Ангел в психбольнице

Впервые она ему снится во время пребывания психоневрологическом диспансере. Является, словно порыв метели в апреле. Приходит, как некое озарение в безлунную ненастную ночь. Кастиэль просыпается и тянется вперёд в надежде ухватиться за нее рукой. Он вздрагивает, чувствуя, как холод застывает на кончиках его пальцев. И Кастиэль пребывает в смятении от нахмуренных бровей Мэг. — Мне снилась девушка. — Но ангелы не видят снов, — за неприглядный тюль души (образно) Мэг закрадываются беспокойства. Ангелы не видят снов. Следует вернутся к тому, что ангелы не спят. Но Кастиэль уже не совсем ангел. В его уме под слоем самобичевания застыла мысль, что не имеет права он больше зваться высшим благородным существом. Он — ошибка, кривой росчерк в грандиозном плане Бога. Он стал ближе к людям, чем к своим сородичам. И, по-видимому, мимикрировал некоторые черты земных существ. Кто же он? Кастиэль и сам ответить не может, как бы не старался. Сейчас его разум переделан до корки, высветлен под ультрафиолетом и сожжен, как евльский козел. Кастиэль истоптан, сломан и разбит. В его голове гуляет ветер, таская последние клочки здравомыслия вдоль бордюров, словно сухую гнилую листву. Воспоминания оставляют след в памяти, а он за протяжную жизнь слишком много прошел. Кастиэль думает, что окончательно сошел с ума, когда видит ее — девушку, словно лучик солнечного света, прорвавшегося сквозь пласты грозовых облаков в его сознание. Мэг недоверчиво хмурит брови домиком, слушая очередной рассказ, похожий на бред сумасшедшего. Ангелы могут сойти с ума? Мэг продолжает сидеть у кушетки Кастиэля в боязни застать приступ (или как ещё назвать явление сна у ангелов). Даже Мэг никогда не спит, хотя демоны постоянно живут среди людей, наблюдают за ними, словно через стекло в зоопарке, специально походят на них, дабы не вызвать подозрения. Демоны к людям ближе — они среди них, как рак, поражающий органы один за другим. Демонам привычны многие манеры людей — они чувствуют себя в окружении людей, слово рыбы в воде. Земля всяко лучше, чем ад. Но Кастиэль далеко не демон, хотя возможно его бывшее руководство расценивает его не только, как предателя, но и как павшего настолько низко, что сравнимо с демонами. Один прокол за другим проколом в его биографии увековечены. Он пытался сделать все ради мира, но каждый раз оступался в надежде сделать шаг по пути доброты. Кастиэль травмирован в разы больше, чем могли бы люди. У ангелов тоже бывают неприятности: Кастиэль в психбольнице. Он дрожит, словно желто-оранжевый сухой лист на ветке, перед открытой форточкой. Его фаланги пальцев танцуют джаз всякий раз, как он пытается удержать в руках стакан воды. Его ноги подверглись окоченению, даже в теплых шерстяных носках. Кастиэль трижды в день употребляет пищу. И теперь желудок сводит в узел, если он пропустил прием еды. Он кажется чуть счастливее, когда на рецепторах его языка появляется привкус еды. Ранее он был лишён способности распознавать вкусы, но метаморфозы перевернули его жизнь со ног на голову. Кастиэль предпочитает проводить время в одиночестве и не предпринимает попыток завести дружбу с другими пациентами. Ангелам не нужны друзья, но рядом с ним всегда Мэг, и периодически совершают посещения Дин и Сэм Винчестеры. Кастиэлю есть что сказать и о чём страдать, но он молчит, как воды в рот набрал. Его друзьям не захочется выслушивать переживания сошедшего с ума ангела. Поэтому он довольствуется понимающим выражением лица Сэма и крепким хлопком по плечу от Дина. Он рад бы поделиться частью своих волнений, но закрывает рот на молнию. У Винчестеров — уйма других, более важных и насущных проблем. И они уезжают, едва попрощавшись. Кастиэль находит новое хобби и просиживает больничную одежду в зале. На столе расположились несколько коробок настольных игр: некоторые предназначены для использования более, чем от трёх