***
Вид с двадцать пятого этажа завораживает. Огни небоскребов на черном фоне, мерцающие иероглифами рекламы, неон, отражающийся в мокром асфальте, световые шлейфы машин. Мики стоит у окна во всю стену и чувствует себя таким же мигающим огоньком, таким же крохотным и противоречивым, застрявшим между историей и космосом. Здесь все слишком быстро и слишком медленно, здесь самые скоростные поезда, но на столике у кровати — дзен-сад с песком и серебристыми грабельками. Здесь роботы выполняют всю работу, но в ванной — крафтовое мыло вербена-лаванда. Здесь никогда не повышают голос, но смотрят так, что хочется сделать себе харакири. Мики здесь только день, а голова уже идет кругом. После ночного перелета и целого дня переговоров, где он хоть и не числился главным переводчиком, но был на подхвате, в мыслях гудит тональный шум, и если честно, несмотря на восемь часов поклонов и улыбок, он до сих пор не уверен, будет договор завтра подписан или нет. И кажется, сомневается не он один. Весь день, вторя местным, мистер Стивенс излучал стальное спокойствие — но Мики видел, как к вечеру на виске пульсировала нервная венка. Мистер Стивенс… Мики впервые проводит с ним время вне офиса, и это то еще испытание. Там, дома, между планированием встреч, составлением графика, выбором подарка миссис Стивенс на день матери и бесконечными кружками двойного эспрессо играть легко: есть босс, стальной мистер Стивенс, а есть его личный ассистент, хороший мальчик Мики. Все по правилам, каждый знает, кто водит. А теперь, в поездке, привычные роли то и дело соскальзывают, обнажая трепетную настоящесть, и играть от этого становится сложнее. Мики прикладывает руки к прохладному стеклу, дышит, чтобы запотело, водит пальцем. Вспоминает. Вот ночной самолет, приглушенный свет, мистер Стивенс лежит в кресле, в полосатом одеяле и больших наушниках, и с обреченной безвыходностью смотрит последние «Звездные войны». Вот после ужина, когда японцы откланялись, в секундной усталости он роняет голову на ладони. Вот после местных деликатесов просит заказать ему в номер пиццу. Вот смотрит в окно, вот он небрит, вот от скуки выкладывает буквой «М» самолетные орешки… Эти моменты, как оконца в детской книжке, на мгновение открывают настоящего Энтони Стивенса, и такие открытия Мики ценит больше всего. Они и согревают, и мучают, дарят надежду и показывают, что надежды бессмысленны, они такие прекрасные, что от них можно свихнуться… Какое счастье, что единственное лекарство прямо здесь — на другом конце комнаты, сидит за столом и заканчивает рабочий зум. Мики смотрит в громадное окно и ждет, он готов ждать долго. Сегодня ему очень нужно забыться. Наконец сзади шуршат шаги. — Красиво? — на плечо ему опускается тяжелая ладонь. Такая, которую ощущаешь всем телом. В нее хочется улечься, как птенцу. — Очень. Между лопатками приятная щекотка. Шарк такой огромный, что рядом с ним никому просто не остается места. — Устал? Мики улыбается. — Не настолько. — Хочешь поиграть? Мики кивает. Подушечки мягких пальцев оглаживают верхний позвонок, скользят выше, вздыбливая короткие волосы на затылке. Знакомая ласка отзывается предвкушением, между ног мгновенно теплеет. Волнение сгущается и скользит по позвоночнику, привычно стекаясь между ягодицами, где влажно и полно от небольшой пробки, которую Мики вставил после душа. — Тогда хочешь для меня раздеться? — это не совсем просьба, хоть Мики и знает, что может отказаться. Но Шарк уже усаживается в черное кожаное кресло и ослабляет галстук, лишить его любимого развлечения не хватит совести. И все же Мики медлит. Раздеться — всегда испытание. Быть перед Шарком голым почему-то проще, чем снимать одежду. И хоть Шарк никогда не просит делать это как-то особенно — устраивать стриптиз или что-то из себя строить — от темного внимательного взгляда Мики всегда робеет. Вот и сейчас пальцы спотыкаются, когда он расстегивает пуговицы на манжетах. Шарк молчаливо смотрит, только садится удобнее, расправляя широченные плечи. Рубашка гладит спину, скользит на пол. Мики берется за ремень, оттягивает язычок ленты, достает из шлевки. Брюки падают к щиколоткам. Щеки горят нестерпимо, жар расползается на шею и ключицы. Член уже напряжен. Мики выступает из брюк, берется за боксеры. Немного стоит, терзая резинку, несколько раз коротко выдыхает. Просто сделай это, ты большой мальчик, тебе давно можно. Он тянет боксеры вниз, обнажая бедра и цепляя резинкой вздыбленный член, а затем поворачивается к