз в детстве, когда прибегал позвать приятеля на очередную сомнительную авантюру. Третья могила принадлежала женщине, матери семейства Афтонов. На ней были возложены розы, видимо, постоянно сменяемые на свежие. И последняя была подписана как «Уильям Афтон». Самая голая и заросшая из всех, хоть и самая новая.
— Ты… ты остался последний.? Из семьи.? — Сэмми нечитаемыми глазами смотрел на ряд надгробий, пока Майкл смахивал мусор.
— Вроде того. Кэссиди… Ну, я сделал некоторое дерьмо, которое будет со мной до самой могилы. Элизабет — лучший пример того, что бывает с непослушными детьми. Мама… она не выдержала таких потерь. Насчёт отца… Могила так, символ. Она пустая, так как он пропал без вести некоторое время назад. Но туда ему и дорога, в любом случае. Знаешь, он был дерьмовым человеком, и дерьмовым отцом. Окружающие всё прощали ему, так как он держал семейную закусочную и придумал так всеми любимых аниматроников. Я не скучаю по нему, но у каждого должен быть конец. Последний пункт назначения. Поэтому я сегодня здесь.
Майкл неспешно занимался своими делами, пока Сэмми обтекал с потока информации.
— А тебя сюда как занесло?
— Скажем так, я тоже сделал некоторое дерьмо. Хотя, меня уверяли, что я всё сделал правильно. Последствия, видимо, будут со мной до самой могилы, — Сэмми зашарил по карманам в поисках зажигалки, чтобы запалить первую за сегодня сигарету.
— У тебя хотя бы есть шанс на искупление. У меня его нет и не предвидится, — Майкл учтиво поделился огнём с собеседником, — ладно, рад был поболтать. Надеюсь, следующая наша встреча будет в более приятных обстоятельствах.
С кладбища они выходили вместе, в абсолютном молчании.