человек, но его этот факт абсолютно не смущает. Ему весело с самим с собой. Мэг с нескрываемой усталостью хмыкает, но садится сыграть с ним в очередной раз в Uno. Кастиэль беспокойно ворочается по ночам, мечется по больничной койке, словно бежит во сне марафон. От его постели слышатся громкие вздохи, навязчиво напоминающие всхлипы. Он — бывалый воин, беспощадное по своей натуре существо, а теперь он сломлен пополам, будто сук дерева. Ему страшно, больно и одиноко. И в один день пребывания в больнице ему снится она. Она — сверхновая звезда, вспыхнувшая самым ярким огоньком на тусклом небе. И у Кастиэля что-то неловко колит в области грудной клетки. «Мне снилась девушка», — мимолётное признание повисает в воздухе палаты. Мэг и не знает что сказать. По рациональным законам вселенной подобное невозможно, хотя Винчестеры уже давно наплевали на рамки дозволенного. Но это уже чересчур. В словах Кастиэля с трудом можно разобрать отголосок надежды, такой слабой, словно только пришедший на свет младенец. Ее готовы сломить что угодно, даже обыкновенный порыв ветра. Но Кастиэль прячет надежду в кулак в попытке стать ее защитником от окружающего мира. Кусок надежды теплится за дверцами сердца и приятно расплывается по венам белым светом. Что-то снизошло с небес по душу бедного ангела, что сбился с пути господнего. Словно светлячок озарил дорогу в вечно зелёном лесу. Кастиэль задыхается во сне. Лёгким не хватает всего одного глотка воздуха. Мэг с неохотой отрывается от статьи в культовом, модном журнале, оценивая плачевное состояние ангела, и задумывается над капельницей. Кастиэль надрывно дышит. Веки дёргаются из-за волнения. Он боится проснуться, открыть глаза и иллюзия исчезнет, как райский уголок в пустыне. Ему снится она. И в эту ночь Кастиэль старается сосредоточиться изо всех сил и запомнить каждую, даже незначительную деталь. В памяти выжигается образ юной девушки крепче собственного имени. Она, ни чем не примечательная, с россыпью маленьких звёзд на щеках. С глазами, в которых отразились просветы неба. С кудрями темных волос, покоющимися на тонких плечах. С заметными шрамами на правой щеке и забавным румянцем. Кастиэль видит ее в окружении пустоты. Нет ничего, кроме нее. Она, словно жнец, пришедший по его душу, но это неверная догадка. Он не может вспомнить о подобных симптомах в книгах. И весь многовековой опыт не даёт и намека на ответ «Почему?». Почему он видит ее во снах? Произошла какая-то ошибка в матрице. Сбой в системе. Исключение из правил. Так быть не должно. Не положено. Кастиэль думает, что его мозг больше не способен на самостоятельное существование. Мэг отмахивается и насмешливо взирает, говоря, что ангелу не помешает лоботомия. Кастиэль хватается за образ юной девушки, как за нитку, тянущую в реальный мир. Он смотрит сквозь осколок разбитого вдребезги зеркала, чтобы увидеть ее ещё раз. Через отражение на водной глади лужи он взирает на нее. Кастиэль хочет запомнить ее насквозь: каждую деталь в ее неприглядном образе, каждое движение, в котором исказится ее рука, каждое вздымание груди при вдохе. Она — аккуратная фарфоровая кукла. Ее образ хрупок, словно, даже при незначительном дуновении ветра она может обратиться золотистой пылью и осесть на кончиках пальцев ангела. И он думает, что ей бы не помешала бумажка «Никто никогда не должен прикасаться», чтобы не разрушить влияние ее чар. Ее абрисы впечатываются на сетчатке голубых глаз Кастиэля. И теперь в его жизни существует только ее вид. И ему хочется запечатлеть ее на фотографии, вдеть в самую цветастую рамочку с узорами и поставить на прикроватной тумбочке, чтобы каждое утро лицезреть ее, как некую богиню, икону, предмет вожделения. Кастиэль не брезгует дневным сном и с нетерпением ждёт наступления ночи, чтобы погрузиться в цепкие объятия Морфея. Он проводит день с единственной мыслью в голове: увидеть ее. И теперь он уже не понимает