креслу спиной. Нагибается, чтобы стянуть носки. Тишина за плечами мучает. Он смотрит? Ему нравится? Или это все глупо? Стыд горячо шныряет по лопаткам. Мики поворачивается и поводит плечами, стараясь казаться увереннее. Хотя бы себе. Собравшись с силой, поднимает взгляд. Затянутый в черный костюм, восседающий на кожаном кресле — Шарк кажется древним Анубисом на троне. Глаза его непроницаемы, с таким же успехом он мог бы прятать их за темными стеклами. А вот в уголках губ прячется немного теплоты, совсем чуть-чуть, еле уловимо, просто чтобы напомнить, что это все же игра, и ее можно закончить, если Мики захочет. Мики не хочет. Шаги даются с усилием, ступни покалывает, будто под пятками — массажный коврик. Наконец Мики опускается на колени перед троном. Подставляется, когда теплые пальцы очерчивают скулу, щеку, грубо оттягивают нижнюю губу. — Открой. Голос у Шарка всегда низкий, густой, а в такие моменты превращается в шоколад. Мики от него тает. Он послушно раскрывает губы, распластывает язык, как коврик. У Шарка жесткие пальцы, сразу заполняют рот. Указательный и средний. Вербена-лаванда. Они неторопливо, с чувством скользят, толкаются в горло. Мики уже плывет. Уши закладывает от тишины — особенной, тягучей, какая бывает только в наглухо запертом отельном номере. В ней обнажающе слышны натужные вдохи, легкое хлюпанье слюны, плотный скрип кожаного сиденья, тиканье часов у Шарка на запястье. Стук в дверь разбивает их личное пространство. Звук такой громкий, что Мики заваливается на пятки, затравленно оглядывается. Страх окатывает кипятком — хотя чего бояться? Дверь заперта. А даже если бы нет — кому какое дело, чем они заняты в свободное время? Стучат еще раз, настойчивей, громче. — Шарк? — говорит голос. — Спишь? А вот теперь Мики действительно страшно — этот голос он узнает и во сне. Мистер Стивенс. Что-то случилось? Мики отключил телефон, а если мистеру Стивенсу что-то было нужно? А он пропустил? Мики цепляется за кресло, дыхание вырывается с дрожью. — Малыш, — на затылок ему ложится успокаивающая ладонь. — Я могу не открывать. Мики нервно оборачивается на дверь. — Нет, нет, — он торопливо тянется, собирая вещи в охапку. — Это наверняка важно. Шарк внимательно смотрит, кивает. Говорит двери: — Секунду, босс, — и поднимается с кресла. Скорее, скорее. Втиснув стояк в боксеры, Мики бросается в ванную, хлопает раздвижной дверью. Впрыгивает в брюки, ныряет в рубашку. Приваливается к косяку. Напрягает слух. Что там, с той стороны? Тяжелые шаги Шарка. Железный лязг замка. Приглушенные голоса. Вопрос. Ответ. Вопрос. Тишина, пока Мики впервые делает выдох, и новый лязг замка. Новые шаги. Тяжелый скрип кожаных кресел, когда в них опускаются два усталых крупных тела. Мики судорожно прижимает кулак к губам, с трудом сбрасывая с себя режим игры и втискиваясь обратно в реальность. Он здесь. Мистер Стивенс здесь. Его присутствие за стеной ощущается так же четко, как ручка двери, врезающаяся в позвоночник. Зачем? Зачем он здесь?.. Мики вслушивается в бубнеж за стеной, но слов не слышно. Тогда он осторожно — на волосок — сдвигает дверь. Мистер Стивенс в кресле, с минералкой в руке. Как всегда, подтянут и строг. Светлые волосы влажные после душа, но уже аккуратно зачесаны, покрасневшие глаза смотрят упрямо, а из одежды — рубашка и брюки, дефолтный вариант, даже если позади ночной перелет и целый день изматывающих переговоров. Единственная слабина — отсутствие галстука. А жаль. Шелковая лента вокруг этой шеи — мечта с того самого дня, когда Мики после нескольких раундов собеседований с эйчарами наконец впервые вживую встретил своего будущего босса. Выглядывая из укрытия, Мики с тревогой изучает выражение лица и выдыхает: мистер Стивенс не выглядит обеспокоенным — просто усталым. — Попробовал читать, но глаза уже колет от экрана, чертова бессонница, — он проводит ладонью по лицу и роняет руку на подлокотник. Указывает в сторону дзен-сада на прикроватном столике: — Грабли сломал. Шарк смотрит на него долгим взглядом. — Тебе нужно отвлечься. Завтра важный день, ты не можешь всю ночь так сидеть. Слышишь, Тони? «Тони». Такое интимное, от него так хорошо. Да, Мики помнит, Шарк с мистером Стивенсом работают вместе давно, с того дня, когда молодой, но слишком амбициозный для корпорации исполнительный директор решает бросить все и с нуля стартует собственный инвестиционный бизнес. Никто тогда не поверил в Энтони Стивенса. Никто, кроме руководителя службы безопасности, который ушел