***
Морозный воздух, свойственный для апрельских ночей, ударяет в лицо. Смоляные волосы, не прикрытые шапкой, разлетаются в стороны, а по спине мурашки пробегают - худи мало спасает, когда температура стремится к нулю. Ноги сами несут к круглосуточному магазину, что в соседнем дворе находится. Да, Лиза нуждалась в успокоении. А что успокаивает её лучше сладкого батончика? Только их большое количество. — Что эта Кира себе позволяет вообще? — вопрос вихрем в голове проносится, пока Андрющенко на ходу плечи замерзшие растирает. — И что значит, что она много обо мне знает? - тревожность даёт о себе знать, увлекая в пучину бездонную и заставляя метаться внутренне. — Мы познакомились недавно совсем. Это Вилка ей что-то рассказала? Мы и с ней не знакомы почти. Юля тоже не стала бы болтать направо-налево о моей жизни. Я её знаю. Не стала же? Ничего не понимаю... В этих размышлениях дорога кажется бесконечной тропой за полярным кругом, где мороз мышцы сковывает и мысли путает. Лиза быстро в помещение небольшое забегает и почти не глядя с полки хватает желанный батончик. Девушка спешно оплачивает сладость, что мгновенно распечатывается. Дешевый шоколад тает на языке, наконец унося мысли далеко. Андрющенко еще некоторое время в магазинчике сидит на табурете, который в обычное время для уставших пенсионеров или тяжелых сумок стоит, и болтает отвлеченно с пожилой продавщицей. Оказывается это место открыл её сын. В основном бизнесом он заведует, а женщина лишь на кассе сидит, чтобы иметь лишнюю копеечку на старости лет. Лиза ещё долго сидит там, абсолютно не желая возвращаться.***
Лиза понимает, что уже засиделась и продолжать прятаться здесь от блондинки никакого смысла. Пора бы встретиться лицом к лицу и разобраться — они обе взрослые и серьёзного разговора не избежать. Прощается с новой знакомой, что с широкой беззубой улыбкой обещает самые вкусные шоколадки советовать, и бредет домой по неосвещенной улице. Лишь тусклый свет полной луны, что почти скрылась за тучами, позволяет различать дорогу. Уставшие ноги не способны самостоятельно забраться на 6 этаж, потому придется довериться лифту, что старше самой Андрющенко. Он с громким скрипом двери открывает, впуская, и на нужный этаж везет без происшествий. Лиза за ручку дергает и понимает, что замок не закрыла. Так даже лучше — ключей с собой нет, а достучаться до пьяной компании раньше утра это невыполнимая задача. Сбрасывает обувь и по квартире проходится. Сонное царство. Отовсюду слышится тихое сопение. Медведевой, к счастью, уже нет — выяснять отношения прямо сейчас не осталось сил, а вновь терпеть её нападки тем более. Лиза без сил, прямо в уличной одежде, на кровать рядом с Юлей падает и засыпает мгновенно. Сон привычно беспокойный. Образы и голоса, знакомые отдалённо, в голове тревожат и сердце биться чаще заставляют. Под тяжёлым взглядом карих омутов девушка на кровати бьется в холодном поту. А пьяная подруга и не замечает даже, хотя совсем рядом лежит. — Вот сука, — в смешанных чувствах тихо материлась Кира. — Пока Лиза тут с ума сходит, эта дрыхнет спокойно. Подруга называется. У Киры необъяснимое желание разбудить брюнетку, к себе прижать до треска рёбер. Будто внутри что-то, давно мёртвое и иссохшееся, жизнью наполняется. Но другое, более сильное и привычное, запрещало, давило на горло тяжетой когтистой лапой. Не давало вырваться случайному позыву. Так, в борьбе с собственной тенью, Медведева просидела на уже полюбившемся подоконнике до утра.***
Солнечные лучи пробивались сквозь тюль на окне, оставляя солнечных зайчиков на дверцах кухонных шкафчиков. Погруженная в собственные мысли блондинка методично мешала кашу деревянной ложкой, иногда с неприятным скрежетом задевая дно старой кастрюли. Овсянка в некоторых местах пригорала, распространяя по кухне неприятный запах, но для первого раза вышло неплохо. В проеме за этим наблюдала шатенка, потирая заспанные глаза. Последняя уснула — первая проснулась, справедливо. Виолетта долго не решается отвлекать блондинку от готовки, которую Кира затеяла впервые на памяти Малышенко. Но не сумев сдержать приступ кашля, Вилка все таки обратила на себя внимание. — Малышенко, ты охуела так пугать? — сразу в атаку пускается блондинка, которую врасплох застали. — Еще раз и пизда тебе. — Да успокойся, сейчас Лизку разбудишь, — татуированная закатила глаза от очередных необоснованных нападок. — А ты чего в кухарки заделалась? Решила за своё мразотское поведение извиниться? — Отраву для вас готовлю, — как обычно язвит. — Сейчас крысиного яда насыплю и приглашу за стол. — То, что мертво, умереть не может, змеюка, — грустно усмехается Малышенко, скрещивая тонкие руки на груди. — Или ты решила к нашей компании новую хозяйку приобщить? Так понравилась, что решила по старому сценарию пойти? — и с недовольным прищуром в темные глаза всматривается, ловя реакцию на свои слова. — Хуйни не неси, — пытается равнодушной быть, да только криво выходит. — Как эта мышь понравиться может? — У тебя спросить надо. Думаешь, я ваши перепалки не слышала вчера? — и едко ухмыляется. — Думала наплетешь ей про “вселенную” и она тебе на шею бросится, как твои бывшие? Упс, мимо. Лизка другая и на твои качели не поведется, — с отсутствием уверенности, но большой надеждой в верность своих суждений, говорила шатенка. — У нее, как минимум, есть близкий человек рядом, который за нее горой и сломать её не даст, — на старую подругу Андрющенко намекает. — Ага, конечно, — воспоминания беспокойной ночи брюнетки пролетели перед глазами. — Ну посмотрим, сколько эта кошечка продержится, — шипит сквозь зубы блондинка. — Она будет моей. И после об этом пожалеет. Очень сильно. — А вот это другой разговор, Медведева, — проходит вглубь комнаты и на стол усаживается. — Понравилась она тебе, а ты мразь из себя так и не вытравила. Все вокруг сломать готова, даже хороших людей, и рада. Может для начала надо перестать вести себя так, будто все вокруг — грязь под ногтями? Нет, конечно, легче поиграться и бросить, — в ответ лишь молчание напряженное и губы в нитку сжатые. — Молчишь? Правда глаза колет, Ки-роч-ка? — Нет, просто ты хуйню несешь, — слова выплевывает, но в глаза не смотрит. — Ну я и вижу. Судя по тому, что ты её до сих пор не разложила, пока мы пили, значит твои хваленые способности на неё не действуют, — от осознания вздыхает облегченно. — Хоть что-то хорошее. И добровольно она в твои лапы тоже не сдастся. А если полезешь, не забывай, что нас тут много и Лизу в обиду никто не даст. Она не умрёт здесь. Ясно тебе? После этого повисла гробовая тишина. Блондинка уже выключила плиту оперлась на подоконник, смотря вдаль. Где-то в нескольких кварталах от их дома шла стройка, по двору компаниями подростки бродили компаниями, а пенсионерки со скамеек кричали им вслед. За окном была жизнь. Жизнь, которой у “жительниц” этой квартиры больше нет и не будет. Было глупо ожидать, что от Виолетты Кира получит хоть что-то кроме обвинений — не те у них отношения и ситуация не та. Медведева много думала: о прошлой жизни, об отношениях, о Лизе. Но признаться самой себе, а тем более другим, что поступки несправедливы, а поведение аморально было выше сил блондинки. Да, в голове до сих пор жила та маленькая девочка с хвостиками на макушке, что нуждалась в любви безоговорочной, которую от самых близких не получила. Но только она обросла уже давно иголками ядовитыми, что людей вокруг опьяняли, а после убивали мучительно.***
