Дело было вечером

      Поздняя осень, вечерний сумрак на улице мягко окутывает улицы, дома, машины. Люди разбежались по домам, город готовится ко сну и одни за другими гаснут окна. Школьники делают домашние задания, студенты пишут курсовые, взрослые переделывают месячные отчеты, а в одной из тысяч квартир проходит свидание двух зависимых друг от друга, как от воздуха. Дни, недели, месяцы, года проведённые вместе для них не прошли бесследно. Они ни для кого не проходят бесследно. Переполненный чувствами и желаниями, Ксено наконец-то пригласил Шнайдера на свидание.       Небольшая комната с открывающейся в коридор дверью, большим окном и очень плотными шторами, стала местом встречи, а широкий бордовый диван и кофейный столик — заменой ресторану. Без излишнего пафоса и чужих глаз, всё же они знакомы долгое время и далеко не сентиментальные подростки. В полутьме еле освещенной комнаты Стэнли был похож на картину талантливого мастера, полностью отдавшего себя искусству, и в процессе работы потерявшего всякий сон и рассудок, с неисчерпаемым энтузиазмом изображая каждую мышцу дотошно вырисовывая каждый изгиб, каждую деталь. Идеальные пропорции изящного лица так и тянут за невидимые ниточки с собой в пучину мрака, склоняют к греху. Ну же окунись в этот омут. От его дьявольского магнетизма наружу всплывают все потаённые желания. Теперь Ксено точно знает какую вершину покорит следующей. Ох, Хьюстон не являлся набожным человеком, но за то что он собирается сделать со Шнайдером, ему дорога прямиком в ад. О, ради такого можно спустится и не только в геенну огненную.       Сидя друг напротив друга они пили вино и заполняли комнату позвякиванием бокалов от столкновения и тихими перешептываниями о чем то своём. Освещающие комнату свечи, пахли чем-то до одури сладким и Ксено еле давит в себе порывы заткнуть нос, сам виноват. Хотя... это маленькая цена за возможность лицезреть перед собой ожившую в лице напротив статую античного божества. Красив, статен, элегантен. Хьюстон мог до бесконечного вспоминать слова для того что бы расхваливать Шнайдера, да только прикоснуться ко всему этому хотелось намного больше. Сидя так близко можно разглядеть еле заметное дребезжание света на кончиках длинных ресниц, можно только протянуть руку и достать. Точно, Хьюстон же теперь может его касаться, Стэн сам не выказывает никаких возражений. Дрожащими от неясно откуда взявшегося волнения пальцами, Уингфилд снимает белоснежные перчатки и зарывается ладонью в платиновые волосы, те оказываются такими же мягкими как учёный себе и представлял, от чувства безграничной эйфории закатываются глаза. Снайпер же в ответ прислонился щекой поближе, давая ощутить мягкость кожи. Он такой послушный и податливый только для Ксено, и даже больше, каждой клеточкой тела во власти ученого. Совершенно не элегантно — всего в один глоток — Хьюстон опустошает бокал с полусладким вином и наклоняется к Стену, к так маняще блестящими от слоя глянцевой помады устам, но касаться их не спешил. Нужно хотя бы сделать вид, что у Шнайдера есть свобода действий. Последний же решил что цацкаться и строить недотрогу сейчас когда они зашли уже так далеко — просто неприемлемо. Он крепко вцепился в ворот рубашки ученого, прижался донельзя близко и отпускать ближайшее время не собирался. С близкого расстояния, такой родной горький запах дешёвого табака наконец-то разбавил надоедливый сладкий аромат горячего воска и даже дышать, кажется, стало легче. Где-то на заднем фоне прогорело несколько свечек и погасло, комната опустилась в еще больший мрак. Воск потёк со столика прямо на ворсистый ковёр, в попытке привлечь к себе внимание. Весьма успешно. "Хм, воск. А это уже интереснее."       — Стенли, насколько ты хороший мальчик? — оторвался от своего до нельзя увлекательного занятия Хьюстон и хитро заулыбался.       — Давай только без сравнения меня с собакой, извращенец... — Он ещё не знал к чему клонит ученый, но уже наученный опытом ясно представлял, что в этом точно не будет ничего хорошего. Тяжело вздохнул. Плевать, сегодня можно всё — Я убью кого угодно, если ты мне прикажешь.       — Этого достаточно, моя эбонитовая палочка. — Ксено блять. — но продолжать возмущения не стал, его сильно дернул за волосы назад нависший над ним Хьюстон и заткнул ещё одним поцелуем. Зачем тратить на эти ненужности энергию? Они целуются страстно и напористо. Для Уингфилда Стенли — жарче огня в кузне, безумнее самого сумасшествия и это по истине великолепно. Только вот то же самое можно сказать и в обратную сторону. Шнайдер видел перед собой звезду с каждым годом набирающую яркость, что бы стать сверх новой. Она была жгучей и недостижимой, но от этого не менее желанной. И было не важно что в конце концов можно было сгореть, сейчас он тут. Лежит под Ксено, дрожит от его пальцев, что безуспешно пытаются справиться с чёртовой рубашкой. "Блять" — от нетерпения Стен просто сдергивает несчастный предмет одежды через голову, от чего его идеальные волосы смешно разлетаются в разные стороны. Хьюстон спускается, выцеловывает дорожку до самого пупка. Через блаженно прикрытые веки снайпер улавливает слабое движение света, а уже через секунду дергается от ощущения горячего воска у себя на груди.       — Ты обещал быть послушным — горячо выдыхает и капает ещё немного ниже. В этот раз Стен даже не вздрогнул, какое-то там воск не был проблемой для него. Боль — это понятие эстетическое, а когда Хьюстон стал поглаживать холодными пальцами бока, создавая приятный контраст, снайпер даже пошел во вкус. Одежда на Ксено продержалась не многим больше чем на Шнайдере и в итоге они просто сплелись в одно целое.       — Брюки... В кармане... — невнятно пробормотал Стенли опухшими от большого количества поцелуев губами. Научник не сразу обратил внимание на слова своего любовника, наслаждаясь открывшимся для него видом. — Ксено, еб твою. — рукой отодвинул тело напротив от себя, освобождая немного пространства между ними.       — Мой ангел, ты же понимаешь, что в таком виде просто не можешь выглядеть угрожающе? — Взлохмаченный, раскрасневшийся и, как сам Уингфилд, до нельзя возбуждённый — на темном диване он смотрелся великолепно. Усилием воли Ксено оторвался от своего увлекательного занятия и стал торопливо рыться в ворохе скинутой на пол одежды. Ага, кажется, вот и оно. В скудных остатках света от свечей блеснула серебряная глянцевая упаковка. Хьюстон на это только довольно улыбнулся и затушил последние свечи. Закончить это чудесный вечер пожаром очень не хотелось.       Утро встретило Стенли Шнайдера не самым приятным образом: конечностями болезненно затекшими от сна в неудобной позе и громким набатом в голове. Он поморщился и попытался разлепить все ещё сонные глаза. Дышать, от какой-то тяжести на груди, откровенно говоря, было сложно.       — Доброе утро, — сверху на нем с видом довольного чихуахуа возлегал Ксено. Теперь всё встало на свои места. — Терпеть не могу твою довольную рожу по утрам, — и противореча своим же словам, нежно чмокнул высокий лоб, — вставай, мне жизненно необходимо покурить.       — Да-да-да, я тебя тоже.