вместе с ним, пережил кредиты, проигранные гранты, угрозу банкротства, годы упорной работы, а потом, наконец, подъем, а теперь и небывалые высоты. Этих двоих многое связывает, так что теплое «Тони» — не игра. Иногда Мики снится, как он тоже шепчет это настоящее «Тони», что имеет на него право, что видит светлые волосы взъерошенными, а тело свободным от строгой рубашки, но, проснувшись, вспоминает, что все, что ему позволено — это стальной взгляд и «Доброе утро, мистер Стивенс». — Ты так себя измучаешь до завтра, — Шарк открывает бар, берется за бутылку виски. — Отвлекись, слышишь? Мистер Стивенс коротко качает головой. — Нет, не хочу пить. Утром должен быть как стекло. — Я не про выпивку, — Шарк поводит бровью. Налив себе бокал, он отходит к встроенному шкафу, копается в чемодане, возвращается в кресло. А в следующую секунду на темную закаленную поверхность кофейного столика опускается краснорубашечная колода. — Хочешь? Мики вцепляется в ручку двери онемелыми пальцами. От паники кажется — это его сейчас разложили рубашкой вверх на ледяное стекло. Он узнает это мягко-беспрекословное «хочешь», он знает, начало какой игры означает это слово. Что Шарк делает? Он же никогда не действует без плана. Что он задумал?! Мистер Стивенс смотрит с удивлением. — Так и не оставишь эту идею? — Он хмыкает, тонкие губы кривятся немного вниз. — Я не играю на деньги. С колледжа, когда пришлось месяц жить на хот-догах. — А мы не на деньги, — говорит Шарк, откидываясь на спинку кресла. Делает большой глоток из мерцающего янтарем бокала, а дальше — молчит. Ни единого взгляда не кидает на дверь, но Мики знает — Шарк ждет его ответа. Его решения. Его желания вступить в игру. На висках выступает пот. Играть? С мистером Стивенсом? Да, Мики тысячу раз представлял себе это, а с вечера, когда ребята показали сообщение, и того чаще, но реальность пугает. Все это слишком внезапно, Мики не успевает подготовиться, мысли скачут. Конечно, можно отказаться. Просто остаться в ванной и промолчать, Шарк найдет, что придумать отговоркой. А можно… можно согласиться. Сыграть. Выйти и встретить лицом к лицу человека, от взгляда которого кружится голова, а от голоса подгибаются ноги. Игра с мистером Стивенсом — от одной мысли в паху снова горячо. В конце концов, как личный ассистент, разве он не должен помочь боссу отвлечься перед новым раундом важных переговоров? — Ну? — спрашивает мистер Стивенс, устало — и все же с любопытством. — Так на что играем? Мики оглядывается на мерцающие огоньки за окном ванной, досчитывает до десяти и нажимает на ручку двери. Мистер Стивенс оборачивается на шум. — Мики? — Брови его взлетают, а потом сходятся в хмуром изумлении. — Как ты… Мики молчит. Он не знает, что сказать, чтобы не испортить игру, боится расстроить планы Шарка. Поэтому он просто берется за спинку офисного стула и везет его к креслам, ставит на равном расстоянии от обоих и садится. И да, он прекрасно осознает, что незастегнутая рубашка то и дело открывает вид на проколотые соски и бледные ребра. — Шарк, что происходит? — требует мистер Стивенс. Чувствует, что они что-то недоговаривают, и злится. Шарк невозмутимо кладет перед ним две карты рубашкой вверх. — Хочешь узнать — играй. Мистер Стивенс хмуро смотрит на него, бросает короткий взгляд на Мики, а потом опускает глаза на карты. Гипнотизирует долго, будто пытается прочесть сквозь бумагу. Сердце Мики колотится с такой силой, что даже странно, что им не слышно. Пальцы леденеют вокруг металлических опор офисного стула. Если мистер Стивенс возмутится и уйдет — это будет не просто конец игры, для Мики это будет конец карьеры. С такими связями, как у мистера Стивенса, можно одним пренебрежительным словом выкинуть человека из бизнеса. Но почему-то думается совсем не об этом. Думается о галечно-серых глазах и о том, как красиво они смотрятся на лице с твердыми скулами и уверенным подбородком. Думается о коротких, едва заметных светлых волосках за ухом и о золотисто-загорелой коже, скрывающейся в снегу воротника рубашки. Думается о том, как эти большие ладони с крепкими длинными пальцами сжимали бы… Как раз на этой мысли мистер Стивенс принимает решение. Не говоря ни слова, он поднимает карты. Смотрит — и без единой эмоции укладывает обратно. Мики выдыхает. Это знак. Это маленькая победа. Шарк берет две карты себе, выкладывает несколько на середину. Мики стыдно, но он так и не знает правил. Каждый раз обещает себе разобраться, но каждый раз слишком