Из дальней спальни послышалось приглушенное шуршание — кажется Андрющенко начала просыпаться, ворочаясь и сминая постельное белье. Татуированная бросила взгляд на отрешенную блондинку у окна, что до белеющих костяшек сжимала края подоконника. — Медведева, тебе стоит свалить прямо сейчас, — безразлично проговорила шатенка. — Лиза сейчас сюда заявится и будет явно не рада тебя видеть. Побудь человеком хоть раз. — Чего ты о ней так печешься? — рыкнула Кира через плечо. — Она просто очередная квартирантка. Успеет съехать или умрет здесь — какая разница. — Конечно, тебе без разницы, Кира. Только вот мне — нет, — Виолетта даже не удостоила блондинку взглядом. — У девчонки вся жизнь впереди. Найди в себе хоть крупицу человечности и не ломай очередную судьбу. — Да все, успокойся, — Медведева повышает тон, — я поняла. Никто твою “малышку”, — наигранные кавычки пальцами показывает, — не тронет. У меня от тебя голова разболелась, суицидница, — и растворяется, но не уходит, незримой для хозяйки квартиры тенью остается.***
Лиза через пару мгновений на кухне появляется, кулаками сонные глаза потирая. Она была похожа на взъерошенного котенка. Андрющенко тихо шаркала по полу ногами, чуть опираясь на стены. В кухне, по прежнему сидя на столешнице, её встретила Виолетта, что слегка качала ногами. — Доброе утро, соня, — Малышенко широко улыбнулась, обнажая зубы. — Как спалось? Чего помятая такая? — Да нормально, — Лиза мило улыбнулась в ответ и вновь потерла глаза. — Все хорошо, просто не выспалась. “Ну конечно, не выспалась, с такими-то кошмарами”, — внутри себя язвит Медведева, наблюдая этот диалог. — В следующий раз не будем так допоздна засиживаться, — Вилка протянула руки для объятий. — Иди сюда, малышка, — и Андрющенко поддается настроению и падает в объятия, что чуть холодили кожу. — Кстати, там каша на плите, перекуси. — Ты сама приготовила? — Лиза чуть округлила глаза, а на лице солнечная улыбка появилась. — Присоединишься? “Конечно, сама она приготовила. Я тут горбатилась, а она получает все внимание”, — Кира хмурилась по-детски, скрещивая руки на груди. Виолетта снова лезла туда, куда, по мнению блондинки, совсем не стоило. — Не, малышка, если я съем хоть ложку, меня вывернет на месте, — татуированная усмехается и активнее качает ногами. — А ты ешь. Пойду девочек разбужу, нам уже пора, — и Малышенко уходит с кухни, оставляя девушку в одиночестве. Почти. Ведь Медведева продолжала наблюдать все это время. Как сонная девушка крутится у плиты, накладывая себе завтрак. Как она, несмотря на чуть горелый запах, с аппетитом уплетает кашу ложка за ложкой. Как зеленый чай окрашивает воду в кружке в желтоватый цвет. Как брюнетка делает осторожные глотки горячего напитка, чуть прижигая язык. Как после завтрака закрывает двери за уходящими гостями, а позже и за подругой, что проснулась последней. За каждым движением.***
Лиза в опустевшей квартире чувствует себя комфортно. Работа, что была отложена ради вечеринки с новыми знакомыми, теперь не могла ждать — заказы должны быть готовы в срок. И Андрющенко вновь оседает в своем импровизированном кабинете, расставив краски и новую партию футболок. Пальцы быстро мараются — придется долго оттирать после, но это уже проблемы Елизаветы из будущего. Но вот снова от работы отвлекает звонок в дверь. Хозяйка квартиры нехотя поднимается со стула, отсиженные конечности неприятно покалывают при ходьбе. Лиза сначала прикладывает ухо к двери, а после смотрит в глазок — никого. Осторожно поворачивает ключ в замке и отворяет дверь. Снаружи вновь никого. Только взгляд цепляется за яркое пятно чуть правее дверного проема — белая коробка с атласной красной лентой, завязанной в аккуратный бант. Лиза подхватывает коробку и вновь осматривается — по прежнему никого. Это не походит на бомбу, поэтому девушка лишь пожимает плечами и возвращается в квартиру, направляясь на кухню. Ставит коробку на стол и тянет за ленту, что опадает мягкими складками. Тонкими пальцами подхватывает крышку и тянет вверх. Взгляду предстает самое любимое лакомство, мечтами о котором Лиза жила уже несколько месяцев — клубника в шоколадной глазури всех цветов радуги и с разнообразием посыпок. В глазах огоньки загораются, а слюна во рту скапливается стремительно. Сквозь сладкую пелену, Лиза замечает маленький лист, сложенный вдвое и вставленный между рядов ягод. Кривоватый почерк, неровными строчками на листе расположившийся, гласил:“Прости, кисуль. Я вчера погорячилась. С новосельем”
“Твоя К.”