Все мы немножко лошади

Велик и прекрасен был Асгард — город богов. Асы только закончили строительство, потому дворец был неприлично юн, жизнь ещё не заполнила его, не закоптились каминные трубы, ни разу не разогревались кованые решётки в пиршественном зале, на которых будет готовиться охотничья добыча, запахи ещё не смешались, не соединились в единый дух дома и звучали по отдельности — смолистый аромат дерева, пресный запах металла, еле уловимый, солоноватый — камня, добытого у великого океана. Величием и красотой Асгард превосходил всё, что было построено в Девяти мирах, и спорил, пожалуй, даже с небесным сводом, украшенным светилами. А посему не мог он оставаться без защиты — осталось обнести город дворцов крепостной стеной, которая могла бы сдержать и нападение турсов, и атаку иных неприятелей, и даже устояла бы перед огненными великанами Муспелльхейма. Но Тор, безотказно работавший Мьёлльниром при строительстве города, вдруг засобирался на восток — бить великанов. Ни Один, ни Фригг не могли уговорить его остаться, Тор отводил глаза, бормотал что-то о военных необходимостях, пока, наконец, не крикнул в лицо отцу: «Я воин, а не каменотёс, достаточно я крушил горы и возил скалы на моих козлах. Раньше во сне я видел битвы, а теперь мне снятся каменные глыбы; я смотрю на горы и думаю, сколько колонн можно из них высечь». Через час повозка, запряжённая козлами, прогрохотала через внутренний двор и понеслась прочь от чудо-города. Один смотрел вслед удаляющемуся сыну из окна. Увы, Тор был прав. Ведь не требовал же Всеотец от Бальдра ратных подвигов, или от Хёда — встать на место Хеймдалля. Есть предназначение даже у богов, и нельзя идти против него, заставляя воителя — хлебопашествовать, или владеющего водной стихией — поддерживать огонь в очаге. Тор подчинился воле отца — без него бы не было Асгарда, но и его силам есть предел. Только очень не ко времени он этого предела достиг. Однако крепостная стена была нужна, а, учитывая отсутствие Тора, строить её следовало быстро. Сейчас бы посоветоваться с Локи, но тот снова был чуть ли не в распре с асами. А дело началось с того, что бог огня со всем рвением строил собственные чертоги, нимало не помогая возводить общий дворец и службы, но и то бы ничего. Один даже закрыл глаза на то, что шпиль, нагло протыкавший небеса над палатами Локи, был куда выше, чем остальные. Но стала по утрам обволакивать Асгард мертвенная дымка, а стены чертогов бога огня покрывались иногда инеем, и, хоть Локи и уверял, что всё это потому, что ему ведома древняя магия ётунов, Один потребовал впустить его осмотреть почти достроенные палаты. Бог хитрости попросил отсрочки на сутки, мол, внутри пройти невозможно и надо приготовить помещения для приёма дорогого гостя. Всеотец стоял на своём и уже намеревался пересечь площадь и без приглашения войти в дом, как тот взвился костром и запылал, словно щепка. Какие тайны Локи сгорели в этом огне — не узнать уже. С тех пор он был хмур, с побратимом речей не заводил, и передавали, что Локи собирается и вовсе переселиться в Ётунхейм или Мидгард. Один же не сомневался, что скрыл от него бог огня обходной путь между мирами, который запрятал под своим жилищем, а, значит, снова пытался обмануть, не только его — всех асов. И было так всегда — всё в Локи могло оказаться обманом, всё могло скрывать за собой нечто иное — и улыбка, и многочисленные его личины, и даже его жилище, которое он с таким тщанием возводил. Это и было в нём настоящим — бесконечная ложь и каверзы, иногда столь опасные, что сердце сладко ныло от азарта — вывернуться, по лезвию меча проскользнуть в последний момент. А потом хохотать вечером у костра, вспоминая, как ловко они… Было, вместе дышали побратимы шалым ветром свободы; вместе шли по дорогам миров Иггдрасиля. И всё было им забавой — украсть невинность иноземной девы или вещицу, полную магией, или врагов убить в честной битве, или в нечестной. И не надо было тогда Одину зеркала, так как видел он шальные глаза Локи — такие же, как были у него самого. Только вот Асгарда не могло быть в том мире, в котором побратимы шагали вместе одною дорогой, только если бы построили они видимость города, чтобы обмануть кого-нибудь. А такого, как этот Асгард — Единственный, величием Иггдрасилю подобный, город правителя Миров — такого быть не могло. Горько было Одину видеть следы недавнего пожара на месте чертогов Локи, на сердце его легло оно ожогом — будто вынул побратим головёшку из их дорожного костра и ткнул в грудь. В Утгарде и сам Один выстроил бы хоромы с секретным ходом и гордился бы хитростью, но Асгард — город асов. Это мой город, побратим, наш… Неслышно, словно облако, приблизилась к супругу белоснежная Фригг, окликнула: «Один! Асы собрались уже в малом зале, ждут тебя». Проследила, куда смотрит пасмурный муж, сказала: «Без стен Асгард беззащитен». Быстро взглянул на жену Всеотец, резко — его мысль она высказала, его тревогу. Какая уж тут безопасность, если… Один вошёл в зал собрания, и все взгляды устремились на него. Только глаза опустила и зарделась смешливая Сиф, которой Локи что-то на ухо шепнул, губами явственно касаясь её кожи. Одину показалось, что побратим сейчас вопьётся в губы снохи и тут же её и завалит публично, в утешенье по отбывшему мужу. Всеотец решил прямо Тору сказать о недолжном поведении его супруги, пусть наподдаст как следует: обязанность жены — блюсти свою честь, муж же берёт то, что ему отдаётся. Правда, Фригг в данном мнении с супругом была не согласна, но мирилась. Один прошествовал к трону, уселся, объяснил собравшимся, что из-за неотложных военных нужд их оставил главный строитель и теперь следует решить, кем заменить Тора и его неутомимый Мьёлльнир. И ведь не были асы слабосильными вовсе, но все негласно решили, что камни ворочать — не дело богов. — Можно нанять какого-нибудь ётуна, — молвила Сиф, и Один был уверен, что не сама она догадалась. Да и Локи тут же её поддержал: — Кто, как не ётуны, сможет построить нам стены, способные перед ними самими устоять? Асы закивали головами согласно, даже с облегчением — проблема решилась. — А кто, как не ётуны, может за стену запросить такую цену, что мы потеряем больше, чем