увлекается, да и в конце концов, зачем правила, если его касаются только ставки и победитель? Комната напряженно молчит, хрустят новые карты. Мики смотрит, как двое играют. Это совсем по-другому, чем с парнями. Когда играют парни, стоит смех, отпускаются пошлые шутки, кто-то вечно распускает руки, сейчас же все предельно серьезно. Мистер Стивенс хмур и сдержан, Шарк молчалив и уверен — и только Мики сидит на своем стуле и едва не подпрыгивает от ожидания. Игра на двоих — стремительна, только Мики успевает усмирить дыхание, как первый раунд закончен. Шарк побеждает. Конечно побеждает. Мистер Стивенс почти не смотрел на карты. Мики поднимается, делает несколько шагов к креслу. Низ живота прихватывает волнением — неужели это реальность? Он в самом деле сделает это? Поцелует Шарка под пристальным взглядом мистера Стивенса? Волна страха вот-вот накроет, и Мики с надеждой смотрит перед собой. Облегчение приходит моментально. Шарк спокоен, а в углу губ немного улыбки. «Это просто игра, — говорят его глаза. — Ты же умеешь». Мики умеет. Встряхнув короткими кудрями, он начинает игру. Немного расслабившись, подходит вплотную, опускает руки на подлокотники, тянется к Шарку. Сначала просто прижимает губы, шутливо. Робко. Невинно. Будто не было стольких вечеров, будто он не был призом в стольких играх, не держал в горле огромный черный член, не трахался с четырьмя парнями сразу. Но напряженный взгляд мистера Стивенса, взгляд, который Мики чувствует кожей, обнуляет весь опыт. Сейчас все впервые. Застенчивость, неуверенность, волнение. Медовый запах Шарка, огромные мягкие губы, влажный язык. Мики несколько раз целует коротко, по-ребячьи, и только когда Шарк сам прихватывает губами, позволяет себе втянуться. Чувствовать, плыть. Забыться в поцелуе. С Шарком это так просто. Внутри разливается теплота. Войдя во вкус, он вспоминает, что цель игры — не дать зрителю заскучать, а значит, самое время устроить представление. Мики склоняется ближе, поддевает губы Шарка языком, тянет зубами, а потом целует жадно и шумно. Вот теперь игра начинается по полной: когда он отстраняется, в боксерах снова тесно. Все еще слизывая вкус Шарка с губ, он возвращается на свое место. Встречает взгляд мистера Стивенса — изучающий, напряженный. «Так вы будете играть, мистер Стивенс?» — спрашивает он в ответ глазами. — Зачем… — бутылка минералки хрустит в кулаке, мистер Стивенс отставляет ее на стол, — зачем тебе это? Забавный вопрос. Он же видел, как Мики сам, без принуждения вышел из ванной. — Потому что хочу? Мистер Стивенс продолжает рассматривать. Проверяет. Сжимает и разжимает пальцы. — Как… как это работает? — он поворачивается к Шарку. — Мы играем, а Мики… — он делает неопределенный жест. Шарк, как всегда, невозмутим. — Мики сам выбирает, что делать с победителем. — Он лениво двигает запястьем, тасуя карты. — Ну, играешь? Не дожидаясь, он придвигает две карты. На этот раз мистер Стивенс решает быстрее. Поднимает их к лицу и кладет обратно. Мики следит, ерзая на стуле. Губы тянутся в улыбке, горят в предвкушении. Игра, наконец-то! Он понятия не имеет, хорошо ли мистер Стивенс играет, но почему-то не сомневается: Шарк отдаст ему эту победу. А значит, Мики предстоит «выбрать, что делать с победителем». Ладони липнут к брюкам, к горлу подкатывает сладкий комок. Мики силится дышать ровно. И все равно, когда карты вскрыты, сердце кувыркается в груди. Победитель заслужил свой приз. Ноги немеют по пути к кожаному креслу, босые ступни проваливаются в плотный ворс ковра. До мистера Стивенса три шага… два… один… — Мики… — впервые этот голос произносит его имя таким тоном: хрипловато и приглушенно. Серые глаза отчаянно сверлят. — Ты не обязан, если не хочешь. Мики чуть не смеется. Знали бы вы, мистер Стивенс… Он упирает ладони в подлокотники кресла, склоняется ниже, ныряет в запах морского геля для душа. «Я сам выбираю, что делать с победителем…» До губ мистера Стивенса — три… два… один… Говорят, за мечтой лучше не гоняться, потому что она редко сбывается так, как загадываешь, можно на всю жизнь разочароваться. Мики очень бережно сбывает свою мечту, потому что она именно такая, как снилась. Жаркая, головокружительная, от нее не только подпрыгивает член, но и трепыхается в груди. Мики наслаждается этими губами, покалывающей небритостью, мятным вкусом, тем, как мистер Стивенс горячо дышит… — Новая партия, — распоряжается Шарк. Мики подается назад — и чувствует укус досады. Эмоции на лице мистера Стивенса