Исполню мечту

— Я всегда мечтал, чтобы меня выебали на кладбище. — Хес хихикает, прикрывая рот ладошкой и смотрит в чат. Зрители спамят привычным «АХАХАХАХ, Уффф» — это ещё больше веселит стримера. Когда волна смеха проходит, все благополучно забывают об этом, никак не заостряя внимания на шутку. А вот Вова тоже ловит смешинку, но после задумывается. А что если взять своего парня прямо на чей-то могильной плите или усадить на колючий гранит и вогнать свой член в его прелестный рот? Конечно, звучит супер странно, но Братишкину думается, что это по сравнению с минетом в примерочной и дрочкой в кинозале, где каждый может обернуться и застать постыдные деяния парней, и с ещё чем-то таким — цветочки. Если бы он это в слух сказал, его бы за долбоёба посчитали и у виска пальцем покрутили, но резко появившийся интерес заставляет задуматься на целых два дня. Взвешивая все за и против, Вова решает позвать Лёшу на свидание, а в конце вечера сделать «сюрприз». Всё должно пройти идеально и закончиться так же. Братишкин приглашает Хеса в какой-то классный ресторан и никак не намекает на дальнейшие события. Мужчина сразу же соглашается, ещё бы он отказал. Сегодня Вова решил надеть чёрную водолазку и такие же чёрные брючки в обтяжку. Пуговичка застегнулась относительно легко, но с ширинкой появились некоторые проблемы. Либо штаны слишком маленькие, хотя в прошлый раз парень спокойно в них шастал, либо он чуть поднабрал. В конце-концов, молния поддалась, и, вжикнув собачкой, Вова застегнул ширинку. Еле-как доехав до назначенного места, Вова вышел из машины, прихватил свою сумку через плечо, в которой лежали телефон, ключи, кошелёк, и отправился к заведению. В здании играла спокойная, приятная музыка, зал освещался вычурными стеклянными люстрами, что блестели своими прозрачными капельками. По заведению передвигались официанты, будто трудолюбивые пчёлки, и каждый сиял доброжелательной улыбкой. Вова даже им завидует, ведь все такие идеальные. А они вообще люди? За самым дальним столиком был замечен и Лёша. Он прекрасен, как обычно. Зализанные волосы, сдержанная ухмылка, аккуратные пальчики, которые от скуки стучали по бархатной скатерти — Вова не мог смотреть на него без обожания. Он подходит к своему парню, жмёт ему руку и сдерживает себя, чтобы не поцеловать нежную ручку. — Здравствуй. — Хес краснеет от нежных поглаживаний по руке. — И тебе привет, — хмыкает Братишкин и усаживается напротив. — долго ждал? — Нет, я сам только пришёл. — Отлично. Свидание проходит как обычно, но всё равно прекрасно. Пара разговаривает о чем-то, попивая напитки, затягивая в рот вилку с наколотым кусочком мяса или салата. Лёша расслабленно улыбается, совсем кончиками пальцев касается чужой руки, что спокойно прокручивает кольцо, ласково притирается носком ботинка к голени Вовы, постепенно поднимаясь выше. А тот и губы закусывает, теребя то серебристую цепочку, то кольцо, то краешек меню. Так хочется прижаться к Хесу, зацеловать его щеки и улечься вместе на кровать. Но поход в ресторан — не конец вечера, может быть, только начало. Уже после трапезы, Вова платит за еду и, оставляя чаевые официанту за хорошую работу, повёл Хеса к выходу. Тот осмелился взять его за руку, теснее прижимаясь к чужому плечу. — Мы домой? — Нет, я хочу исполнить твою мечту, сейчас мы кое-куда поедем, а ты завяжешь глаза чем-нибудь. — Братишкин ухмыляется, гладит пальцем выбритую щеку и достаёт из сумки ключи, открывая машину. — Будто ты меня сейчас на кладбище увезëшь и убьёшь нахуй. — Хес смеётся, усаживается в автомобиль. Парень-то и правда на кладбище повезёт, но не чтобы убить… — Точно. — Вова хихикнул, обходя транспорт, опустился на водительское сидение и вставил ключ в отверстие. Машина завелась, а он потянулся к задним местам и выудил оттуда какой-то платок с черепами. — Повернись-ка. — парень осторожно сложил ткань и закрыл ею глаза Леши, несильно затянув узелок. — Это пиздец странно. — Не волнуйся, скоро доедем. — Братишкин целует его в щеку, затем мимолëтно в губы, устраивая горячую ладонь на костлявой коленке, трогается. Через довольно длительное время, пара минуют город и едут по дороге, которая, на удивление, была чистой. Хесус от скуки подпëр свою голову рукой, ему даже в окно посмотреть нельзя, видите ли Вовочка ему сюрприз устроил, но никаких подсказок не даёт. Он вымученно вздыхает, ведь платочек начинает неприятно тереться о щеки и лоб. Мечтает, как завтра утром выпьет чашечку кофе и напишет Вове о новой встрече или совместном стриме. Машина мчится возле густого леса, который постепенно превращается в рощу. Между стволами деревьев виднелись тоненькие заборчики, а за ними и могильные плиты. В полированных камнях отражался свет яркой полной луны. Где-то вдали, за верхушками сосен, виднелась электростанция, чуть правее и город, откуда парни и выехали. — Мы приехали. — Вова отстëгивает ремень с себя и парня рядом, а когда тот тянется, чтобы стянуть ткань с глаз, ловит его руку и медленно опускает. — Я сам тебе сниму, хорошо? Лёша устало что-то мычал, слыша, как мужчина вышел из машины и обойдя, отворяет дверь, берёт чужую ладонь в свою. — Я тебя поведу. — Братишкин крепко сжимает костлявую ручонку и шагает вперёд, утягивая за собой Хеса. До кладбища была растоптана довольно широкая тропинка, но трава и ветки кустов всё равно щекотали ноги и всё норовились расцарапать лицо. Лёша думает, что парень его к какой-нибудь украшенной беседке ведёт, с фонариками и цветами, где будут без стеснения целоваться и распивать откуда-то взявшийся алкоголь. Только несвойственный для лета холодок прокатился по спине, сердце начинает биться чаще - волнение нахлынуло, вот так просто. Поэтому он ищет спокойствие в Вове, прижимаясь ближе и кряхтя на ухо: — Мы скоро? — Да, уже пришли. — Братишкин улыбается, и это отчётливо слышатся в его голосе. Он целует в губы напротив, напористо переминает их, облизывая языком, согревая тело обжигающими руками. Повязка сама падает с глаз и Лёша в любопытстве приоткрывает один. Перед ним Вова, а боковым зрением он замечает пугающую темноту и могильные плиты. В ступоре отстраняется, не веря своим очам, хлопает ими. Может, у него галлюцинации, и на самом деле Хес лежит в своей кровати в обнимку со своим парнем, но ощущения слишком реалистичные. — Вов? — Лёша оглядывается, смотрит на Братишкина, ожидая объяснений. — Что мы тут, блять, делаем? — А ты не помнишь? — Вова подходит ближе устраивает руки на талии, а тот попятился, думая, что услышит пояснений, да упёрся задницей в низенький заборчик, слава богу, без острых железяк. — Вов, я не понимаю… — растерянно бегая по лицу своего парня, Лёша сжимает губы и сжимается сам от контраста горячего языка на шее и холода от атмосферы места. — Не ты ли хотел потрахаться на кладбище? — этим ошарашивает Хеса и тот только смеëтся, не веря. — Не веришь, что ли? — Братишкин ухмыляется и устраивает ладони на тощих бёдрах, поддевая пальчиками кофту. — Это была просто шутка. — Шутка? И что? Тут всё равно никого нет. — младший ворчит, уже не церемонясь, гладит позвонки под тканью. — А не ты ли мне в примерочной и на стриме сосал, не ты ли дрочил мне в кинозале, говоря что хочешь присесть на мой член? М…? Что такого сделать это на кладбище? — Это другое. — Лёша нос воротит от манящих губ, сжимаясь всем телом. — Тут никого нет, даже ебучих приведений. — мазнув мокрыми устами по чужим, Вова прижался к нему ближе. — Ты точно