Свидание в день святого Валентина

— Как думаешь, они поняли, что я на самом деле не шутил? — Хм? — Сонни вопросительно выгибает бровь, переставая листать пальцем ленту Твиттера, и поднимает взгляд, свободной рукой похлопывает по бедру в приглашающем жесте; Лука, до этого замерший у кровати, наконец-то перестает дергать край белой футболки, с радостной улыбкой запрыгивает на мягкий матрас рядом с другим. Он сначала мнется, но в конце концов все же укладывает голову на чужие колени, потирается пару раз щекой о деним, укладываясь почти клубочком, когда между его ногами оказывается одна чужая, а руки сжимаются вокруг талии. — Про наше свидание в день Валентина, — поясняет Лука, прикрывая глаза; не хватает только виляющего пушистого хвостика и опущенных собачьих ушек. — Иногда и я не могу точно понять: шутишь ты в данный момент или нет, — Сонни проводит рукой по чужим волосам. Наталкиваясь пальцами на небольшой хвостик сбоку, он медленно стягивает резинку, с точностью в сто процентов кидая ее на стоящую рядом прикроватную тумбочку. Заколка со стуком приземляется рядом через пару секунд. — Может быть, после этого теги с нашей парой начнут пополняться контентом? — Минимум один клип мы обязательно увидим к утру. — И под ним точно соберутся комментарии о том, что я френдзоню свой чат, — Лука согласно мычит, посмеиваясь куда-то в бедро другого, пока тот сильнее тормошит волосы, почесывая ногтями кожу головы. — Впервые надеюсь на то, что кто-то пошутит насчет наших отношений. Типа, а у нас вообще есть название?       Чужой смех — лучшее, что могло случится в его жизни. — Сильно устал, да? — переводит он тему. — Если ты продолжишь так делать, то я точно усну, — Лука не отвечает полноценным согласием на вопрос, но в его фразе оно точно подразумевается. В любом случае, Сонни своими глазами может видеть его лицо: щеки слегка розовеют из-за недавнего трения о джинсы, нос дергается от растрепанных прядей, которые лезут в лицо, глаза прикрыты в сонливости и легком блаженстве, уголки губ медленно расплываются в еще большей улыбке, чем прежде. Лука рядом с ним, может быть, и доволен их текущим положением, но все равно устал. — Я хочу спать, но говорить с тобой — еще больше. — О чем ты хочешь поговорить? — Э-э, не знаю? — его голос с каждым словом становится все тише, он начинает похрипывать, но глаза продолжают упрямо прищуриваться, пытаясь тем самым не закрываться дольше, чем на пару коротких секунд. — Мне просто нравится слушать твой голос.       Сонни задумчиво мычит себе под нос. Рука скользит плавными движениями от макушки к затылку. Кончики ее пальцев дотягиваются до чуть горячего основания шеи, поглаживая маленькими кругами. Мягкие прикосновения к коже все же заставляют Луку прикрыть глаза — Сонни все равно может разглядеть фиалковый оттенок подергивающейся радужки из-под ресниц. Даже с почти закрытыми глазами тот продолжает вглядываться в его лицо, хотя это кажется довольно неудобным, учитывая их положение. — Мне тоже нравится слушать твой голос.       Кажется, слегка скрытые под тонкими прядями светлых волос уши краснеют. — Но... Давай лучше спать. Если не хочешь, чтобы мы проспали наше валентиново свидание.       Парень в ответ недовольно фыркает, но его хватка на талии и ноге спадает, давая молчаливое разрешение на любые действия по отношению к своему телу. Сонни выпутывает руку из плена прямых локонов, не забывая мягко похлопать по самой макушке. Он приподнимается с подушки, приспускает ее и поправляет, придвигая ближе к середине кровати; вторая поддается точно таким же махинациям. Лука уже не следит за его движениями, окончательно закрыв глаза, но не заснув — мирно ждет — совершенно на него не похоже, да какая разница? Спустя секунду две руки прижимаются к его плечам, перемещаются ниже, чтобы оказаться на талии. Его тело в тот же миг приподнимают, утаскивая выше по плоскости матраса. А когда вновь отпускают, голова с тихим звуком плюхается на одну из недавно передвинутых и «взбитых» подушек. Сонни хватает край одеяла на своей стороне, прежде чем тоже лечь, быстро накрывая тем сразу обоих. — Мой сенпай такой милый, когда сонный. — Pog, — бурчит смущенный Лука свое излюбленное слово куда-то в подушку. Сонни продолжает хихикать над ним, притягивая чужое тело ближе к своему. — Мой кохай слишком красноречив. — И когда краснеет, мой сенпай — тоже милый. — Если бы ты вел себя всегда со своим чатом так же, как со мной, — его голос приглушен из-за одеяла и того, что он начинает прижиматься не только щекой к подушке, но и лбом к мягкой ткани футболки на груди другого, — Тогда поток из «tskr» никогда бы не заканчивался. — Я люблю свой чат больше всего на свете! — Неужели даже больше меня, мистер Бриско? — палец тыкается Сонни в щеку, на что тот слегка дуется. Он отодвигает ладонь от себя, захватывает ее в плен собственных пальцев. — Если ты просто хочешь, чтобы я признался тебе в своей безграничной любви, — их лица медленно сближаются, — Нужно только попросить об этом, Ка-не-ши-ро, и я скажу тебе все, что захочешь, — он слегка ослабляет хватку, чтобы нежно переплести пальцы их рук. — Я могу говорить о том, как люблю тебя, хоть целые дни, без малейших остановок. Знаешь, я никогда не против совместных стримов, например, как у Фулгура и Уки? Это было бы удивительным и очень резким изменением, если бы мы тоже держались за руки, не находишь, Лука-Сенпай? Ох, как бы все отреагировали, если бы узнали, что из всех возможных, встречаемся именно мы? Может, начать чаще шутить?       Лука внезапно выдергивает свою ладонь из другой, перемещая ее на лицо Сонни, тем самым затыкая. — Х-хватит, — как бы сильно он не пытался быть уверенным, его голос подрагивает. Нервные смешки — всегда были признаком явного смущения у Луки Канеширо. — Разве ты не сказал, что тебе нравится мой голос, сенпай?       Резкое движение, и, вот: Лука уже развернулся к Сонни спиной, укрываясь одеялом по самую макушку. — Я передумал. Я сплю.       Секунда, и он разражается громким смехом. Пытаясь утихомирить свой пыл веселья, Сонни сжимает тело-клубок рядом руками, сцепляет пальцы в замок где-то на талии, утыкаясь носом между подрагивающих лопаток: Лука изо всех сил пытается сдержать точно такой же яростный смех, который так и просится выйти наружу.