не изменились. Взгляд тяжел, потемневшие губы поджаты. Вряд ли ему не понравилось, скорее, не разрешает себе увлечься. Шарк тоже замечает. — Расслабься, Тони, — говорит он с ухмылкой, — мы просто играем. Мистер Стивенс кидает взгляд в стиле «я сам знаю, когда мне расслабиться», но пальцы уже берут новые карты. Игра продолжается. Усевшись на стул, Мики выпутывается из рубашки. Кожа и так пылает. Он смотрит за резкой молчаливой партией, ждет, чьим выигрышем сейчас станет. Два раза побеждает Шарк, и Мики, устав стоять, забирается к нему на колени. Шарк целует крепко и по-собственнически, стискивает в объятии, обхватывает лицо ладонями и вертит, как ему удобно. Мики отвечает, подаваясь бедрами, потираясь промежностью о жесткие брюки, охая, когда горячие пальцы подцепляют соски. В третьей партии побеждает Мистер Стивенс. Мики подходит уже не стесняясь — возбуждение смяло робость — и уверенно забирается на колени. Внутри все вопит: «Ты на коленях у мистера Стивенса! Ты у него на коленях!», но внешне Мики держит роль. Играет. Нежно касается губ, греет языком, а потом целует, хищно, запойно. Мистер Стивенс, все еще строгий, все еще не дающий себе воли, касается осторожно, сдержанно водит руками, но и этого достаточно. Горячие ладони скользят по лопаткам, ниже. Микки загорается, как бенгальская свечка. Огонек вспыхивает в голове и опускается вместе с ладонями мистера Стивенса. — Новая партия! — Черт бы тебя побрал, Шарк… Мики переходит между ними еще пару раз, будто трофей, и с каждой победой втягивается сильнее, тонет то в мягких губах Шарка, то в тягучих поцелуях мистера Стивенса, и только оклик проигравшего, жаждущего реванша, — «новая партия!» — каждый раз приводит в чувство. Сидеть и ждать победителя все неудобнее, Мики ерзает на стуле. Вот последние секунды, карты вскрываются. Увы, не в этот раз, мистер Стивенс. Мики даже рад: видеть, как хмурость во взгляде с каждым проигрышем превращается в азартную злость, приятно. Мики опускается перед Шарком на колени. Пора поднять ставки, вместо поцелуя он хочет кое-что другое. Он берет руку цвета эспрессо, тянет ближе. Прижимается щекой, ластится, заглядывая в глаза, целует в молочное пятно ладони. Скользит языком между пальцами, еще и еще, а потом захватывает ртом. Раскрывает губы, когда его оттягивают за волосы на затылке. Подставляется, позволяя Шарку толкаться. Хочется показать, как глубоко он может взять, как умеет не давиться, как красиво смотрится вот так, стоя на коленях. — Новая партия! — цедит мистер Стивенс. Шарк вынимает влажные пальцы. Мимолетно гладит ими гвоздики в сосках, пуская волну электричества, и отпускает. Мики возвращается на место — а мог бы остаться, победа снова за Шарком. Приблизившись к креслу, Мики поворачивается спиной и усаживается на колени. Хочется раззадорить мистера Стивенса еще сильнее, хочется, чтобы он все видел, чтобы получал такое же удовольствие от игры. Шарку тоже нравится дразниться. Он берет Мики за горло, заставляет закинуть голову. Целует шею, скулу и горячее место под ухом, оставляет щекотные следы, втягивает кожу губами. Наигравшись, впивается в губы, а руками скользит вниз, до самой ширинки. Заставляет развести ноги, выставляя напоказ стояк. Гладит сквозь ткань брюк колени, выше, внутреннюю сторону бедер — мучает, но ни разу не касается члена. Мики голодно ерзает, но Шарк непреклонен. — Поднимись, малыш. Мики слушается. Шарк разворачивает его лицом к мистеру Стивенсу и принимается раздевать, словно куклу. Дергает пуговицу на брюках, молнию, тянет ткань вниз. Оставляет только белые боксеры. И тут же тянет Мики обратно к себе на колени, так резко, что выбивает дух. Снова разводит ноги, только теперь обжигает прикосновением к голой коже. Мики пылает. Ну же, мистер Стивенс, как вы можете оставаться такой ледышкой? Он уже думает опуститься Шарку между ног, но его прерывают. — Новая партия! — рявкает мистер Стивенс, и Мики ликует. Кажется, оттаял. Теперь, ожидая конца партии, Мики сидит, подавшись вперед, и отслеживает каждую карту. Наконец игроки вскрываются. Поздравляю, мистер Стивенс, ваше упорство вознаграждено. Пора получить подарок. Стоит Мики приблизиться, его берут за запястье, тянут на колени. Мики усаживается верхом, стискивает бедра. Руки обхватывают плечи, губы уже заняты поцелуем. Только и этого мало, хочется прижаться всем телом. Мики скользит ближе, так, чтобы касаться стояком. Мистер Стивенс ведет ладонями по бедрам, подхватывает под ягодицы. Помогает