ебанутый… — Хес тяжко выдыхает, и устраивает руки на вовиных плечах. — Согласен. — Братишкин целует его в шею, ведёт руками от поясницы до хрупких плеч и снова к бёдрам. Он переходит поцелуями на щеки, затем на губы и облизывает верхнюю, разнимая уста. Лёша хмыкает, прикрывая рот, сам поддаётся вперёд. Языки горячо сплетаются в узелки, затем медленно развязываются, проходясь по дëснам и нëбу. Старший выгибается от рук на спине и чуть ли не падает с тонкого заборчика, на котором уже неудобно сидеть. Поэтому Хес, отстраняется, вставая с железной изгороди. — Ты уже не против? — Вова скалится, прижимает одной рукой к себе, а другой — выводит полосы на плоском животе, вызывая у парня напротив определённо приятные спазмы. Хес не отвечает, только мычит, облизывает пересохшие губы, теребя в руках серебряную цепочку, после опускает ладонь на чужой пах, что опасливо натянулся в ширинке. Он хочет поскорее управиться с этим, на удивление, возбуждающим пиздецом и ласково гладит выпуклость. Кажется, ткань штанов в паху скоро разойдётся по швам. Может, сейчас парню некомфортно в таких брючках, но Лёша закусывает нижнюю губу и скребëт короткими ногтями по молнии. — Хочешь быстрее закончить? — Братишкин снова толкает его в забор, но на этот раз переворачивает грудью вниз. Высокая трава заросшей могилы неприятно чешет лицо, ноги от таких приятных чувств не держут и разъезжаются сильнее. Хес не знает, когда он успел согласиться, но действия Вовы ему чертовски нравятся, если бы не локация, где сейчас находятся парни, лобзаются и трутся друг о друга. Осознание того, что совсем рядом лежит тело какого-то человека, даёт понять, что идея так себе, да Братишкин водит ладонями по спине, находит худые бёдра, хватается за них и притирается. — Боже, выеби меня уже, — Лёша зажмуривается, кусает кулак и поддаётся навстречу чужому тазу. — знаешь, как-то не очень смотреть на чью-то могилу. — он поворачивает голову, а Вова ловит его губы своими, нежно сминая, будто ебля на кладбище это обычное дело. Хес не замечает, как Братишкин приспускает его штаны с трусами, обводя руками половинки. Он тает под умелыми руками, задницей ещё выразительнее виляя, хмыкает, когда сам вжимается в чужой член и в ответ получает тяжёлый выдох. Неожиданно младший наваливается на парня и шепчет что-то на ухо, да Лёша не слышит, он чувствует только холодную цепочку, что скользит по его дрожащей спине, и палец, медленно гладящий анус. Вова улыбается, надавливает сильнее, когда колечко мышц поддаётся и пропускает конечность, вынимает и целует в загривок. Ему нравится играться с Хесом, смотреть, как из-за какой-то похабщины его щеки краснеют, а из прелестного рта вылетают различные маты. Мужчина запускает руки под чужую футболку, водит по груди, животу, даже до шеи добирается, гладит челюсть и царапает выделяющиеся рёбра. — Заебал. — кряхтит Лёша, крепче схватившись за забор. — Ну-ну. — парень, заметив состояние старшего, что очень хочет конца, ибо ноги уже затекают, а дискомфорт из-за надгробия рядом постепенно вытесняет все приятные чувства, увереннее массирует отверстие, сплёвывая на палец, проникает. Кажется, рядом стоит тот самый призрак, чью могилу мужчины опозорили на всё кладбище. Но их вообще это не волнует. Они стонут в унисон от одних чувств, и Вова пыл свой сдержать не может и резче толкается по самые костяшки, в какой раз проезжаясь по простате, разводя пальцы в «ножницы», от чего Лёша вскрикивает не хуже того самого призрака, который пытается запугать мерзавцев. Когда два пальца без каких-либо усилий двигались внутри, и Хес выгибался, дрожа от слюнявого языка на шее и челюсти и от прикосновений к соскам. Братишкин вынимает из своей сумки презерватив, ехидно