В ритм ветра

Ласковый шëпот листвы целомудренно целовал в ушко и раздавался где-то там, вдалеке за еле видными горами и глубинными лесами. Обняв себя руками, Нагито пытался всем телом ощутить порывы ветерка, что так и пытался унести за собой в путешествие по каждому закоулку планеты, не оставив в обиде. Подставляя лицо желанной в летние дни прохладе, в мыслях была только их любимая песня, что играла не прекращаясь так, что хотелось пуститься в незадумчивый пляс, отдаться настроению и собственным желаниям. Движения сами вливаются в ритм и чуть пританцовывая в начале в бит, он терпеливо дождавшись припева, всë таки прекращает себя сдерживать и по настоящему кружит по открытому пространству поляны. Прямо так, босиком по мягкой зелёной траве, в одном шëлковом халате для сна, обнажив душу и вскружая голову самому себе таким прекрасным утром как и все до. Протягивая ногу в сторону, он мягкой поступью передвигается из стороны в сторону не забывая причудливо раскрывать руки навстречу природе, чувствуя каждым кончиком пальца как игривый ветер подхватывает его и если не возносит над землёй, то точно задаëт темп партнëру и дарует желанное чувство удовлетворения и блаженства просто так. Никогда он не думал что будет так красиво и профессионально отдаваться какому-то танцу, всë благодаря замечательному настроению которое, между прочим, никак не хочет заканчиваться пока он с ним. На этот раз Нагито довольно щурит глаза и начинает беззвучно подпевать, пока волосы его, белоснежные, как самый чистый и нетронутый снег на верхушках северных гор, развеваются по воздуху. Такие же белые ресницы трепещут от громкого счастья бьющего внутри него и от улыбки почти до ушей. Вот настолько он наслаждается этим утром. Остаëтся только гадать откуда же такая резкая тяга на потанцевать вместо того чтобы лечь спать в тëплые объятия возлюбленного как всегда. Он готов повторять эту процедуру хоть каждые пять минут, никогда ему не надоест, клянëтся всем. Следом идëт медленная часть, в которой он старается по настоящему раствориться в приятных ощущениях и превратиться в гладкую реку, текущую отсюда совсем неподалёку. Обратиться в непослушные волны и захлестнуть собой берег, унося в речную гладь ракушки и камни. Там они тоже были, купались совсем одни вдвоëм, плескались прямо как дети, после в обнимку засыпая на береге под зонтиком, закрывающем молодые тела от беспощадных солнечных лучей. Отпуск проходил просто невероятно, если бы Комаэда знал заранее на что способен его жених, сделал бы предложение ещë месяц назад, а не буквально несколькими днями позже. О, то была настолько яркая и потрясающая во всех смыслах ночь, что вспоминая еë волшебные события Нагито почти замирает на месте, а с губ его фарфоровых слетает сладкий вздох. Тут же он отмирает, юродиво похихикав снова закрывает глаза и поднимает голову к чистейшей голубой глади неба, с улыбкой следуя за неконтролируемыми порывами собственного тела он вновь с плавностью облаков переступает чуть вбок, и вознеся хрупкие кисти к небу, прогибается в спине чувственно и медленно, не обгоняя льющуюся в уши из магнитофона мелодию. И тут же его расслабленное, податливое от сна и тепла тело пробивает возбуждëнной дрожью, стоит только представить как бы его развлечение заметили ярко-зелёные и вечно искрящиеся озорством глаза. Они бы сначала обязательно нашли его одного на поляне, танцующего в одиночку, огладили бы одним лишь взглядом всë тело от головы до пят, а после продолжили бы страстно-влюблëнно наблюдать издалека за его вспышкой вдохновения и за переливами нежнейшей кожи нескрываемой предательским халатом. За такими фантазиями, он не слышит вторых таких же осторожных, будто боится потревожить