двигаться, притираясь изнывающим членом. Как же хорошо, как же прекрасно чувствовать, что безразличие — только маска, и там, в брюках, мистер Стивенс так же по-стальному возбужден. Ладони сжимают сквозь боксеры, разводят ягодицы, скользят в промежность — и натыкаются на пробку. Ну наконец-то. Мики прогибается в пояснице, давая лучший доступ. Нравится? Вам нравится, мистер Стивенс? Мистер Стивенс немного медлит. Обводит камушек пальцами, гладит и только потом мягко нажимает. Мики задыхается от ощущений. И все равно недостаточно. Хочется еще, ближе, острее. Мики сильнее раздвигает ноги. Пальцы мистера Стивенса скользят под резинку, трогают влажную растянутую кожу вокруг пробки, и он сдавленно стонет. Член болезненно пульсирует. Напряженный голос Шарка приходит из какой-то другой вселенной: — Новая партия! Ноги у Мики слишком дрожат, так что он просто сползает на пол рядом с креслом. Игры ему почти не видно, да он и не смотрит. Гладит взглядом запястье, выставляющееся из белоснежной манжеты, узкую золотистую запонку, металлический браслет часов, крупные пальцы с гладкими ногтями. Он так засматривается, что теряет чувство времени и вздрагивает, когда его тянут вверх, обратно мистеру Стивенсу на колени. Забывшись, он не-играет. Обводит плотный воротник рубашки, трогает скулы, виски, бархатные мочки ушей, хочет запомнить каждую деталь подушечками пальцев. Но подняв взгляд, он видит удивление в лице мистера Стивенса и быстро напоминает себе: «Игра-игра-игра». Играй, Мики, пока тебя не раскусили. «Я сам решаю, что делать с победителем…» Он берет манжету и осторожно вынимает запонку. Делает то же самое с другой, откладывает на столик. Бежит вниз по пуговицам, а потом тянет со светлых плеч рубашку. Любуется мощью, сталью мышц, упругостью пресса. И наконец прижимается, голым к голому. Теперь можно снова целоваться, тереться членом, погружать пальцы в волосы. Стонать в губы, когда мистер Стивенс приспускает боксеры, обнажая ягодицы, и играет с пробкой — прокручивает, то тянет наружу, немного растягивая анус, то снова отпускает, позволяя металлической капле скользнуть внутрь. Это так мучительно приятно. — Новая партия! — говорит Шарк, и Мики впервые слышит шоколадный голос таким резким. Время начинает убыстряться, Мики едва поспевает за игрой. Карты летят, ноздри раздуваются, расстегиваются верхние пуговицы на рубашках. Шарк побеждает, и Мики перебирается к его креслу. Тело горит от возбуждения, сминая контроль. Усевшись между ног, он хватается за молнию на черных брюках. Наплевав на ремень, вытаскивает член сквозь прорезь и тут же обхватывает губами огромную темную головку. Слюны во рту столько, что скользит сразу до горла. Шарк довольно выдыхает, откидывается на спинку кресла. Гладит по волосам и слегка прихватывает за затылок, то и дело заставляя задержаться. Мики привычно расслабляется, пропуская с каждым разом все больше, и скоро упирается носом в ширинку. — Новая партия! — рявкает мистер Стивенс. Играет жестко, быстро — и снова проигрывает. На этот раз Шарк долго не отпускает. То шлепает по губам, то подставляет головку, то заставляет глотать до основания. Говорит: «открой рот», «сможешь глубже?», «молодец, малыш» — демонстративно, как в порно. Чтобы кое-кто завидовал. Мики дрожит от возбуждения, от уверенного голоса, от инструкций. И от того, с какой жадностью на него смотрит мистер Стивенс. — Новая партия! Наконец победа за мистером Стивенсом. Мики добирается до него на четвереньках. Дергает застежки на брюках, а потом запускает туда руку. Слушает, как шипит мистер Стивенс. Гладит через ткань трусов и наслаждается, как член идеально ложится в ладонь. Потянув вниз резинку, вдыхает запах горячей кожи и терпкого возбуждения. Поцелуями поднимается от основания к головке, увлажняет слюной и торопливо насаживается. Урчит от того, как тяжелая ладонь ласково гладит кудри, от пульсирующего члена во рту, от еле слышных хриплых стонов. У самого между ног тяжело и напряженно, очень хочется потрогать, но Мики сцепляет руки за спиной, чтобы удержаться. — Новая партия! Мики окончательно теряется во всепоглощающем кайфе. Вот он глотает, задыхаясь, толстый темный член, а вот обсасывает яркую бордовую головку, вот Шарк бьется в горло, удерживая за волосы, а вот мистер Стивенс вылизывает рот, то и дело обжигая горячими пальцами соски. В ушах стучит: «новая партия!», «новая партия!», «новая партия!». Когда Мики чувствует, что уже вот-вот взорвется, Шарк подзывает его, берет лицо