улыбается, смотря на сжимающуюся дырочку. Держа в одной руке презерватив, а другой расстëгивает пуговичку и ширинку, он спускает брюки со слипами до половины бедра, бережно раскатывает латекс по члену и выдавливает холодную смазку на анус — Леш. — Вова размазывает головкой влагу по отверстию, закусывая губу, хватается одной рукой за талию, другой — за плечо. — расслабься. В ответ тот мычит и блаженно прикрывает глаза, чувствуя, как пальцы перебираются к волосам, чуть-чуть тянут на себя, и вошедшую в горячее нутро головку. Братишкин не спешит, он медленно двигается, давая привыкнуть к такому пока неприятному ощущению. Хес дёргает плечами, ибо спина глубоко выгнулась и начала побаливать, а шаловливая ладошка в волосах сжалась в кулаке, кажется, сейчас клок выдернет. — Вов, можно. — будто какому-то псу крякнул Лёша, да Вова хмыкнул и с диким, животным желанием дёрнул за ранее уложенные лохмы, подмахнул бёдрами, тем самым резче насадив на член. Хес, сжав губы от неожиданного толчка, раскрыл глаза — он совсем не ожидал жёсткости. — Боже, Лёш… — Братишкин улыбается, гладит поясницу, надавливает, аж хруст позвонков слышно. Но гибкость Лёши ему чертовски нравится, и эти бёдра, идущие ему навстречу… Вова настырнее толкается, слыша скулёж Хеса, не может насытиться им: он целует его шею, щеки, челюсть, ласкает тощие бёдра, соски. Всё ему мало. Парень приспускает чужие штаны до колена, обхватывает член в кольцо из пальцев и водит большим по мокрой головке, от чего Лёша выдыхает в стоне, даже вязкую слюну глотать забывает, та по языку спускается, падая на густую траву. В заднице неприятно тянет, но член Братишкина точно попадает в комочек нервов, вдалбливаясь до слëз в чужих глазах и доставляя фантастическое удовольствие, которое рядом с минетом не стоит. От контраста грубых толчков и нежных движений по члену голова начинает кружиться и, если бы не крепкая рука Вовы, он точно свалился бы на острый гранит, через который пытается пробиться трава. Вскоре становится невероятно жарко, волосы липнут ко лбу, одежда к телу, а щеки раскраснелись словно помидоры, хоть ночью на кладбище и прохладно. Вова не жалеет Лёшу — тянет за волосы, безжалостно сминает и царапает нежную кожу на заднице, входит так яростно, что пошлые шлепки кожи о кожу слышаться, кажется, даже под землёй. Хес больше не может, он скулит несдержанно, прикрыв глаза, сжимает колени, чтобы хоть как-то удержаться на ногах, кусает припухшие губы. Братишкин у него все силы забрал, а взамен обхватил рукой его член, поглаживая головку и всю длину. Приятные ласки вкупе с толчками доводят Лёшу до оргазма. Парень изливается прямо на чёрную могильную плиту. Он сжимается всем телом, выпускает довольный стон, и это заставляет Вову закончить. Мужчина обмякает, прерывисто дышит, тоже опирается на заборчик и, когда приятное ощущение покидает тело, снимает презерватив с члена. — Лёш, а ты заметил, что эта могила неубранная? — Братишкин подтягивает свои брючки и еле-еле застëгивает пуговицу, затем гладит оголённые бёдра и хихикет, раздвигает заросли травы, читая: — «Николай Лебедев», оставим ему подарочек? — Долбоëб? — Хес молниеносно натягивает штаны, кривясь от боли в заднице и спине. — Пойдём отсюда. — Подожди… — хмыкнув, Вова вешает резинку, из которой каплями стекает сперма, на могилу и, хватая парня за руку, быстрым шагом направился к машине. Стало снова тихо. Вообще, на кладбище всегда глухо, по утрам даже птиц не слышно, только шелест травы от холодного ветра еле уловим. — Пидарасы ебанные. — Николай брезгливо оглядывает белые капли, что никак не может убрать, на своем надгробии и закрывает лицо руками, представляя, как другие призраки будут смеяться над этим недоразумением.