покой самой земли и свежей травы, шагов-перекатов с носка на пятку. Следующим движением Нагито разворачивается на сто восемьдесят градусов подняв руки за голову и делает шаг вперëд, тут же удивлëнно открывая глаза и… Ох. Сам того не зная, он буквально самостоятельно загнал себя в желанную всë это небольшое время наедине ловушку из чужих горячих ладоней, что сразу мягко легли на талию, придвигая поближе в нескрываемом желании. Нагито, распахнув свои глаза, натыкается на такой сияющий нежностью и трогательной любовью взор родных травяных и слегка заспанных глазок, что не может не застать его врасплох, хорошем смысле. Его сердце будто разорвëтся на маленькие-маленькие кусочки если он прямо сейчас не обнимет его в ответ и уже традиционно не чмокнет его в сморщившийся от непривычной яркости нос. Поэтому, хихикая, он исполняет задуманное: обхватив зацелованную сотни раз шею он повисает в могучих объятиях, тут же слыша удовлетворëнный выдох в самую макушку. — Нагито, объясни мне пожалуйста, почему твой почти муж должен сам просыпаться в одиночестве огромной кровати? Это же так несправедливо, как ты жесток. — почти по-детски капризно, и оттого смешно Хаджиме с зевком бубнит ему в лоб с заметной хрипотцой в голосе. От этого Нагито нескрываемо смеëтся и в извиняющимся жесте целует его ещë и в щëки, желая либо задобрить проявлением любви, либо удовлетворить свою потребность в тактильности. — Ну-ну, не обижайся, ты всегда так долго спишь в последнее время, я так не умею. Похоже наш отпуск очень хорошо на тебя влияет, совсем темноты под глазами не осталось, я рад. — перенося руки сначала на крепкую, обнажëнную и довольно объëмную грудь Хинаты, он трепетно с искренней заботой оглаживает загорелую кожу кончиками пальцев — которыми минуту назад ловил ветер — в месте где раньше были ужасные синяки от постоянной и жестокой загруженной работы в офисе. Сколько бы раз он не возмущался по этому поводу и не жаловался начальнику их отдела, его как второстепенного сотрудника игнорировали, несмотря ни на что. С кровью и пóтом ему удалось выпросить долгожданный обоими отпуск на целый месяц, и тогда Хаджиме сказал ему, что сам хочет попробовать выбрать им место для уединения. И ведь действительно нашëл, да такое, что уезжать не хочется отсюда никогда. Увы и ах, работа, но в следующий такой же раз, а он обязательно наступит, они приедут сюда же и возможно, устроят сами себе свадьбу. Ну а что, скоро пора бы уже. — М-м-м… Кстати, чем это ты тут таким интересным в тайне от меня занимался? Я всë видел, ты так потрясающе двигаешься, родной, я в восторге. Станцуй теперь со мной, а? — улыбаясь одними кончиками губ, произносит так довольно, что кажется ещë чуть-чуть и вместо ясных слов будет раздаваться одно мурчание как от довольного досыта кота. Они берутся за руки сцепляя их в неразлучные замочки, Нагито наблюдает за этим с переливающимся лукавством в серых блестящих глазах. Отпускает смешок с губ и прижимается ещë ближе, укладывая голову на широкое плечо. Немое согласие подстрекает Хаджиме на мягкий толчок в бок, сменившаяся песня и их общий настрой повторно сносят от эмоций голову Комаэды. — Ха-ах, мне сразу вспомнились наши с тобой школьные годы, ты тогда так стеснялся при всех позвать меня на вальс на той самой вечеринке. Подошëл ко мне весь такой невинный и красный от смущения, а пока танцевали ну прямо весь извëлся. Зато уже после неё ты так бесстыдно и требовательно прижимал меня к колонне в актовом зале, что я думал сломаюсь под твоим напором, ну или та колонна. — обольстительно поглядев на его личико, Нагито неожиданно натыкается на густой румянец разлившийся по щекам, что даже сначала вгоняет его в ступор. А уже через пару счастливых