приобретём? — возвысил голос Всеотец. — Тогда, значит, придётся за жадность их наказать, — улыбнулся Локи. Один нахмурился, жестом велел подойти. — Говори, что задумал, — сказал тихо, когда побратим подошёл и небрежно облокотился на высокую спинку трона. — Догадаться несложно, — прошептал тот в самое ухо, обжигая дыханием. «Он меня с Сиф перепутал, что ли?» — подумал Один, а Локи продолжил: — Предлагаю тебе договор. Я устрою так, что ётуны возведут стену и им ничего не понадобится платить, а ты мне не станешь мешать построить такой чертог, как мне нравится. — С дырой в Хельхейм, — уточнил Один. — Да хоть бы и с дырой. У меня там, как ты знаешь, дочь. Ей требуется поддержка отца. Один иронично поднял бровь: — А если не справишься… — начал он. — Это когда я не справлялся? — изумился Локи. — Так вот — если не справишься, то не надейся на ссылку к альвам. Будешь сидеть во дворце до тех пор, пока не сплетёшь сеть такую, чтобы Ёрмунганда можно было ею поймать. — По рукам! — Жена, разбей, — скомандовал Один. Фригг ударила по сцепленным рукам и сказала: — Мальчишки. Обратившись к асам, Всеотец поинтересовался, нет ли иных идей касательно строительства стены. Но асы молчали, соглашаясь с единственным предложенным решением. Ётун Хримтурс сидел на скале, на самом краю мира и развлекался тем, что откалывал огромные камни и кидал их вниз, ожидая услышать звук падения. Глыбы рушились и исчезали бесследно. Уже дважды Хримтурс начинал думать, что ясень слишком высок, а потому не услышать, как куски скал ударятся о его корни, но он представлял, как они летят, все ещё летят, и решал подождать ещё немного. — Ты очень силен, славный Хримтурс, — произнёс кто-то за его спиной скрипуче. Ётун кинул в бесконечность ещё одну скалу и только тогда оглянулся, чтобы дать понять, что он занят делом и не обязан откликаться на всяких праздных посторонних. Увидел он неизвестную старуху, закутанную в широкий шерстяной плащ с капюшоном. Старуха была ничего себе, ибо держала на плече суму немалых объемов и опиралась на посох, сделанный из целой молодой сосны. Хримтурс постелил на камень шкуру, приглашая старую женщину присесть и отдохнуть с дороги, и поинтересовался, откуда ей известно его имя. — Слава о твоей силе бежит впереди тебя, — ответила та, достала из сумы пару увесистых ароматных лепешек, протянула одну великану. Хримтурс благодарно покивал и забыл про расспросы, занявшись трапезой. — Как зовут тебя, добрая женщина, кого мне благодарить за угощение? — учтиво поинтересовался он, утирая губы. — Тёкк зовут меня, — представилась старуха и протянула великану пирог с рыбой. — Ах, тётушка Тёкк, — только и смог сказать великан, откусывая немалый кусок. — Говорят, асы город строят, — начала старуха издалека. Хримтур кивнул, не отрываясь от угощения. — Дворцы построили, а стены городской нет, — продолжила Тёкк. — Потому что не умеют, — сообщил великан. — Говорят, асы ищут, кто бы им стену построил. — Асы — двуличны, обманут, — Хримтурс с сожалением посмотрел на последний кусок пирога и отправил его в рот. — Так это если к ним глупый кто придёт — того обманут, а тебя же не обведешь вокруг пальца, — вкрадчиво сказала Тёкк. — Это ты верно говоришь, тётушка. Асы умишком не вышли, меня обманывать. — Говорят, им так эта стена нужна, что за её постройку Один даст всё, что пожелаешь. — Солнце, Луну и звёзды даст? — осведомился Хримтурс. Тёкк взглянула на него удивленно: — Они же на небе. Что ты с ними делать будешь, если себе заберёшь? — Смотреть буду, — мечтательно сказал великан. — Они красивые. Светят. Старуха вздохнула. — Ну, тебе-то от них что будет толку? Кабы ты стену построил, мог бы просить Фрейю себе в жёны. Слышал про неё? Хримтурс мечтательно заулыбался: — Фрейю я видел однажды. Тоже красивая, как звезда. — Я тебе помогу — получишь Фрейю. Такая краса должна с достойным мужем жить, а среди асов откуда достойный? Великан кивнул. — Слушай и запоминай. Придёшь к асам — на все сроки соглашайся, в награду требуй Фрейю в жёны. Проси только разрешить в помощь коня взять. С ним ты в любой срок уложишься и получишь свою награду. Тёкк свистнула оглушительно, взвился огонь костра, смешался с неведомо откуда налетевшим снежным вихрем. Хримтурсу глаза запорошило инеистой крошкой, а когда он их открыл — увидел коня, могучего, как Иггдрасиль, рыжего со снежно-белой гривой. Великан подошел к нему, потрепал по холке, оглянулся на Тёкк — лицо его светилось восторгом и благоговением. — Я назову его Свадильфари, — сказал Хримтурс, — тебе же нравится? — обратился он к жеребцу. Тот всхрапнул. — Вот, он понял! — обрадовался великан. — Какой конь, а? На нём по всем Девяти мирам можно проскакать, он даже не вспотеет… Тёкк поднялась с камня, набросила на плечо опустевшую суму: — Мне тоже нужно в Асгард, — сказала она. — Вместе поедем, а то что-то я сомневаюсь, что ты туда вообще доберёшься… На следующее утро Хримтурс стоял пред светлыми асами. — И какую цену ты просишь за свою работу? — поинтересовался Один. — Я построю асам стену, крепче и выше которой не было и не будет, а ты мне дашь Солнце и Луну, — сказал великан решительно. Асы возмущённо загомонили, а Локи закрылся рукой и отвернулся, плечи его тряслись, но вряд ли он плакал. — И звёзды. Все, — добавил Хримтурс. — За одну стену много просишь, — возразил Всеотец, явно забавляясь. — Оптом все светила за ограду не отдам. Великан задумался, припоминая что-то, и молвил: — Ладно, звёзд не надо, но тогда я заберу Фрейю себе в жёны. — Но учти, если в первый день лета стена не будет полностью готова, ты не получишь ничего, — веско напомнил Один. — Да сколько можно? — возмутилась Фрейя и демонстративно покинула зал. Хримтурс проводил её глазами, явно довольный сделкой. — Она ещё не твоя супруга, нечего пялиться! — сурово прикрикнул Один. — Я отдам тебе желаемое, если ты выполнишь работу точно в срок без чьей-либо помощи. — Мне будет помогать мой конь, это по условиям договора можно? — спросил Хримтурс. Один быстро взглянул на Локи — тот снова склонился к Сиф, накрыв при этом рукой её ладошку. На самом деле не интересуется разговором или делает вид? В конце концов, конь — не такой уж помощник на стройке… — Коня ты использовать