жизнь без присутствия девушки, озаряющей путь. В какой-то момент она становится неким утешением, благословением в судьбе несчастного, каким-то дорогим и благородным даром. Она даёт Кастиэль повод жить, хотя бы ещё один день. Кастиэль смотрит на железные решетки на окнах палаты, закрывая шторы от лунного света. И прыгает, словно дельфин в волны, в кровать, пока Мэг поправляет кончики одеяла и настраивает высоту подушки. Он кладет ладонь под голову и отправляется на поиски ее в царство снов. И она является трафаретно, как высокая радуга после проливного дождя. Ее портрет запоминается Кастиэлю пуще Моно Лизы, и краски кажутся в разы ярче, будто их позаимствовали из калейдоскопа. Сны ангела рваные, склеенные из кусков, как кинолента, и он боится, что девушка исчезнет миражем в пустыне. Кастиэль видит ее настолько близко, в считанных сантиметрах. Кажется, взмах руки — и ее можно коснуться. Как бы не так. Она — непостижимая иллюзия или всего лишь игра воображения сошедшего с ума. Стоит совершить неверное движение — и она растворится сахаром на дне чашки какао, рассыпется текучим песком сквозь пальцы. Ее изображение — витраж, который может разбиться, и Кастиэль вряд ли соберет в единое целое оставшиеся цветастые осколки. На веках увековечивается ее картинка. И Кастиэля затягивает в сон, как во временную воронку. Минуту назад его окружали белесые, чинно возвышающиеся стены-великаны больничной палаты, а сейчас он, словно с помощью ангельских крыльев, перемещается на равнину. Вокруг распластались цветочные луга, какие бывают в самых живописных снах и мечтах, скрывающиеся за горизонтом, совершенно необъятные просторы невообразимой красоты. Полевых цветов — лютиков, ветрениц, ромашек, аквилегий — было так много, на каждом шагу, и все отбрасывали яркие искры в глаза на солнечном свете. Кастиэль в недоумении обернулся. Где он? Ответ очевиден: во сне. Взглядом он петлял с цветка на цветок, с безоблачного неба на солнце, которое колко заставляло жмурить голубые глаза. Но посреди бескрайнего луга стояла она. Краем глаза заметив ее у себя за спиной, Кастиэль снова обернулся. Перед ним предстала фигура молодой темноволосой девушки. Кастиэль бы дал ей от семнадцати до двадцати пяти, но уверен он ни в чем не был. Она явилась, словно гром посреди ясного неба. Незначительные порывы ветра колыхали локоны ее темных спутавшихся волос. Кастиэль поднял взор в ее глаза цвета морской волны, и по спине в резвом темпе пробежала волна мурашек. Она молчала, словно прикусила язык. Приоткрытые розоватые губы слегка дрогнули в слабой улыбке. И пара шрамов, как усы у беспризорной кошки, параллельно губам, натянулись на правой щеке. Ее руки коснулись ладони Кастиэля, потянув за собой в жаркое лето. Не будь Кастиэль ангелом, сказал бы, что во сне ангел — именно она. По краям ее силуэта наблюдалось трепетное свечение. Казалось, ещё мгновение — и за ее спиной вспорхнут мощные белые крылья. И Кастиэль где-то в глубине подсознания боялся, что ее пальцы выскользнут из его рук. Она воспарит к самым небесам, рискуя сгореть заживо под беспощадным гнетом солнечного света и запылает оперение крылов искристым сиянием, озарив весь мир отблеском ангельской силы. Кастиэль в нынешнем состоянии мог бы обратиться в пепел, поддавшись влиянию, подобному атомному взрыву. Кастиэль до стыда слаб. И сейчас его ум терзают невиданные ранее сны, пока его тело бездвижно лежит на больничной койке. Мэг с недоверием косится на него, не хотя отрывая глаза от очередной статьи культового журнала. Кастиэль, как от электрического разряда, вздрагивает и с хрустом падает с кровати. Картинка девушки резко прерывается — в кинопроекторе закончилась бобина пленки. Резкая боль в плече пронзает, но она — ничто по сравнению с потерей вида девушки. Кастиэль машинально потирает поскуливающее плечо и с нескрываемой усталостью вздыхает. Она ему ещё обязательно приснится.