в ладони. — Хочешь еще пару партий? Мики качает головой. — Последняя, — просит он. Так больше невозможно. — Тогда иди, — Шарк кивает на кровать. Мики идет. Сбрасывает одеяло на пол и забирается на прохладную шелковистую простынь. Встает на четвереньки и укладывается грудью. Последний раз обернувшись на игроков, видит, как Шарк опускает в центр стола пачку презервативов и предлагает: — Проигравший смотрит? — Проигравший убирается нахрен, — рычит мистер Стивенс и бросает сверху на пачку ключ-карту от своего номера. Мики утыкается лицом в сгиб локтя. Расставляет колени шире, чтобы приз был лучше виден. Теперь он ждет. Поводит лопатками, сгоняя дрожь, закусывает кожу на предплечье. Прислушивается к тому, что происходит за столом, но кровь стучит в висках, да и играют там совершенно молчаливо. И вдруг, в этой густой вязкой тишине, карты падают на стол, и кто-то цокает языком. Мики вздрагивает. Кто это из двоих? Чья это досада? Он сжимает кулаки и жмурится, не решаясь обернуться. Вздыхает кожаное кресло, слышно вжиканье молнии, тяжелые отдаляющиеся шаги. Лязгает дверь. Некоторое время снова тихо. А потом шуршит одежда, скользко хлюпает презерватив, кто-то приближается к кровати. Пока теплые пальцы осторожно вытягивают пробку, Мики еще сомневается, но в ту секунду, когда ладонь ласково укладывается ему на поясницу, он уже знает. Поэтому не удивляется, когда вместо жгучего траха его тянут в объятие. Мистер Стивенс прижимает к себе, находит губами. Мики притирается в ответ, обвивает руками и ногами, они падают на простынь двумя сцепившимися медузами. Катаются по кровати, трогают, захлебываются друг другом. Стальной член скользит между ягодиц, трется в промежности, и Мики нужно всего лишь немного поджать колени, чтобы он попал в цель. Мистер Стивенс погружается с низким вибрирующим «м-м-м-м…», это такой звук — когда берешь в рот первую ложку чизкейка, когда погружаешься в ароматную горячую ванну, когда укладываешься в мягчайшую кровать — это звук настоящего удовольствия. Мики нравится быть его удовольствием. Они начинают неторопливо, с поцелуями и глупым шепотом, но уже скоро срываются в животную скорость. Мики еле дышит. Его ноги у мистера Стивенса на пояснице, на плечах, потом просто торчат в воздухе, потом он ненадолго усаживается сверху и трахает стальной член, а устав, снова раскидывается на кровати и коротко выстанывает, когда оргазм подкатывает совсем близко. Он цепляется за влажные от пота плечи, хрипит, подтягивает колени к груди, стискивает член липкой ладонью и немедленно взрывается. Дергается в горячих спазмах, до сладкой боли сжимает мышцы. Закусывает губу, когда сверху на него в изнеможении рушится тяжелое тело. — Мики… — шепчет мистер Стивенс. Целует в висок сухими губами и откидывается на подушку, вытирая пот тыльной стороной ладони. И вот теперь реальность наконец-то замедляется, перестает кружиться, и Мики понемногу остывает. Вытягивает уставшие ноги, дает дрожащим мышцам расслабиться. Какое-то время все хорошо. Они в невесомости и безвременьи, ни игры, ни роли не имеют значения. А потом рядом с Мики становится очень тихо. Так, когда собеседнику есть, что сказать. — Мики?.. Нет, нет, еще рано выходить из игры, Мики еще не готов столкнуться с реальностью. — Да, мистер Стивенс? Он боится ответа, но его так и не следует. Мистер Стивенс передумал. Позже они идут в душ, и там мистер Стивенс недвусмысленно намекает, что не против другого расклада. Мики и не собирается отказываться. Они занимаются любовью еще раз, теперь совсем неторопливо, снова принимают душ и только после этого валятся, обессиленные и пахнущие вербеной-лавандой, на кровать. Едва Мики прикрывает глаза, он слышит, как рядом по-детски сопит мистер Стивенс. Улыбнувшись, он и сам моментально засыпает.***
Просыпается Мики от будильника. Вскакивает и некоторое время не может сообразить, где он, что с ним, и главное, кто это шумит водой в ванной. А когда соображает, в панике закрывает лицо. Торопливо пытается перестроиться с одной игры на другую, с роли Мики-приза на роль Мики-личного-ассистента, но мозг буксует, теряется, все это слишком чувствительно, слишком остро, слишком по-живому. Но встреча с японцами уже скоро, и времени на жалость к себе не остается. Играй, Мики, играй, ты же умеешь. Мики умеет. Он опустошает бутылку минералки и, нацепив несвежие трусы, натянув брюки и застегнув до последней пуговицы рубашку, открывает двери светлой ванной. Мистер Стивенс стоит к нему спиной, по-журавлиному, уперевшись пяткой в колено другой ноги. Под ритмичное вжиканье зубной щетки Мики разглядывает взъерошенные после душа волосы, голую спину, бедра, обернутые в пушистое полотенце и главное — старую выцветшую татуировку с Гоку на лопатке. Теплый, непритворный, настоящий. У Мики тянет в груди. Он смертельно устал играть. Внезапно звук зубной щетки замирает. Мики смотрит на отражение мистера Стивенса в большом зеркале — и решает бросить игры. — Доброе утро… Тони. Мистер Стивенс встречается с ним взглядом. Поднимает в удивлении брови, а потом залихватски улыбается через зубную щетку. — Доброе утро, Мики.***