можешь, но больше никого, — постановил Один и мановением руки приказал великану удалиться. Асы, переговариваясь, также пошли к выходу. Одину они доверяли, на Локи надеялись, оснований для беспокойства не было. Один придержал побратима за локоть: — Твой ход. — А я уже почти доиграл, — беспечно откликнулся тот. — Спицы закажем специальные, чтобы плести было сподручнее. Сеть нужна большая… — Я тебе разрешу входную дверь в мой новый чертог покрасить. Снаружи. — В мечтах разве что, — улыбнулся Один и добавил уже серьезно: — Оставь Сиф в покое, хотя бы публично. Тор сам виноват, не учит жену, но ты-то хоть её не позорь. И так уж Улля Тор воспитывает, хоть парень на тебя, как две капли, похож. — Такого нет в условиях спора, — возразил Локи. — Ты же меня знаешь, как я могу? Жену дорогого названого племянника? — Как ты можешь, я как раз знаю, — отмахнулся Один. А утром асов разбудил отдалённый рокот. К Асгарду приближалась скала. Даже у Тора не хватило бы силы тащить на себе такую махину. Но она двигалась — сквозь лес, оставляя после себя просеку. Наконец, можно было различить довольного Хримтурса, ведущего под уздцы огромного огненного коня, который поводил ушами и толкал хозяина мордой в плечо — играл, будто пушинку тянул за собой, а не целую гору. — Значит, конь, — сказал Один сам себе и скрылся в своих покоях, а вечером отправился в гости к Хримтурсу. Великан как раз варил себе на ужин похлёбку в огромном котле. Всеотец поставил на пенёк объемистую бутыль с хмельным мёдом. Преломили хлеб, выпили. Хримтурс оказался словоохотлив, но знаниями небогат — был он прирождённым бродягой, нигде не задерживался надолго, принимал участие в каких-то битвах, даже видел Тора в деле, но в общем политической ситуацией не интересовался и не задумывался, война у ётунов с асами или мир. Зато он рассказал Одину об удивительных белых белках, ростом с хорошего вепря, кои прыгают по деревьям и добыть их очень непросто, но зато если уж повезёт охотнику, то на всю жизнь ему хватит богатства, потому что у той белки вместо крови — золото, и конца ему нет. Правда, сам он таких белок не видел, но слышал от многих — а им зачем лгать? Одину легенды про внезапное обогащение были не слишком интересны, потому он попросил разрешения посмотреть на чудо-коня вблизи. Хримтурс скрытничать не стал и повёл своего гостя к постройке, которую Всеотец счёл домом, выстроенным великаном наскоро на время работ в Асгарде. Оказалось, не дом это, а конюшня для дивного коня, а сам великан планировал либо ночевать там же, на соломе, либо и вовсе спать под открытым небом. Из двери пахнуло запахом сена и животным теплом. Конь не был даже привязан — подошёл к хозяину, заржал коротко. — Хорош жеребец, — сказал Один, опустив руку ему на холку, и растёкся сознанием по телу животного. Мышцы — слишком сильные, кости — слишком крепкие, но встречаются и более удивительные существа. Всеотца же интересовал создатель этого чуда, хотя он уже почти не сомневался, кто это мог быть. Но только добежав мыслью по венам к сердцу жеребца, из огня и льда сплавленного, Один убедился в том, что побратим играет нечестно. Как всегда. — Свадильфари у меня — золото, — нарушил Хримтурс затянувшееся молчание. — А давно ли он у тебя? — поинтересовался Всеотец. — Мы с ним выросли вместе, — благодушно улыбнулся великан. — Можно сказать, одну титьку сосали. — Даже так? — вежливо удивился Один. Расстались тепло — Всеотец пожелал Хримтурсу удачи в строительстве, а тот в ответ просил лично присмотреть за Фрейей, чтобы она как-нибудь случайно не вышла замуж в ближайшее время. Первыми, кого Один увидел в Асгарде, были любимая супруга и побратим. Локи снова запалил пламя на месте своих хором, очищая строительную площадку, а Фригг окружила всё влажным туманом, во избежание беды. — Идиллия какая, — сказал Один раздражённо. — Нечестно играешь, побратим. Считай, спор ты проиграл. — Это ты о чём? — поинтересовался Локи невинно. — А ты не знаешь. — Это ты про лошадку? Так она вполне самосильная, я ей не помогаю. Она — сама по себе. — Локи! Ты ётуну дал преимущество! — возмутился Всеотец. — Коня использовать ты сам разрешил, так что это ты дал преимущество ётуну. — Вы оба играете нечестно с самого начала, — сказала Фригг, — потому что Хримтурс строит, а награды ему никакой вы давать не собираетесь. Я ему плащ подарю тёплый, а то… — Ты ему носки ещё свяжи! — взорвался Один и пошёл прочь. К вечеру повалил снег, и Локи скрылся в метели — отправился к цвергам заказывать утварь для своих будущих хором. Специально, конечно, чтобы уязвить лишний раз Всеотца. С неделю Один старался не замечать, что с южной стороны города уже обозначается стена из ладно пригнанных друг к другу скал. Потом на Хримтурса напали невесть откуда взявшиеся волки — огромные, чёрные. Двоим из них ётун голыми руками сломал шеи, с остальными расправился Свадильфари мощными ударами копыт. Хримтурс свалил окровавленные волчьи тела у обочины, с тем, чтобы вечером их освежевать, и вернулся к работе. Заминка вышла минутная, дольше было копыта Свадильфари отмыть от волчьей крови. Странные волки нападали на них ещё дважды — один раз это были совсем уж неправильные белые звери, но результат был один и тот же — великан и его конь выходили из схватки победителями, а Свадильфари ни разу не получил даже малой царапины. Всеотец щурился, досадливо поджимал губы, осматривая коня после нападения снежных хищников, однако согласился, что конь, видимо, столь силен, что справиться с ним не под силу большинству из существующих тварей. Волки после этого больше не появлялись, только двое воронов неусыпно наблюдали, как каждый день растёт великая стена вокруг Асгарда. Дни зимой коротки, а сама она длинна и тянется лениво, словно сонный змей. Фригг всё-таки соткала и подарила Хримтурсу длинный шерстяной плащ, от чего он чуть не прослезился, а после работы напился пьяным и пел зычным голосом здравицы в честь супруги Одина, награждая её самыми, с его точки зрения, лестными кённингами: «Великая мать плаща», «Одежда ётунов» и «Богиня капюшона». Вообще ётун не то, чтобы сдружился с асами, но за месяцы сосуществования бок о бок стал частью их жизни. Сиф отпускала маленького Улля покататься на