мгновений он не имея возможности сдержаться смеëтся так громко и радостно, что Хаджиме, принявший этот смех в свою сторону нагло краснеет пуще прежнего и умилительно улыбается. — Потому что я боялся твоего отказа, ты ведь был так невероятен. Так-то много кто так считал, я всë слышал, вокруг тебя был чуть ли не настоящий фан-клуб, но в итоге достался ты мне одному. — всë та же довольная улыбка и смешинки в глазах, — И влюблëн я давно был, так сильно что каждый замечал между прочим! Кроме тебя! — переходит в возмущëнный лепет и сжимает у себя в объятиях как самую дорогую сердцу вещь. Хотя почему «как». — Ладно тебе, и вообще кто сказал что я не замечал? — лисья усмешка сама появляется на лице, наблюдая за столь масштабной бурей эмоций. — Такое, Хаджиме, не замечать просто невозможно. Да и ты был мне не безразличен, а как иначе, дорогой? Думаешь я бы просто так согласился на танец и прогулку? Какой ты простой. — в сверкающий, плутавый прищур обратились его обычно серые бездонные глаза. В них редко когда заходились блики, но только не в моменты когда Нагито дразнился. А это дело он, надо признать, очень полюбил. — А вообще, к чему этот разговор сейчас, ну? Мы вместе уже четыре года, собираемся сыграть свадьбу, какая разница? Не расстраивай сам себя, мне не нравится когда ты так делаешь. — его радостно-щебутной тон сменяется на более серьëзный и заботливый. Нагито действительно не любил когда Хаджиме самостоятельно и почти без повода загонял себя, за что ругал — да, именно ругал, да выглядел так, строго сложив руки на груди, словно Хината-сын непоседа, а он чрезмерно заботливая мамочка, что не справляется с собственным чадом. Такое его поведение вводило скорее в умилительный, чем по настоящему удивлëнный ступор. — Прости. Конечно, только так и никак иначе. Но, Нагито, вопрос остаëтся открытым. Нет, правда, давай станцуем? — Хаджиме приближается к его румяным ушам и уже шëпотом продолжает; — Я знаю и прекрасно помню, как в предвкушении ты сначала горячо прижался ко мне, а потом и вовсе в движении так сладко выдохнул мне в шею, что я боялся не сдержаться и взять тебя прямо при всех одноклассниках. Тебе ведь понравилось, так? Сам потом рассказывал о впечатлениях. Почему молчишь? Ну же, давай? Состроив умоляющие глаза кота из Шрека, он натыкается на румянец и томный взгляд, будто покрытый занавесой густого тумана. Задорно отпустив смешок, он не дождавшись согласия, обхватывает вечно горячими ладонями тощую талию — сколько бы раз Хаджиме не пытался его откормить, всë было почти бестолку — и постепенно, медленно и почти незаметно движется в сторону, уводя за собой и Нагито в плавном движении. Медленно но верно, уже вместе они набирают темп и сливаются в одно единое с музыкой и природой, будто сбежавшие из сказки герои. Ощущение родных рук на собственной талии были для Нагито самым правильным и лучшим чувством, что он мог знать и понимать. А его любовь, тем более. Зарывшись в загорелую шею Хинаты и вдыхая запах его тела, он думал, что ещë чуть-чуть и они взлетят в воздух от лëгкости и буквально окрыляющего счастья наполнившего их души. Ах, а как же он обожал когда эти самые чудесные руки незамысловато, скорее автоматически гладили его, заставляя улыбаться до ушей и сжимающихся в траве пальчиков ног. Настолько было приятно принимать такую ласку. Вернее любую ласку, но только от Хаджиме. И ведь действительно, тот был как всегда чертовски прав, ему очень понравилось танцевать с ним. Да так, что одни размытые воспоминания прошедших дней заставляют его сжиматься от удовольствия в комочек пылкой страсти, которую можно раздразнить одним лишь упоминанием тех времëн. И впереди их ждëт совсем многое-многое неведомое счастье.