— Привет, Лиз. Тони у себя? Лиз улыбается, ненадолго отводя трубку от лица. — Привет, Мики. Еще в переговорной. Чаю? — Спасибо, я сам, — Мики еще помнит, где стоит чайник. Лиз заканчивает звонок — Мики восхищается ее беглым японским — и садится за стол, порхает пальцами по клавиатуре. — Мистер Стивенс сказал, завтра твоя первая выставка? — говорит она, выглядывая из-под аккуратной угольной челки. — Поздравляю. — Спасибо, — смущается Мики, — но выставка не моя, я только помогаю организовать. Лиз пожимает плечами: — Когда-нибудь будет и твоя. — Снова улыбнувшись, она сверяется с часами. — Еще минут двадцать. Подождешь в кабинете? Или пойдешь к… — она кивает на прозрачные двери дальше по коридору. Мики оборачивается и медлит с ответом, с ненужной тщательностью выбирает себе чай. Совесть мучает. Сколько он уже не видел парней? Собственно, с вечеринки по поводу его ухода пару месяцев назад, когда на Мики наконец подействовали убеждения Тони «не гробить свой талант» и «заниматься тем, что действительно приносит удовольствие», и он решил пойти на собеседование в небольшую независимую арт-галерею. Именно тогда, на прощальной вечеринке, он вернул парням кожаный браслет и, не в силах смотреть на их печально-понимающие лица, позорно сбежал. И больше с ними не встречался. Он конечно прислал им приглашения на выставку, но до сих пор не знает, как вести себя или что сказать, когда увидит. А ведь правда в том, что он скучает. Ужасно скучает. И вовсе не по сексу, а по совсем другим вещам — по смеху Клайда, готовке Густава, сарказму Лео и спокойной силе Шарка. Странное дело, уехав от родителей он никогда не скучал по дому — а теперь впервые ощущает, каково это — отпустить что-то родное. Тем большим предательством кажется его теперешнее молчание. И тем тяжелее на плечи давит чувство вины. Сжимая в руках горячую кружку, Мики делает шаг назад. — Я… я в кабинете, пожалуй… Поздно. — Микки Маус! — раздается из коридора. Отставив чай, Мики зачарованно отправляется на голос. Заходит в кабинет Клайда, и тут же оказывается окружен: Густав заграбастывает в объятия, Лео хлопает по плечу, Клайд ерошит волосы. — Черт, как я рад тебя видеть, Мики Маус! — Жив-здоров, красавчик? — Мы соскучились, Мики-бой. Даже Шарк встает с кресла: — Здравствуй, малыш. Мики неуверенно оглядывается, но не видит в их глазах осуждения — только искреннюю радость встречи. — Как ты, Микки Маус? — спрашивает Клайд, укладывая руку на плечо. — Тебя там не обижают, в твоей богеме? — Посмотри на него, — хмыкает Лео, — наш Мики-бой сейчас сам кого хочешь обидит. — Арт-менеджер, — подтверждает Густав. — Организатор выставок, большая шишка. Несмотря на шутливый тон, в их голосах сквозит гордость. От нее даже немного страшно. — Это мой первый проект, — признается Мики, — все может пойти к чертям… — Все будет хорошо, малыш, — говорит Шарк. — Вот увидишь. Мики встречается с ним взглядом — и верит. От всего этого — от их теплоты, смеха, от их поддержки — першит в горле и щиплет в носу. Глядя на него, ребята вдруг тоже замолкают. Клайд трет затылок, Густав теребит агатовый браслет, Лео с шумом выдыхает, а Шарк складывает руки на груди. — Ну я, пожалуй… — начинает Мики, отступая, — Тони скоро… Клайд встревает: — После выставки — в выходные — мы собираемся у Шарка, будем играть. Ты как… захочешь? Мики чувствует, как к щекам бросается краска. — Да я… — лепечет он, — я ведь… — Без ерунды, — поспешно поясняет Густав. — Просто покер. Просто посидим, выпьем, поделимся новостями. Я приготовлю паэлью. Хочешь? Мики лихорадочно думает, приводит мысли в порядок. Оглядывает каждого, задерживаясь на мгновение на Шарке. — Хочу, только… — начинает он неуверенно. А заканчивает вполне твердо: — Тогда научите меня играть. Глаза у парней загораются, лица светятся улыбками. — Договорились, — отвечает Шарк и протягивает ему руку.