Свадильфари, Фригг изредка просила Хримтурса принести красивую скалу и установить её там, где она планировала весной вырастить чудесный сад. Фрейя же демонстративно не замечала потенциального жениха, и это великана печалило. Пытаясь завоевать сердце богини, Хримтурс за одну ночь высек в стене изваяние — огромную каменную бабу с плоским круглым лицом и грудью, свисающей чуть не до колен, а на животе статуи выбил руны Феху и Перт. Асы ходили любоваться свадебным подарком невесте и обсуждали, насколько схожи портрет и оригинал. Наконец в один прекрасный день ледяные ветры сменились тёплыми, сугробы стали оседать, щедро отдавая земле влагу. Наступила весна, пожалуй, самая долгожданная для Всеотца. Однако по грязи Свадильфари таскал каменные глыбы ничуть не медленнее, чем по твёрдой, промёрзшей дороге. Стена была готова более чем на две трети, и Хримтурс уже по-хозяйски поглядывал на изящную Фрейю и представлял, как красив будет его собственный дом — украшенный Солнцем, Луной и такой очаровательной супругой. Дважды уже Фрейя приходила к Одину и сдержанно, но настойчиво просила завершить нехорошую шутку. — Брат встанет за меня, ваны встанут за меня, валькирии встанут за меня. Решай дело поскорее, Всеотец, потому что я никому обещаний не давала, и в моем доме этот ётун гостем не был. Один тревожился. Несмотря на то, что оставалась возможность нарушить договор с Хмиртурсом, клятвопреступление — большое зло, но лишаться главных светил и Фрейи из-за стены было злом ничуть не меньшим. Спор в таком случае автоматически выигрывал бы Локи — а этого очень не хотелось. А Свадильфари удивлял неуязвимостью: даже когда Хримтурс отлучился в Асгард, чтобы пополнить запасы провизии, внезапный пожар в конюшне ничуть коню не повредил: он просто впитал пламя, и на следующий день с его крутых боков искры сыпались вместо пота. Три дня оставалось до наступления лета, и стена, равной которой не видели Девять миров, была закончена. Осталось только соорудить ворота, столь же неприступные. В этот самый проём будущих ворот и вошёл бог огня Локи — налегке, с ярким цветком за ухом, насвистывая какой-то варварский мотив. И не было во всех Девяти мирах создания более безмятежного. Тинг собрался незамедлительно. Один, величественный и суровый, поднялся с трона и заговорил, обращаясь исключительно к Локи. — Наконец-то наш добрый побратим изволил почтить нас своим присутствием. Видимо, Асгард не так хорош, как пещеры цвергов, потому ты столь долго не хотел возвращаться, — сарказм Всеотца не достиг цели, Локи только улыбнулся и покивал в ответ, мол, ты как всегда прав. Один возвысил голос. — По твоему совету асы заключили договор с ётуном Хримтурсом. Очень невыгодный для себя договор. Но асы помнили о том, что Локи обещал решить дело, потому ждали, долго ждали, свято соблюдая условия сделки… — А чего коняшку-то обижали? — нагло поинтересовался бог огня. — С Хримтурсом уговора не было, чтобы его жеребца волками травить и в пожаре жечь. — Всеотец, соизволь сообщить твоему побратиму, — яростно начала Фрейя, почему-то выбрав Одина на роль посредника в переговорах, — что если к завтрашнему дню стройка не прекратится, заката он уже не увидит и огню придётся выбирать нового повелителя. — Злая ты, Фрейя, — сказал Локи. — Замуж тебе надо. Кто-то прыснул, Сиф закрылась ладошкой, сдерживая смех. — Я всё сказала, — с достоинством произнесла Фрейя и села. — Мы ждём твоего слова, Локи, — провозгласил Один. — А что его ждать? — осведомился бог огня. — Всё в силе. Сегодня ночью проблема будет решена. Ётун в сроки не уложится — так всё и будет. Поводов для беспокойства нет, не знаю, чего вы все всполошились? Никто на тебе, Фрейя, жениться не будет, — обратился он лично к богине. — Хримтурс кошек твоих не прокормит. — До наступления лета — три дня, — провозгласил Один. — Три дня, чтобы решить дело. Если же ты задумал обмануть асов, Локи, наказание будет очень суровым. Всеотец стукнул Гунгниром об пол, давая понять, что на этом тинг завершен и асы могут разойтись. С безнадёжным недовольством он проводил взглядом побратима, подцепившего Сиф за локоток. День клонился к вечеру. Свадильфари привёз последнюю на сегодня партию гигантских сосен. Завтра Хримтурс закончит мастерить первую створку ворот и останется работы — всего ничего. Когда совсем стемнело, Локи неслышной тенью скользнул из дворца, поднялся по подвесным мосткам на стену, замер, прислушался. Тишина казалась полной, однако… Локи оглянулся, шёпотом позвал: — Кис-кис-кис. Ему не ответили, но едва уловимый шорох выдал соглядатая. — Ну и ладно, — прошептал бог. Он прислушался к дальним звукам. Уловил храп Хримтурса, мирно спавшего на поляне, жарко ему было уже ночевать вместе со Свадильфари. Локи улыбнулся, сцепил ладони, а потом разжал, раскрыл их ночному небу, и в тот же миг сердце прекрасного жеребца, сплавленное из огня и льда, ударило последний раз и распалось, расплелось, будто вязание, которое дернули за нитку. Две стихии, бывшие слитыми, отпрянули друг от друга, взвился к потолку конюшни огненный сполох, пал на свежее сено иней. Исчез Свадильфари, как не было. Локи постоял немного, слушая удаляющийся лёгкий шорох — сегодня Фрейя будет спать спокойно. Он снова улыбнулся и поспешил в свои покои. Один всё ещё стоял у окна, глядя в ночь. Он видел вспышку пламени в лесу и синеватое свечение и теперь находился в задумчивости. Что-то для себя решив, он поспешно отошел от окна. — Мне нужно в Ванахейм, — сообщил он внезапно, — на денёк, не больше. Фригг недовольно взглянула на супруга: — Один, подумай. Он исполнил обещанное, стена почти готова, и теперь ётун не успеет закончить ворота — всё так, как ты хотел. Без явного клятвопреступления. Пусть Локи строит свои чертоги, как хочет, всё равно он в Хельхейм и раньше мог пройти тайными тропами. Выиграл он ваш спор, что поделать, — сказала и тут же пожалела об этом. Лишние были последние слова. — Неужели ты думаешь, что меня волнует какой-то там мелкий спор с побратимом? — возмутился Один, подошёл, обнял жену за плечи, поцеловал в висок. — Он уже забыт, этот спор. А в Ванахейм всё-таки надо. Понимаешь, из-за Фрейи же могло возникнуть недопонимание… И, не дожидаясь ответа, Всеотец