Нежность

      Тэхен выглядит совершенно подавленным. Вся его поза кричит о том, что он обессилен от накатившего разочарования; спина сгорблена, взгляд устремлен в землю, а до ушей Чимина то и дело долетают тихие всхлипы, которые Тэхен безуспешно пытается подавить. Чимин даже не понимает, зачем он старается: за годы дружбы они пролили друг перед другом столько слез – порой по совершенно идиотским причинам – что стыдиться их теперь кажется глупым. Но он этого, конечно, не говорит. Время совсем не подходящее.       Карамельный раф из кофейни напротив обжигает неприкрытую ладонь, но Чимин не обращает внимания, во все глаза глядя на то, как медленно рушится контроль над эмоциями. Всхлипы становятся громче, спина горбится сильнее, а лицо оказывается укрыто ладонями. На это откровенно больно смотреть.       — Тэхен-а... — Чимин отставляет бумажный стаканчик на первую попавшуюся поверхность, которой оказывается тумба в прихожей, и спешно скидывает с ног старые кроссовки. Он совсем не ожидал, что после пятиминутной прогулки за кофе по возвращении обнаружит лучшего друга в истерике. Что могло успеть произойти? Чимин чувствует, как растерянность берет верх, но не позволяет себе мешкать – торопливо семенит дальше по коридору, не снимая даже пальто. — Тэхен-а, что случилось? Что не так?       Тэхен особенно громко всхлипывает и заходится истеричной икотой, когда пытается ответить. Чимин нежно обхватывает его лицо руками и поднимает так, чтобы парень смотрел на него, а не в пол, о чем почти сразу же жалеет, потому что сердце болезненно сжимает от покрасневших зажмуренных глаз.       Нельзя сказать, что Тэхен относится к людям, которые редко проявляют эмоции: совсем напротив – если он счастлив, он покажет это всем, если ему грустно от сюжета дорамы, он разревется и уткнется в плечо. Чимин видел его слезы почти каждый второй вечер кино, они привычны и не смущают. Чего таить, Пак и сам не раз измазывал соплями футболки Тэхена, потому что не мог смириться с происходящей на экране драмой. Тэхен не боялся показывать свою грусть и в повседневной жизни: мог пустить слезу, наблюдая за бродячим котенком, или целый час шмыгать носом из-за ссоры с одногруппницей.       Но он никогда не срывался на такие крупные истерики. Это вызывает беспокойство, но Чимин не торопится делать выводы, только мягко цепляет чужую ладонь и ведет на кухню. Тэхен не сопротивляется, когда его усаживают на стул. Он вообще ничего не делает, кроме того, что издает жалкие стоны и постоянно трет мокрые глаза.       Чимину страшно отходить даже не секунду, он боится, что Тэхен зарыдает еще сильнее, почувствовав одиночество, но тот давится икотой и слезами так сильно, что не может говорить, поэтому Чимин поспешно садится на корточки, скользит пальцами по дергающимся коленкам и ласково, как можно спокойнее говорит:       — Все хорошо, все хорошо. Я сейчас отойду в спальню, возьму для тебя салфетки, хорошо? Я вернусь через секунду, слышишь, Тэ? — Чимин гладит кожу нежными круговыми движениями, дожидаясь хоть какого-то знака, что его поняли.       Тэхен снова трет тыльной стороной ладони по щекам, всем телом вздрагивает от очередного всхлипа и едва заметно, совсем-совсем мелко кивает. Чимин вскакивает на ноги, несется в спальню на такой скорости, что чуть не сшибает дверь с петель, и всеми силами старается приглушить судорожные стоны с кухни. Каждый звук хриплого голоса будто полосует ножом по сердцу, а горло сжимает от нервов, ему хочется схватить Тэхена за руки и вытрясти из него правду, чтобы знать наверняка, кому за лучшего друга набивать лицо. Потому что именно в такую версию Чимину хочется верить: кто-то просто оказался придурком, и Тэхен не задыхается истерикой из-за смерти кого-то из родных или вести о смертельной болезни.       