Круг Шестой

Шеол пела восхитительно – часами можно было слушать. Ведьма закрывала глаза, стискивала пальцами, мертвенно-бледными, кружева на старом изорванном платье и ждала две секунды. Из вредности. Дыхание путалось в воздухе. Шеол пела слишком хорошо для преданной. Не-рожденные дети попадают в Лимб. Нежеланных детей – убивают. Ведьма, по правде сказать, много чего не знала. Не знала, вот к примеру, зачем, чтобы ребенка убить, надо было дождаться его первого вздоха. Люди странные. Ни у кого, кроме нее, не дрожали руки. Было немного смешно. Но больше – страшно. Некрещеные дети как будто ничьи. И путь у них только один. В могилу. В Ад. На Шестой круг. В Преисподней никогда не утихает боль. Шеол морщится, разглядывая придирчиво свои слишком тонкие руки. Язвы не заживают тоже. Шестой круг был забавным. Целиком состоял из неприлично узких маленьких коридорчиков. В одних – единственным освещением были костры, в иных и такого не было. Сырость губила голосовые связки и нервы. Даже если не хочешь помнить – простить не получится. Это ничего. Здесь никто не умеет. Шеол дьявольски хорошо пела. И голос у нее был прекрасный, чистый, как тысячи колокольчиков. Чище, чем у самого светлого ангела. Она не знала песен, они просто в крови у нее были и лились как-то заодно с душой. Ведьма надеялась, что однажды ее душа выльется вся и больше болеть не будет. Голос идеально вплетался в воздух и сам по себе звенел. От ее единственного слушателя всегда пахло сигаретно-кальяном дымом и гарью. И кашлял он с каждым днем все чаще. Шеол боялась его поначалу. Молча сидела, поджав под себя ноги и прислонившись к стене. Герцог был настырный и никуда не девался. С каждым проклятым завтра становилось все легче. Ведьма постепенно привыкла, а может, с каждой новой язвой ей было все больше наплевать на то, кто там ее слушает. Хоть сам Дьявол. Герцог громко кашлял и надрывно. – Будешь много курить – легкие отвалятся! – ведьма, сцепляя руки за спиной, наклоняется над родным своим незваным гостем. Не страшно, хотя поначалу очень даже было. Демон же все-таки. Ведьма потихоньку приходит в к выводу – люди страшнее. – Дело не в легких, – Халпас зажимает сигарету в зубах, глядя куда-то в сторону, – и не в курении. А ты будешь? Хотя нет, не предлагаю – голос испортится. Шеол пожимает плечами – он в конце концов все равно испортится от сырости – и садится рядом. Платье испорчено, измято, изорвано. Да и вообще, наплевать на платье. Халпас тоже так считал вчера, когда наклонялся низко-низко и дышал в шею. – Ты, когда поёшь, забываешь или вспоминаешь? – И то и другое, наверное. – Будто вскрываешь душу лезвием... – задумчиво подводит итог герцог, доставая следующую сигарету. Кровь льется, не останавливаясь.