направился к дверям. Фригг только головой покачала осуждающе, но ничего более не сказала. Осторожно ступая по сырой ещё, гасящей звуки земле, Один добрался до каменного стойла Свадильфари. Зашёл, втянул ноздрями остывающий запах. «Хитро и просто, — думал он, — потому и сработало, что примитивно. Дал коня — забрал коня. Даже как-то недостойно твоей изворотливости, дорогой побратим. Цверги бы придумали более сложную каверзу, а ты…». Надо было вернуться к Фригг и лечь спать. Сказать, что передумал навещать Фрейра. А завтра посмеяться над тем, как топорно Локи выстроил интригу. «Теряет подвижность ум твой, побратим. Мозг залежался, закоснел. Это у вас, у ётунов, видимо, возрастное…». Шаловливые огоньки рыжего пламени вспыхивали в воздухе, снежные вихри взвивались над головой Одина. «Да и не так сложно коня-то сделать из двух стихий… Совсем ты, брат, Локи, опростился… Чтобы у меня выиграть, надо было придумать чего посложнее…». Огонь и лёд уплотнялись, оплетая Всеотца, изменяя форму, и вот уже не верховный ас это, а конь огненной масти с гривой, снега белее. Один проверил мыслью своё творение, пробежал по венам кровью, тронул дрожью мышцы — один в один копия, даже сам Локи не обнаружит подмены. Запах сена показался удивительно привлекательным, и новоявленный жеребец с удовольствием захрустел стеблями. «Да я, как маг, раз в сто тебя сильнее, — думал Один, наслаждаясь лошадиным яством. — Подумаешь, обернуться рыбой. А ты попробуй обратиться конем, да чтобы это был на самом деле конь, а не поверхностная личина…». Утром асы и асиньи не сговариваясь собрались на стене, чтобы лично наблюдать окончание строительной эпопеи. Ожидали они услышать рёв Хримтурса, обнаружившего пропажу коня, а после — увлекательнейшую беседу между ним и обоими побратимами. Но вместо этого из леса показался великан и Свадильфари, привычно тянущий на себе несколько громадных деревьев. — Это твоя последняя шутка, — процедила Фрейя сквозь зубы, ткнула Локи в грудь указательным пальцем и гордо удалилась. Бог огня оглянулся, отыскивая взглядом Одина. Но его нигде не было видно, да и Фригг уже возвращалась по висячей галерее во дворец, видимо, ей тоже было неинтересно наблюдать за будничной работой ётуна и Свадильфари. Локи нагнал её, поприветствовал, вежливо поинтересовался здоровьем Всеотца. Фригг глянула на него пристально: — Всё у него прекрасно со здоровьем, — ответила, загадочно улыбаясь, — если в Ванахейме не заболел. — Ах, в Ванахейме… — понимающе покивал Локи. — Вчера ночью ушёл? Срочно? Фригг кивнула. — Мне, пожалуй, тоже пора. Давно я в Альвхейме не был, пора навестить, — Локи распрощался и быстро пошёл прочь. — Если вы оба завтра Асгард развалите, только чтобы друг другу не уступить — я ни капли не удивлюсь, — пробормотала ему вслед Фригг. Хримтурс с помощью Свадильфари уже поднял и установил створ ворот, когда Локи явился снова — с полной торбой чудесной альвийской снеди. Великан завистливо потянул носом аппетитные запахи — гурманом он не был, но бескорыстно любил еду вообще, как явление. — Ну что, отпразднуем окончание работы? — предложил Локи. — Окончание только завтра, — уточнил обстоятельный Хримтурс. — Значит, отпразднуем окончание предпоследнего дня работы, — не сдавался Локи. — Всю ночь будем есть, пить. Сторожить, чтобы коня твоего не свели. А то асы коварны, знаешь. Свадильфари гневно зыркнул на побратима влажным глазом. — Это ты дело говоришь, — согласился ётун, — мне вчера ночью во сне привиделось… — Вот ты как раз и расскажешь, что привиделось, что прислышалось, — заговорил Локи, увлекая Хримтурса с собой, правой рукой же крепко удерживая Свадильфари за поводья. — Правильный у тебя жеребец, — похвалил Локи, похлопывая его по холке, — душа радуется, какой правильный. Свадильфари только нервно переступал ногами и вздёргивал морду. Локи и Хримтурс устроились у самой двери в конюшню, чтобы никакой злоумышленник не мог к коню подобраться. Над ними в воздухе кружились тысячи огоньков, освещая и давая тепло. — Хорошо быть богом, — мечтательно заметил Хримтурс, любуясь переливами магических светляков. — Да уж, неплохо, — согласился Локи. Альвийское вино пенилось в глиняных кружках, подгоняя беседу. Хримтурс после третьей чарки подробно рассказал, как он изобретательно провел Всеотца. «Он-то думал, что я буду стену на поперечные столбы крепить. Вот бы у меня время-то и ушло на них. А зачем тут поперечные столбы, а? Если можно глубже в землю врыть и крепить в пазы?». Локи только кивал, прислушиваясь, как за стеной всхрапывает и бьёт копытами в землю замечательный жеребец. Посветлело небо, уже солнце выкатило свой пылающий глаз, возвещая начало дня. Локи и Хримтурс тепло распрощались, условившись сегодня вечером повторить приятную трапезу. Ётун вывел из конюшни Свадильфари и отправился привычной дорогой в лес, валить деревья-гиганты, а бог огня пошел было в сторону Асгарда, но, пройдя совсем немного, остановился, огляделся, прислушался, шагнул в заросли и скрылся в лесу. Асы собрались на стене еще до рассвета. Внезапное исчезновение Одина и отсутствие Локи откровенно беспокоили. Конечно, побратимы не могли бросить асов в такой сложный момент, да вот не было бы поздно — работы-то Хримтурсу осталось на день, не более. А он точно не собирался проигрывать. Снова вёл Свадильфари, крепко держа под уздцы, вёз очередную партию могучих деревьев. К своему удивлению, Всеотец не чувствовал себя униженным в теле коня. Наоборот, тяжесть груза давала возможность насладиться силой мышц, он был даже физически счастлив. А главное, Один пока еще не придумал, как наиболее эффектно завершить это маленькое приключение. Понятно, что побратим уже проиграл — теперь стройка зависит не от его магического коня, но надо было выбрать момент, чтобы красиво исчезнуть. Убежать он мог когда угодно — удержать Свадильфари Хримтурс не смог бы. Но было слишком интересно узнать, придумает что-то хитроумный Локи или попытается скрыться, тем самым признав свое поражение? Лошадиная природа радовала Всеотца новым восприятием движения, звуков и запахов. Особенно запахов — вот и сейчас Один пытался различить, откуда ветер принес этот слабый незнакомый аромат, разлившийся по венам