Чимин ежится с каждым израненным стоном, дергает на себя ящик и перерывает почти вверх дном, пока не находит пачку салфеток. Он бежит обратно, на ходу разрывает упаковку и снова падает перед другом на колени. Вытаскивает одну салфетку, понимая, что Тэхен сейчас не в состоянии позаботиться о себе сам, и начинает вытирать льющиеся слезы с худых щек.       — Давай, Тэхен-а, ну, — Чимин медленно поднимается с колен, зачесывает тэхенову кудрявую челку, чтобы не мешала, и, так и продолжая промакивать соленую влагу салфеткой, смотрит в зареванные глаза. — Я с тобой. Слышишь, Тэхен-а? Я рядом, что бы ни случилось, я здесь. Все будет хорошо. Все будет отлично...       Тэхен издает какой-то задушенный звук и вцепляется в Чимина так, будто тонет. В жесте много и отчаяния, и смешанной с благодарностью привязанности. Чимин нежно сжимает дрожащее тело в объятиях, старается убаюкать и успокоить, иногда поглаживая по волосам, а иногда бережно целуя в макушку. На ласковые прозвища, которые Пак шепчет почти неосознанно, он каждый раз получает крепнущее кольцо из рук вокруг талии. Ким всегда любил, когда с ним ворковали.       Они проводят в таком положении около пятнадцати минут, прежде чем Тэхен начинает приходить в себя.       Всхлипы полностью утихают, оставляя после себя только редкие хриплые вздохи. Он все еще крепко утыкается лицом Чимину в ключицу, но хотя бы перестает плакать, что не может не радовать.       Чимин чувствует себя выжатым и морально истощенным после нервотрепки. Настроение было таким хорошим – они собирались посмотреть дораму, Чимин даже купил карамельный попкорн из-за спонтанного желания; а Тэхен грезил о вечере кино всю неделю, постоянно тираня друга вопросами о том, когда у него найдется время на ночевку. Он даже пришел заранее, заставив Чимина, сонного и едва осознающего действительность, выползти из кровати. Не было ни намека на нынешнее положение.       Все еще гладя Тэхена по макушке, парень задумчиво окидывает взглядом кухню под размеренное сопение друга. Он пытается найти хоть какую-то зацепку, но все в точности так же, как Чимин оставил, уходя за кофе. Он глубоко вздыхает, последний раз треплет Тэхена по волосам и осторожно, так, чтобы не напугать, начинает отстраняться. Его встречает усталый, но относительно спокойный взгляд.       — Все хорошо, Тэ, — почти шепотом напоминает Чимин и снова опускается на корточки, чтобы ничего не мешало держать зрительный контакт. — Хочешь поговорить о том, что случилось?       Тэхен окидывает Чимина таким взглядом, будто видит впервые. После чего растерянно хмурится и слабо бормочет:       — Ты не снял пальто...       И правда. Беспокойство поглотило его настолько, что он совершенно забыл обо всем, кроме лучшего друга, нуждающегося в утешении. Хоть это и выглядит, как откровенная попытка сменить тему, Чимин прощает и подыгрывает.       — Да... — Пак слабо смеется, резко почувствовав прилипшую к вспотевшей спине рубашку, и неловко вылезает из рукавов пальто. Он вешает его на спинку стула и складывает руки на коленях Тэхена. — Теперь снял. Поговорим? — что бы там не произошло, так просто отпускать ситуацию Чимин не собирается, потому что она, откровенно говоря, заставила понервничать. Даже если Ким попытается с темы соскочить, Чимин не позволит ему прятаться вечно: когда у лучшего друга есть проблема – какой бы она там ни была – они решают ее вместе. Так было во все времена. У Чимина есть Тэхен, а это значит, что у Тэхена есть Чимин. И ничто никогда эту истину не пошатнет.       — Я... — парень заикается и тут же отводит взгляд, или собираясь с силами для неприятного разговора, или вообще задаваясь вопросом, нужен ли он ему. Чимин считает, что нужен, но пока молчит. Только за руки берет и нежно поглаживает костяшки. — Я не уверен, ч-что... — он снова замолкает, обдумывает еще раз. Его лицо все опухшее от слез, глаза нездорово красные, а нос подтекает, но Чимин считает Тэхена трогательно очаровательным даже сейчас. Судя по тому, как секундой позже меняется его выражение лица, Тэхен приходит к решению. — Ладно, Чимин-а... Меня бросили. Вот и все. Так что не волнуйся, я просто воспринял это слишком близко, со мной все...       Чимин обрывает тираду сразу же, как смысл доходит до него.       — Воу-воу, стоп, престань, — Тэхен поджимает губу и пытается опустить голову, но Чимин не позволяет: хватается за щеки обеими руками и мягко прижимается лбом ко лбу. — Во-первых, ты можешь плакать из-за чего угодно, хорошо? Потому что тебя бросили, или потому что ты случайно уронил чашку с кимчи на пол – это не важно, Тэхен-а. Если тебе от этого плохо, плакать – нормально. Не бывает недостойной причины заплакать. Понимаешь, милый?       Чимин чувствует, как Тэхен, теперь более осознанный, вздрагивает от нежного обращения, и это на секунду сбивает с толку. Потому что Чимин как никто другой знает: парень такое обожает. Румянится, расплывается в улыбке сразу же, как слышит ласковое "мой хороший", которое Чимин иногда все же не сдерживает. Однако он пока решает отложить этот вопрос в сторону и продолжает:       — Во-вторых, я не слепой, с тобой не все в порядке. Поэтому я не смогу не волноваться. — Чимин чувствует, как теплое дыхание обжигает губы – они все еще прижаты лбами друг к другу; и вдруг, паникуя, отодвигается. Тэхен медленно моргает слипающимися глазами, но слушает вдумчиво, на заминку внимания не обращая. — Я подумаю о том, чтобы не волноваться, если ты мне все расскажешь, ладно? Я не буду заставлять, но тебе полегчает, Тэхен-а, поверь. А потом мы пойдем и посмотрим какой-нибудь ужастик, хочешь?       Чимин терпеть не мог фильмы ужасов. Тэхен – обожал и часто уступал в том, чтобы, ради блага Чимина, выбор фильма оставался за ним.       — Я... — у Тэхена на глазах снова выступают слезы. Он торопится стереть их руками и пытается не расклеиваться вновь, после чего судорожно кивает, будто услышал лучшее предложение в своей жизни. — Хочу. Очень хочу.       — Вот и славно.       Чимин коротко смеется и собирается подняться, чтобы увести Тэхена в гостинную – там намного мягче и комфортнее, но не успевает. Его тянут обратно, втискивают между ног и прижимают к груди. Крепко.       — Чимин-а, — в голосе слышатся еще непролитые слезы и безмолвная тоска. Чимин обнимает в ответ, мычит вопросительно и укладывает щеку на мягкую макушку. — Я так сильно тебя люблю.       — Я тоже тебя люблю, Тэ, — ответ звучит без секунды промедления. — Знаешь, что это значит? Это значит, что мы со всем разберемся.       На несколько минут повисает тишина. Чимин вслушивается в завывания февральского ветра за окном. Даже не оборачиваясь, он знает, так как сам недавно там был, что увидит кружащие снежинки – погода впору для романтичных прогулок за ручку, никак не для расставаний, и это заставляет жалеть друга еще больше. Чимин прикусывает губу и хмурится, пытаясь разобраться в ситуации самостоятельно.       Он знает немного: отношения эти – самые-самые первые – начались у Тэхена немногим больше пары месяцев назад, о чем Чимин узнал если не в ту же секунду, то в ту же минуту точно, потому что радости по этому поводу Тэхен удержать в себе не мог. Улыбался так ярко, так широко, будто в лотерею выиграл, так что, конечно, Чимин поинтересовался причиной хорошего настроения. Они разговаривали весь вечер. Тэхен без остановки нахваливал своего нового парня, явно влюбленный по уши, счастливо смеялся и не мог усидеть на месте. И в этом не было ничего удивительного: парень ждал своего человека годами, и впервые в жизни подумал, что вот он, тот, кто будет дарить ему любовь, и кому он будет отдавать ее в ответ. Тот, кому он не побоялся вверить в руки свой первый романтический опыт.       