приятной щекоткой. А потом увидел её — белоснежная кобылица с гривой рыжее огня вышла из леса, замерла, подняв голову, жадно втягивая воздух ноздрями, и заржала коротко, призывно и, как показалось Всеотцу, даже развратно. Шкура её переливалась, словно снег на солнце, костром развивался на ветру рыжий хвост. «Повторяется побратим, — подумал Один злорадно, — или не умеет в другой цвет себя окрасить. Думал, я не увижу. Плохо прячешься, Локи, я тебя разгадал». Свадильфари вскинул голову и заржал в ответ. Хримтурс понял его по-своему и сказал сочувственно: — Держись, понимаю, что баба, но надо работать, — он бросил взгляд вверх, на стену, где среди асов стояла красавица Фрейя. — Я тебе завтра целый табун кобыл пригоню, обещаю. Если бы Один мог, он бы презрительно улыбнулся — так примитивно мыслил ётун. Радость Всеотца была высшего порядка, он предвкушал, как вытянется лицо у побратима, когда он поймёт, что проиграл и все его хитрости оказались не так уж и изощрены. Однако и его временная конская природа испытывала небывалое воодушевление, несколько мешая размышлять над вариантами посрамления Локи. Тем временем белоснежная кобыла направилась в сторону Свадильфари, кокетливо распустив по ветру огненный хвост. Хримтурс хмурился, предчувствуя недоброе. Лошадь же подошла к жеребцу вплотную, потерлась щекой о его могучую шею, интимно всхрапнула на ухо. Один опешил от такой побратимской наглости — Локи явно бросал ему вызов, не боясь разоблачения, не смущаясь позорного проигрыша в споре. И ещё этот призывный и бесстыжий запах, которым он постарался прикрыться, будоражил кровь и заставлял сердце жеребца стучать всё быстрее, хоть и было это сердце сплавлено из двух стихий. Повинуясь непреодолимому желанию, Свадильфари положил голову на холку белоснежной кобылице, вдохнул глубже ее аромат. Поджарая, мускулистая, грациозная, юная, как весна, — кровь Свадильфари стучала в висках Одина, не давая рассуждать здраво. Кобыла обернулась, ткнулась мягкими губами в нос мужественного коня. «Да что он делает?» — вспыхнула паническая мысль, и Один тут же решил примерно наглеца наказать. Кобылица, будто угадав его намерения, вывернулась, отбежала на несколько шагов и замерла, посматривая на Свадильфари хитрым глазом. — Иди, иди отсюда, бесстыжая, — миролюбиво прикрикнул Хримтурс и замахнулся, желая напугать нахальное животное. Однако он слишком привык к тому, что Свадильфари ему послушен, поэтому ослабил повод. Жеребец рванулся в сторону, лопнули постромки, с грохотом покатились по земле тяжелые брёвна. — Куда, стой! — заорал Хримтурс. — Ах ты, шлюха! — отнёсся он лично к кобылице, надеясь разбудить в ней совесть. Не помогло. Белоснежная соблазнительница подскочила к освободившемуся от груза Свадильфари, снова ласково потёрлась об него боком, обняла шеей и понеслась прочь, призывно подняв хвост, приглашая к погоне. И прежде чем Один осознал происходящее, он тоже уже скакал во весь опор, наслаждаясь свистом ветра в ушах, вдыхая дурманящий запах великолепной кобылицы. «Это же Локи», — подумалось слабо, потому что слишком уж опьянено было сознание внезапной страстью и томлением, бурлившими в крови жеребца. Со стены раздались аплодисменты — асы дружно выражали одобрение бессовестной белой кобылке. Хримтурс выругался самыми чёрными словами и присел на бревно. — Что ж я, бегать за ним не буду, — сказал он сам себе. — Кобыла в охоте, меня Свадильфари мой сейчас и зашибить может. Нагуляется и вернется… Только вот когда вернется… Ётун тяжело вздохнул, встал, взвалил на плечо бревно и потащил его к незаконченным воротам. А Свадильфари летел, не разбирая дороги, ориентируясь только на рыжий хвост белой кобылицы, полыхавший путеводным костром. В его ушах как безумный барабан гремело сердце, сознание туманил запах чистого соблазна, да где-то вдалеке звучала призывная альвийская мелодия, абсолютно неуместная в данной ситуации. Наконец Свадильфари вырвался из леса на поляну, покрытую какими-то тревожными жёлтыми цветами, которые, неизвестно почему, первыми расцветали в Асгарде, и снова увидел её. Кобылица стояла, напряженно вздрагивая мышцами, и глядела пристально и выжидающе. Проскользнул вдруг в воздухе знакомый запах костра и снега. «Побратим даже свою природу не сумел скрыть», — злорадно пронеслось в голове Одина и кануло, потому что белая соблазнительница уже тёрлась мордой о его шею. Локи, что же творишь, а?! Свадильфари положил голову кобылице на холку, подчиняя, обозначая собственное право, и та смирилась, дрожа в ожидании. И пропал Один, опьянённый изначальным желанием, бурлящим в крови. И только когда кобылица подставила ему свой зад, отодвинув хвост в сторону — это бесстыдное и невинное в своей примитивности действие отозвалось смутной мыслью, что побратим совсем уж совесть потерял, да невнятный ужас мелькнул на краю сознания, когда Один увидел удлиняющийся уд жеребца — длинный и толстый, как змея. «Как же такое возможно в неё засунуть?» — слабо запаниковал Всеотец, но Свадильфари всё сделал за него, повинуясь своей природе. И когда со второго раза ему удалось попасть в горячее кобылье лоно, всё его тело и двойственное естество было объято одним желанием — достичь мига облегчения от страсти, от которой комкалось дыхание и плавилось сердце. С победным ржанием Свадильфари излился в кобылу, и даже в порыве благодарности поцеловал её в шею, как сделал бы в постели после жаркого секса сам Один. Но не рассчитал сил, и вместо нежного прикосновения губами цапнул со всей силы, оставив на белоснежной шкуре кровавый оттиск зубов. Кобылица вскрикнула, вскинула задом, вырвалась и скрылась в лесу. «Сам виноват, дурак, — мысленно обратился Всеотец к побратиму, облизывая сладкую кровь с зубов, — вон как распалил, сам и виноват, и ещё убежал…». Пока жеребец переводил дыхание, пока успокаивалось его бешеное сердцебиение, Всеотец собирал воедино собственное сознание, сметённое неожиданной страстью. Ситуация сложилась непонятная. Возвращаться к Хримтурсу в образе коня было бессмысленно — Локи и второй раз сманит его непреодолимыми для конского естества чарами кобылицы. Вернуться и тут же принять собственный облик — глупо, никто из асов не поверит, что это не сам Всеотец несколько месяцев строил стену Асгарда, выйдет неловкость. Посрамить Локи не получится — что с него взять, он сейчас вообще кобылица. Всякая тварь грустна после соития, но Один был особенно печален, потому что спор с побратимом он не то, чтобы проиграл, но и явно не выиграл. Вздохнув тяжело, Всеотец отпустил сплетённые в сердце Свадильфари стихии, и жеребец обратился снежным вихрем и огненными искрами. Постояв ещё немного на поляне, Один принял облик ворона и полетел в Асгард, чтобы там уединиться. Для осознания и размышлений. Один только успел принять свой натуральный вид и присесть в кресло, как в покои вошла Фригг. — Горячо тебя принимали в Ванахейме, — заметила она, взглянув на супруга. — Просто устал с дороги, — осторожно пояснил Один. — Может, мне тоже начать ездить в Ванахейм? — едко спросила Фригг. — А то все ездят: Сиф на глазах у всех при живом муже; Фрейя тоже; вы с Локи из Ванахейма просто не вылезаете, одна я почему-то дома сижу, мужа жду. — А что ты имеешь в виду под «мы с Локи»? — забеспокоился Один, но Фригг не ответила — вышла, хлопнув дверью. Солнце село, а Хримтурс всё ещё стучал топором, сколачивая створку ворот. Он работал зло, яростно молотил по брёвнам, вымещая горечь поражения. Уже ясно было, что он не успеет закончить к завтрашнему дню. Предал его конь, променял на приблудную хвостатую развратницу. На небо выкаталась луна, глянула на Хримтурса нагло, мол, не тебе на меня покушаться. Великан выругался, кинул молоток в стену так, что тот раскололся, и пошёл прочь по просеке, утирая непривычные слёзы. В предрассветный час, в час самого крепкого сна, из леса вышел Локи, выпутывая из волос сухую ветку. Выглядел он так, будто всю ночь носился по чащам и зарослям. Подошел к брошенной стройке, осмотрел, поцокал языком, улыбнулся и направился в Асгард, насвистывая какой-то альвийский мотив. Первый летний день асы встретили у недостроенных ворот — все пришли убедиться в том, что ётун не уложился в сроки, пусть и самую малость. Но договор есть договор, и теперь самонадеянный строитель не может претендовать на светила небесные и прекрасную Фрейю. Всеотец сказал короткую, но проникновенную речь о том, что Асаград не запятнан клятвопреступлением и ётун Хримтурс наказан за свою жадность — попросил бы он плату золотом, может, удача бы не покинула его. — Хитёр Локи, — сказал кто-то громко. — Как он ловко сманил Свадильфари. Не он бы — так точно бы пришлось платить. — Да уж, сманил — рискнул задницей, — хихикнули в толпе. — Не всё же мной рисковать, — сказала Фрейя. — Ворота будете достраивать, или я возьму эти брёвна? Мне они как раз для постройки чертогов не помешают, — звонко поинтересовался Локи. Один ощутил безумное желание подойти к побратиму, поднять его огненные кудри и обнажить шею, на которой должна пламенем гореть метка — след его вчерашнего укуса. — Я выиграл, — продолжил Локи нагло, — стена не достроена, сроки вышли, я начинаю возводить чертог такой, как мне нравится. А ты, побратим, сможешь покрасить в нем ворота. — Стена достроена! — асы оборотились на крик и увидели Хримтурса, который едва ли не бежал по просеке. — Обмануть меня думали? Стена-то вот, стоит. Ворота — это же не стена, — сказал он, слегка задыхаясь. — Но стена без ворот не имеет смысла, без ворот это просто ограда, в которую кто угодно может войти, — степенно объяснил Всеотец. — Мы договаривались именно о строительстве стены, ограда стоит намного дешевле. — Повесь ворота — и будет стена, я стену построил! — воскликнул великан и поднял с земли осколок скалы — в качестве аргумента. Раздался пронзительный свист, Хримтурс обернулся, дёрнулся. Когда он повернулся к асам лицом, их он уже не увидел, потому что глаза его заливала густая тёмная кровь, из расколотого лба торчал криво засевший молот. Щель росла на глазах, череп расселся, как расщеплённое дерево, и лицо Хримтурса развалилось надвое. Он рухнул наземь и замер. По просеке с грохотом неслась знакомая всем упряжка: — Что тут происходит? Почему турсы в Асгарде? — спросил Тор, спрыгнув с телеги. Он подошёл к поверженному великану, упёрся ногой ему в лоб, с усилием освободил Мьёлльнир. — Да, совсем без клятвопреступления построен Асгард, — прокомментировал Локи. Повисло неловкое молчание. Асы переглядывались, бросали украдкой взгляды на распростертое тело великана — очень нехорошо вышло. Маленький Улль обхватил колени Сиф и расплакался. — Я ж видел — ётун, камень поднял, что я должен был делать? — Тор выглядел крайне растерянным. — Тебя оправдывает твое незнание, — возгласил Один, обращаясь к Тору, но так, чтобы услышали все. — Ётун Хримтурс не выполнил договор, строительство стены не закончил к сроку, к тому же еще и начал свару, угрожал асам и требовал плату, которую не заработал. Но норны. Норны! — Всеотец возвысил голос, — плетут узор, беря за основу нити справедливости! Они направили Тора в Асгард, чтобы он защитил город асов и справедливо наказал ётуна. Асы закивали, охотно соглашаясь с официальной версией событий. Действительно, так всё выглядело намного лучше. Похоронили Хримтурса стыдливо и поспешно — в тот же день вырыли яму недалеко от опустевшей конюшни Свадильфари и сбросили туда тело неудачливого великана. Тор же на этот раз не погнушался строительством, пустил в дело свой Мьёлльнир, и вторая створка ворот к вечеру уже была водружена на законное место. Ночь пришла, отсекла минувшее, столкнула его в прошлое, которое стоит скорее забыть. Новая заря встала над защищённым великой стеной Асгардом и потянула за собой новый день и большой пир по поводу возвращения Громовержца и окончания строительства города богов. Асы слушали застольные рассказы Тора о его подвигах, хоть и были они однообразны, как звенья одной цепи. Сиф положила голову на грудь мужа, как и положено жене, истосковавшейся в долгой разлуке. Локи же пару раз вывел Фрейю из себя, назвав её вдовушкой, а потом затих, погрузился в думы, видимо, неприятные. Один следил за побратимом краем глаза, не в силах отогнать будоражащий кровь образ — там, под копной рыжих волос, шея Локи должна быть совсем незагорелой, белой, как молоко, а на ней — укус. И был этот образ крайне неприятен, неприличен и обольстителен