Чимин в чужие отношения старался не лезть, придерживаясь мнения, что взрослые люди друг с другом разберутся сами – сейчас, правда, сильно о решении жалел. Он изредко слушал рассказы о новых впечатлениях, всегда трепал довольного Тэхена по голове, показывая, что за него рад, даже виделся с бойфрендом лучшего друга пару раз, пусть особо с ним и не разговаривая. И такое ограниченное взаимодействие Чимина вполне устраивало.       Замечать, что что-то явно не так, он начал слишком поздно. Пропустил момент, когда Тэхен вдруг перестал вообще что-либо рассказывать – будто расстался со своей горе-судьбой неделями раньше, а уточнять не стал. Мало ли, какие причины могут быть: Чимин справедливо предполагал, что отношения просто вышли на новый уровень – тот, о котором первое время стыдно будет говорить даже самому лучшему другу. Но со временем Тэхен становился все мрачнее, тему стал не просто не затрагивать, но и полноценно избегать, увиливая от ответов и игнорируя намеки. Чимина это беспокоило. Но Тэхен не раскалывался, и в конце концов Пак просто сдался.       И вот к чему это привело.       Чимин тяжело вздыхает, понемногу начиная корить себя за невнимательность. Были ведь знаки, тревожные звоночки, которые он пропустил. Просто прекрасный друг.       — Он мне позвонил, — вдруг подает голос Тэхен. Чимин напряженно застывает, намереваясь во что бы то ни стало больше ошибок не совершать. — Пока тебя не было. Сказал, что... больше не может со мной. Что я... с-слишком... — он запинается, будто озвучивание правды вслух сдавливает ему горло.       — Слишком что? — тихо подталкивает Чимин. Желание прямо сейчас пойти и отстоять честь друга, отомстить за каждое ранящее слово, накрывает его волной. Но Тэхен все еще здесь, все такой же потерянный и печальный, и Чимин просто не может его оставить, поэтому затянувшееся молчание он принимает за своеобразный ответ и продолжает: — Ты можешь мне сказать. Я не буду оценивать или осуждать, договорились? Хотя я уверен, что он не прав в любом случае.       — Да, хорошо... Спасибо, Чимин-а. Он сказал, что я слишком ж-жизнерадостный, и он чувствует, как это отнимает у него силы. А е-еще я постоянно радуюсь по п-пустякам, как глупый ребенок... или.... — Чимин зажмуривается от того, как низкий голос становится все тише и заканчивает почти на грани ломаного шепота: — или... с-слабоумный...       Он чувствует, что частичка сердца, которую он еще годы назад отдал Тэхену, изнывает в агонии: будто переживает все то же самое – к сожалению, не за двоих. Будь это возможно, Тэхену бы не пришлось грустить ни дня в году – Чимин бы все забирал себе, ночами не спал, проливал слезы, зато каждый день бы видел светящегося от искреннего счастья Тэхена. Возможно, это не совсем здоро́во. Возможно, не совсем по-дружески. Чимину плевать.       Вслед за сожалением приходит гнев, и парню приходится стиснуть зубы и задержать дыхание, чтобы, не дай боже, не выпустить изо рта взбешенное "Вот уебок", потому что Тэхен как никогда уязвим и вполне вероятно надеется, что все еще может наладиться. Это вряд ли, да и Пак не позволит больше такие глупости совершать, но об этом можно поговорить потом – когда Чимин не будет мечтать с разбегу врезать кулаком кое-кому по лицу, например.       Будто сказанного было мало, Тэхен продолжает:       — Сначала все было хорошо, мы ходили на свидания, я постоянно держал его за руку, а-а потом... все как-то... ухудшилось? Я не знаю. Он стал меня избегать, а когда мы куда-то выбирались он всегда... просто ставил перед фактом. Я даже не знаю, почему все так... А еще...       Чимин мычит, призывая не останавливаться, хотя сам сгорает от злости.       — А еще ему очень не нравилось, что я постоянно вижусь с тобой. Сказал, что не понимает, с кем я встречаюсь: с тобой или с ним. Я разозлился, и мы поругались, но... Он все время начинал кричать, поэтому я перестал говорить, когда ночую у тебя или когда мы идем погулять.       — Ебаный... — Тэхен вздрагивает, и Чимин поспешно прикусывает язык. Нужно помнить о самоконтроле, как мантру вторит он про себя. — Прости, Тэ, продолжай.       Но Тэхен не продолжает. Он тихо сопит Чимину в плечо, потом осторожно трется щекой, по видимому вытирая выступившие вновь слезы. На секунду Паку кажется, что своей выливающейся агрессией он разрушил все доверие, но удостоверивается в обратном, когда Тэхен впервые за долгое время отлипает от промокшей рубашки и смотрит в глаза. Плавающая в глубине печаль кажется разъедающей.       — Знаешь... — дрожаще начинает Тэхен и взглядом будто ищет в лице напротив хоть что-нибудь, способное вернуть надежду. Он уязвим до боли. — Я иногда думаю, что он в чем-то прав...       — Не надо...       — Я серьезно, Чимин-а, — Тэхен перебивает твердо и заставляет слушать. Чимину хочется схватить его, потрясти и навсегда отбить желание допускать такие мысли. — Посмотри на меня. Я знаю, что моя эмоциональность делает некоторым некомфортно. И я странный. Ты не замечаешь, потому что привык, но другим, новым людям... им ведь видно? Что я не такой. Я говорю странные вещи, делаю странные вещи... Я не такой уж красавец, а за характер меня полюбить, оказывается, сложно... Так что, может... Может дело не в том, что я так долго не мог найти нужного человека, а в том, что это я никому не нужен?       — Боже... — Чимину кажется, что он задыхается, ноги вдруг трясутся от обрушившегося потока самоненависти. Гнев отходит на второй план, пока сознание заполоняет страх от того, что самый дорогой для Чимина человек поливает себя грязью прямо перед ним, не осознавая, насколько в чьей-то жизни он может быть ценен. — Боги, Тэхен, ты... Я... Да как вообще...       Тэхен испуганно расширяет глаза и идет на попятную:       — Я не хотел, я просто... Прости, просто забудь, хорошо?       — Нет, послушай...       — Все хорошо, не надо...       — Послушай меня, — Чимин, должно быть, выглядит так, будто Тэхен ранил его не на шутку, потому что смотреть парню в лицо ему теперь страшно. Но крепкая хватка на плечах вынуждает – ему от Чимина никуда не деться. — Послушай и никогда не забывай то, что я тебе сейчас скажу.       Тэхен крохотно кивает и сглатывает.       Приходится глубоко вдохнуть, потому что речь предстоит долгой. По другому и быть не может: все достоинства лучшего друга Чимин может описывать часами, и если потребуется, заставит слушать от и до. Он последний раз окидывает лицо Тэхена внимательным взглядом, подмечая все детали: губы плотно сжаты и дрожат, брови сведены вместе в очевидном волнении, а взгляд бегает.       Чимин прикрывает глаза, временно утихомиривая бушующий внутри ураган из чувств.       — В моей жизни все относительно хорошо, знаешь? Есть квартира. Есть оконченное хореографическое – ну, если я защищусь через пару месяцев, конечно. Мне всегда есть с кем потусить, мне даже есть с кем переспать. Как думаешь, почему? — Тэхен выглядит откровенно сбитым с толку, и Чимин его не винит. Он начал издалека. Но главное, что Ким его слушает и даже понимает, что вопрос риторический. — Из-за тебя. Потому что у меня есть ты.       — Чимин...       — Дослушай, — он обрывает резко, но недостаточно, чтобы напугать. — Помнишь, как я заработал нервное истощение, когда готовился к защите годового проекта? Кто меня тогда обхаживал так, будто я от любого вздоха развалиться готов? Кто ездил выбирать со мной квартиру после пар каждый день? Кто вытаскивал меня на улицу, чтобы я не умер затворником? — Чимин втягивает воздух через нос и смотрит пристально, цепко, будто одним взглядом хочет Киму передать все свои чувства, воспоминания и мысли, в которых он самый незаменимый. — У меня все могло бы быть хорошо, даже если бы мы никогда не подружились, не буду спорить. Но счастье? Его бы у меня не было. Я обожаю наши вечера кино не за дорамы, а за возможность смотреть их с тобой. Я люблю тебя смешить и люблю, когда ты смешишь меня. Ты очаровательный. Во всем. Ты тоже не идеален, потому что нет таких. Но ты прекрасен таким, какой ты есть – жизнерадостным, эмоциональным, грустным, веселым. Ты прекрасен просто потому, что ты – это ты, Тэхен. И никогда не смей думать иначе, потому что у тебя есть я, а я люблю тебя за все, что он в тебе не принял. Пошел этот придурок в задницу, ясно? Ты достоин большего. Любви.       Чимин так упивается выплескивающимися эмоциями, что поначалу даже не замечает – Тэхен дрожит плечами и прячет лицо за рукой. Становится боязно, что он переборщил с откровенностью, но остановиться просто нет сил.       — Ты лучшее, что когда-либо в моей жизни было, есть и будет, Ким Тэхен, — на выдохе заключает парень.       Жалкий стон, приглушенный ладонью, следует сразу же, а потом Тэхен поднимает лицо. Он светится осторожными любовью и счастьем, будто не до конца верит в происходящее, тронутый, и не может остановить слез; порывается что-то сказать, поблагодарить, но говорит зачем-то совершенно другое:       — Он меня даже не поцеловал ни разу...       Чимин не выдерживает.       Он льнет вперед, замечает удивленно раскрытые глаза, но не останавливается, поддаваясь необъяснимому порыву доказать. Как угодно. Доказать, что Тэхена можно и нужно любить. Он вкладывает в мягкое касание губ все, что ему нужно знать: ты замечательный; ты заслуживаешь лучшего; я люблю тебя.       Губы у Тэхена мягкие, но из-за истерики обкусанные. Чимину, впрочем, на это плевать. Не плевать ему только на то, что Тэхен под ним замирает каменной статуей – не отталкивает, будто пережидает. Внезапно рождается желание дать самому себе подзатыльник за импульсивность. Ну кто так делает? Но времени не хватает ни на то, чтобы отстраниться, ни на то, чтобы начать сыпать извинениями и заверениями, что, ах, может быть Чимин и признает, что это было не совсем проявлением платонической любви, но волноваться о нем совсем-совсем не стоит. Потому что по загривку вдруг скользит рука. Медленно, боязно, но этого достаточно, чтобы отстраняться отпало всякое желание.       Плотину из сдерживаемой нежности – той самой, которая выходит за рамки даже самой тактильной дружбы – наконец прорывает, и Чимин отпускает себя. Хватается за все, куда может дотянуться: гладит трепетно по линии челюсти, зарывается пальцами в любимые кудряшки, скользит по шее и затылку, а Тэхен млеет и позволяет сминать нежные губы так, будто наслаждается. В это поверить сложно, но Чимин верит. Хотя бы на мгновение позволяет себе.       В поцелуе ничего пошлого – одна сплошная ласка, которая неожиданно находит ответ. Тэхен мычит в пухлые губы, хватает осветленные локоны и ластится всем телом. Чимину не хочется задумываться о том, что это может быть отчаянной попыткой почувствовать счастье хоть на секунду дольше – потом. Все потом.       Они отстраняются друг от друга спустя пару минут. Дышат тяжело, будто пробежав марафон – хотя, казалось бы, от чего? От невинного прикосновения губ?       Чимин находит ответ почти сразу, когда видит в лице напротив молчаливую нежность. Почти такую же, какую сдерживал и сам. Он неуверенно улыбается, пока Тэхен, все еще залитый слезами и дымкой недавно пережитого разрыва, тихо посмеивается и спрашивает:       — Поговорим об этом после ужастика?       — Я купил карамельный попкорн.       — Вот поэтому я тебя тоже люблю.