одновременно. Раз только встретились они глазами — и в глазах Локи Всеотец увидел непривычную печаль, будто потерял побратим что-то очень дорогое. Но время не останавливается даже в городе богов. Жизнь текла лениво, разморенная летней жарой. Локи пропадал на строительстве собственных чертогов, да и вообще пропадал — исчезал куда-то ежедневно. Маленький Улль украдкою дважды навещал могилу Хримтурса и приносил ему дары — вино и хлеб. Но то было в начале лета, пока Тор не подарил пасынку тонконого жеребёнка, который полностью завладел его вниманием. Только Один тревожился и никак не мог отогнать от себя воспоминания. Он и сам не знал, что гложет его — то ли стыд за себя, то ли печаль, что всякий раз, когда он видит побратима, перед глазами встает эта проклятая метка от зубов на его шее. Стал Всеотец наведываться на стену, сам себе он говорил, что просто для отдыха, чтобы полюбоваться красотой окрестных земель, а на самом деле он желал подсмотреть, куда побратим ускользает ежедневно. Несколько дней он видел, как Локи выходит за ворота и скрывается в лесу. Еще несколько дней боролся с желанием последовать за ним. А потом не выдержал — ступил на еле приметную тропку среди деревьев. Один не удивился, когда вышел к заброшенной конюшне Свадильфари — никто из асов не ходил сюда, избегая приближаться к могиле обманутого Хримтурса, так что прятаться здесь было удобно и надёжно. Или прятать — в строении был кто-то живой, слышно было, как он там ходит. Один распахнул дверь и увидел белую кобылицу — ту самую, только хвост и грива у неё теперь были белоснежные, а живот недвусмысленно раздут — именно этого Всеотец в тайне боялся больше всего. Он подошёл, с тоской увидел круглый шрам на шее кобылицы, позвал несмело: — Локи… — Решил проведать зазнобу? Да, видишь, скоро у тебя наследник появится, — Локи вошёл в конюшню, неся ведро с водой. Один не верил своим глазам и в тоже время испытывал такое облегчение, будто тяжкий груз упал у него с плеч. Локи залил воду в поилку, улыбнулся: — Как ты её покрыл! Со всей душой. Загляденье просто. — Ты видел? — изумился Всеотец. — Конечно, — Локи начал насвистывать какой-то альвийский мотив, кобылица пошевелила ушами, подошла к нему. — Альвы их приучают отзываться в любой ситуации. Я же не мог пропустить такое увлекательное зрелище. — Теперь торговаться будешь? — поинтересовался Всеотец. — Не буду, — легко отозвался Локи. — Я бескорыстно скрою правду. А ты бескорыстно будешь моим первым защитником перед асами, чтобы больше даже речи не шло о наказании для меня. — Бескорыстно? — уточнил Один. — Совершенно бескорыстно. Или я расскажу асам, что Всеотец обращался в коня, строил стену вместе с ётуном, а потом сделал себе наследника с кобылой. Ну, так как, заключаем самый бескорыстный договор? Один молча протянул побратиму руку и тяжело вздохнул. — Мне жаль, что наше братство будет осквернено таким договором. — Мне тоже жаль, — откликнулся Локи. Один пошел к выходу, но остановился на полпути. — Локи, а почему тогда у кобылицы хвост был рыжий?… — Краска сошла, — объяснил тот. — Кобылица-то всем хороша была, и в охоте, только слишком уж она была обычная. А Свадильфари же непростой был конь, ему и лошадку надо было предложить подобающую. — Чтобы я подумал, что это ты? — Лучше бы я выбрал обычную вороную кобылу, о которой бы ты ничего не подумал. Побратимы долго не общались после этого разговора. До того момента, когда Локи пришёл в Асгард, ведя в поводу жеребенка, которому был, может, месяц от роду. Глаза у него был быстрые и смышлёные, и он ловко перебирал восемью ногами, умудряясь не запутаться в таком количестве конечностей. Локи торжественно преподнес Одину свой подарок, игнорируя смешки асов. Всеотец смутился страшно, сдавленно что-то пробормотал в ответ и велел увести жеребёнка на конюшню. А вечером, на пиру, Локи рассказывал о приключении Свадильфари, так что асы трижды поднимали в его честь здравицы — за избавление асов от Хримтурса, хоть и двусмысленно выглядел его подвиг. Один хмурился, хоть и знал, что побратиму не грозят насмешки — он в любом случае вывернется. Но на душе было тоскливо — как будто сломалось что-то важное, исчезло, осталось в прошлом — на дорогах девяти миров, у жарких костров, в битвах и приключениях. Ночью лежал Всеотец без сна рядом с нежной, сонной Фригг. — Я сказать тебе забыла, мне Локи тоже подарок сделал — белую кобылицу, — сказала она, уткнувшись мужу в плечо. — Красивая, как картинка. Только шрам на шее — видимо, ей жеребец дурной попался. — Могли в табуне покусать, — предположил Один. — Могли, — согласилась Фригг. — И имя у нее красивое — Рунгерд. Интересно, на какую тайну Локи намекал? Он же все время намекает…. «Побратим», — тепло подумал Один, обнимая засыпающую жену. Локи сидел перед камином и показывал фокусы с огнём маленькому Уллю — сажал огонёк ему на ладошку и заставлял подпрыгивать и пускать искры. — А Тор так не умеет, — сообщил Улль, завороженно следя за танцем пламени. — Ты его не зовешь отцом? — спросил Локи. — Но он же мне не родной. Мой папа знаешь кто? — Кто? Улль сделал большие глаза и произнес страшным шёпотом: — Мой папа — ётун! Когда вырасту, буду повелевать холодом, как он. — Повелевать холодом совсем неплохо, — заметил Локи. — Неплохо, — серьёзно согласился Улль, — но я бы ещё хотел молот, как у Тора. — Ну, уж надо выбрать что-то одно. — Тогда я бы выбрал холод и побратался бы с тем, у кого будет Мьёлльнир. Как ты с Одином — чтобы быть кровными братьями навек. Локи покачал головой. — Ты с ним поссорился? — догадался Улль. — Нет, просто мы перехитрили друг друга. — Вы теперь будете биться на мечах? — Нет, мы не будем биться на мечах, мы же братья навек, — сказал Локи. — И не надо, — посоветовал Улль, — просто подеритесь, а потом замиритесь. — Так мы и сделаем, — заверил Локи. И тут пришла Сиф и увела сына спать, Локи только успел подхватить огонёк, упавший с его ладошки, и долго ещё сидел один у камина, наблюдая, как веселая искорка пламени перепрыгивает с пальца на палец. А строительство чертога Локи забросил на середине, видимо, нашёл более удобный способ путешествовать по мирам в обход Биврёста. После его хоромы перестроили под казармы для эйнхериев.